Мистический шейх. Эзотерико-философский роман-аллегория

Исабек Ашимов

Тегерек — гора-саркофаг, напоминающий чернобыльский саркофаг. В обеих сарокофагах погребено Абсолютное зло в виде, соответственно, дракона (ажыдара) и радиации, направленное на уничтожение человеческой цивилизации. Широз-бахши — это шейх, знающий тайну Тегерек. «Тайна твоя — твой пленник, и если упустишь его, то сам станешь его пленником», — говорил Омар Хайям. Широз-бахши — это пленник тайны и воин Зла, а смерть Зла (ажыдар, радиация) лишь временна. Вот о чем люди должны знать и всегда помнить!

* * *

Солнце пустилось в обратный путь, на запад, начало вечереть. Почувствовалась предвечерняя прохлада. До родового аила оставалось полчаса пути. Я невольно взгянул на деда. Он предавался, возможно, таким вот размышлениям: много лет прожито, а разгадка такой сакральной тайны ему до сих пор неведомы. Побыл немножко в этом мире, а потом, прежде чем эти тайны откроются, состарится и умереть? — наверняка думал он. В последние годы чувствовалось, что им овладел какое-то непонятное беспокойство. — Нет! Нужно сделать так, чтобы миф о Тегерек стал бы известным и поучительным для людей в целом — наверняка подумовалал он.

С той поры, когда он написал книгу «Круг», прошли годы, но в сутолоке дней такая мысль, возможно, у деда все отодвигалась и отодвигалась назад. Между тем, чувствовалось, с появлением этой мысли жизнь его стало багаче, он обрел новые гаризонты. Чувствовало, что, ему, уже старому человеку, было приятно сама атмосфера жизни в этой глуши, сама жизнь его родичей. Приятно было, как мы с Дамиром — его внук с искренним интересом вникали в местную жизнь, с нескрываемым интересом познавали тайны этого далекого края.

И для меня интересного действительно было много, — подумалось мне. — Но мне хотелось, как и деду, в полной мере уяснить скрытую сущность тайны Тегерек. Чего стоит, например, такая тайна. Рассказывали о том, что кому удавалось подойти вплотную к стенам горы, удивлялись тому, что им казалось странным запах этого места, все вокруг источал запах корней, сырой нетронутой земли, глыбы камней. Многие упоминали о том, что здесь воздух был насыщен тревожным ощущением какой-то непонятной настороженности.

Как мне рассказывали, таинственность этих мест еще более подчеркивало то, что время от времени тишину нарушала трель невидимой птицы, чей голос был мрачноватым и нерешительным, как у детей, которые шепчутся в зале с высоким потолком. Рассказывали и о том, что за версту от горы человеком вновь овладевал покой, умиротворение и медленная продуманность. А в самом аиле время и места казались оставшимся в прошлом, здесь уже хотелось укрыться даже от медленного течения жизни. Казалось, что здесь можно было укрыться даже тогда, когда обрушивается окружающий мир. Такой вот контраст, такой вот колорит.

— Сагынбек-ава! Эта гора очень похожа на саркофаг Чернобыльской АЭС, — сказал я, пораженный увиденным.

— Точнее это не гора, а каменный саркофаг, — многозначительно заметил Сагынбек-ава. — Тегерек такой же рукотворный, как и чернобыльский саркофаг. Разумеется, есть между ними сходство — та же величивая монументальность, та же таинственность и функциональная предначертанность. И ты не первый, кто осознает сходство Тегерек и чернобыльский саркофаг, — сказал он.

Ну, здесь я уже не выдержал. Может быть молодо-зелено. Но, почему-то во мне разыгрался праворуб и космополит, наверное. До сих пор незнаю и непонимаю, что на меня нашло.

— Да нет же, Сагынбек-ава, это обычная гора, рожденная силами ледника, — воспротивился я. — Вот посмотрите вокруг. Этот каньон, на дне которого мы с вами сейчас пребываем — это не что иное, как путь ледника с тех высоких белоснежных гор, входящих в туркестанский хребет, в сторону сырдарьинской низины где-то там внизу за сотни километров. Это след ледника, насчитывающий много миллионов лет до нашей эры. Ледник давным-давно исчез, оставив глубокие каньоны и пещеры. А вон там, где расположилось село Ак-cуу, произошло слияние двух ледников, — чуть-ли не вскричал я.

Если признаться, мне так и хотелось сказать Сагынбек-ава, Суванкул-ава, что, как-то странно вы рассуждаете, мои уважаемые. Странная у вас аналогия и какая-то непонятка с совершенно абстрактной горой-саркофагом, злобно-зловредным драконом, коих вообще не бывает в природе. Что за чертовщина, в конце концов?

