Я РИСУЮ ТВОЕ НЕБО. Роман

Искандер Муратов

На прием к психологу Захару Августову приходит известный врач, профессор, лектор – Ульяна Баумгартнер. Она обращается к специалисту с просьбой разобраться в событиях сорокалетней давности, которые не дают Ульяне покоя и хранят в себе ответ на главный вопрос, который мучает её на протяжении всей жизни – в чём причина её боли, утрат, гибели её младшего брата и близкой подруги. Что это – карма, судьба или всё-таки вмешательство третьих лиц в её жизнь.

Глава 1

Нелюдь

Город «N», 1976 год

Как говорила наша соседка тетя Зина, пока родители не развелись, у нас с моим младшим братом Алексеем было беспечное детство. К сожалению, продлилась эта беспечность недолго. Мой отец, Спиридонов Андрей Викторович, Царствие ему Небесное, ушел в другую семью, когда Лешке исполнился всего годик, а мне шесть лет. Первое время он помогал нам материально, но потом вместе со своей новой семьей переехал в Москву, и помощь закончилась, звонки стали редкими. Вскоре отец забыл про нас окончательно. Хотя потом, с годами, я поняла, что это была лишь его гордость по отношению к моей матери и ее поступкам.

Моя покойная мама, Ирина Александровна Спиридонова, Царствие ей Небесное, делала все, чтобы мы с младшим братом не чувствовали себя безотцовщинами. Она старалась окружить нас заботой и любовью за двоих. Мама всегда была интересной женщиной, умной и мудрой, привлекающей внимание. В нашем доме стали появляться мужчины. Некоторые из них приходили несколько раз в неделю, а кто-то бывал строго по выходным. Щедрые мамины ухажеры приносили нам с Лешкой подарки. К сожалению, все эти знакомства не были продолжительными. Зачастую после первых двух-трех визитов они просто исчезали. С годами я начала понимать маму. Мне очень хотелось, чтобы у нее, наконец, наладилась личная жизнь. Иногда она плакала ночами от отчаяния и досады. Я старалась ее хоть как-то утешить и часто обнимала ее так крепко, как могла. Эх, мама, мама, как же тяжела была ее женская доля… Еще жальче было Лешку. Каждого, кто приходил к нам в дом и задерживался немного дольше, он называл папой. Через какое-то время эти «папы» внезапно исчезали, делая его несчастным. Мне было сложно и больно наблюдать за всем этим со стороны.

Но, несмотря на все трудности, мы все же оставались, как мне казалось, одной из самых счастливых семей того времени. Пока в один прекрасный день в нашем доме не случилась трагедия, в корне изменившая нашу жизнь. Я помню все до мелочей, что происходило ровно сорок лет назад, двадцать пятого февраля 1976-го года.

В тот день я вернулась из школы пораньше. Училась я тогда в десятом классе. Мне было шестнадцать лет, а Лешке десять. Когда я пришла, он делал уроки в зале. На кухне за столом сидел и резал мясо мамин знакомый, который последнее время приходил к нам очень часто. Его звали Ларин Константин Васильевич. Мы его называли просто дядя Костя. Он был маминым коллегой, они работали в одной школе. Я обратила внимание на початую бутылку водки, стоявшую на столе. Дядя Костя был уже навеселе. Увидев меня, он задорно произнес: «Ульяночка! Скоро будем делать шашлыки, в сарае все готово. Ты ведь любишь шашлыки?». Я ничего не ответила, застенчиво улыбнулась и прошла в свою комнату. Переодевшись, я вернулась в зал, чтобы помочь Лешке с уроками.

— Мама будет только через час, — сказал дядя Костя, появившись в дверном проеме. Он внимательно посмотрел на меня и добавил: — Ульяна, помоги-ка мне.

— Да, конечно, — мне не очень хотелось находиться рядом с ним, но отказать было некультурно, поэтому я пошла следом на кухню. — Что нужно сделать?

— А нарежь-ка мне лучка! — хитро ответил он. Затем, покопавшись в кармане своих затасканных трико, вытащил несколько купюр. — Леша, возьми деньги, сбегай в ларек, купи лимонада и пирожных на десерт! — он протянул купюры резво прибежавшему на кухню Алексею.

Тот, обрадовавшись такому повороту событий, схватил деньги и помчался обуваться.

— Как идет подготовка к поступлению в институт? — спросил дядя Костя.

— Готовлюсь, — кротко ответила я.

— Какая молодец! — похвалил он.

Я посмотрела на него и встретила лукавый взгляд, который скользил по мне. Я не придала этому значения и продолжила чистить лук для маринада.

