Грех и шоколад

К. Ф. Брин, 2018

Жизнь Алексис не балует – тесная дешевая квартирка, много низкооплачиваемых работ и необходимость скрывать силу своей магии в Сан-Франциско, которым правит могущественный и жестокий полубог Валенса. Киран, сын Валенса, обладает властью и богатством, которые и не снились простым смертным, но вместе с тем он отчаянно скучает по погибшей матери и втайне жаждет отомстить отцу за ее смерть. Их случайная встреча изменит жизнь каждого: Алексис узнает истинную природу своей магии, а Киран получит неожиданное преимущество в своей тайной борьбе с отцом. Вот только… смогут ли они справиться с внезапно вспыхнувшим желанием и остаться в живых?

Глава 5

Алексис

— Как прошел день? — спросил Фрэнк, когда я вставляла ключ в замок своей входной двери. Редеющие волосы, зачесанные поперек, плохо скрывали его розоватую лысину. Поджатые губы Фрэнка с вечно опущенными уголками выглядели не более чем тонкой полоской; водянисто-голубые глаза обрамляла дряблая кожа.

Я привалилась к двери; настроения выслушивать пустую болтовню Фрэнка у меня определенно не было.

— На самом деле довольно хреново, — я вытерла со лба влагу. Вокруг нас клубился и кипел туман. Август — один из худших месяцев в Сан-Франциско. Валенс, Полубог, стоящий на вершине нашего магистрата, умеет управлять погодой, но абсолютно не заботится о двойных и не-магических зонах.

— Во время ленча какой-то богатый красавец преследовал меня по всему торговому комплексу…

— Звучит неплохо, — перебил меня Фрэнк. — Для такой симпатичной девушки, как ты? Богатый красавец — именно то, чего ты заслуживаешь.

Фрэнк совершенно утратил представление о том, как устроен мир.

— Ты, должно быть, пропустил слово «преследовал», но, конечно…

— Мы не называем это «преследованием», дорогуша, скорее уж — «проявил интерес». Тебе надо немножко изменить свое восприятие, вот и все.

А может, Фрэнк просто ненормальный.

— Что я говорила насчет того, чтобы называть меня «дорогуша», Фрэнк?

— Вот видишь, в этом-то и дело, — он погрозил мне корявым пальцем. — Ты слишком колючая. Тебе нужно немного расслабиться и смягчить требования, если ты надеешься когда-нибудь заполучить мужа.

Я рассмеялась, и проходящая мимо по тротуару женщина с коротко стриженными волосами бросила на меня настороженный взгляд.

Успокоившись, я вновь занялась анализом ситуации. Лучше всего не высовываться. Не-магическое правительство не может изгнать меня из этого района, потому что здесь зона двойного сообщества, а я, скорее, все-таки ближе к магам, но если все чеширы объединятся, то могут превратить мою жизнь в ад, и у меня просто не останется иного выхода, кроме как уйти. А такой вариант я позволить себе не могу.

Свои странности лучше держать в секрете.

— Муж — это последнее, чего я хочу, Фрэнк, — прошептала я, поворачивая ключ в замке. — Я и так уже забочусь о двоих, и третий мне не нужен.

— А. — Фрэнк кивнул, будто все вдруг обрело для него смысл. — Одна из тех феминисток, что сжигают лифчики? Тебе не нужен мужчина. Тебе хочется бунтовать. Понимаю.

— Неужели?

Я прислонилась к двери, улыбаясь. По неизвестной мне причине оторванность Фрэнка от жизни забавляла меня.

— Конечно, конечно. Женская свобода. Сжигание флагов. Позорище.

— Нет. Это совсем другое.

Он отмахнулся:

— Однажды, когда ты поймешь, что мир вокруг суров, ты придешь в себя и захочешь, чтобы мужчина заботился о тебе.

— Ну, если ты знаешь какого-нибудь богача, который и впрямь хочет заботиться обо мне, или хотя бы умеет пользоваться словами, а не наводить на меня жуть всепроникающими взглядами, пришли его ко мне, ладно?