Воцарилось зловейщее молчание. Вначале я испугался своей дерзости. Но, а с другой… Сам себе наставник, я привык следовать своим правила и мыслям, ни на кого не оглядываясь. Мой максимализм и мое воспитание не позволяли мне вот так запросто соглашатся с чужими мнениями. Тем более если я уверовал в своей правоте. Вот скалы, протянувшиеся по обе стороны реки с низинами по обе стороны, достигающие до двух километров по ширине, тянутся с юга на север, постепенно становясь все шире и ниже и, наконец, сливающейся с низинами реки Сырдарья, что в Таджикистане.

— Вот посмотрите Сагынбек-ава. Так оно и есть — песчаник. Я, чтобы доказать свое, не поленился подойти к основанию ближайшей горы. — По правде говоря, некогда, то есть много миллионов лет тому назад, в здешних краях образовались высокие гребни песчаника по обе стороны ледника. Ледник растаял, а по краям образовались высокие утесы из песчаника. — Так, что Сагынбек-ава. — Ваш Тегерек из того же материала, как и эти горы.

Сагынбек-ава рассмеялся, похлопывая мне по плечу. — Расул, сынок! Пусть миф останется мифом. Кроме того, есть и другие причины, — сказал он снисходительным тоном.

По правде говоря, я остался в недоумении. Что за бред? Какие еще причины? Но, из уважения к Сагынбек-ава не стал его оспаривать. Жизнь дяди насчитывала уже около шестидесяти лет, а мне лишь едва двадцать лет. Вспомнил и назидание деда перед приездом сюда. Ну, что ж пусть будет по — ихнему, — решил я. А с другой стороны, именно среди своих родственников во мне появилась какая-то внутренее убеждение о том, что должен очень постараться вникнуть и понять все лучшее, что таилось в их народной мудрости. Хотя, вначале, мой скепсис противился воспринимать наивности и нелогичность некоторых их суждений, нравов и поведений. Вот так меня потянула в гущу родовых историй и событий, захотелось осмыслить ту самую фантастическую легенду о Тегерек, о героических предках.

Мне вспомнился рассказ Дамира, когда в прошлом году он впервые побывал в здешних краях. Ему, как и мне было интересно узнать то, чего не знал и, все незнакомое тянуло магнитом.

— Помнится, я с Салям-ава проезжал по дороге, которая петляла среди многочисленных русел реки, — рассказывал Дамир. — Дороги, как таковой не было, и водитель грузовика каким-то внутренним чутьем угадывал, где можно проехать, не застряв в водах.

— Смотри, — Эргеш-ава протянул вперед руку по направлению к северу. Дамир повернулся, чтобы взглянуть туда, куда указывал он, прикрыв рукой глаза от солнечных лучей. — Посмотри получше. Посмотри на ту гору. Вон там, — он указал на округлую высокую гору.

— Да, да. Вижу. Вот это громадина! — восхитился Дамир, — прям, как пирамида Хеопса.

— Это больше, чем просто гора. То, что ты видишь, это Тегерек — саркофаг в котором замурован ажыдар. Это каменный склеп, стоящий среди скал уже многие сотни лет. Если пожелаешь, я расскажу тебе об этом позже, когда прибудем в аил.

Дамир был крайне заинтригован и с жаром тогда вопрошал, что за саркофаг? Зачем его построили? Почему здесь? Что за склеп? И что еще за ажыдар? Мысли теснились у него в голове.

— Зачем вообще нужно было строить такой саркофаг? — спросил тогда он. — Это же глупо. Я понимаю логику построения египетских пирамид, которые являются усыпальницами фараонов, которых люди приравнивали к богам. Ну, а здесь? Богом забытой глуши, причем, наспех, практически бесформенно насыпью, — недоумевал он.

Дамир признавался, что слухи о Тегерек, вначале воспринимал как диковенные, что и у него появлялись мысли о том, что в этом краю царит какой-то непонятный ложный идеал, что все события вокруг Тегерек, поначалу воспринимается, как некая героизация своих предков. Ну, типа сказка об извечной борьбе злого дракона и людей с обязательным в этих случаях победой драконоборцев.

Дамир вспомнил, как Эргеш-ава и Салям-ава недовольно взглянули на него, но ничего не сказали против моей дерзости. По приезду в аил, этот разговор забылся, а утром следующего дня он пристал с расспросами к Эргеш-ава. — Что за Тегерек? Расскажите об его истории.

