Шестнадцать способов защиты при осаде

К. Дж. Паркер, 2019

Приближается осада, и у города очень мало времени, чтобы приготовиться. Нет еды, нет оружия, а противник поклялся вырезать всех, кто остался за крепостными стенами. Чтобы спасти город, нужно чудо, но у местных жителей, так получилось, есть только Орхан. Полковник инженерной части, он больше сведущ в постройке мостов, чем в битвах, а еще он – вор и лжец, к тому же по самым разным причинам не слишком любит собственное командование. В общем, идеальный кандидат для такой работы. Ведь история далеко не всегда плод великих и благородных дел. Иногда приходится тяжело поработать и кое-кого обвести вокруг пальца.

5

Мы вернулись в Какодемон после семи недель отсутствия. За это время ситуация порядком изменилась.

Я недооценил адмирала Зонараса. Никогда бы не подумал, что ему удастся найти пиратов. Но он это сделал. Он собрал достаточно амуниции, чтобы запустить три из пяти эскадрилий Третьего флота, и направился к Колоннам. Небольшая поправка: не он нашел пиратов, они нашли его. Они, должно быть, собрали все корабли на севере; даже в этом случае Зонарас превосходил их числом вдвое, и его галиоты должны были прорваться сквозь них как кулак сквозь слоеный торт. Но пираты развернулись и дали деру. Зонарас поплыл за ними прямо в узкий пролив между Колоннами; его корабли держались друг к другу так близко, что можно было безбоязненно прыгать с палубы на палубу. Как раз в тот момент пираты подожгли дюжину бесполезных старых барж, груженных хлопковыми отходами, ламповым маслом и мукой, и запустили прямо к флотилии Зонараса. Ветер дул в нужную сторону — пламя распространилось по имперским кораблям быстрее, чем бежал среднестатистический юнга. Флагманский корабль и еще трое сумели выбраться и уйти. Остальные прогорели до самой ватерлинии менее чем за полчаса. Течение в тех краях отвратительное, не самое подходящее для плавания. Пираты подобрали пару сотен выживших — и только.

Очень плохо. У нас все еще имелось в достатке судов, зато — ни парусов, ни снастей, ни якорей, ничего к ним. Величайшая морская держава из всех, когда-либо виденных миром, теперь находилась в таком положении, что не могла спустить на воду ничего крупнее плоскодонки, пока не починят маяк на Лестничных скалах и не выведут Первый флот с другой стороны пролива. Кстати, об этом: шердены нанесли на маяк повторный визит, там вырезали ремонтную бригаду в полном составе и утопили огромную кованую люльку, полную горящего масла, дающую пламя, позволяющее осветить безопасный проход через пролив. Интересное развитие событий — не хватило квалифицированных инженеров, дабы установить ее, выровнять и откалибровать из-за того, что какой-то идиот увел весь свой корпус в глушь, перекинуть дурацкий мостик.

Если что, мне и впрямь было стыдно. Мы торопились вернуться, но не осмелились идти морем — и преодолели долгий марш. Маяк находился на дальней стороне пролива. Я чувствовал себя так, будто играю в шахматы против кого-то, кто действительно знает эту игру. Против Империи орудовал недюжинный ум — не та вещь, которую ожидаешь найти, имея дело с…

Ну да. С млеколицыми. В общем, нас отправили чинить чертов маяк. Стоит ли говорить, что мы к нему так и не подобрались?

Мы одолевали длинный подъем к точке Мелиас, когда увидели всадника, мчащегося к нам по склону. Я увидел, как он покачивается в седле, и подумал, что он, должно быть, пьян. На нем была моряцкая фетровая шляпа — но такую можно купить в любом баре. Едва он подобрался поближе, я увидел, что его правая рука прижата к животу.

Моряк моряком, рукой он держал живот, чтобы серые клубки кишок не выпали у него из брюха. И лицо у него было кишкам тем под стать — пепельно-серое. Мы попытались помочь ему слезть с лошади, но он все кричал зачем-то, чтобы мы от него отошли.