— Возможно, ты упустила свой шанс. Ну, там, в торговом центре.

— Тот парень не хотел заботиться обо мне, Фрэнк. Он хотел напугать меня. Или… на самом деле теперь, когда я думаю об этом, я сомневаюсь, какова была его конечная цель. Но он определенно не собирался сделать мне предложение и забрать с собой, подальше от этой очаровательной жизни.

— Ну вот, все не так уж и плохо.

Фрэнк протянул руку, чтобы потрепать меня по подбородку.

— Прекрати. Никаких прикосновений, помнишь?

— Точно, точно. — На лице Фрэнка мелькнуло замешательство. — Никаких прикосновений, точно.

— Короче, — моя рука легла на дверную ручку. — Я опоздала на работу и босс вынес мне предупреждение. В следующий раз меня уволят.

Фрэнк пристально разглядывал собственные ботинки.

— Никаких прикосновений, нет… Где я?

Поморщившись, я повернула ручку. Ну вот, у Фрэнка опять началось. Теперь он отправится домой, чтобы побыть в одиночестве, где, к великому негодованию своих сожителей, примется передвигать что попало и открывать дверцы всех шкафов.

— Увидимся, Фрэнк, — кивнув ему, я проскользнула к себе.

Мордекай сидел на потертой тахте, завернувшись в свои разношерстные одеяла. При моем появлении он оторвался от книги и улыбнулся, демонстрируя ровные белые зубы, которыми я всегда гордилась. Я неустанно донимала его, заставляя поддерживать перламутровую белизну в отличной форме — с тех самых пор, как взвалила на себя эту ношу. На смуглом лице искрились счастьем светло-карие глаза, создавая воистину разительный контраст. Он будет настоящим красавчиком, когда коварное путешествие через пубертатный период наконец закончится.

Прежде чем закрыть книгу, он вложил между потрепанных страниц закладку.

— Какой у нас сегодня урок? — спросила я, бросая свою торбу на маленькую стойку у двери.

— Я читаю очень интересную книгу о деревьях. Ты знала, что они способны общаться друг с другом?

— Неужели? — Ключи звякнули, упав в вазочку возле сумки. — При помощи языка жестов, качая ветвями?

— Они общаются посредством грибков в почве.

Я сбросила туфли, оставив их у двери, в аккуратном рядке другой обуви, и прошла по облезлому ковру в крошечную кухоньку с обшарпанным линолеумом, главным украшением которой служил растрескавшийся разделочный стол со столешницей в цветочек.

— Так это правда? И что же они говорят друг другу?

Я услышала, как он крякнул, вставая. Потом его скелетообразная фигура ввалилась на кухню следом за мной. Вязаная шапочка прикрывала его кудри, выпадающие прямо-таки клочьями. Если бы я могла толком запастись антиметаморфозной сывороткой, телу его не пришлось бы постоянно бороться с магией оборотня, рыскающей в его генах.

Мордекай — редкий случай среди оборотней. В нем достаточно магии для превращения, но его человеческая часть воспринимает ее как вирус. Выброс магии, требующейся для метаморфоза, переключил бы его организм в режим защиты, повергнув парня в шок. Вот почему он никогда не трансформировался.

К счастью, у него достаточно сил, чтобы не оборачиваться даже в полнолуние, но внутри него постоянно бушует война, истощая его энергию и провоцируя другие болезни. Оборотни способны исцеляться поразительно быстро в своей звериной форме — и отчасти в человеческой, но это свойство сейчас разве что поддерживало в мальчике жизнь. И ничуть не смягчало боли.

Вот тут и вступала в дело сыворотка.

Не столь сильные оборотни применяли ее, чтобы контролировать желание измениться в неподходящее время, особенно при полной луне. А в случае Мордекая сыворотка притупляла реакцию организма на магию, унимая внутреннюю борьбу и снимая боль. Не всю, но значительную ее часть.

