Под веткой сирени

Ирэн Бэггинс (2023)

Вскоре после смерти своей сестры студентка Энн вместе с родителями переезжает в новый город, чтобы постараться справиться с тяжестью своей потери. Новые друзья и романтические связи помогают скрасить её пребывание на новом месте, но всегда ли этого достаточно, чтобы начать снова радоваться жизни и забыть горести прошлого, если жители городка хранят тайны, которые не должны были быть раскрытыми?

Глава 1. Прошлое — в прошлом

Стремглав я бежала через больничный коридор в попытках найти нужный мне номер палаты. В голове пронеслось множество фраз, которые мне нужно сказать ему, несмотря на всю причинённую мне боль. Несколько мгновений и вот я, запыхавшаяся, пересекла порог комнаты, и эхом в моих ушах раздались еле слышимые сигналы кардиомонитора.

— Ты как раз вовремя, — послышался отчаявшийся женский голос, не предвещая ничего хорошего.

1

Упаковывая двадцатую коробку с вещами, невольно забиваешь голову всевозможными тревожными мыслями, связанными с предстоящей поездкой за пару сотен километров отсюда. Стоит ли оно того? Смогу ли янормально продолжить обучение в Пенбруке? Перестанут ли родители оглядываться назад и цепляться за призрачные воспоминания, которые давно следует отпустить?

Это всегда страшно — начать что-то новое, особенно, если не знаешь, что тебя ждёт впереди. Вы можете либо начать новую жизнь, полную перспектив и возможностей, либо же получить то, что окажется гораздо хуже той жизни, от которой пытались бежать. С другой стороны, иного выбора и не было. После смерти моей сестры Эвелин состояние нашей счастливой семьи заметно подкосилось.

Последние восемь месяцев выдались тяжелыми. Папа ушел в работу с головой, чтобы хоть как-то отвлечься от тягостных мыслей. Он всегда хорошо разбирался в своём деле, несколько раз даже продал фешенебельные и солидные виллы знаменитостям, которые вышли на него через ассистентов или знакомых. Для таких клиентов агенты по недвижимости спокойно могут накинуть сверху пару десятков тысяч. Папа всегда говорил, что сделает всё возможное ради того, чтобы у нас с сестрой было достойное будущее, поэтому крупные гонорары он частично откладывал на наше с сестрой обучение в университете или колледже. Всё самое лучшее шло дочкам. Или… дочке?

Эвелин всегда мечтала быть химиком, училась в свое удовольствие и стремилась к постоянному пополнению своего багажа знаний, который итак был богаче, чем у половины её знакомых. Я не любила все эти сложные, заковыристыеформулы и уравнения, но сестрагорела желанием во всём этом копаться и разбираться, поэтому на учёбу два года назад она уехала в Пенбрукс огромным энтузиазмом, которому я могла лишь позавидовать. Радостно, когда человек горит делом, которое ему по душе, и страшно, если он его так и не обрёл за долгие годы. Однако если ты горишь чем-то, главное — не сгореть.

По иронии судьбы именно в этот город мы с родителями и переедем в скором времени. Я же, в отличие от сестры, была человеком более творческим, интересовалась искусством и яро влюбилась в литературу и поэзию. Погружаться в мир произведений и в изучение их особенностей, жанров и писательских трюков, — вот, что приносило мне наслаждение.

Мы с сестрой были невероятноблизки друг с другом, в детстве она часто заменяла мне мать, вечно проводящую время на работе и перебирающую аптечные препараты. Я многое потеряла с уходом Эвелин, и как же жаль, что ей не удалось доучиться и прожить ту жизнь, которой она была достойна. Я считала сестру самым светлым человеком на свете и, по моему мнению, ничуть не преувеличивала в своих суждениях, ведь таковой она и была на самом деле. Редко можно было услышать хоть долю злобных слов в её адрес. Эвелин любила людей и любила эту жизнь, не переносила ограничений и была открыта всему новому, что встречалось ей на пути. А то, что не встречалось, она выискивала сама. Приручить её было сложно любому парню, да и сестра редко на кого-то смотрела серьёзно. Такой я её и запомню, несмотря на колоссальные изменения в её личности за последние месяцы жизни.

Вернёмся к теме родителей.Мама, в отличие от папы, перестала работать, уволилась из аптеки и полгода назад решила заняться домашним хозяйством, с головой погрузившись в готовку, вечную уборку до скрипа пола и выращивание салата. На кой чёрт он ей сдался? Однако домоводство не способно отвлечь на длительное время, поэтому порой я застаю маму, в одиночестве устроившуюся на веранде и попивающую очередной бокал белого вина. Постоянное отсутствие папы дома тоже не придавало ей сил и моральной поддержки.

Казалось, каждый из нас переживал общее горе в одиночку. Мы не сплотились, не окружили друг друга поддержкой и не стояли бок о бок, разрушая негативные мысли, преследующие оставшихся членов семьи. Вэствиль морально тянул нас вниз, а по стенам нашего семейного гнезда прошли глубокие трещины, залатать которые вряд ли получится. Чтобы это случилось, необходимы усилия и желания, но абсолютно никто не пытался начать. Точнее, были попытки с моей стороны, но они пресекались и сталкивались с угрюмыми настроениями родителей. Да, жизнь семьи перевернулась с ног на голову, но это не значит, что она остановилась. Мы должны смотреть вперёд, жить дальше, строить карьеру, влюбляться, ошибаться, смеяться. И вот после первого года в университете я разузнала о переводе в другой город. В этой идее наша семья уцепилась за призрачную надежду на новую жизнь, в которой, наконец, всё пойдёт своим чередом. Без ссор, без чёрной полосы в жизни.

Работа для отца найдется в любом штате, он не привязан к одному конкретному месту. Специалиста с двадцатилетним опытом и умением заговорить любого оторвут с руками в любой точке Америки. Больше всего я переживаю за маму, нежели за отца, поскольку последствия нашей утраты внешне проглядываются именно на ней. Мама меньше улыбается, редко выбирается на встречи с подругами, перестала наряжаться и отдалилась от меня. Возможно, папа остаётся сильным лишь ради нас и не показывает слабину. Он ведь глава семейства, наша опора. Не всегда удаётся ему быть таким, но папа пытается. Сложно судить, я не могу заглянуть в родительскиемысли, как бы мне ни хотелось разобраться в их чувствах.

И вот, до отъезда оставалось всего ничего. Из масштабного мне осталось упаковать лишь свои драгоценные книги, коих за три года скопилось уже под сотню. Коллекционные, с барахолки, выцепленные на закрытых интернет распродажах. Любовь к книгам мне привила сестра, и большую часть моей коллекции подарила именно она, чётко попав в мои интересы в разные периоды жизни.

Стоя у высокого стеллажа вдоль всей стенки, я осмотрела мои драгоценные книги нежным взглядом и, улыбаясь, провела кончиками пальцев по стоящим в ряд шершавым бумажным изданиям. Все они были в идеальном состоянии. Моя бумажная страсть и подтолкнула меня поступить на писательское дело в Вэствильский университет. Благодаря отцу сейчас есть возможность продолжить образование в Пенбруке, где стоимость учёбы в год выше почти в три раза. Хотя бы здесь мне улыбнулась удача. Лишь бы программа первого курса у нас была схожей, и мне зачли прошедшие предметы, иначе придётся «рвать булки», как говорила Эвелин.

Чтобы упаковать книги я потратила около двух часов, а чтобы собрать всё свое приданое в целом ушло порядка недели. Совершенно не представляю, сколько времени потом займёт это всё разбирать и, скорее всего, пару дней я проживу среди коробок, расставленных по полу, постоянно спотыкаясь обо что-то и матерясь себе под нос, хотя нецензурные слова я предпочитаю не использовать, в отличие от Эвелин, которая не стеснялась в выражениях.

2

Мы выезжаем завтра во второй половине дня и нужно успеть осмотреть дом на наличие забытой мелочи, ведь будет неприятно по приезде в Пенбрук осознать, что ты оставила в старом доме важную вещь. Я заглянула в каждый угол родной комнаты, чтобы убедиться, что ничего не забыто, и затем направилась к маме, которая ближе к вечеру, как всегда, сидела снаружи.

Сейчас, в начале августа, в Вэствиле все ещё стояла теплая погода, поэтому кто-нибудь да занимал место на плетёном диванчике на веранде. На случай прохлады папа купил мини камин, который мама пристроила туда. Он чем-то похож на мини печку черного цвета, из которой сверху выглядывает подобие трубы. Помимо согревания еще и приятно расслабляет смотреть на горящие внутри угольки и танцующее среди них пламя.

Мама укуталась в свой любимый жёлтый, вязаный кардиган, подмяла одну ногу под себя и крутила в руке пузатый бокал белого вина, глубоко о чем-то задумавшись. Даже в такой обычной домашней обстановке мама была необычайно красива: её светлые, слегка волнистые волосы гармонично дополняли нежный взгляд зелёных глаз и скромный румянец на щеках. Я подцепила пушистый плед, лежавший на тумбе рядом с дверью, и пошла в её сторону, чтобы немного поболтать и побыть рядом.

— Какой уже это по счёту бокал вина, мам? — посмеиваясь, я подсела к ней.

— Энн, ты обо мне плохо думаешь, — возмутилась мама и шуточно закатила глаза, — это первый. Купила белое сухое и не угадала, вкус отвратный. Полусладкое мне нравится больше. Тебе налить? Будешь? Может быть, тебе понравится, — мама уже было потянулась за чистым бокалом, стоящим на соседнем столике.

— Не хочется, спасибо, — ответила я, поморщив нос, — я планировала сходить до кондитерской миссис Роуз за её фирменным морковным тортом и, может, прихватить ваши с папой любимые пирожные.

Миссис Роуз, приятной полноты дама в возрасте, владела тремя кондитерскими у нас в городе, где каждый мог найти угощение на свой вкус. В одной из них, которая находилась в двадцати минутах ходьбы от нашего дома, она работала сама и с удовольствием помогала подбирать сладости каждому покупателю. Именно туда я и любила ходить, ведь эта добрейшей души дама обладала очаровательным шармом и умудрялась поднимать настроение даже самому хмурому человеку на свете.

— Хорошая идея, — ответила мама с такой грустной улыбкой на лице, что я поняла — без вкусного торта тут не обойтись. — А ты что ли в этом тряпье пойдешь? Надела бы платье вместо футболки с шортами. Зачем тощие и бледные ноги открывать? Совсем не кормят тебя дома как будто. И волосы вон заколоть еще можно, а то висят светлой соломой.

— Всё нормально. Тоже волнуешься перед отъездом? — я заботливо накрыла её руку своей, не обращая внимания на колкости.

— Разумеется, я ведь всю жизнь тут прожила, — воодушевилась мама и плотнее закуталась в плед, — здесь я встретила Скотта и вышла за него замуж, родила вас с… — тонкие губы поджались, вздрогнув, — с Эвелин. Твои бабушка с дедушкой тоже прожили здесь всю жизнь, нас многое связывает с Вэствилем. Жаль, что они не успели застать то время, когда вы с сестрой поступили в университет. Они бы так гордились вами обеими. Моя мама, царство ей небесное, мечтала о том, как сделает с тобой и Эвелин выпускное фото в классической синей форме с накидкой и квадратной кепочкой. Всё-таки никогда не знаешь, когда рак окончательно поставит точку в твоём здоровье. Поэтому, дорогая, никогда не упускай своих возможностей в этой жизни, — мама посмотрела на меня и на мгновение улыбнулась, а затем отпила большой глоток алкоголя.

— Я тоже переживаю, — призналась я, прижавшись ближе к маме, и положила голову на родное плечо, — грустно расставаться с домом, который отстроил дедушка. Вдобавок ко всему в университете будет сложно. Адаптация и всё такое.

— Энн, ты у меня умница, поэтому мы с папой ни на секунду в тебе не сомневаемся. Так, давай уже беги за тортом! — пролепетала мама, мягко шлёпнув меня по колену, — я немного посижу и пойду греть ужин. Отец должен прийти примерно через час, сядем ужинать вместе, и не вздумай опоздать, ты же знаешь, что он не терпит опозданий.