— У тебя очень красивые глаза, Ульяна, — вдруг произнес дядя Костя.

От его слов мне стало неудобно и даже противно, но, не показывая вида, я выдавила в ответ тихое «Спасибо». Вдруг он положил нож, встал из-за стола, подошел ко мне и, взяв меня за руку, погладил ее. Меня словно ударило током. Я выдернула руку из его ладони, но он продолжал настойчиво притягивать меня к себе. Я оттолкнула его, бросила нож, которым чистила лук на стол, и попыталась выбежать из кухни. Но не получилось. Он схватил меня за горловину свитера и, развернув к себе, наотмашь ударил ладонью по лицу. От неожиданности и сильного удара я замерла. Мне стало понятно, чего хотел мамин ухажер. От осознания, страха и чувства беспомощности меня затрясло. Я хотела убежать, но ноги меня не слушались, в голове звенело. Резким движением дядя Костя прижал меня к стене и, зажав рот рукой, стал торопливо стягивать с меня свитер и расстегивать брюки. Я попыталась закричать, в надежде на то, что соседка тетя Зина услышит крики и прибежит на помощь, но из зажатого рта слышалось лишь глухое мычание. Изворачиваясь, я старалась укусить его ладонь, но не могла. Дядя Костя с силой прижал меня своим телом к стене, выбраться из его крепких рук было невозможно.

К моему счастью, Лешка, оказывается, все еще возился в коридоре, развязывая запутавшиеся в узел шнурки ботинок. И как выяснилось позднее, услышав шум и мои крики, он быстро надел калоши и выбежал из дома. Лешка уже знал, что в случае чего, нужно бежать за помощью к соседке тете Зине. Бывало, когда кто-то из маминых сожителей поднимал на нее руку, то Лешка, недолго думая, мчался за подмогой. Я держалась из последних сил. Меня спасала пуговица на брюках, которую полупьяный дядя Костя никак не мог расстегнуть. Услышав, как распахнулась входная дверь, я перестала сопротивляться, понимая, что Лешка привел тетю Зину. Мамин сожитель на мгновенье восторжествовал, почувствовав, что я не противлюсь его натиску, и, убрав ладонь от моего лица, потянулся своими губами к моим. В этот момент на кухню влетела тетя Зина. Она схватила скалку, лежащую на холодильнике, и со всей силы огрела дядю Костю между лопаток. Он отошел от меня, подтягивая свои растянутые на коленках трико, и растерянно начал просить прощения, глядя то на меня, то на тетю Зину. Ее появления этот нелюдь никак не ожидал.

— Да как ты смеешь, тварь!? Не прибеги я вовремя, ты бы девчонке всю жизнь сломал? — закричала тетя Зина и стала бить дядю Костю скалкой.

Один из ударов попал ему по лицу и рассек губу. Хлынула кровь. Дядя Костя, зажимая рану рукой, стал причитать еще сильнее:

— Простите, Зинаида Михайловна. Улечка, и ты прости. Не знаю, что на меня нашло, окаянного, — оправдывался он.

Я выбежала в коридор, схватила за руку Алешку, который все это время в шоке стоял у двери, и затащила его в свою комнату, закрыв дверь на щеколду. Я расплакалась. Лешка жался ко мне, успокаивая меня. Я обняла его, расцеловала, пытаясь показать, что все нормально. Но это было неубедительно, так как все мое тело содрогалось от рыданий.

Дядя Костя подошел к двери и начал стучать по ней кулаками. Мы не открывали. Спустя некоторое время он принялся умолять через дверь, не рассказывать обо всем случившемся маме. Якобы «она не простит его и, скорее всего, выгонит из дома, а этого нельзя допустить, потому что он помогает маме, ведь ей очень тяжело одной растить меня и Лешку, да и любят они друг друга». Я услышала, как к нему, выкрикивая бранные слова, подошла тетя Зина. Дядя Костя что-то бормотал ей в ответ. Но она не стала его слушать и выгнала из дома, напоследок еще раз ударив скалкой.

За дверью стало тихо. Я потихоньку открыла ее и выглянула. Тетя Зина бросилась ко мне:

— Ульяна, деточка, он не тронул тебя? — она тяжело дышала, осматривая меня.

— Не-е-е-т, — дрожащим голосом произнесла я.

— Ты приляг, приляг, — засуетилась она. — Тебе надо полежать.

Я легла на кровать и прижала к себе Лешку, который свернулся калачиком и тихо плакал. Слезы катились и по моим щекам. Видимо от испытанного шока я не могла перестать плакать. Незаметно для себя я погрузилась в сон.