К несчастью, лекарство было немыслимо дорогим, и, не имеющие магической страховки, мы частенько сидели без инъекций неделями, прежде чем мне удавалось заполучить новую дозу.

Раз я обратилась к стае оборотней, из которой он был родом, умоляя о помощи. С тем же успехом я могла бы просить умирающего от голода поделиться стейком. Нынешний альфа стаи просто не стал меня слушать. Он захватил власть после смерти отца и матери Мордекая, и, естественно, не хотел рисковать: а вдруг их ребенок вознесется и украдет его мантию.

Я объяснила, что прошу не о довольно опасной медицинской процедуре, которая полностью излечила бы Мордекая (это уж слишком), но лишь о непрерывных поставках антиметаморфозной сыворотки, которая поддерживала бы его здоровье (мечтай о малом). Бесполезно. Оказывается, непосредственное убийство ребенка не одобрялось, а вот позволить природе идти своим путем считалось вполне приемлемым.

Гребаные оборотни.

Потом я обратилась в офис местного Полубога.

Мне сказали, что это проблема оборотней и посоветовали пойти к ним. Я объяснила, что уже ходила, и мне ответили: «Что ж, похоже, его судьба предрешена».

Гребаные Полубоги.

И вот мы здесь. Забились в щель между двумя сообществами, просто пытаясь оставаться в живых.

Я натянуто улыбнулась, пытаясь спрятать страх и печаль, переполняющие меня.

— Значит, посредством грибков, да? Круть-жуть.

Он уселся за круглый столик, пристроившийся на границе между гостиной и кухней:

— Говоришь, как твоя матушка.

Я нахмурилась:

— Не зарывайся, чувак.

Его беззаботный смех согрел мою душу.

— Как прошел день? — спросил он.

— Нормально. — Ни к чему его волновать. Едва ли у него столь же регрессивный взгляд на преследования, как у Фрэнка, и он будет винить себя за то, что я опоздала на работу, когда я покажу ему одеяло, а это испортит сюрприз. — А у тебя?

— Отлично. Прибрался немного в перерывах между уроками.

— Да. — Я окинула взглядом крошки, усеивающие желтоватую столешницу, а также груду грязных тарелок и прочих столовых приборов в раковине. — Я видела обувь.

— На большее меня не хватило.

Я кивнула. Острая боль пронзила сердце. Наверное, мне следовало просто отдать ему свое одеяло. В конце концов, в Сан-Франциско не так уж и холодно. Это не убило бы меня, зато тридцатку можно было бы отложить на лекарство.

Тридцать баксов — из четырехсот пятидесяти. Именно столько стоит сыворотка.

— Как тебе эта онлайн-школа? Лучше, чем прошлая? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно.

— Немного. Но все равно они малость тормозят.

— Или просто ты слишком сообразительный.

Он ухмыльнулся и пожал плечами.

— Значит, теперь вы изучаете деревья? — Я пошарила в холодильнике, выбирая то из еды, что вот-вот испортится. Не такой уж я великий кулинар — зато человек творческий. Дайте мне несколько продуктов и, какими бы странными они ни были, я сварганю из них ужин. Я училась у лучших и у меня была куча практики.

— Да. Сперва деревья, потом океан.

— А ты продолжаешь заниматься историей?

Он уперся локтями в стол, и улыбка его погасла:

— Я не отстаю, но…

— Ты должен продолжать.

— Почему? Она в основном касается чеширов.

— Не следует употреблять данное слово. Это невежливо.

— Ладно, неважно, но вся эта чушь в книгах — о них. Маги вышли на свет лишь сто лет назад, хотя существуем мы столько же, сколько и люди. Почему же я не могу почитать нашу историю?

— Можешь. И должен. Но тебе нужно знать и ту и другую, помнишь?

— В магических школах не преподают людскую историю…

— Еще как преподают.

— Только в старших классах, да и то самое необходимое.

— Потому что они — спесивые ушлепки. Тебе нужно досконально разбираться в нашем мире, Мордекай. А его понимание включает в себя и человеческую историю.