Слабо верилось, что родители во мне не сомневались. Больше поверю в то, что они даже не задумывались о том, каково мне будет в универе, смогу ли банально найти друзей и не чувствовать себя одинокой.

— Уже одной ногой в пути, — я отложила плед в сторону и спустилась вниз с веранды.

— Кстати! — мама выглянула из-за изгороди, — а ты хоть собираешься навестить Лу перед отъездом?

Чёрт. Ну зачем ты про нее вспомнила.

Лу, она же Луиза, была моей давней школьной подругой, с которой я шла бок о бок большую часть школы, мы были как сёстры. Точнее, я построила такую иллюзию. Увы, наше воображение не всегда соответствует печальной реальности.

— Я собиралась, конечно, но не уверена, что она сейчас в Вэствиле, — крикнула я вслед маме и ушла вдоль нашей улицы прямо в сторону кондитерской миссис Роуз, не дожидаясь ответа. Не хотелось лишних расспросов.

На самом деле, я знала, что Лу в городе. Просто у меня не было ни малейшего желания навещать её. Это может звучать некрасиво, но после некоторых событий у меня остался мерзкий, царапающий душу осадок, который заставил разочароваться в таком явлении, как дружба.

Наш небольшой городок по большей части состоял из домов не выше пары этажей, поэтому в нём было очень уютно и атмосферно, даже на улицах не бывало шума машин. Здесь не чувствовалось городской суеты в отличие от больших городов, где люди ходили с серьезными и напряжёнными от своих масштабных дел лицами, а по дорогам со звонким рёвом мотора носились люксовые машины. В Вэствиле всё по-простому… здесь все друг друга знают, проводят пикники большими компаниями в городском парке и выручают, приходя к тебе со стаканом сахара из другого конца улицы, если он у тебя кончился, а тебе неожиданно взбрело в голову испечь пирог в десять часов вечера. Во время прогулки вдоль соседских домов по улочке Стэнвоул на меня нахлынули теплые воспоминания. Я часто любила поностальгировать. Здесь мы с Эвелин каждый день вплоть до моего девятого класса ездили на велосипедах до школы и обратно, останавливались где-нибудь по дороге, чтобы слопать бургеры, за что мама нас постоянно ругала, ведь она накрывала на стол большое изобилие блюд, чтобы порадовать всех. Но Эвелин даже на короткой прогулке не планировала оставлять меня голодной, обязательно нужно было перекусить для поднятия настроения.

Чуть поодаль, на другой стороне улицы, в небольшом парке среди деревьев находился детский городок с качелями, разноцветными горками и разного рода каруселями для детей и подростков. В пятом классе Боб Шридер, пухлый белобрысый мальчик на год старше меня, гуляющий в компании друзей, пытался отобрать там мой леденец, который подарила миссис Роуз, и шутил, что я растолстею и не влезу ни на одну качельку на площадке. Его друзья стояли рядом и неприятно хихикали, пока тот приплясывал с отобранным у меня леденцом и крутил им перед моим лицом, чтобы подразнить. Эвелин, возвращавшаяся в этот момент от компании приятелей, с которыми ранее отходила поговорить, увидела Боба, примчалась к нам от самой дороги, яро размахивая руками, и со всей силой толкнула его в плечо, чтобы тот отцепился от меня. Он по-поросячьи взвизгнул, отшатнулся назад и ударился ногой о бортик песочницы, в которой играли соседские детишки. Помню, как на мгновение вся ребятня в радиусе десяти метров замерла и молча наблюдала за происходящим в ожидании захватывающего зрелища, ведь Эвелин славилась своей прямолинейностью и отсутствием страха перед такими жалкими людьми. Я стояла, как вкопанная, и не могла сказать ни слова. Время остановилось. Сестра пулей встала передо мной спиной ко мне, отгородив от него, и неожиданно для всех прокричала Бобу в лицо с таким взглядом, который мог вызвать чувство страха даже у самого задиристого хулигана:

— Если ты, жирная рожа, съешь даже один этот леденец, то земля в парке под нами совсем провалится!

Лицо Боба в этот момент было приятным зрелищем. Взгляд напуганного хорька, наполненный подступившими слезами. Как ни крути, он был простым маленьким ребёнком, которого не так уж и трудно напугать. Чтобы не позориться, он лишь потрогал рукой голень, которой ударился о песочницу, сморщился от боли, но не стал распускать нюни. Боб тихо ушёл с ребятами в другую часть парка, чтобы не попадаться моей сестре, ведь Эвелин могла снова сказать пару ласковых в его адрес. Боб хоть и был смутьяном, но с Эвелин не хотел иметь дело, поскольку она общалась со многими старшеклассниками, которые были крутыми в глазах таких парнишек типа Боба. Обидев её, любой хулиган мог схлопотать себе проблем, сталкиваться с которыми трусишкам хотелось меньше всего.

Эвелин всегда могла постоять и за себя, и за меня, а в выражениях она никогда не стеснялась, потому что знала — один раз промолчишь там, где не следовало, и до конца жизни люди будут на тебе ездить. Она всегда говорила — «Если ты покажешь людям свой стержень и закалку, то они не позволят вести себя с тобой как засранцы». Я стараюсь как можно чаще вспоминать эту фразу, чтобы не дать слабину. К сожалению, я не такая дерзкая, как она, хотя это во многом облегчает жизнь.

Спустя минут двадцать после прогулки по «аллее памяти» я подошла к кондитерской миссис Роуз, которая располагалась на первом этаже таунхауса и была оформлена в бело-розовых тонах с огромными прилавками. Я купила несколько кусков торта и душевно поболтала с ней самой. Эта дама, обладающая необычного цвета рыжими, короткими волосами и свежим румянцем на лице, лишь одним своим видом могла вызвать улыбку. Во многие трудные времена, возвращаясь со школы, я заходила к ней и делилась своими переживаниями, потому что точно знала — я получу поддержку. Даже после смерти сестры я выговаривалась именно миссис Роуз и ждала мудрых старческих наставлений.

3

Солнце потихоньку начало садиться и озарять голубое небо оранжевыми красками, которые просачивались меж деревьев вдоль дороги и заставляли меня щуриться. Нос окутал запах растущих в соседских дворах цветов и кустарников, а тёплый воздух обдувал открытые участки моего тела. Я остановилась на мгновение, закрыв глаза и по-доброму улыбаясь.

— Боже, как же хорошо, — подумала я, вдыхая аромат соседских гибискусов.

Лёгкой походкой я направилась вперёд, глядя по сторонам, чтобы насладиться видом нашего города.

Раньше я никогда не ездила надолго в крупные города, а сейчас у нас не просто поездка — сейчас полноценный переезд. Постоянные сомнения: подойдёт ли мне жизнь в большом городе? Люди оттуда представлялись мне серьёзными, суровыми и любящими выпендриваться дорогими покупками. Я была не такой. Я никогда не гналась за брендами и не была стервой. Даже сейчас я шла с наивной улыбкой, размахивая пакетом с верой в добро и, кажется, в розовых пони. В этот беззаботный момент я еще не знала, что в новом месте меня могут поджидать разочарования.

Тревожность в последние дни достигала высочайшего уровня, хотя я была уверена, что все мои эмоции истрачены. Эвелин, как я скучаю по тебе. Мы бы сейчас гуляли в обнимку и мечтали о том, сколько прекрасного ты мне покажешь в Пенбруке и сколько ресторанов мы обойдём в поисках вкусной еды.

Когда до дома оставалось меньше километра, а воспоминания, вызывающие тоску, закончили транслироваться в голове, из-за деревьев начало просматриваться знакомое двухэтажное строение с зелёным фасадом и деревянной резной изгородью вокруг, украшенной кустами распустившегося шиповника. Растение издавало дивный аромат, который сразу же так знакомо ударил в мой нос. Это был дом Лу. Я остановилась возле каменной дорожки, ведущей к входной двери. Одолевали сомнения. Войти или не войти?

В окне я увидела миссис Пэрис, которая возилась с пакетами продуктов на кухне и явно что-то готовила. Видимо, у них тоже намечался ужин. С облегчением вздохнув, я решила, что не буду никого беспокоить, а просто уеду из Вэствиля по-английски, то есть не попрощавшись. Да и после происшествия в нашей семье мы с Лу общались лишь раза два за всё это время, обида еще и за это всё еще жила где-то внутри меня. Только я развернулась, собравшись уходить, как знакомый голос окликнул меня сзади, вызывая неприятные мурашки по всему телу. Это была Лу. Она как раз вышла из дома, чтобы забрать посылку из почтового ящика, стоявшего прямо возле меня.

Чёрт.

Повернувшись в её сторону, я заметила как всегда аккуратно уложенные волосы цвета кофе и нейтральный макияж, который не отвлекал от её карих глаз и острых, как лезвие, скул. Её черты лица были немного грубыми, но по-своему интересными, чем привлекали внимание противоположного пола. Цветочное летнее платье лишь подчёркивало милый и невинный образ. Но такая ли она была на самом деле? Её обратную сторону, казалось, видела и знала только я.

Я натянула фальшивую улыбку, которая всегда украшала моё лицо при виде тех, кого видеть совсем не хотелось, и радостно поздоровалась, ступив в её сторону, шурша пакетом с десертами…

— Лу! Давно тебя не было видно, думала заглянуть к вам. Мы завтра с родителями уезжаем в Пенбрук.

Она осмотрела меня с ног до головы, скептически отнесясь к моим словам, и только потом ответила…

— Да, я знаю о вашем переезде, — улыбнулась она и увела руки за спину. Это выглядело так, будто она стояла на приёме у президента. Хотя важность моей персоны была не меньше.

— Кто тебе рассказал? — удивилась я, ведь мы давно не общались.

Хотя, тут совершенно любой мог об этом сказать, город-то совсем маленький. Где-то за углом при выходе из магазина ты пукнул, а через пять минут об этом знали уже на другом конце улицы во всех подробностях и даже какого запаха были твои газы.

Она отвела взгляд и после небольшой паузы немного виновато пробормотала (или же мне хотелось думать, что виновато):

— Миссис Роуз рассказала пару месяцев назад, когда я забегала к ней, — улыбка сразу стёрлась с её лица.

В глубине души меня задели её слова. Да, мы мало общались эти месяцы, но ведь всё же в школьные годы среди девочек с ней я проводила больше всего времени, и неужели нельзя было уделить мне хоть немного внимания.

— Ты знала так давно, но не зашла, не позвонила? — мои связки напряглись и сделали голос более наседающим, а старая обида на неё усиливала эмоции, добавив и закрепив еще порцию «снега» на этом снежном коме обиды.

— Ну, а что ты хотела? — она пожала плечами, — думала, что я с объятиями сразу побегу к тебе плакаться о том, как мне будет тебя не хватать? Мы практически не общались последние месяцев семь. Ты мне сама не звонила, ну, и я не стала навязываться.

— Восемь, — раздражённо прошептала я.

— Что? — переспросила Лу, закатывая глаза, как бы дав понять мне, что ей уже хочется закончить наш диалог и пойти домой.

— Месяцев, — дополнила я, поджав губы, — восемь месяцев, — я еле сдерживалась, чтобы не повысить голос, — ты знала, как сильно мне нужна была поддержка всё это время, но снова оставила меня, будто мы были друг другу никто.

Она издевательски усмехнулась.

— С чего это тебе нужна была поддержка, и почему именно я должна была это делать?

— С чего? Да моя сестра умерла. Или ты вдруг забыла? — на глазах навернулись слезы, я обхватила себя обеими руками, еле удерживая пакет, — ты бросила меня одну наедине со всей болью и обидой, оставила в полном одиночестве, в то время как я в тебе нуждалась. Нуждалась даже после того, как ты со мной поступила. Но ты ушла. Снова.

Лу выглядела так, будто ей было абсолютно безразлично всё, что я сейчас говорила, и стояла в расслабленной позе, то и дело поправляла свои ухоженные локоны. Мы обменялись многозначительными взглядами, и я поняла, что после сказанных мною слов в ней не отозвалось совершенно ни-че-го. Она отвернулась, посмотрела куда-то отстранённо и вскоре продолжила, разводя руками перед собой.