— Успокойся, приятель! — сказал я ему. — Среди нас есть врачи.

— Нет времени, — мотнул всадник головой. — Слушайте!

Пришлось послушать.

Надвигался шторм, поэтому флот остановился в Рикасе. Капитаны отправили людей на берег — морскую соль те глотали уж несколько недель кряду. Сразу после восхода солнца нашего гонца разбудили громкие крики и беготня. Поднявшись с койки, он глянул на гавань — и обомлел. Шел проливной дождь, и небо было алым: его флотилия полыхала. Он понятия не имел, кто тому виной, и у него не было возможности выяснить; кто-то, чьего лица он не разглядел, рубанул его саблей и оставил умирать. Он потерял сознание, а когда пришел в себя, повсюду были мертвые тела. Каким-то образом он нашел в себе силы вскочить на ноги и двинуться вперед, и странная удача вывела его к лошадке, оседланной и взнузданной, щипавшей травку на низком пригорке. От напряжения в процессе посадки на лошадь внутренности полезли наружу, но он решил — хрен с ним, и поскакал прочь так быстро, как только получалось. Он понятия не имел, как долго ехал, а потом наткнулся на нас — и потом он умер.

Храбрый человек. Не скажу, что на его месте предпринял бы и половину того, на что сподобился он. Как можно догадаться, все мы были ошеломлены. Долгое время никто не разговаривал, потом Нико принялся болтать о горящих кораблях. Я велел ему заткнуться и вести себя так, будто ничего не случилось, — мы были на глазах у ребят, а солдат не должен слышать плохих вестей ни от кого, кроме командира.

Мы похоронили моряка под грудой камней, а затем я отправил вперед на лошадях двух своих наиболее смекалистых молодых лейтенантов.

— Выясните все, что сможете, — велел я им, — но что бы ни случилось, нельзя, чтобы вас увидели.

Остальным я приказал организовать привал и проверить боекомплекты — хоть какое-то отвлечение.

Парни вернулись среди ночи. Они выглядели испуганными до смерти. Они проехали по прибрежной дороге до… уж не упомню докуда, но суть в том, что долина им явилась как на ладони и со стороны Рикасы дым валил валом. Они попытались решить, как лучше спуститься туда, когда увидели группу всадников, проскакавших под самым горизонтом — примерно в семидесяти ярдах от них. Наскоро сойдя с дороги, они провели лошадей через заросли утесника и папоротника, прошли по дороге примерно на полмили вниз и как сумасшедшие поскакали назад к колонне. Они сказали, что не очень хорошо разглядели всадников, но сошлись в одном — это были млеколицые и они были в доспехах.

Инженерный корпус — полноправная часть имперской армии, но насчет собственной боеспособности мы не обманываемся. Мы носим оружие, которое в основном используем для того, чтобы вскрывать ящики и пугать гражданских, но в Корпусе все согласны, что, если имперцы хотят, чтоб мы лезли под чьи-то реальные шашки, — пусть платят нам побольше. Мы развернулись так же быстро, как и расквартировались (если не быстрее) и вернулись тем же путем, каким пришли.

У инженеров это называется не бегством, а «упорядоченным отступлением» или просто «передислокацией». Передислоцировавшись, мы двинулись, как выводок зайцев, вниз по длинной прямой и обратно к краю откоса Спендона, и в этот момент мне в голову пришла блестящая идея.

— Знаешь что, — сказал я Нико, который только что вернулся из арьергарда, — давай-ка срежем путь через лес. Сэкономим пятнадцать миль.

Он бросил на меня удивленный взгляд.

— Это незаконно.

Ну да, так оно и было. Спендонский лес был приватным охотничьим заповедником императора.

— И ладно, — сказал я, — давайте нарушим закон. Еще лучше будет, если враг за нами погонится — а мы его прищучим за незаконное вторжение в частные угодья.

Нико не нравится, когда я смеюсь над ним.