Он разочарованно вздохнул:

— Лааадно.

Возможно, он и самый милый ребенок на планете, но все-таки он подросток. Я лично уже не помню, как долго длится пубертат, но, очевидно, пятнадцать — еще не предел. Жаль.

— Что у нас на ужин? — спросил он, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула.

— Понятия не имею. Просто рассматриваю все эти вкуснейшие ингредиенты.

— Твоя гримаса говорит о том, что ты лжешь.

А то я не знаю. Я вообще не большой поклонник овощей, но половину из того, что лежало передо мной, я просто ненавидела. Того, кто вывел брюссельскую капусту, следовало бы расстрелять.

Но нищим выбирать не приходится. Уна из магазина «Все от природы», не-магическая обитательница нашей «щели», обустроившая себе вполне пристойную жизнь, любезно снабжает меня некоторыми продуктами и другими предметами первой необходимости. Это куда лучше, чем голодать.

— Нарезать что-нибудь? — Мордекай выпростал руки из-под одеяла, которым обмотал плечи.

— Да, — я вытащила из нижнего ящика несколько картошек. — Займись этим, ладно?

Передняя дверь хлопнула так, что задребезжали стекла.

— Этой скотине лучше вернуть мои деньги!

— Дейзи дома, — пробормотал Мордекай, потянувшись за овощечисткой.

— Господи. Что это с ней?

Я принесла разделочную доску, овощечистку и нож, и в этот момент мимо пронеслась крошка-Дейзи со сжатыми кулаками.

— Скотина, очевидно, должна ей денег, и она хочет их получить, — «объяснил» Мордекай.

Я сурово зыркнула на него:

— А ну-ка без брани.

— Ты сама все время бранишься.

— Это потому, что я взрослая грубиянка — и владелица крыши над твоей головой. Делай, как я говорю, не делай, как я. — Я выглянула из кухни в короткий коридор, ведущий к двум спальням. — Дейзи?

Дейзи вновь появилась в дверях их общей с Мордекаем комнаты — и шагнула ко мне с блокнотом в руках. Красные пятна покрывали ее фарфоровое кукольное личико. На вид она была милейшим ребенком — но являлась при этом весьма яркой личностью.

— Мне нужен твой телефон, Лекси. У меня все разряжено.

Она остановилась передо мной, требовательно протянув руку.

Я не шевельнулась, пристально глядя на нее.

Она театрально вздохнула:

— Что?

— Что ты хочешь сказать этим своим «что»?

Развивать тему я не стала. Она, как и Мордекай, пребывает в гормональном аду. В самом пекле. Четырнадцать конфликтовали в ней с пятьюдесятью, а те — с девятью. Она воевала с собственным телом и собственной женственностью. Не-маг, она оказалась втянута в систему еще малышкой, когда ее мать умерла от передозировки героина. Перескакивая из одной приемной семьи в другую с остановками в детских домах, она подвергалась унижениям и избиениям, ее игнорировали и о ней забывали — пока в десять лет она не сбежала.

Я наткнулась на нее, когда она предлагала себя бездомному парню, обитающему в коробке, в обмен на еду и место для ночлега. Ей было десять. Голод толкает человека на крайности.

Благодаря мне она все еще девственница. Так же благодаря мне в не-магической зоне она считается пропавшей без вести и, предположительно, погибшей. Она живет в щели между сообществами вместе с нами, потому что ей некуда больше податься. Если только она не хочет, чтобы ее вернули в систему до того, как ей исполнится восемнадцать.

А это — только через мой труп.

Итак, вот мы здесь. Безответственная я и два подростка, маг и не-маг, оба с проблемным прошлым. Могло быть и хуже.

— Ладно, вот как дело было, — Дейзи подбоченилась. — Я продала тому парню травку, так? И…

— Так, тут и остановись, — я вскинула руку. — Продавать наркотики — нельзя.

Она закатила глаза:

— Это была не настоящая травка. Эй? Думаешь, я настолько тупая?