— Знаешь, мне было всё равно, что у тебя случилось. Я терпеть не могла твою сестру. Все парни, которые мне нравились, всегда вешались на неё. Такая прекрасная Эвелин, красавица и умница. Да вот только я знала, кто она на самом деле, — у меня всё сжалось оттого, как резко она повысила голос, — настоящая лицемерная тварь, которая заслужила то, что с ней произошло!

Её пухлые губы сложились в омерзительную ухмылку. Я опешила и невольно потрясла головой в знак отрицания. Мой кулак непроизвольно сжался до хруста костяшек, и самым манящим местом для него было женское лицо, которое явно напрашивалось познать силу моего кулака. Это было неприятным откровением от той, которая в принципе никогда и не отличалась добротой и состраданием.

— Тебя удивило, что я так о ней отзываюсь? — бросила Луиза своим «грязным» ртом, — я всегда её недолюбливала. Она нравилась всем, строила из себя милую девчонку, но сама никогда такой не была! Мой любимый Пирс из старшего класса бросил меня ради того, чтобы бегать за твоей сестрой, она покрутила им и бросила. Я рада, что она сдохла.

— Как ты можешь такое говорить мне? — я возмутилась от её слов, а отвиснувшуюся челюсть можно было подбирать в четыре руки. Мне так хотелось вырвать ей волосы или размазать пирожное из пакета по лицу, но нежелание устраивать здесь драку пересилило злобный порыв, хотя сестра на моём месте точно бы не сдержалась, ведь никто не мог говорить плохо о нас.

— Ты всегда была в тени своей сестры. Неужели ты этому не рада? Дурочкой была, дурочкой и осталась.

Какая гнусность! Луиза молча смотрела на меня в ожидании ответа. Но что я могла сказать? На эмоциях я могла наговорить много гадостей, и тогда я была бы ничуть не лучше этой расфуфыренной гадюки. Я решила, что не обязана распыляться перед ней. Тихо выдохнув, я на секунду прикрыла глаза и постаралась успокоить себя. Совладав с эмоциями, я вернула взгляд на Лу, ответив с абсолютно нейтральным лицом, которое её взбесило:

— Знаешь, хоть ты никогда не отличалась добротой, я желаю тебе всего наилучшего. Надеюсь, ты возьмёшь себя в руки, съедешь от родителей, добьёшься чего-то сама и перестанешь испускать свою желчь на других. Всего хорошего.

Не желая выслушивать её ответ, я уверенно развернулась в сторону дома и оставила её с таким искривлённым лицом, что она наверняка придумывала не менее гнусный ответ.

Больше мне здесь нечего делать, я шла прямиком к себе, боясь обернуться и ни на что не отвлекаясь. Ноги мои неслись с каждым шагом всё более решительно, прохожие недоумённо косились в мою сторону из-за этой агрессивной спешки. Мне посчастливилось, что я больше нигде не задержалась. Мама позвонила и сказала, что она уже накрывает на стол, и мне пришлось поторопиться.

Дома я передала покупку маме, оставив пакет на кухне, и пронеслась в свою комнату вверх по лестнице. Я бросила сумку на кресло рядом с кроватью, оставалось только поставить телефон на зарядку и можно было бы, наконец, спускаться на ужин. Я безумно проголодалась, и урчание в животе заполонило комнату. Из-за того, что весь день я потратила на сбор вещей, чтобы на завтра оставить только мелкие дела, я не успела даже пообедать.

4

Я с трудом оставила весь негатив в своей комнате и с фальшивой улыбкой спустилась к родителям на ужин. Не нужно было их тревожить. Как только папа увидел десерты, открыв пакет, его улыбка сразу натянулась до ушей.

— Доча, ну, ты точно знаешь, как меня порадовать! — сказал он и чуть ли не вприпрыжку отошёл ставить чайник греться.

— Нам сейчас необходима небольшая порция счастья, — кивнула я, садясь за стол.

Они с мамой увлечённо о чем-то разговаривали весь вечер, я же ужинала молча, погрузившись в свои мысли, изредка отвечая простыми «да» и «нет» на вопросы родителей. Мысленно я была не с ними и смотрела только в тарелку, вяло ковыряя в еде вилкой.

Слова Лу сидели в моей голове. «Лицемерная тварь». Как она могла так сказать? Эвелин была таким человеком, который без малейшего сомнения придёт на помощь в любое время суток. Человеком, который отдаст последний цент из своего кошелька, и который способен надрать зад любому, кто обидит её родных и близких. А вот эта дрянь сама была не без греха.

Я поблагодарила маму за ужин и со спокойной совестью и чувством выполненного долга на сегодня поковыляла по лестнице в свою берлогу. От усталости это расстояние от кухни до комнаты показалось мне вечностью. Перед тем, как уйти в ванну, чтобы смыть с лица косметику вместе с усталостью этого дня, я скинула всю одежду на кресло и надела любимую растянутую чёрную футболку до колен. Встав у раковины, опёрлась на неё руками с обеих сторон и осмотрела своё изнурённое лицо через заляпанное зеркало.

М-да, без слёз не взглянешь. От изящно нарисованных утром стрелок не осталось и следа, коричневые тени практически полностью забились в складки век и напоминали грязь, а про тональный крем я вообще молчу. Всё-таки в теплую погоду стоит краситься полегче. Будь у меня карие глаза, я бы не стала сейчас использовать ни тушь, ни тени, но серые всё-таки в этом нуждаются, если хочешь сделать взгляд глубоким и выразительным. Перебрав бутылочки с многоступенчатыми уходовыми средствами, я задалась извечным вопросом, вот почему парням не нужно ничего этого делать? Они могут просто завалиться спать, не думая о своей коже. Кто-то, конечно, тоже пользовался гелями и кремами, но хотя бы макияж им смывать не требовалось.

Погасив свет, я с разбега плюхнулась животом на кровать, раскинув руки и ноги. Я схватила подушку, пододвинув к себе поближе, и громко, со звуком мычащего маньяка, простонала в неё, передав ей все накопленные за последние дни эмоции. Моё тело свернулось калачиком и не могло уснуть, постоянно ворочаясь. Совсем скоро моя жизнь изменится, и я прокручивала в голове первые дни после приезда снова и снова. Меня впервые охватывал такой мандраж.

Я не знала, как меня примут одногруппники, смогу ли влиться в их атмосферу. Я никогда не была аутсайдером, легко могла завести разговор, но волнение всё равно окутывало сверху донизу. Новое место и люди — это всегда тревожит. Еще и неопределенность насчёт жилья. Трудно решить, заселиться в общежитие или остаться в новом доме. В общаге меня могут ждать шальные студенческие дни, ведь то и дело слышу дурацкие истории от тех, кто там проживает. Тихий смешок полетел в подушку от воспоминаний о них.

У Тони, друга Эвелин, как-то раз на этаже прорвало трубы в туалете. Это произошло глубокой ночью, и поэтому происшествие было замечено не сразу, а лишь спустя пару часов. Студенты очухались, только когда запах канализации прошелся по всем комнатам, а коридоры по щиколотку плавали в фекалиях. Смешно и невыносимо мерзко одновременно. Отмывать пришлось всей общагой, а запах держался еще около двух месяцев.

Или вспомнить ту же Кристен, мою бывшую одноклассницу. После школы она уехала в колледж в Сан-Моне, при котором находилось женское общежитие. Там в принципе обучались только девушки, парней не было, водить их к себе запрещалось, но девчонки всегда находили способы это сделать.

И вот однажды парень Кристен, Уолтер, — довольно щуплый молодой человек, о тренажёрном зале знавший только из рассказов друзей и знакомых, решил забраться к ней через окно. Он подставил лестницу и по карнизу намеревался добраться дальше. Всего нужно было преодолеть метров пять вверх, а потом еще около полутора метров вправо, чтобы добраться до окна Кристен. Делать это вскоре после проливного дождя было совершенно неудачной идеей, поэтому только лишь он поднялся по лестнице и зацепился ногой о выступающий кирпич, лестница со скрежетом повалилась вниз. Бедняга Уолтер еще пару минут пытался держаться, но вскоре кубарем навернулся прямо в кусты, сломав себе копчик. Так он пролежал почти пять часов, поскольку изнутри его, похоже, никто не услышал. Саму Кристен он не предупредил заранее, а после падения первое время Уолтер не мог и слова произнести. Месяц или два ему пришлось восстанавливаться в больнице.

Хоть мне и не очень хочется подобных печальных историй, я всё же больше склонялась к общежитию. Самое важное и главное было то, что мне удалось найти университет. И вот после обмусоливания всех этих мыслей я, наконец, смогла уснуть.

5

В раннюю рань я услышала шорох за дверью. Это папа поднимался ко мне в комнату,.

— Э-э-э-э-эн! — бодро крикнул он, шумно стуча ботинками по ступенькам.

Я еле разлепила сонные глаза, потёрла их руками и, прислушавшись, убедилась в том, что меня действительно кто-то звал. Не могу сказать, что обрадовалась. Раздался короткий стук в дверь.

— Я войду? — вежливо спросил отец. Он редко когда заходил ко мне в комнату и, должно быть, чувствует себя здесь совсем чужим.

— Да, разумеется, — зевая, я привстала, встав на локти, и направила взгляд в сторону дверного проёма в ожидании, пока папа зайдёт.

Дверь открылась, и я увидела, что он принёс мне кружку с чем-то вкусным и дымящимся, а на блюдце рядом лежало несколько кусочков овсяного печенья, которое я всегда ем по утрам.

— Просыпайся, соня, — он сел с краю дивана, — я принес тебе завтрак. Какао будешь?

Идеально выглаженная белая рубашка, брюки с ровной стрелкой посередине. Папа всегда просыпался очень рано, чтобы хорошо одеться и уложить свою густую копну тёмных волос. Обычно в шесть часов утра он уже на ногах.

— Спасибо, конечно, — сказала я с прищуренным глазом, — но будить-то зачем? Я поздно заснула и думала поспать часов до десяти минимум.

— А, да просто вспомнил, как радовалась завтракам в постель твоя сестра, и решил, что тебе тоже понравилось бы. Все-таки последний день мы все здесь, в нашем родном доме, надо завершить на хорошей ноте, — сказал папа, немного неловко похлопав меня по плечу в надежде сгладить утреннее возмущение своей дочери.

Интересно… А что же, если бы не Эвелин, он бы не захотел сделать то же самое для меня? Младшенькая, нелюбимая дочка может обойтись и без родительской ласки. Неприятное ощущение того, что я лишняя в этом доме и лишняя в своей же семье. Это гнетущее чувство возникло много лет назад, периодически возвращаясь вновь.

Я поблагодарила отца, и он отправился с мамой за продуктами в дорогу. У меня же было несколько часов на сборы. Вскоре все мои вещи уже были упакованы и лежали в коробках в грузовике, который отец заказал для их транспортировки до Пенбрука, а мы втроём собрались за столом, чтобы пообедать.

— Скотт, а ты уже заправил машину? — поинтересовалась мама, нарезая нам свежий хлеб от миссис Роуз.

С грузовиком мы отправили большую часть наших вещей, а сами поедем на семейной легковушке.

— Топлива в баке хватит километров на триста, может, чуть больше. Остановимся по пути. Сколько там? Чуть больше тысячи километров? Нормально. — ответил папа выглядывая из-за огромной утренней газеты.

До Пенбрука придётся ехать около тринадцати часов по лесной и местами пустынной дороге, но это при условии хорошей погоды. Я с нетерпением предвкушала еду в придорожных забегаловках, которые нам встретятся. Там она всегда вкуснее, чем в городе.

— Пап, а мы будем останавливаться в отеле пока едем? — спросила я, цепляя из тарелки листья салата с маминого огорода.

— Ночью ехать не будем, поэтому переждём ночь где-нибудь в отеле.