— Скорее нас прищучат, — сказал он, — кроме того, с тактической точки зрения…

Я закатил глаза. Спендонский, мать его, лес — это же практически пригород.

— Мы идем через лес — и точка. Оповести остальных.

Он сухо кивнул.

— В таком случае разрешение сформировать людей в колонну и выслать разведчиков.

«Прошу вас». Но, полагаю, когда твоя голова находится почти в двух метрах от земли, мысли формулируются так.

— Нет, — сказал я.

Нико, цыкнув зубом, отправился выполнять.

Спендонский лес больше не существует, так что вам придется поверить мне на слово; но он был прекрасен, если вы любите природу и все такое. Он покрывал пологую долину, спускающуюся к реке; тонкие старые искривленные дубы щеголяли такой густой листвой, что света сверху было не видать, и, если не считать редких зарослей толстого остролиста около упавших деревьев (отличное укрытие от диких кабанов), передвигаться получалось довольно свободно. Дорога, естественно, шла вдоль реки. Она была вымощена дорожным камнем и достаточно широка, чтобы по ней могли проехать две кареты. Отличала ее и ровность, а там, где она пересекала Спен, довольно широкий и глубокий в том месте, был настоящий мост из свай и досок, который построил один из моих предшественников, и очень хорошую работу, замечу, проделал. Мы неторопливо прогуливались по одной из аккуратно подстриженных дорожек, проложенных егерями его величества — с комфортом, в приятной прохладной тени, среди солнечных лучей, косо падающих между изогнутыми ветвями.

— Кто-то был здесь недавно, — сказал вдруг Нико.

— Надо думать, его величество преследует оленя, — заметил я.

— Тут много людей прошло.

— Ты когда-нибудь видел его охотничью свиту? Там целая кавалерия.

Я заостряю внимание на этих деталях, потому что я — честный свидетель, особенно для обвиняющей стороны. Я все еще думал тогда, что Нико дурака валяет, суетясь по пустякам. Но потом мы свернули за поворот и увидели мертвые тела.

Позже мы с Нико обсудили увиденное, и он признался, что подумал о том же, о чем и я: тут поработали разбойники. Все тела были раздеты догола — по цвету кожи сразу же стало понятно, что перед нами имперцы. Нико решил, что в засаду, не приведи господи, угодил сам император, а я поставил на купеческий караван, решивший, как и мы, срезать, и заплативший непомерно высокую цену.

— Мы должны сообщить обо всем, когда вернемся, — сказал Нико. — И похоронить их как следует, конечно… хотя, может, и не стоит нам ничего тут двигать — вдруг захотят послать следователей, и…

Мне пришла в голову третья возможность. Я положил руку ему на плечо.

— Говори потише, — полушепотом произнес я, — вот и умница.

— Думаете, тот, кто это учинил, еще здесь?

Я посмотрел на него.

— Чертовски надеюсь, что нет.

Он в ответ выпучил глаза, затем кивнул и направился обратно, чтобы передать остальным: держимся вместе, тише воды ниже травы. Я подумал — может быть, будет разумнее сойти с этой дурацкой дороги. Но у нас большие повозки, вьючные животные и все это тяжелое оборудование. В конце концов, на тех ребят взаправду могли напасть простые бандиты.

Я цеплялся за эту мысль, и с великой жалостью расстался с нею, когда мы выбрались на длинный прямой участок дороги — ведущий к мосту, которого там больше не было. Именно там, полагаю, прошла основная атака; спрятавшись в густых зарослях остролиста по обе стороны дороги, недруг захватил колонну с флангов и тыла. Пара залпов стрелами — практически в упор, — потом дротики, в ближнем бою в дело пошли копья и топоры… По крайней мере, кое-кто из шагавших впереди колонны пытался переплыть реку — много тел при полном вооружении мы нашли запутавшимися в тростниковых зарослях и корнях мангровых деревьев. Остальные завязли в бою — думаю, так оно и было, но, даже если и ошибаюсь, ни малейшего значения это уже не имеет. Все тела были раздеты догола. Мы не стали их считать — на это ушел бы весь день, — но, по моим прикидкам, их там было от шести до семи тысяч. Мы не нашли ни одного млеколицего в грудах мертвецов, так что своих павших недруг убрал и похоронил где-то еще. Не думаю, что задачка отняла у него много времени.