— Ты и впрямь хочешь, чтобы я ответила?

Если бы я была стенкой, под ее взглядом с меня слезла бы вся краска.

— Это был просто пучок всяких сорняков. И, прежде чем ты спросишь, кокс на самом деле — мука.

— Нет.

Я схватила ее за руку и потащила в кухню.

— Эй, стой!

Она попыталась вырвать руку, но держала я крепко, и в итоге поставила ее перед судьей и присяжным.

— Расскажи-ка Мордекаю, чем ты занимаешься.

— Я слышал. Дом у нас не слишком большой.

Мордекай сосредоточенно водил овощечисткой по картофелине.

— Продолжая разговор, я скажу, что продажа поддельных наркотиков еще хуже продажи настоящих наркотиков.

Я подбоченилась.

Мордекай медленно кивнул, а Дейзи агрессивно скрестила руки на груди.

— Согласен, — паренек продолжал мерно чистить картошку.

— Сбыт поддельной дряни может привести к скверным последствиям — например, к сломанным костям или пробитой голове, — продолжила я.

— И это неправильно с точки зрения нравственности, — добавил Мордекай.

— Верно, — я кивнула ему. — С точки зрения нравственности. Вот веская причина не делать этого. Плюс — не забываем о пробитой голове.

Я уже говорила, что я безответственная. Справедливости ради замечу, что моя мать была ничем не лучше, но со мной-то в итоге все путем… с учетом обстоятельств.

— Так или иначе, тебе нужно остановиться, — я повернулась к Дейзи. — Тебе нельзя ввязываться ни во что противозаконное. Сама знаешь. Держись подальше от неприятностей.

Рот ее приоткрылся, а глаза расширились — как будто перед ней стояла самая слабоумная персона на свете.

— Денни должен мне двести баксов. С тем, что у нас уже есть, мы могли бы достать сыворотку Голлуму.

Мордекай закатил глаза, что проделывал крайне редко:

— Я не должен был разрешать ей смотреть «Властелина колец».

— Правда? Ты каким-то образом заведуешь фильмами, которые я смотрю, Саурон?

Дейзи вскинула подбородок, видимо, подчеркивая сарказм своих слов. Тело подростка умеет говорить весьма красноречиво.

— Погоди… что? — Меня очень легко отвлечь.

— «Морд-екай» начинается так же, как «Морд-ор», — сухо пояснил Мордекай, отодвигая от себя кожуру и придвигая к себе разделочную доску.

— Э, неужели? Посмотри, какой беспорядок ты устроил.

Дейзи шагнула к стойке, шлепнула на нее блокнот, схватила тряпку, смахнула со стола очистки в собственную ладонь и швырнула их в мусорное ведро.

— Не могу я сейчас стоять над раковиной, — парировал Мордекай, опускаясь — как ему часто приходилось делать — до уровня ее зрелости. А подняться потом, честно говоря, было трудновато. — Ты же видела, что со мной было. И очистки следует бросать в бачок для органических отходов.

— Все равно все окажется в земле…

— А что с тобой было? — я повернулась к Мордекаю.

— Он запутался в собственных ногах и шлепнулся носом вниз, — Дейзи снова цапнула свой блокнот. — Серьезно, Лекси, я все продумала. Денни — полный кретин. Он будет курить и думать, что это клево. Я бы сказала, что покурю вместе с ним, чтобы поддержать его кайф. Я решила, что… Перестань качать головой! Я решила, что буду делать что-нибудь странное — ну там хохотать как психованная, и у него останутся хорошие впечатления. Я бы даже поцеловала его. Это заняло бы его мысли — Лекси, серьезно, перестань качать головой! Это хороший план. Нашему парню нужна сыворотка. Его кашель сводит меня с ума.