— Главное найти приличный, — поморщившись, добавила мама. Чистота и опрятность у нее всегда были на первом месте. Абы где она спать не станет, её гордость и самомнение не позволят спать в простом, житейском логове.

Затем отец встал, поцеловал маму в щёку и направился в гараж проверять шины и наличие запаски на всякий случай, а я принялась мыть посуду. За окном бегали соседские детишки, кто-то катался на самокатах. Воспоминания многолетней давности и детства вновь всплыли в голове. Мы с Эвелин постоянно ребячились и дрались за последнюю дольку шоколадки во время прогулок. Повзрослев, мы, конечно, уже не дрались, но часто ругались из-за того, что я утаскивала её украшения, чтобы похвастаться красивой безделушкой перед Лу.

Меня вдруг осенило, и я отпрянула от мойки, застыв на пару секунд.

— Боже! Украшения! — взвизгнула я и рванула в свою комнату.

Впопыхах я поднялась по лестнице и ворвалась к себе, чтобы достать из тумбочки важную вещь. Я совсем забыла про неё… настолько эта вещь была небольшой, что забилась практически к стенке.

Когда год назад Эвелин приезжала домой, она в очередной раз поссорилась со своим психованным парнем и после телефонного разговора с ним швырнула в мусорку их парный браслет. Мне было жалко эту плетёную лавандовую безделушку, и в итоге незаметно выудила её и спрятала к себе в тумбочку. Эвелин её купила во время поездки в Тайланд для учебной практики в Бангкокском университете, в который сестру направили трудиться лаборантом как лучшую студентку в группе. Её знания в химии всегда поражали меня и оказались полезными в разборе состава косметики, когда мы сидели и ковырялись в баночках, сидя на ковре в её комнате. С тех пор я знаю, что нужно покупать, а чего лучше оставить на полке магазина.

Я легла поперёк кровати и перевернулась на спину, с интересом вертя в руках её браслет. Эвелин всегда любила лавандовый оттенок, да и мне он кажется интересным. Симпатичная вещица… Интересно, где сейчас второй браслет? Лежит у той сволочи или же давно выкинут, доживая свои сотни лет на городской свалке?

При мыслях об Эвелин и её парне в голове непроизвольно пронеслись сестринские всхлипывания в телефонную трубку, а картинка в глазах размывалась от слезинок. Практически каждый вечер моё сердце разрывалось на миллион кусочков от жутких рассказов. Жаль, что мы жили на расстоянии, и меня не было рядом, дабы поддержать её, тепло обнять и сказать Эвелин о том, какой она прекрасный человек и заслуживает всё счастье этого мира. Может быть, тогда не случилось бы то, что случилось.

Сестра всегда твердила, что, приключись с ней что-либо, то это наверняка дело рук её парня. Однако же, полицейское заключение не подтвердило насильственную смерть. Нисколечко не удивлюсь, если представители закона закинули папку с делом моей сестры на верхнюю полку в кучу к остальным.

Я нещадно и с нажимом потёрла глаза, чтобы отогнать с них вновь подступившие слёзы. Порой человеческая скорбь прекращается спустя несколько месяцев, но потеря нашей семьи останется моей болью навсегда. Теряя единственную родную душу и человека, которому единственному из всей родни и друзей на тебя не плевать, частичка самого себя откалывается и теряется где-то за пределами обыденной жизни. Сколько раз одногруппники обвиняли меня в излишнем страдании… Ну, конечно, откуда им знать, каково мне жилось это время. Самой большой заботой у этих ребят было решение о выборе места для вечеринок.

Эвелин никогда не называла имя своего молодого человека. Просто говорила «мой парень» или «мой мужчина». Видимо она не хотела, чтобы мы его искали в социальных сетях. Нас с ней серьёзно контролировали, и маме жизненно необходимо знать всё на свете, поэтому Эвелин не любила делиться подробностями личной жизни, а мне было противно от одной мысли об этом человеке, что я даже слышать о его личности хотела как можно меньше. Столько боли он причинил ей… А ведь со слов сестры этот человек был истинным джентльменом, примером в обществе. Мне не удалось ни разу его увидеть. Случись это, я бы добивалась признания до конца его дней. Или же своих.

Сестра встретила своего мужчину на первом курсе университета, а спустя несколько месяцев отношений уже зародились страшные ссоры. Эвелин рыдала, звонила, рассказывая мне не самые приятные вещи. Подруги в её окружении надолго не задерживались, вечно резко обрывали свои контакты с сестрой, а потому её поддержкой была лишь я. Так же, как она у меня.Дома в упакованных коробках с вещами для переезда лежал её личный дневник, хранящий в себе небольшое количество заметок о тайнах, спрятанных от родительской заботы.

А что касается браслета… Я закинула его в свой спортивный рюкзак, ведь там он будет в сохранности, и частичка Эвелин всегда будет со мной. Кинув рюкзак на кресло, я посмотрелась в зеркало, висящее напротив меня: помятое лицо и грустная улыбка были моей визитной карточкой в последние месяцы.

6

До отъезда оставались считанные минуты. Мама уже сидела внизу в заведённой машине и слушала новости по местному радио, папа укладывалпакеты с продуктами в багажник. В то время как во мне бурлили тоска и тревога, по поведению и эмоциям родителей не понятно, волнуются ли они хотя бы чуточку. Будут ли они скучать по нашему родному дому, и не выбивает их из колеи тот факт, что с Пенбруком нас связывают не самые приятные факты семейной истории?

Я в это время блуждала по дому, с печалью осматривая каждый его уголок на прощание и ступая по едва скрипучему деревянному полу. Мы уже отключили электричество, поэтому из освещения в комнатах было только жаркое летнее солнце, выглядывающее из окон и озаряющее своим светом внутреннее пространство. В доме жара стояла такая же, как и на улице, ведь, несмотря на то, что сейчас был уже вечер, солнце отдавало своё тепло на максимум. Даже мне в майке и шортах из лёгкого хлопка было тяжеловато. Насколько я знаю, в Пенбруке с погодой немного легче, что не может не радовать, ведь прохладу я переношу лучше.

— Дорогая, ну ты где там? — прокричала мама с улицы.

— Сейчас, погодите пару минут, мне нужно кое-что сделать! — выглянув в окно, я крикнула ей в ответ и продолжила свою прощальную прогулку.

Я оттягивала момент, вдыхала родной запах, которым пыталась на максимум заполнить свои лёгкие. Так, чтобы хватило до самого Пенбрука, а, выдохнув, оставить частичку родного города там. Возле каждой комнаты в памяти всплывали кадры из прошлого: как в гостиной в детстве мы с папой рисовали вместе красками, сидя на полу, как в коридоре я бегала от Эвелин, пока та пыталась кинуть в мою пятую точку тапком за испорченный лак для ногтей, как на кухне мама пекла со мной и сестрой печенье, стараясь научить меня аккуратно вырезать фигурки из теста.

Вокруг пахло папиным парфюмом, которым пропитался угол гостиной, старой бумагой от многолетней коллекции книг, берущей начало еще с бабушкиной юности, и землистым запахом горшочных растений. Все эти ароматы навсегда запечатались в этих стенах, в этой мебели и в этом воздухе. Моя душа была прикована к семейному дому, а сердце молило не уезжать, но, тем не менее, решение о переезде мы приняли единогласно. Хотя едва ли меня кто-то послушал бы, будь я более настойчивой в выражении личного мнения…

Закончив свою прогулку, я медленно, как бы всё еще колеблясь, переступила порог дома и еще раз обернулась, киванием головы попрощавшись с этим местом, и двинулась в сторону машины, где меня ждали родители.

Я открыла нагретую от солнца пассажирскую дверь и снова затормозила на пару секунд, обвела взглядом всё вокруг, чтобы запечатлеть эту картинку у себя в голове. Привычные глазу соседские дома, голубое и ясное небо, в котором каждое облачко было родное, до боли знакомые лица на улице, занимающиеся обыденными делами: кто-то выгуливал собаку, кто-то стриг газон в попытках сделать себе идеальный двор или шёл с кучей пакетов из магазина, еле волоча покупки. У этих людей жизнь продолжалась здесь и будет дальше идти своим чередом. Для них наш отъезд не значит ровным счётом ничего, тогда как для меня это выбор, с ног на голову переворачивающий жизнь.

— Господи, благослови, — услышала я папины слова, сев в машину.

— Господи, благослови, — подхватили мы с мамой, и все пристегнули свои ремни безопасности.

После этих слов машина, наконец, тронулась, и до меня окончательно дошло осознание того, что мы уже едем, и вот-вот начнется новая глава нашей жизни.

Я удобно обустроилась и развалилась на задних сиденьях в окружении своего рюкзака и сумки-холодильника. Выехав за черту города, в течение следующих часов за окнами виднелись то зеленый, дикий лес, то пустынные поля, напоминающие места из телевизионных триллеров. Я периодически вклинивалась в родительские беседы, чтобы разбавить болтовнёй время в дороге, проведённое в наушниках. Уже было около десяти часов вечера, поэтому мой вопрос был весьма актуален:

— Когда начнём искать ночлег? — спросила я, возникнув между передними креслами.

— Кхм. Думаю, через час можно присматриваться к отелям, которые начнут попадаться по дороге, — решил отец, сосредоточенный на дороге и не спускающий с неё глаз.

— Скотт, еще ведь рано. Ты часа четыре точно сможешь ехать, иначе такими темпами путь затянется на трое суток, — пробурчала мама.

Она всегда так пеклась о папе, и эти слова меня неприятно удивили. Ей важнее приехать целыми и невредимыми или примчаться быстрее? Отец сидел с сухими, красными от жары и усталости глазами, с напряжённой и затёкшей шеей, не желая лишний раз отдохнуть во избежание потери времени. Руки напряжены и вцепились в руль так, что испарись сейчас машина, папа остался бы в той же позе.

— Мам, вообще-то уставший водитель хуже пьяного. Ты посмотри на папу.

— Мэри, вообще-то сейчас я согласен с Эв… Энн, — тем же тоном спародировал меня он, а мелкую оговорку никто не заметил. Кроме меня.

Мама не ответила и молча пожала плечами. Она старалась избегать семейных перепалок, а потому старалась контролировать свои слова. Я откинулась назад на мягкую спинку сиденья, прикрыв глаза, поскольку меня уже успело укачать. Мы ехали в непонятной глуши, и вдвоём с мамой высматривали в окнах попутные отели или гостиницы, пока папа наблюдал за дорогой. Искали хотя бы что-то приличное, но даже неприличного не наблюдалось. На горизонте не виднелось абсолютно ни-че-го. Такое чувство, что мы попали в замкнутый круг и застряли в каком-то промежутке дороги, который не позволял выехать за его пределы, сделав нас своими пленниками, вечно скитающимися в поисках ночлега. Прямо как в ужастиках.

— Я уже закипаю от этих гляделок с дорогой, — разражалась мама, ёрзая на сидении. На этот раз я не могла не согласиться с ней.

Наконец-то где-то в ста метрах от нас сквозь высокие, но редкие деревья мелькнули слабые и переливающиеся разными цветами огни. Мы увидели старых лет здание, блёкло напоминающее мотель.

— Па-а-а-п! Сворачивай, — воскликнула я, тыча пальцем направо в сторону строения.

Мы потихоньку приближались к территориии сразу увидели небольшое коричневое, каменное двухэтажное здание, выстроенное буквой «П», с небольшим двориком, в котором располагались места для пикника. Как только машина заехала на парковку, автомобиль задребезжал, и под колёсами послышался стук мелких камней от засыпанной гравием дороги. Густой пыльный туман образовался прямо вокруг нас. Вскоре вид вокруг стал яснее, и я заметила лишь два легковых автомобиля помимо нашего, что явно не являлось показателем популярности сего места. Можно ли тут остановиться? В то же время малое количество людей радовало, у меня не было ни малейшего желания толпиться среди посетителей.

— «Пустынный оазис», как оригина-а-ально, — протянула мама, вылезая из машины и ткнув в сторону вывески.