Настоящие солдаты к подобным зрелищам привычны. Я — не солдат, я строю мосты. Поэтому, когда Нико потерял меня из виду, я ускользнул куда-то в сторонку, чтобы проблеваться в скромном уединении. Увидев заросли остролиста под сенью высоких ясеней, я направился прямо к ним — и там столкнулся лицом к лицу с генералом Приском и с большинством его старших офицеров.

Буквально — лицом к лицу. Наши враги содрали с черепов лица убитых солдат и приколотили их к ясеням на высоте человеческого роста — как беличьи шкурки на просушку. Храбрость — не моя отличительная черта. А вот Нико ее не занимать, и, когда он со всех ног рванул выяснить, чего это я кричу, это зрелище ударило его точно молотом, у него подогнулись колени, и он с глухим ударом сел прямо на свою аристократскую задницу, что заставило меня почувствовать себя немного лучше — некоторое время спустя.

В то время, однако, я был так напуган, что даже не мог блевать. Казалось, что в моем теле не осталось ни единой косточки. Я схватил Нико за руку, поднял его на ноги и потащил обратно на дорогу.

— Ни слова, — прошипел я ему на ухо, — никому.

Он только кивнул — увиденное лишило его дара речи. Впервые за все время его корежило прямо у меня на глазах, и уж точно не мне было его винить.

Каким-то образом я заставил колонну двигаться. Двойная защита, разведчики — всё по учебнику воинского дела. Но мы, конечно, никуда не спешили, ибо мост был уничтожен. Излишне говорить, что нам по плечу было поправить ситуацию — мы же спецы по мостам, — но мне такой маневр и в голову не пришел. Зато один младший лейтенант, чей котелок в этих кошмарных обстоятельствах каким-то чудом варил получше, указал след, по коему в явной спешке ушло большое количество людей.

Мой разум намертво встал, но я кое-как заставил его снова работать. Я велел парням по максимуму разгрузить повозки и отпустить вьючных мулов. Так десятки тысяч единиц хорошего военного снаряжения остались на условно вражеской (а какой иначе ее считать теперь?) территории, но, честно говоря, мне было плевать. Налегке мы двинулись по этой проторенной тропе, надеясь и молясь, чтобы люди, проложившие ее, оказались нашими — и все еще живыми. Хватило бы, в принципе, и одного условия из этих двух.

Дорога вела вверх по склону примерно на милю, затем вниз в небольшой провал, и именно там остатки армии, около шести тысяч человек, приняли свой последний бой. Они вновь угодили в крайне неблагоприятные условия — провал был окаймлен остролистом, из зарослей которого было чрезвычайно удобно пускать стрелы и дротики. Имперцы угодили в «котел», и их судьба решилась в очень короткий срок. Я сразу понял, что это, верно, был последний бой, потому что, как только он закончился, враги нашли время отпраздновать, выпустить пар. Они отрезали мертвецам головы, руки и члены, сложили их в три высокие аккуратные стопки. Около дюжины несчастных душ — пленников, полагаю, — прибили гвоздями к деревьям: их тела стали мишенями для соревнований в метании копий. Как и прежде, тела раздели, с некоторых содрали кожу; на одну из пик насадили голову молочно-белой лошади. Видимо, каждый развлекается, как может. Должен признать, они заслужили это право.

Среди многочисленных талантов Нико имеется и способность к быстрым подсчетам.

— Тринадцать тысяч, — промолвил он. — Какова численность городского гарнизона?

Я смолчал, потому что он знал ответ так же хорошо, как и я. Каким-то образом этим ублюдкам удалось заманить генерала Приска со всей армией на эту бойню. Значит, город остался без должной защиты.