— Трогательная речь, — однако сухой голос никак не вязался с мягким взглядом Мордекая. Проявлять слишком много сочувствия к Дейзи нельзя — как и ко мне, только по совершенно другим причинам. Там, где я разрыдаюсь и буду всеми силами стараться остановить поток слез из-за тревоги за детей, она просто оцепенеет, не в состоянии разобраться с эмоциями. У нее нет моего опыта. Жалости она навидалась вдоволь, и противостоять гневу умеет мастерски, а вот искреннее сострадание ошеломит ее, заставив глупо моргать.

Все у нас наперекосяк.

— Нет, нет и нет, — я вновь покачала головой. — Твердое нет. Ты не будешь продавать поддельные наркотики — и, если уж на то пошло, и настоящие наркотики — кому бы то ни было, и, безусловно, не станешь предлагать никому сексуальные услуги. Я достану деньги. У меня есть план.

— Ты всегда говоришь, что у тебя есть план. Работать и экономить — это не план, — Дейзи зыркнула поверх блокнота. — Отлично. Я не стану продавать поддельный кокс. Все равно я не представляю, как бы это происходило. Но поддельная травка — дело верное. И это не сексуальные услуги, не гони. Он милый. Я бы своего добилась.

— Не будешь ты ничего добиваться. Ты еще слишком молода. Или нам нужно еще раз поговорить о сексе?

Лицо ее омрачилось:

— Я говорила, что поцеловала бы его. О сексе речи не шло.

— Ты плохо владеешь сексуальным жаргоном, — пробормотал Мордекай.

— Заткнись. Как будто ты владеешь.

— Ладно, ладно, — я вскинула руки. — Довольно. Дейзи, никаких подделок, никакого вымогательства денег за поцелуи. Имей хоть немного самоуважения.

— У меня куча самоуважения. А еще я чертовски хорошо целуюсь. И за это дерьмо следовало бы платить.

— Нет. Прекрати. — Я раздраженно уставилась на нее. — Никаких ругательств. Никаких денег за поцелуи. Просто «нет» — и все. По всем направлениям. Я же сказала, что достану деньги.

Из горла Дейзи вырвался звук, очень похожий на рычание. Потом она шагнула к ящику со всяким барахлом, извлекла из него ручку и принялась яростно вычеркивать что-то в своем блокноте.

— Перестань топать, у меня от этого болит голова, — проворчал Мордекай.

— И еще… — Я подняла указательный палец. — Я твердо уверена, что вам, ребята, не стоит обсуждать всякую сексуальную чушь. Правильно? Вы еще слишком молоды.

— О Господи, ты совсем не разбираешься в воспитании, — вздохнула Дейзи.

— Да. Знаю. Вот почему вы двое должны мне помочь. Потому что — внимание, спойлер! — я на самом деле вам не родитель.

— Мы не дети, и мы видели слишком многое, чтобы теперь нас укрывать и отгораживать. — Мордекай всегда был голосом разума. — И не волнуйся, твоя мать, упокой Господи ее душу, была ничуть не лучше.

Именно моя мать приютила Мордекая, когда ему было пять. Пошла на местный рынок, чтобы украсть еду, а вместо этого спасла загибающегося от голода мальчишку. И пока она не умерла — шесть лет назад, от нераспознанной внутренней инфекции, — он жил в моей тесной комнатенке.

— Спасибо за попытку, — сказала я, возвращаясь к овощам, — но ей каким-то образом удавалось содержать трех приблудышей и собственную дочь на мизерную зарплату. А я едва могу прокормить вас, парочку неблагодарных.

— Кажется, ты забыла, что начала вкалывать, будучи не старше Дейзи. У нее было две мизерные зарплаты. — Мордекай грустно улыбнулся. — Но я скучаю по Джейн и Эдди. Интересно, чем они занимаются? Давненько мы о них ничего не слышали.

Джейн и Эдди, мои ровесники, оба достаточно взрослые, чтобы жить самостоятельно, ушли после кончины моей матери. Они тоже работали, но мать настояла на том, чтобы они копили свои деньги, чтобы у них был хороший старт, когда они упорхнут из курятника.

— У них у обоих семьи на Среднем Западе. Они при деле.

Я вымыла эту чертову брюссельскую капусту.