— Ты бы назвала лучше? — ответил папа, и она закатила глаза. Тем самым он отсёк дальнейшие мамины упрёки касательно будущего ночлега. Она вновь не хотела спорить, а потому смиренно смолчала.

Пока родители копошились в багажнике, я в полутемноте и в сопровождении попеременно мигающих уличных фонарей накинула на плечо рюкзак и побрела по территории. Казалось, с чего бы мне идти в одиночку в темноте в сторону абсолютно неизвестного мне места, где велика вероятность нахождения людей сомнительного типа? Вот и я не знаю. Несмотря «уставший» и старый вид вокруг, территория оказалась довольно ухоженной, и лишь слепой бы не заметил, что за ней старались следить: на земле не валялось ни единого мусора, а вдоль дорожек росли цветущие, пушистые растения бледно-оранжевого и жёлтого цветов. Такие растения не растут в дикой природе, их точно высаживали здесь специально.

– — Пусть это и не отель, а мы находимся Бог знает на каком отшибе вселенной, — шептала вслух я, оглядываясь вокруг, — едва ли это можно назвать сараем.

На улице влажно, безветренно и совершенно тихо. Лишь какие-то насекомые слышны среди кустов, но это меня никак не пугало, ведь я стойкий солдат и смогу выдержать атаку этих маленьких существ. Главное, чтобы они действительно были маленькие. Я побрела дальше, стараясь разглядеть активность в окнах, но света в них не было, поэтому мои попытки были тщетны, а родителей я всё еще не наблюдала.

На лбу образовалась испарина, а майка на спине неприятно липла к коже, я мечтала о прохладном и освежающем душе. Наконец-то спустя пару минут скитаний вокруг здания я увидела несколько мужчин средних лет, которые сидели на пластиковых стульях возле входа в сам мотель. Они пили нечто, по бутылке напоминающее пиво, и громко хохотали, увлечённо разговаривая друг с другом, периодически хлопая друг друга по плечу.

Как только меня заметили, один мужчина отдал свою бутылочку собеседнику и встал, двигаясь в мою сторону. Он встречал меня доброй улыбкой, видимой сквозь его густую, тёмно-рыжую бороду.

– — Должно быть, вы работаете здесь? — обратилась я.

На меня дружелюбно глядел слегкаполный мужчина среднего роста и лет сорока. Его джинсовая жилетка поверх жёлтой майки немного испачкана, но стиль работника гармонировал с мотелем, словно был частью здешнего интерьера и атмосферы. Русые, едва золотистые и чуть взлохмаченные волосы выбивались из-под кепки, которая выдавала свой приличный срок службы этому мужчине. Как только я подошла к нему, тот поспешно вытер руку о шорты и протянул её мне в знак приветствия.

— Привет! Я Альфред, хозяин этого прекрасного мотеля, — представился он и гордо окинул взглядом свои владения.

— Добрый вечер. Энн. Рада познакомиться, — я пожала ему руку в ответ, — мы с родителями искали место для ночёвки и вот наткнулись на вас. Найдутся ли свободные комнаты?

– — Ну разумеется! Проходи скорее. А родители-то твои где? У нас тут славненько, но вот в других местах лучше не броди одна…

Альфред выглядел в хорошем смысле простым, гостеприимным хозяином, отчего первое моё впечатление о нём сложилось приятное, несмотря на обшарпанность мотеля. Пока Альфред рассказывал мне о том, какое вкусное припасено у них в холодильнике пиво, и что я могу в любой момент угоститься вместе с ним, послышались голоса родителей. Они увидели компанию, среди которой я оказалась, и у мамы промелькнула неприязнь в глазах, приоткрывшихся шире обычного. Она явно не привыкла к такому обществу, а мне было всё равно. Главное, чтобы это были хорошие люди, да а и какая разница, если утром нас здесь уже не будет?

— Здравствуйте, мы с семьёй хотим здесь остановиться на одну ночь, — начал папа, подойдя к нам с сумками, — это возможно?

Альфред вновь представился и пожал папе руку в знак приветствия, соблюдая вежливость. Мама же стояла в стороне, копаясь в сумке и ни слова не сказав Альфреду. Мужчина проводил нас внутрь, и мы с вещами прошли за ним. Внутри стоя застоялый запах чего-то старого вперемешку с чесночными сухариками и чипсами. Я думаю, они постоянно в обиходе ввиду обильного употребления здесь пивных напитков.

Хозяин мотеля встал за тёмную деревянную стойку, а позади него на стене висели подписанные номерами комнатячейки с ключами. Альфреддостал блокнот, чтобы вписать наши имена и номер телефона отца. Оказалось, у Альфреда не было ни компьютера, ни ноутбука, он всё записывал вручную, и данные на посетителей у него хранились в тетради с улыбающимся терминатором на обложке.

— У Вас всё хранится на бумаге? — с сомнением спросил отец, облокотившись на стойку. Он неодобряюще поглядывал в блокнот.

Альфред немного замешкался, но ответил, чиркая ручкой по листу бумаги:

— Да. У меня нет гаджетов помимо мобильного телефона. И тот с кнопками. Не привык, да и не особо разбираюсь в технике. Я человек простой, не слишком уж и современный в плане владения новыми технологиями, — он отчасти понимал папино недоумение, но сам не видел в этом ничего зазорного или постыдного.

Папа не остался доволен подобнымответом и скептично хмыкнул, но, тем не менее, он достал из кармана кошелёк, чтобы расплатиться. Наверняка у него было что сказать ещё, но усталость и желание уснуть имели бо́льший приоритет в данный момент.

— С вас сто двадцать долларов. Желательно, наличкой, терминала у меня не водится, — Альфред уже был готов услышать новую порцию возмущений от папы, но их не последовало, — вот ключи от 56-й для Вас с супругой, а милой леди я вверяю ключи от самого лучшего номера в моём дворце, — подмигнув мне, обратился он. В этом жесте не было никаких неприличных намёков, лишь желание подбодрить, ведь сейчас я стояла с кислой миной.

— Вы, наверно, дали ей комнату по соседству с собой, да? — вклинилась мама, сверля его взглядом, и её голос был лишён доброжелательности. С чужими людьми она более остра на язык, порой и не думает, что может обидеть или разжечь конфликт.

Мы с папой и Альфредом переглянулись в недоумении от её вопроса, и мужчина лишь отшутился на этот счёт, стараясь умерить совсем неуместный мамин пыл.

— Ну дела… Слишком уж быстро вы меня раскрыли!

Мама от неприязни поджала губы, а отец взглядом попросил её утихомириться. Он расплатился наличными, и Альфред пояснил родителям, куда именно следует идти до их комнаты. Следом он окликнул меня и сказал, что моя комната находится на первом этаже, поэтому я выудила у папы рюкзак и потопала в свой номер. Мама подозрительно на меня посмотрела напоследок, но ничего не сказала и хвостиком пошла вслед за отцом, дёргая его за локоть, принявшись бурчать ему что-то. Мы лишь пожелали друг другу спокойной ночи и разделились по своим берлогам.

– — Твоя комната действительно недалеко от меня, но это исключительно в целях безопасности, — пояснил мне владелец и отдал ключ.

Пока я шла, то вертела в руке ключ от комнаты. На колечке рядом с ним висел обмотанный скотчем маленький деревянный прямоугольник, на котором маркером был написан номер — 23. Забавно, что мне достался такой номер, ведь я родилась 23-го числа месяца. Это должно быть хорошим знаком.

Комнату оказалось несложно найти, моя дверь располагалась метрах в двадцати от стойки Альфреда. Я открыла скрипучую дверь и увидела небольшое помещение, но, однако, оно со своим туалетом и душем. Внутри располагалась одноместная, светлая кровать, заправленная тёмно-бордовым и слегка колючим на вид пледом, небольшой телевизор и пара невысоких шкафов. Кинув рюкзак рядом с кроватью, я плюхнулась на неё лицом вниз, свесив ноги, чтобы немного полежать овощем перед душем. Мягкий матрас, не сбившаяся в противные комочки подушка — Альфред действительно заботился о комфорте гостей. Порой чем проще люди, тем они более душевные.

После прохладного душа я почувствовала свежесть и желание жить дальше. Влажность в воздухе ушла,и волосы быстро высохли из-за жаркой погоды. Я перекусила фруктовым батончиком, который завалялся в рюкзаке, и поняла, что спать совершенно не хотелось, а телевизор показывал лишь пару каналов с новостями.

– — Так дело не пойдёт, — сказала я себе.

В комнате назойливо жужала муха, а за окном до сих пор слышались разговоры Альфреда с приятелями. Захотелось прогуляться, осмотреться, что я и сделала, выйдя к ним в пижамных длинных шортах и футболке. Это было так же смело, как и идти в одиночку в незнакомое место, но отчего-то насчёт Альфреда у меня было доброе чувство.

Как только я оказалась снаружи, тело покрылось мурашками из-за сочетания свежести после душа и вечернего прохладного воздуха. Хозяина мотеля я нашла на том же месте, где он был в момент нашего приезда. Он стоял уже без пивной бутылочки, но так же громко хохоча. Неужели он уже выпил свою дневную норму пива, или просто его запасы закончились? Его голос был такой бархатный, такой комфортный для слуха, что казалось, будто он обволакивал тебя своей теплотой. Я скромничала, но подошла ближе, и он заметил меня, отрываясь от своей компании:

— Ну дела, какие люди! — Альфред бодро направился ко мне, слегка подпрыгивающей походкой. Волосы его пружинились под такт шагам.

— Да, после душа сон как рукой сняло, решила к Вам выйти, поболтать. Если Вы не против, конечно, — я смутилась, но таила в себе надежду на гостеприимство хозяина мотеля.

Альфред рад моей компании, и поего отношению видно, что общение с людьми приносит ему большое удовольствие. Он представил меня своим приятелям, стоявшим рядом.

— Это Дональд, мой напарник по бизнесу. Мы с ним дружим с пятнадцати лет, — он показал на полного смуглого мужчину примерного того же возраста, что и сам Альфред, и тот молча, но с улыбкой медленно кивнул мне в знак приветствия.

Альфред следом перевёл взгляд на низкорослого и немного хмурого мужчину, который смотрел на нас исподлобья, прислонившись к стене. Его окружности были такие же выпуклые, как и у остальных.

— Это Билли. Он помогает нам с ведением бумажных и денежных заморочек. Остальные ребята уже разбрелись по комнатам.

— Некоторым надо было поменьше заглядывать в наш пивной холодильник! — посмеялся Дональд.

Билли же равнодушно посмотрел на нас, но с какой-то глубинной тоской в глазах.

— Приветствую, — сказал тот, лишь одной интонацией поставив точку и пресекая дальнейший диалог. Его голос звучал ровно и сдержанно, а во рту переминалась мятая и влажная от слюней деревянная зубочистка.

Открыв крышку, Альфред вручил мне леденящую руку стеклянную бутылку пива с бордовым содержимым, и я с благодарностью приняла её. Это вишнёвое пиво, которое он так нахваливал немногим ранее. Дёшево, но не сердито и вполне добротно.

– — Оно нулёвое, безалкогольное. У меня разнообразный запас для всех посетителей. Себе Альфред взял добавку точно такого же. Мы расселись по стульям, немного потрепались о сегодняшнем дне, а вскоре Дональд и Билли зазевались и, поочередно похлопав Альфреда по плечу на прощание, побрели по комнатам.

— Энн, приятно было познакомиться. Добрых снов, — сонно прохрипел Дональд и помахал мне рукой.

Билли же воздержался от каких-либо комментариев. Кажется, он не особо жалует чужих людей. Мужчина даже поторапливал Дональда, подталкивая его рукой в спину.

— Взаимно, всего хорошего, — мило улыбнулась я, попрощавшись с обоими.

— Ну дела… Не обижайся на Билли, — виновато шепнул Альфред, — он просто не привык выходить в «свет». Ему больше нравится находиться в компании нас, друзей. Билли довольно замкнутый последние годы.