Эргеш-ава удивился этому — А что это вдруг? Кто ни будь, уже тебе рассказывал о Тегерек?

— Да, так обрывками, — уклончиво ответил Дамир. — А может быть это просто сказка?

— Может быт, — неуверенно протянул Эргеш-ава, но уже в следующей минуте воскликнул: — Хотя нет! По-моему, все было взаправду! И ты этому тоже поверь, — посоветовал он.

После небольшой паузы, он продолжил, — я всегда удивлялся, насколько люди полны предрассудков. Однако, если бы только один человек рассказал бы эту историю, я назвал бы его фантазером или даже сумасшедшим. Но об этом говорили многие, пра-пра-прадед рассказывал прапрадеду, тот рассказывал прадеду, а этот прадед рассказывал деду, дед — отцу. И так много веков к ряду. Сам черт сломает ногу, пока разберется «было это или не было».

Дамир рассказывал, что он, Саттар-ава, Эргеш-ава, Салям-ава и Самат-ава сидели за завтраком на топчане и смотрели в сторону Тегерек. Ясное утро. Солнце вырвалось из объятий гор. Его скользящие лучи теперь озаряли самую восточную стену Тегерек, зажигая пламенем его склон и глубокую расщелину. Стены горели теплым красноватым светом, как будто кровь бежала по холодным горным артериям. А вот позади, Тегерек оставлял густую, почти черную тень.

— Смотри, Дамир, — сказал Саттар-ава, — у тебя есть возможность посмотреть на прекрасное зрелище. Ты только посмотри, какая красота. Скажу так. — Тегерек — это и есть место высшей магии.

— Что за чертовщина, что еще за магия? — недоумевал в душе Дамир. — Я, конечно же, не понимаю, все это. Но это из области язычества. А точнее тенгрианство, то есть по-научному, поклонение природным объектам, — заявил он тогда.

Помнится, Дамир, после поездки в Ляйляк как-то выразился о своем ощущении. — В Ляйляке, я, как будто попал в машину времени. Вот тебе руль, тормоз, газ. Вот это педаль сцепления с реальностью, а вот это переключатель времени — в будущее или в прошлое. Если хочешь попасть в прошлое послушай рассказни о Тегерек, Келин-басты, Кара-камар, — говорил он. Ну, как здесь не вспомнить фантаста Г. Дж. Уэллса «Единственное различие между временем и любыми из трех пространственных измерений заключается в том, что наше сознание движется вдоль него».

Вот и я сегодня сижу среди своих сородичей в глухомани, слушаю их наивные рассказы. И снова вокруг сумерки беспространственного времени или же безвременного пространства, которые сомкнулись вокруг меня.

Теперь вот, как и Дамир, загадкой Тегерек заинтригован и я. Верить — не верить. Про себя подумал: старые истории, легенды и мифы стали частью самой жизни простого народа. Странно, как будущее тесно связано с прошлым, так что и то, и другое проходит через настоящее, как огромное колесо… Ночью мне приснился необычный сон. Образ из ночного сновидения возник передо мной: большой черный круг, безжалостно толкающие вниз, — огромное колесо, давящее все перед собою. Каким-то образом прошедшее вторгается прямо в настоящее, отбрасывая длинную тень.

В прошлом году Дамир, находясь под впечатлением увиденного и услышанного о Тегерек в Ляйляке рассказывал о том, что однажды Гапар-молдо и он сидели на пригорке и смотрели в сторону Тегерек. Если глаза Дамира выдавали неподдельное восхищение увиденным, то глаза Гапар-молдо выдавали озабоченность и усталость. Почему? Что творилось в его душе? Его оказывается одолевали мысли: как необычайно и странно быть здесь; смутные времена мы переживаем; живем в слишком тесном единстве с горой Тегерек, чтобы не почувствовать беспокойства в окружающих нас землях. Каменный саркофаг еще на своем месте. Он еще не разрушился. Но процесс разрушения явное. — вот что оказывается беспокоило этого человека, — удивлялся тогда Дамир.

Вот и сейчас, я и Дамир внутренне почувствовали настроение Суванкул-молдо. — Странные времена наступили, все меняется, наверняка, размышлял он при себе. — Теперь больше знаем о том, чего боялись, но не могли назвать. Все озабочены трагедиями нынешнего времени, но никто из людей не осознает в своем сознании мысленное присутствие Зла. Они не могут представить, что сулит им ближайшее будущее.

Знать бы мне и Дамиру, что и Гапар-молдо, и Суванкул-молдо — эти проницательные старцы нашего рода не раз приходили в отчаяние оттого, что благополучие рода людского зависит именно от судьбы Зла. — Мы должны избежать трагедию очередного Зла — твердили при себе и Гапар-молдо, и Суванкул-молдо, читая традиционные заклинания.