Проснулась я ночью. Рядом со мной спал Алексей, а на полу, рядом с кроватью, сидела мама и смотрела в одну точку. Заметив, что я проснулась, она повернулась ко мне, взяла мою ладонь в руки и, поцеловав, сказала:

— Ульяна, что бы ни говорили люди, помни, он получил по заслугам. Никому не рассказывай о том, что он хотел сделать с тобой, слышишь? Ты ничего не знаешь. И за что я его убила, ты тоже не знаешь. Потому что правда может отразиться на твоем будущем.

Не понимая, о чем идет речь, я приподнялась на кровати и, поправив растрепанные волосы, растерянно спросила:

— Мама… Мамочка… Что ты говоришь? Кого ты убила?

Но мама будто не слышала меня и продолжала говорить:

— Милая моя, если бы я не убила его, он покалечил бы других. Он — подонок. Такие, как он, должны лежать в могиле! Я убила его, пока он спал у себя дома. Всадила в него нож, а потом сама же вызвала милицию. Так что, скоро за мной придут, девочка моя. А теперь скажи мне, ты все поняла? Жива буду, не помру. Я совершила проступок и должна за него ответить. Теперь тебе самой придется заботиться об Алешке и себе. Будь сильной. Держи себя в руках. Ты — моя дочь и должна стать человеком. Через полгода тебе заканчивать школу. Пообещай мне, что поступишь в медицинский, как мы с тобой и мечтали, — мамин голос дрогнул, и она заплакала.

— Мама, что ты говоришь? — я едва сдерживала рыдания, не в силах поверить в то, что это происходило на самом деле. — Может еще все обойдется?

Своими разговорами мы разбудили Алексея. Он спросонья не мог понять, в чем дело. Протерев заспанные глаза, он посмотрел на маму, потом на меня и спросил: «Мама, Улечка, а почему вы плачете?». Мы ничего не ответили, тогда Лешка спустился с кровати и прижался к маме.

Милиция не заставила себя долго ждать. Рано утром они забрали маму. История с убийством Константина произвела много шума. Город у нас был не большой, и поэтому каждый, кому не лень, показывал на нашу семью пальцем. Родная сестра убитого Ларина, Людмила Васильевна, оказалась судьей нашего городского суда и одновременно работником горкома партии. Она всячески оказывала давление на следствие с самого первого дня этой проклятой истории. Следователь и работники прокуратуры пытались понять истинный мотив преступления, но мама упорно твердила всем, что убийство произошло на бытовой почве.

Все время пока шло следствие с нами жила тетя Зина. Я часто думала о том, что было бы, не расскажи она обо всем маме. Наверное, ничего не произошло. Дядя Костя остался бы жить, маму бы не посадили и вся наша жизнь не пошла бы под откос. Но я, временами склонная к фатализму, знала, что все предначертано. Лешка тогда неслучайно застрял в прихожей со шнурками и оказался невольным свидетелем бесчестного поступка маминого кавалера. А тетя Зина вернулась домой за оставленным талоном и увидела тарабанящего в дверь напуганного Алексея. Все это было предначертано судьбой и, кроме как на нее, больше мне обижаться было не на кого. Думая о неизбежности, мне было проще уходить от воспоминаний, которые травмировали меня. Но вопросы. Они снова и снова возвращали меня в прошлое.

Первые две недели после ареста мамы я пребывала в каком-то опьяненном состоянии и даже не заметила, как тетя Зина собрала мамины вещи и отнесла их ей в КПЗ. В те дни я часто пропускала школу. Мне казалось, что там все то и делают, что шепчутся за моей спиной. Осознавать произошедшее, а тем более выбросить из памяти тот вечер, было невозможно. Иногда, когда Лешка и тетя Зина засыпали, я садилась на подоконник и долго плакала, глядя в окно. Плакала не от того, что этот зверь хотел со мной сотворить, а от того насколько беспощадна была судьба. Мы были игрушками в ее руках: хочет вмиг перевернет нашу жизнь, ради забавы или нет, но уж точно без сочувствия.

Как-то ранним утром, в середине марта, позвонил следователь и сообщил о том, что нам разрешили свидание с мамой. Я очень обрадовалась: наконец после такой долгой разлуки можно было увидеть ее и обнять, прочувствовать тот любимый и единственный материнский запах. Мы с тетей Зиной напекли пирожков, взяли с собой Алексея и пошли в КПЗ.