— Что же случилось? Хотя извините, это совсем не моё дело. Просто любопытно…

— Я сам такой же любопытный, ничего страшного. Да и Билли был бы не против, по крайней мере, его прежняя версия. Мой друг похоронил жену года два назад, с тех пор я редко видел его счастливым. Грабитель ворвался в дом к жене и ребёнку, пока Билли отрабатывал смену на работе. Мужик прямо на глазах дочки застрелил жену, чуть ли не с петель вырвал ящики из шкафов, выкрав всё добро, и скрылся, а никто его и не искал после того. Билли вернулся домой: дочь кричит, ревёт, на полу жена… Умерла прямо на его руках. Дотянула, но умерла. С тех пор, пережив два инсульта, Билли пашет на нескольких работах, чтобы иметь возможность оплатить няньку для дочки. Даже дело не завели, представляешь? Кому охото разгребать проблемы простых работяг? Никто и глазом не дёрнул, а ведь по скольким инстанциям мы с ним вместе прошли, вплоть до начальства, и всё без толку. Видит Бог, ещё не закончена его борьба за справедливость.

— Ох, мне так жаль… Это ужасно…

Следом мы обсудили его бизнес, обменялись событиями минувших лет, успев и погрустить, и посмеяться. Дональд помог Альфреду с деньгами, которые они оба вложили в мотель. Оба уволились со своих работ, и посвятили себя бизнесу.

– — Альфред, а как насчёт тебя? У тебя есть дети? — поинтересовалась я и придвинула стул поближе к нему, раз уж мы начали открытый разговор.

— Мы с женой в разводе, дочь она увезла с собой в Санта Доминго. Я вижу их раз в пару месяцев и очень скучаю по своей малышке Одри. Ей шесть лет. Хочешь, покажу фото?

Я согласилась, и Альфред сходил до своей стойки, где мы с родителями стояли два часа назад, и принёс оттуда небольшой блокнот, в котором были вложены разные детские нелепые рисунки и фотографии, историю которых он мне поведал во всех подробностях. Его глаза блестели счастьем, когда Альфред рассказывал мне о своей малышке.

— А почему Вы с женой развелись? Прости, если и это слишком личный вопрос.

— Брось давай. Я ведь сказал, я человек открытый. Что ж… Я мало зарабатывал, и денег вечно не хватало. Постоянные ссоры, скандалы, большие долги. Я не пил и не играл в казино или карты, просто не складывалось в плане работы. Годами всё это накапливалось, пока, наконец, не пустило глубокую трещину в нашей семейной жизни.

— Деньги перевесили вашу любовь?

— Да. И знаешь, я понимаю свою жену. Она хотела хорошей жизни, и я даже не о дорогой квартире, машине или купании в деньгах. Представь ситуацию, когда твой ребёнок давно не ел ничего вкусного, а ты уходишь на работу утром и слышишь, как он просит тебя купить пару яблок, поскольку соскучился по фруктам. Особенно в летний-то сезон, когда лавки от них ломятся. Просит, а ты понимаешь, что тебе банально не на что их купить. Каких-то пару вшивых яблок не на что взять своей дочке, — больные воспоминания начали возвращаться в его голову, а он и не сопротивлялся.

— Пока одни горюют, что им не хватает денег на очередное путешествие, кому-то не хватает их на такие простые мелочи. Всё познаётся в сравнении, — с щемящей тоской добавила я.

Он вытащил фотографии и, перебирая их, показывал одну за другой с широкой и чистой улыбкой на лице. Одри была такой же пухлощёкой, как и Альфред. Веснушки покрывали большую часть её лица, а глаза блестели ярко зелёной палитрой.

— Прелестная девочка, — улыбнувшись, сказала я.

— Она моя маленькая звёздочка, — произнёс Альфред и начал гладить фотографию своей дочери, — знаешь… Я так скучаю по ней. Порой мне хочется всё бросить и уехать к ней, чтобы хотя бы на минуту обнять, поцеловать и сказать, что папа всегда будет рядом и сделает всё, чтобы его малышка ни в чем не нуждалась. Я живу только ради этого. Мечтаю,чтобы она не знала, что такое безденежье, что значит есть полуиспортившиеся продукты, которые ты купил на последние деньги, что значит ходить в ободранной одежде и получать насмешки от одноклассников из-за того, какой ты нищий, а твой отец неудачник, погрязший в долгах. Я не хочу так, понимаешь? Я уже пережил это сам и для неё не желаю такой же участи, — закончил он без привычной улыбки на лице, опустив голову и серьёзно сосредоточившись на своих мыслях.

Альфред оказался невероятно светлым человеком, а таких людей редко встретишь в современном мире. Вскоре после своего рассказа он быстро приободрился и стал тем же весёлым мужчиной, каким я его видела до этого. Мы сидели на улице, окружённые природой и тишиной, в спокойствии которой разговоры могли длиться вечно. Затем хозяин мотеля вновь поведал об открытии мотеля несколько лет назади роли Дональда в этом деле. Оказывается, Дональд не просто помог деньгами, а заложил семейный дом. Как крепка их дружба, раз мужчина решился рискнуть. И сам Альфред пустил в бизнес все свои сбережения, которые накопил за последние двадцать лет. Он верил в дело, учитывая отсутствие мест для ночлега в ближайших десяти километров, а мотель располагался возле центральной трассы.

– — Бизнес — дело нелёгкое, скажу я тебе. Случались и взлёты, и падения. Порой я не мог заселить посетителя из-за раскупленных комнат, а порой не удавалось даже пополнить свой продуктовый холодильник целую неделю или две. Билли частенько ворчит, что мне не хватает свежего взгляда, мол мы уже все старики с замыленными глазами. А какой я старик в пятьдесят три года? Мне ещё дочку на ноги ставить!

Вдруг Альфред показался мне угрюмым, словно уловил неприятные, тёмные воспоминания. Мужчина неожиданно для нас обоих сменил тему и продолжил:

— Ты хороший человек. Береги себя, — он по-отечески похлопал меня по плечу, — хорошо, что сейчас здесь мало посетителей, и вы с семьёй можете спокойно отдохнуть. Чего я только ни видел здесь за восемь лет. Особенно с молодыми девушками, а ведь за каждую переживаю, словно за дочь родную.

Альфред вытер влажный лоб тыльной стороной ладони, приподняв кепку, и принялся за свой рассказ:

— Хоть взять такой пример… Самый запоминающийся… Их ссора меня чуть до инфаркта не довела. Ух, мурашки по телу пробежали. Видишь? — он приподнял свои волосатые руки, но на них при тёмном свете затруднительно заметить хоть что-то, но я кивнула в знак согласия, словно и правда увидела то, что Альфред демонстрировал. — Буквально месяцев семь или восемь назад я застал такую дикость. Или даже раньше, я, честно говоря, так долго оправлялся, что потерял счёт времени. Так вот… Тоже молодая девушка, примерно твоего возраста, — задумался он и отвёл свой взгляд от меня, чтобы вспомнить детали, — она приехала сюда на машине и залетела внутрь опухшая от слёз, с размазанной тушью под глазами… Вы ведь тушью красите глаза? Просила выделить ей хотя бы маленькую комнатушку, отдохнуть и успокоиться. Трясло беднягу как после взбучки.Девчонка сказала, что уехала от молодого человека и вот-вот подступала истерика. Думаю ну дела, запереживал жутко! Одета в тот момент совсем не по погоде. На улице холодно, сыро, а на ней джинсы да свитер, куртки даже не было!

А ведь он не знает, как много такого происходит вокруг. Тут от одного случая стало дурно, а оно творится повсеместно. Не уверена, готова ли я слушать, но интерес пересилил поднявшуюся тревогу:

— Вы сказали, что застали их ссору. Неужели её парень приехал сюда?

— Да, этот психованный нашел её. Представляешь? Ну дела! После ужина я поднялся к Дональду поиграть в нарды, тот вскоре уснул, а спустя полчаса слышу истошный женский крик. Выбегаю в коридор на первом этаже, а парень тащит её за руку из комнаты. Глаза дикие-дикие, прямо животное. Девчонка отпиралась что есть мочи, умоляла оставить в покое. Сердце моё ёкнуло, случилось всё в считанные секунды. Я увидел кровь на её брови и понял, что рана свежая, ведь ко мне она приехала целой. Понимаешь? Естественно, я вмешался. Не мужик что ли?

Я слушала Альфреда с замиранием сердца, пальцы рук от волнения скрепились между собой мёртвой хваткой. В моей жизни пусть и было всего пара парней, но никогда никто не обижал, не оскорблял и, тем более, не причинял физической боли. Тут же вспомнила о сестре, её отношения складывались ужасно.

— Я пошёл прямиком на этого ушлёпка, — сказал Альфред и с раскаянием за грубое слово посмотрел в мою сторону, — думая, что он отступит при виде взрослого мужика, но парень достал из кармана складной ножик. Я напрягся, но не отступил, ведь дело не закончено, следовало выручать девчонку. Один Бог знал, что бы этот сумасшедший сотворил с ней, не услышав я её крики. По парню сразу видно — не в себе, ведь даже я пару раз распереживался.

— Ох, Альфред, страшно мне слушать дальше, но продолжайте! Тяжело даётся, откликается из-за семейной беды. Что ж, бровь-то он ей зацепил этим же ножиком наверняка.

— Я на секунду так и подумал, но каким надо быть отбитым и полезть на девушку с ножом? Кажется мне, он её ударил… Особо я не гадал, главным было помочь девушке и вызволить её из лап незваного гостя. Парень полез на меня с ножом, но я не из робкого десятка, — подмигнул Альфред, — и моментально среагировал, схватил его за руку и ударил ею об стенку так, что нож выскользнул. Он растерялся лишь на мгновение, и мне этого хватило, чтобы подхватить нож с пола.

— Ты словно супермен, Альфред. С таким можно и в огонь, и в воду. Благодаря тебе и тем мужчинам, способным на поступки, мы можем чувствовать себя в безопасности. Вот бы все были такими.

Казалось, такие перепалки помнились мне исключительно в кино, а не в реальной жизни. Обеими руками я обняла себя, растирая мурашки на коже. Альфред заметил это, отошёл к шкафу возле стойки и, вернувшись, заботливо накинул на плечи тёплый вязаный плед. Закурив сигарету, мужчина продолжил:

— Я попытался утихомирить парня, говорил с нимровным голосом, но он послал меня на три буквы и сорвался вновь схватить девушку. Моя рука с ножом в руке дёрнулась вперёд, я зацепил его за заднюю часть куртки, как только парень повернулся ко мне спиной, и нечаянно проехался ножом по его пояснице. Я не планировал это делать, — Альфред очень заволновался и не хотел показаться плохим, — я забыл о подобранном ножике, действовал на автомате.

— Сильно вы его поранили?

— Не думаю, что рана была глубокая, ведь я не целился. Шрам бы точно остался. Парень вскрикнул, скорчив лицо, и пригрозил мне полицией, а еще закрытием мотеля к чёртовой матери, но после этого я его больше не встречал. На наш шум выбежали несколько посетителей, и парень мигом ретировался, угрожая девушке, что их разговор еще не закончен.

— И после этого он уехал? — в надежде положительного ответа спросила я.

— Уехал, но если бы остальные ребята не вышли в коридор, парень бы ещё потрепал нам нервишки, — Альфред от переживания начал говорить всё более спешно. — Девушку я отвёл в её комнату, принёс медикаменты для обработки раны, стакан воды. Пока всё делал, попробовал аккуратно выяснить, что случилось, но услышал лишь плач, и понял, что не следовало тревожить её. Девушка сказала, что помощь уже не требуется, и я ушёл, попросив позвать меня, если что-то понадобится.

— Как дальше было? Она выходила к вам?

— Ничего дальше, я пожелал спокойной ночи. Наутро её уже не было, а ключи от комнаты лежали на стойке. Как бы я хотел верить, что она больше не встречала этого придурка. Кстати, она ночевала в той же комнате, что и ты сейчас.

Мама мия. Это не то, что сейчас хотелось бы услышать.

— Я теперь не усну спокойно, зная такие подробности, — я попыталась произнести это с долей шутки, но нервное лицо меня выдало.