В прошлый приезд Дамира удивил рассказ Суванкул-ава о своем сне. — Вдруг почувствовал холодное покалывание по всему телу. Что-то прикоснулся к моему разуму, торопя поскорей добраться до укрытых туманом Тегерек. Потрясенный, я, вдруг, внезапно осознал, почему при последней встрече с Широз-бахшы — есть такая темная личность, почувствовал ничем необъяснимую печаль и беспокойство. Тогда страсть этого человека к злу и то, что он вертится вокруг Тегерек, как поговаривали люди, читает какое-то заклинание, лишило меня душевного покоя, — рассказывал Суванкул-ава. Он признавался, когда бывает вблизи Тегерек, тревога и сомнения загорались у него с новой силой. И на этот раз, чем ближе приближались к Тегерек, тем больше ощущалось у Суванкул-ава возрастающее беспокойство. В тот день он долго читал намаз, сидя у подножье горного хребта, за которым высилась Тегерек.

Хочу сказать, что рассказ Дамира — это не вся правда и не только правда. Есть здесь две шероховатости. Во-первых, вся та же сказочность событий, связанных с Тегерек и пещерами, а с другой стороны — мы же не вчера родились. Я и Дамир — студенты. Мы оба видели, что наши родственники не просто разговаривали с нами, они еще и наблюдали за нашими реакциями. Опять-таки странно. Создавалось впечатление, что мы якобы рассуждаем неправильно, либо с их точки зрения, то, что они рассказывают о Тегерек и ажыдаре — эта чушь вовсе не чушь.

Продолжу уже свой рассказ. Итак, мы по дороге в родовой кишлак.

— Ну, а теперь, после того, как мы поздоровались с Тегерек, пойдем к себе, в аил, — сказал Суванкул-ава, вставая с места и идя в сторону машины. А, обращаясь ко мне и Дамиру, — он повторил, — пусть миф останется мифом. У нас свое представление о движении Природы. Мы — люди маленькие, живем своими маленькими заботами, у нас свои представления о Добре и Зле. Так что будьте к нам снисходительными.

Я чувствовал, что попал в почти неизведанный мир, все казалось новым и необычным — природа, люди. Я вспомнил недавнюю беседу с дедом перед приездом сюда.

— Человек, уезжающий в далекие края, где он еще не бывал, хочет он или не хочет, но должен быть готовым к неожиданностям, приспособится к новым обстоятельствам и нравам людей, — начал дед издалека. — Он должен быть готовым, возможно и отречься от многих стереотипов, от тех правил и принципов, которыми до сих пор руководствовался в своих поступках и поведениях, — говорил дед. — Вот Дамир, который в прошлом году уже побывал в этих краях. Веселый нрав, особый дар коммуникативности снискали ему уважение и почет у родственников. Теперь это следует познать и тебе.

Я в глубине души признавался, что, как человек закостенелый в привычках и суждениях, пока с трудном понимал мысли людей нового окружения. Вновь вспомнились детали беседы с дедом.

— В наших краях народ самобытный, — сказал тогда дед, — наши сородичи очень простые и по своей простоте, скажу так, далеко непросты. У них особый склад ума, мыслять они простыми категориями, но проницательны и мудры по-своему. Тебе, впервые общающейся с ними, самое трудное — это выработать в себе должное отношение к ним, да и ко всему окружающему. Например, обычную учтивость ты должен заменит в себе снисходительностью, искренностью, терпеливостью, обстоятельностью в словах и делах. Только так, а не иначе ты можешь заслужить доверие и уважение сородичей. Наши сородичи привыкли принимать жизнь такой, как она есть, и считают тебя своим по крови. Так оно и есть. Ты один из них и никогда это не забывай.

Однако, я понимал, что наступили совершенно другие времена, нравы, обычаи. Никто же не отрицает, что мы принадлежим к другому, более развитому миру. Нравы, обычаи и взгляды этого мира не отличались ни такой простотой, ни прямотой и искренностью, ни такой непреложностью. Здесь мир архаичен до предела, а время течет будто густой сироп. Между тем, молодежи в наше время нужны разообразие и многранность. Разумеется, я понимал против архаичных обычаев, нравов можно идти, только в том случае, когда логика на твоей стороне. Но жизнь не зиждится лишь на логике. Где же место сердцу, чувствам, душе и разуму? Нескрою, что все больше чувствовал, что во мне пробуждается какая-то духовная сила моих предков.