В назначенное время мы стояли в коридоре у двери, на которой висела табличка со звучной фамилией — Шапорта. Постучав, мы с Лешей вошли в кабинет. Тетя Зина осталась ждать нас у горотдела, сославшись на то, что мы должны побыть с мамой наедине. Нас встретил мужчина лет тридцати. Оглядев нас, он с грозным видом выдал:

— У вас на все про все час времени. Я пока пойду, пообедаю. Только без фокусов, девушка.

— Хорошо, — тихо ответила я.

В прокуренном кабинете было холодно и сыро. Стены еще не отошли от зимних стуж и не пропускали весеннего тепла. Мама сидела на стуле рядом со столом, на котором лежало много разных документов. Ее правая рука была пристегнута к специальному крючку на стуле, который был привинчен к полу большими болтами. Увидев нас, мама расплакалась. Мы подошли к ней и крепко обняли.

— Мы с тетей Зиной испекли для тебя пирожков с капустой. Как ты любишь, мам. Она передает тебе привет, хотела пойти с нами, но потом осталась у ворот. Решила, что нам самим нужно поговорить, — тараторила я, не выпуская маму из объятий.

— Огромное спасибо Зинаиде Михайловне, — ее объятия стали крепче.

— Мам, в школе все говорят, что ты убила человека. И теперь никто не хочет дружить со мной, — наивно пролепетал Алексей.

Это был тот неловкий момент, когда дети говорят все, что приходит в голову, не задумываясь о последствиях. Я смутилась и легонько пихнула его в бок. Но мама, крепко обняв его одной рукой, поцеловала в макушку.

— Пусть так говорят. Люди всегда будут что-то говорить, плохое или хорошее. Ты не верь никаким словам, всегда слушай свое сердце, сынок, и помни главное — где бы ты ни был, каким бы человеком ни стал, твоя семья — это твое богатство. Береги память о ней, как о самом важном, — мамин голос задрожал, а глаза наполнились слезами.

— Мама, не плачь! — не выдержала я. — На вот, поешь пирожки! Здесь еще теплая одежда, носочки и свитер твой любимый я принесла…

— Ульяна, а ты помнишь, что я говорила тебе? Никогда и никому не рассказывай о том, что хотел с тобой сделать этот урод! По крайней мере, сейчас и в ближайшие годы. Договорились? А лучше, выбрось из головы все, забудь, как бы сложно это не было. Я не хочу, чтобы эти события оставили осадок в твоей душе. И еще одна просьба: никогда не навещай меня, достаточно писем. Пообещай мне!

— Хорошо, мама, я обо всем постараюсь забыть, но как же не навещать тебя?

— Обещай, я сказала! Срок мне, по любому, дадут не маленький! Я не хочу, чтобы ты видела меня в лагерной робе.

— Мамочка, — я прикрыла рот рукой, едва сдерживая рыдания. — Я не смогу, не смогу…

— Ульяна, — мамин голос чуть смягчился. — Послушай и сделай так, как я прошу.

— А если не получится?

— Учись сдерживать свое слово, дочь! — строго проговорила она.

— Хорошо, мама, я обещаю.

— Впредь гони от себя все плохие мысли, всегда улыбайся и никогда ничего не бойся. Страх — это просто иллюзия. Во всем будь осторожна. Прежде чем ответить — подумай, никогда не торопись с ответом. Ответ — он, как камень на весах. Можно положить на одну чашу, а можно и на другую. Твое будущее и будущее Алексея теперь в твоих руках, милая моя. К сожалению, жизнь сложилась так, что я не увижу, как вы взрослеете, не порадуюсь вашим победам и не поддержу в трудную минуту, но сердцем я всегда буду рядом с вами. Я люблю вас очень сильно. Простите меня, родные мои! — последние слова мама говорила, уже не стесняясь слез, которые ручейками сбегали по ее бледным щекам. — Запомни! Неважно где наши любимые, важно, что они в сердце! Это самое близкое расстояние.

Час, выделенный на свидание, наверное, был самым коротким в моей жизни. Вернувшись с обеда, следователь Шапорта позвал конвоира и, пообещав напоследок, что «все будет хорошо», выпроводил нас с младшим братом за дверь.

В коридоре мы остались ждать маму. Когда она появилась, Алексей бросился к ней и, крепко обхватив руками, стал плакать и громко кричать: «Мама! Мамочка! Отпустите мою мамочку!».

— Знаете, я сдержала свое слово и ни разу не навестила маму в колонии. Лишь писала ей письма, отправляла бандероли и посылки. Мне было невыносимо тяжело не видеть ее, не слышать, но я обещала, — с горечью произнесла я, а Августов лишь кивнул.