— Чёрт, зря я это сказал. Очень неприятная ситуация. Я порой наблюдал ссоры между обычными дальнобойщиками, но тут… — сказал Альфред и потушил сигарету о пластиковый подлокотник, на котором виднелись мелкие жжёные вмятины от постоянных соприкосновений с сигаретой.

— Не хотела бы я быть свидетелем такого. Страшное дело, я бы и не сообразила, что делать.

Я встала и отодвинула после себя пластиковый стул ближе к стене, чтобы вернуть на законное место, и собралась прощаться с Альфредом. Он тем временем добавил:

— У неё еще такое имя необычное… Кэролайн, Кэролин… Черт… Или нет, не так. Ева… Нет, тоже не то. А, всё, вспомнил! Эвелин!

О. Мой. Бог. Земля провалилась из-под ног, картинка передо мной закружилась. Это ведь совпадение? Совпадение??? Нет-нет-нет, только не это, только не сестра. Так, всё. Эвелин — нередкое имя, всякое могло случиться. Спокойствие, спокойствие! Держи себя в руках, Энн!

— И вы даже чем-то похожи внешне, наверно оттого у меня сразу же возник отеческий порыв позаботиться о тебе, на подсознательном уровне оно было.

Внутри неприятно ёкнуло. Одно имя моей сестры поднимало бурю эмоций. Злость, скорбь и бездонное чувство боли. Мне никогда не свыкнуться с мыслью, что единственный близкий мне человек уже не со мной. Любое упоминание этого имени выводит меня из равновесия.

— Очень жаль её, — нервно взглотнула я. — Ладно, добрых снов, Альфред.

Он похлопал меня по плечу на прощание. Отчего-то он очень любил этот жест.

— Доброй ночи, Энн. Всё нормально? Ты побледнела, — заволновался он и потянулся в карман за шоколадкой.Ему явно необходимо о ком-то заботиться, ведь Альфред редко видит свою дочь и не противится одаривать теплом посторонних людей.

— Всё окей, просто я не ужинала, как следует, — ответила я и пошла в сторону коридора.

— Ну дела! Сейчас я тебе сэндвич организую, и отказ не принимается.

— Уже пора спать, а кушать на ночь — вредно, еда в желудке не будет перевариваться, она начнёт там гнить, затем произойдёт воспаление, гастрит, язва, рак. Ну, Вы поняли.

Альфред сунул мне в руку пару шоколадок, и я пронеслась к себе как угорелая. Заснуть не получалось, долго ворочалась и мусолила в голове поведанную мне историю. Глаза не смыкались, от редкого моргания слизистая подсохла и лучше не становилось. Я решила, что дождусь, пока Альфред уйдёт спать, проскользну к его стойке и подгляжу в блокнот, где ведутся записи о посетителях. Нужно убедиться, что это не моя Эвелин. Нужно! Боже… Нож, крики, ранения… Нет, с кем угодно, но не с моей сестрой. Я просто спокойно пройду к стойке, пролистаю далеко назад, увижу чужие данные и вернусь к себе, как ни в чём ни бывало.

Настенные часы звонко тикали, томительное ожидание сводило с ума. Спустя минут двадцать, пока я сидела как на иголках, в коридоре поутих шум, из-за прохлады я накинула кофту на плечи и на цыпочках пробралась к стойке в полной темноте, боясь, как бы Альфред не вернулся. Я обошла стойку, со второй попытки включила слабо светящую настольную лампу сбоку стола и увидела, что блокнота нет.

— Чёрт, — прошипела я себе под нос.

Глаза забегали по поверхности стойки в поисках дурацкого блокнота, но его не было.

Куда он делся? С моей стороны наивно полагать, что Альфред оставит блокнот на виду, в нём ведь личные данные посетителей. Дурочка. Думай, думай, думай! Я принялась перебирать лежащие вокруг листочки, заглядывая под них, по очереди открывала ящики сверху вниз. Скрючившись в тесноте между стойкой и стеной, я покряхтела и одной рукой опёрлась о край стойки, а второй потянулась к ящикам. О да, заветная находка. Я раскрыла блокнот, молниеносно развернула его, но тут же откинулась назад на стену. Хоть блокнот довольно толстый, однако начальная дата в нём — четыре месяца назад. Порывшись еще, я убедилась, — больше ничего нет, никакого старого блокнота не хранилось. Выключатель света щёлкнул на втором этаже. В мою сторону устремились тяжёлые шаги спускающегося с лестницы человека. Едва я попыталась сорваться с места, как из темноты меня настигла фигура Альфреда, стоящего передо мной в сменной одежде: в мятой, домашней футболке и светлых штанах, обрезанных снизу. Зевая, он поинтересовался:

–Ты чего здесь? Не спится? Случилось что, аль проголодалась?

Я замялась, а Альфред всё так же моргал и зевал в ожидании ответа. Мой растерянный вид дал мужчине повод обеспокоиться:

— Эй, что ты, что ты? Ты в порядке, дитя?

— Да, э-эм, простите. Не подумайте ничего плохого, я лишь хотела проверить старые записи касательно посетителей мотеля, — призналась я, сжимая руками кофту. Стыдоба какая.

— Зачем? Это из-за той истории, которую я тебе поведал? Впечатлилась?

Чтобы избежать недопонимания, я кратко рассказала об Эвелин и своих подозрениях. Альфред присел на табурет возле стойки, слушал внимательно, не отводя глаз. Уже целых десять минут как улыбка покинула его лицо, мужчина сосредоточился на каждой моей фразе, дабы ничего не упустить. Поразмыслив с пару минут, он ответил:

— Ох, ну дела, да ведь можно было сразу рассказать, попросить. Я всегда готов помочь. К чему эти шпионские игр? Ох уж эти девчонки. Ладно…

— Затормозила, прошу прощения.

— Уверена, что посмотреть хочешь? Порой всё лучше оставить неизвестностью, дитя. Меньше знаешь, крепче спишь.

— Сон пропадёт, если я не буду знать наверняка. Что там ни записано, — я готова. Прошу, покажите.

Мне давно твердили о моей помешанности на гибели сестры, но посмотрела бы я на этих людей, потеряв они самое ценное. Никому до меня дела не было, кроме неё.

Альфред вышел в мелкую комнатушку и вернулся уже с трухлявым блокнотом в руке. Картонная обложка отслаивалась по краям, а пружины сбоку ослабли. Как бы страницы не вывалились…Еще чуть-чуть и мои глаза вывалились бы из орбит. Я была готова вырвать блокнот из рук медленного мужчины и уже самой долистать, но Альфред остановился на одной странице и показал мне. Ох, ох, ох! Что, если там моя Эвелин?

— Нашли? — с надеждой посмотрела я на него, касаясь края обложки.

— Да, вот, шестая снизу на правой странице, — Альфред ткнул пальцем в нужное место.

— Так… «Эвелин Броукшейн», — гора упала с плеч, и я закрыла блокнот, прижавшись щекой к плечу Альфреда, которое очень кстати оказалось в нескольких сантиметрах от моей головы.

— Ну, что? — спросил он и забрал блокнот.

— Это не она. Наверно, было глупо полагать, что это возможно, но я все-таки допускала такую мысль. Извините, с ума схожу, наверное.

— И ведь это хорошо! — Альфред мягко похлопал меня по плечу. — Не то, что ты сошла с ума, а то, что всё хорошо. Что ж, пошли по комнатам. Час уже поздний, и мне помнится, ты завтра рано выезжаешь. Поспи подольше, беги к себе.

Мы уже второй раз за вечер пожелали друг другу добрых снов, и я направилась в комнату с мыслью о том, как глупо я себя повела.

Видеть чужую фамилию я была несказанно счастлива. Жаль и Эвелин Броукшейн, но за свою сестру моя душа болит сильнее. Это ведь точно не она…? Парень отделался шрамом, а девушка наверняка сейчас с покалеченной психикой. Какая злость движет людьми? Как случилось, что мужчина, который должен оберегать, толкает себя на извращённые поступки? Пусть всё это обойдёт меня стороной.

На улице похолодало к моменту моего возвращения внутрь. Из-за открытой местности перепады температуры ощущались сильнее, холод пробирал до мозга костей. И в то же время утром мы все будем изнывать от жгучей жары. Но это будет потом, сейчас же следует утепляться. Я нырнула в свой колючий плед и тут же вся зачесалась. В моё отсутствие воздух в комнате пропитался туалетной водой, отчего здесь прибавилось уюта, и как только моя голова коснулась подушки, я сразу же вырубилась, не успев даже о чем-то подумать. День вымотал меня всю.

7

К сожалению, сон был слишком короткий для того, чтобы отоспаться как следует. Как и предвещал Альфред, рано утром меня разбудил стук в дверь, — это были родители.

— Ми-и-и-ила-а-а-ая-я-я-я-я! Папа сейчас пойдёт уносить вещи и заводить машину. У тебя пятнадцать минут, — прокричала мне мама через дверь.

Какие пятнадцать минут? Совсем уже. Я не умытая, голодная и не выспавшаяся. Мне нужно как минимум прийти в себя после пробуждения, и лишь на одно это уйдёт всё это время. Глаза были словно в песке и чесались, я чувствовала себя разбитой из-за того, что меня резко выдернули из сновидений. Зачем так торопиться, никто в наш дом не заселится раньше нас.

— Хорошо, мам! — крикнула я в ответ не очень доброжелательным тоном и накрыла голову подушкой. Вот бы кто-нибудь нажал на неё сверху, чтобы прекратить мои страдания.

После пары минут потягиваний на кровати и холодного душа я напялила вчерашнюю одежду и собрала рюкзак. Сразу же пожалела, что не постирала одежду. Я ведь весь день в ней потела. Мерзость. Еще и рюкзак постоянно спадал у меня с плеча, и это дико меня раздражало. За ночь он будто стал тяжелее.

Что ж. Спасибо этому дому, пойдём к другому.

В коридоре по-прежнему стоял тот же запах, но уже менее уловимый. За ночь мы наверняка слились с ним воедино. Сквозь окна в помещение проникал солнечный свет, который подсвечивал все пылинки в воздухе и приветствовал нас, знаменуя начало нового дня. Нового и достаточно жаркого. Без крема моя кожа покрылась чешуйками от такой температуры.

За стойкой пусто, в коридоре тишина. Не хотела уезжать, не попрощавшись с Альфредом. Неужели он спит? Ах, да. Время ведь семь утра. Я подождала пару минут в надежде, что он выйдет, но никто не появился, кроме двух пролетающих мух. Я всунула свой комнатный ключ в нужную ячейку на деревянной полке и направилась к выходу, напоследок еще раз оглядевшись в надежде увидеть выходящего из комнаты Альфреда. Но, увы, этого не произошло.

Вдруг я услышала, как папа яро сигналит из машины, которую он переставил поближе.

— Живее! — недовольно поторопил меня отец.

— Ты зачем шумишь? Люди еще спят! — крикнула я ему, указывая рукой на мотель.

Меня это взбесило, в то время как мама безучастно поправляла свою прическу. Зачем ты её поправляешь, если через десять минут из окна тебя обдует потоком ветра? Железная логика. Я завалилась на заднее сиденье с диким желанием подремать, чтобы моё сознание стало ясным.

— Ты позавтракала? — обернулась ко мне мама.

Мне пришлось приоткрыть один глаз, устало смотря на неё исподлобья. Естественно, я не ела. Не успела.

— Нет, я ничего не ела, — ответила я, и мой живот проурчал эти слова вместе со мной.

Мама полезла в сумку-холодильник и начала перебирать в нём заготовленные дома бутерброды. Протянутый мне сэндвич был с подкопчённым салями, сыром и немного какой-то зеленушки сверху. Всё это зажато между двумя ломтиками чуть потвердевшего серого хлеба. Вот бы оно еще было съедобным.

— Спасибо, — я поправила хаотично разбросанные по хлебу ингредиенты, — а попить случайно не найдется?

Мама будто ждала этот вопрос.

— Естественно найдётся. Какая мама не подготовится к этому? Держи, — она достала из бокового кармана двери бутылочку с яблочным фрешем, — он ведь тебе нравится, верно? Я помню. Твой любимый.