— А когда ты собираешься остепениться и завести семью? — поинтересовался Мордекай.

— Не волнуйся, Сэмуайз. Господин никогда не покинет нас. Никто на нее не позарится.

— Ну… я могла бы уйти, — проворчала я.

— Ладно, отлично, — Дейзи что-то чирикала в блокноте. — Отлично. Никаких продаж поддельной наркоты. Тогда я просто приму его предложение нелегально поработать в их семейной ветеринарной клинике. Неохота мне убирать собачьи какашки, но я, пожалуй, справлюсь.

Я застыла, охваченная виноватым возбуждением:

— В твоем возрасте рано работать.

— Дети моего возраста не работают, потому что обычно учатся в нормальной школе. А поскольку я не хожу в нормальную школу, потому что мое сообщество считает меня пропавшей без вести и, по-видимому, погибшей, а онлайн-уроками можно заниматься в любое время, я могу просто перенести учебу на вечер или ночь, когда не работаю. Мое общение ограничено. У меня есть время на все это дерьмо. Как и у вас, ребята.

Тут она права. Мордекай обречен на отшельничество из-за своего состояния, Дейзи — из-за своего положения, а у меня нет денег на то, чтобы куда-то выйти и с кем-то встретиться. Вершина моего «общения» — местный бар, набитый изгоями, владелец которого, мой бывший парень, который знает, насколько я бедна, и которому нравится помыкать мной, ставит мне выпивку. Его жалость отдавала прокисшим пивом. То, что я его бросила — самый умный поступок в моей жизни.

Дейзи швырнула блокнот на стол и схватила лежавший передо мной болгарский перец.

— Решено. Очень скоро мы избавимся от вынужденного вегетарианства.

— Не думаю, что это бомба, — раздался крик от входной двери. — Но на всякий случай стоит проявить осторожность.

Я охнула и привалилась к стойке. Чертов Фрэнк. Хоть бы он нашел себе какое-нибудь другое место, чтобы околачиваться там постоянно.

— Выглядит довольно безобидно… — Голос Фрэнка звучал приглушенно, но я все равно слышала его сквозь стук ножей Мордекая и Дейзи. — Значит, в конце концов, для тебя все-таки есть надежда. Он бы тебе подошел. Сильный, решительный. Он будет хорошей парой для тебя, если ты позволишь кому-нибудь позаботиться о себе.

— Что с ним опять такое? — пробормотала я, борясь с желанием пойти к двери и проверить.

— Что? — не поняла Дейзи.

— Это Фрэнк? — Мордекай бросил нож рядом с нарезанным картофелем.

— Лучше тебе выйти и взять это, пока никто не стащил это с твоего крыльца. Я, конечно, присматриваю, но никогда не знаешь наверняка, — продолжал Фрэнк.

— Да, это Фрэнк, — сказала я.

— Фу, дрянь, — Дейзи покачала головой.

— Однако я не вижу никакой записки, — вопил Фрэнк, явно желая, чтобы его услышали. — Его привлекает роль тайного обожателя. Что ж, не стану портить ему сюрприз. Выхожу из игры, как говорят дети.

— Они так не говорят, — пробормотала я, проигрывая битву с любопытством и направляясь к двери.

— Что говорят? — переспросил Мордекай.

— Не подливай масла в огонь, — буркнула ему Дейзи.

Сделав несколько шагов, я увидела Фрэнка, торчащего на крыльце спиной к дому и вертящего головой из стороны в сторону — он стоял на страже.

— Что за…

Слова застыли у меня на губах. Я оторопела.

Чуть в стороне, за побуревшим кустом, стоял открытый коричневый пакет с надписью на боку: «Все для дома». Внутри лежало то самое утяжеленное одеяло, на которое я облизывалась. То самое, которое было слишком дорогим для меня, чтобы всерьез думать о покупке.

Потрясающе красивый маньяк-психопат, преследовавший меня, купил одеяло для больного ребенка.

Слезы затуманили мое зрение, а благодарность растопила сердце.