Я улыбнулась ей в ответ и потянулась вперёд за напитком. Сюр. Яблочный фреш был любимым напитком Эвелин, но никак не моим. Мне нравился апельсиновый. У нас дома раньше была соковыжималка, и мама часто делала сок нам с сестрой, но после её смерти перестала. Стараться лишь для одной дочери стало пустой тратой времени. А куда уж ей, такой занятой. Важнее салат взрастить.

Пока наша машина дрожала на каменистой дороге, я с приятной грустью посмотрела вслед «Пустынному оазису». Я долго буду помнить его добродушного хозяина. Прощай, Альфред. После тошнотной тряски удалось заснуть в позе эмбриона практически до конца поездки.

8

После детища Альфреда мы проехали еще часов шесть, пока не начали прорисовываться очертания Пенбрука. Общая цветовая гамма города была выдержана в современном стиле — оттенки коричневого и оранжевого. Миновав мост, разделяющий трассу от городских дорог, наша машина въехала в окрестности города.

Он состоял из малоэтажных кирпичных строений, этажей пять или шесть, не больше. Местами город утыкан подобиями высотных зданий и, наверняка, это торговые или бизнес центры. Отсутствие вычурных и громадных домов-муравейников пробуждало чувства уюта и комфорта, которые теплом отзывались в моём сердце с каждым новым проеханным метром. Терпеть не могу шумные города, вечные толкучки из людей и пробки на дорогах.

На окраине города, по пути в центр, располагались частные сектора с зелёными лужайками, которые напомнили мне наш родной Вэствиль. На десять минут я почувствовала себя как дома.

Вид за окном постепенно сменился на более городской — модные магазины с панорамными окнами, показывающие всю красоту витрин с летней одеждой; манящие кафе и рестораны всех кухонь мира; множество парков, цветные билборды с рекламой и в меру оживлённая активность на улице. Прохладный воздух здесь казался свежее, небо было более голубым. Глаза с неподдельным интересом цеплялись за всё. За мелкий зелёный куст у светофора, за бабульку с собакой, за каждую встречную машину. Всё казалось таким новым и ярким, особенно в самый разгар дня.

Мы ехали медленно, заворожённо разглядывая всё вокруг. Для жителей Пенбрука жизнь текла своим чередом, никто не заметит новую машину. Зато для этой самой машины с этого самого момента, с этой самой секунды, меняется всё, что нам было так привычно до прибытия сюда.

— Ой, папа, папа! — окликнула я, стуча его по плечу, — видел там кафе, которое только что проехали? Крутая вывеска. Никто не запомнил название?

— Какое кафе? — мама устало закатила глаза, не понимая моего интереса, — таких кафе здесь миллион. Скотт, не слушай, поехали уже. Будем останавливаться у каждого места, которое нам понравится, весь день потеряем.

Да и хрен с вами. Сама потом найду.

Нежно голубая вывеска, напоминающая волну и выбивающаяся из стиля окружающих бежевых домов, на которой белыми буквами красовалось короткое название. Сквозь большие окна я заметила стеклянный аквариум вдоль всей стены. Такого еще нигде не видела. У нас ведь дома кафе мало. Все ходят к миссис Роуз. Я визуально запомнила это место и найду без труда. Спойлер… я его так и не нашла самостоятельно.

— У меня уже пятая точка затекла. Ну, долго там еще? — мама не переставала ныть и массировала своё бедро кулаком. Будто одна она, бедняга, устала ехать в тесной машине.

Спустя двадцать минут после въезда в центр мы припарковались возле нашего нового дома. Точнее, дома родителей. Я же всё-таки решила обитать в общежитии. Оно было ближе к универу, чем наш дом. Возможность экономить полчаса в обе стороны меня привлекла, а если соседка будет адекватной, то я не против жить там.

— Мэри, сядь спокойно, — прервал её папа хмурым взглядом. Он был как всегда сосредоточен на чём-то своём.

Меня жутко раздражало то, что помимо того, что отец сам редко позволяет себе выражать позитивные эмоции, так он еще и маму в этом упрекает.

Двухэтажный дом смотрелся скромным и был выдержан в общем коричневом стиле остального города. Родители в несколько рейдов переносили вещи, а я со своим рюкзаком пробралась внутрь вдоль каменной тропинки, где уже стояли коробки с вещами, которые папа отправил вместе с грузовиком. Внутри дом был просторнее того, где мы жили в Вэствиле. Всё такое светлое, непривычное. Нужно будет обязательно купить шторы.

— Ну, как тебе дом, дорогая? — напугала меня мама, высунувшись из-за спины.

— Мама, меня чуть Кондратий не хватил, — я со всем своим актерским мастерством схватилась за сердце, показывая весь ужас сложившейся ситуации.

— Ой, ты девка молодая, с тобой ничего не будет. Смотри, тут спальня, одна из ванных комнат находится по другую сторону лестницы на второй этаж, а здесь… — она повела меня следом в соседнюю комнату, взяв за руку, — кухня. Некоторую технику еще нужно будет докупить, чтобы всё выглядело современно, но в целом пока так.

— А моя комната где?

— Прямо по лестнице и направо. Слева наша с папой спальня, поэтому твоя в другом конце этажа.

— Я полетела к себе, с остальным потом разберусь.

Когда я переступила заветный порог, меня встретила комната раза в полтора больше моей предыдущей с новеньким, еще запечатанным матрасом на массивной деревянной кровати и окрашенными в белый стенами.

Я разобрала вещи, вскрыла матрас и плюхнулась на него. Я чувствовала такую усталость с дороги и была разбитой. Разбитой и одинокой. Я бы хотела сейчас получить заветное смс от близкого человека по типу «как ты? ты доехала? всё хорошо?». Но у меня его нет.

Каждый день я чувствую тоску оттого, что у меня нет близкой души, с которой я могу делиться всем на свете. Хоть Лу и оказалась полным разочарованием, она была одной из тех немногих, с кем я искренне дружила. Мы часто сбегали на вечеринки ночью, гостили друг у друга, я посвящала её в свои самые заветные тайны. Жаль, что она поменялась. Или, может, она всегда была такой, а я просто не замечала и смотрела на жизнь сквозь розовые очки?

Глаза сразу стали влажными, слёзы больно щипали. Мне бывало так погано на душе, а выслушать некому. Мне некого обнять, некому выговориться, некому уткнуться в плечо. Все мы люди, которым нужен близкий человек. Тот, который скажет «я рядом, и ты можешь мне довериться».

Когда тебе двадцать один, ты еще имеешь хороший шанс обрести новых друзей, но всё-таки какова вероятность встретить их, если за все прожитые годы ты сделать этого так и не умудрился?

Я вытерла остатки полувысохших слезинок со своих глаз и, проминая свой матрас, начала раздумывать о планах на ближайшие дни. Университет начинался лишь через неделю.

9

Несколько дней мы разбирали вещи, ходили по магазинам в поисках разной мелочи для дома и посетили пару уютных ресторанчиков в центре города. Увы, кофейню, которую я приметила по дороге домой, я пока так и не нашла, но я всё еще держу в голове её интересный дизайн и представляю вкус кофе с десертом, которые я когда-нибудь попробую. Надеюсь, там есть шоколадный фондан. М-м-м-м. От одной лишь картинки в голове у меня повысилось слюноотделение.

Завтра будет первый учебный день. Утром я собрала основную часть вещей с собой в общежитие, и папа хотел подвезти меня прямиком туда, но пришлось отказаться. Чтобы выглядеть серьёзно, я оделась во всё черное. Черная толстовка, чёрные спортивки. Нужно произвести достойное впечатление, важно не показаться дурочкой.

Перед выходом мама пристала с расспросами, всё ли я взяла и куда планирую сходить. Женщина, не изображай из себя примерную мать.

После смерти Эвелин они с папой всегда держали меня рядом с собой, словно на коротком поводке, а я и сама никуда далеко или надолго не уезжала. Однако по маминым жестам и эмоциям было видно, как нелегко ей даётся то, что я решила жить не в нашем доме. Она стояла с поджатыми губами и выглядела растерянно в своём струящемся голубом платье домохозяйки. Не знаю, как бы на её месте поступила я. В любом случае, жизнь продолжается, и никого не будешь стеречь до конца его дней.

Дорога на автобусе заняла минут двадцать. Общежитие смахивало на один из кампусов самого университета, нежели на простое пристанище студентов.

Здесь всё было так чисто, так «свежо» и по-доброму атмосферно, что все мои стереотипы об отвязной общажной жизни вмиг развеялись. Вокруг царила сплошная какофония, сложившаяся от разговоров сотни студентов. Давно я не чувствовала себя частью молодого сообщества, не находилась среди ребят моего возраста. В последний год я даже перестала ощущать свой возраст, позабыв, какая я юная и зелёная. Мне еще предстоит прочувствовать всё веселье.

Люди вокруг такие улыбчивые, такие дружелюбные. Даю зуб, что я обязательно заведу здесь друзей.

— Куда прёшь, дура?! — в меня врезался какой-то парень, и я отшатнулась, не в силах ничего ответить от неожиданности.

— Я-я-я, э-эм… — я затормозила и замялась, смотря на грубого молодого человека.

— Тебя что, не кормят? Рот открыть не можешь, — он заржал конским смехом прямо мне в лицо, а слюни каплями полетели на меня.

Какой мерзкий тип, еще и жирный. Неудивительно, что мы столкнулись, ведь в него сложно было не попасть. Как бы ему ответить? Вежливо или всё-таки показать, что лучше быть со мной осторожнее?

— Совсем тупая что ли? Так и будешь молчать, вылупив свои крысиные глаза на меня?

Мой кулак сжался от злости, внутри бурлило раздражение и непонимание того, как можно грубо разговаривать с чужим человеком. Так, вспоминаем слова Эвелин. Нужно ответить ему, чтобы поставить на место.

— Ты, толстая скотина, ничего больше не можешь помимо того, как оскорблять девушек? Знаешь, длинным языком часто компенсируют маленькое мужское достоинство, — выпалила я абсолютно уверенным голосом, но через секунду мне стало неловко от этих слов. Обычно я веду себя культурно.

Несколько ребят, стоявших рядом, начали гоготать. Одна девчонка даже зааплодировала в мою честь. Я предполагаю, что этот придурок здесь обладал репутацией не самого большого джентльмена. Он не ожидал от меня такой колкости, ведь мой милый и безобидный внешний облик не даёт собеседнику даже допустить такую мысль.

— Что? Да я тебя… — его ноздри расширились от злости.

— Бен! — чей-то мужской голос окликнул парня.

Он обернулся, жестом показывая, что сейчас подойдёт и бросил напоследок…

— Ты своим язычком не дерзи больше, а то ему придется столкнуться с моим причиндалом, и тогда ты увидишь, какой он, — он неприятно ухмыльнулся своими потрескавшимися губами, двинув бёдрами вперёд, и ушел прочь.

— М-да, всё же не все тут дружелюбные, — сказала я вслух с каким-то обречённым вздохом.

Не время раскисать. Заполнив бумаги и забрав ключ, слегка вспотевшая я поднялась к себе на четвёртый этаж по старинной, резной лестнице. Хорошо жить на последнем этаже — никто не будет топтаться на твоём потолке.

Я стояла перед дверью, пытаясь собраться с мыслями. Ребристый след от лямок рюкзака уже впечатался в кожу руки оттого, с какой силой я сжала их. Есть ли внутри кто-то? Кто моя соседка? А если там сосед, а не соседка? Ладно, была ни была.

— Хэй, какие люди! — услышала я, не успев открыть дверь до конца.

Судя по всему, это была моя соседка. Я увидела молодую, светловолосую девушку примерно моего возраста, увлечённо читающую книжку на кровати.

Ладно, по крайней мере, на первый взгляд она вроде нормальная и не похожа на фрика.

— Мы соседки? — от меня последовал вполне логичный вопрос, за который сразу же стало стыдно. Надеюсь, она не подумает, что я глупая.

Я попутно начала осматривать комнату. Меня удивило, что она не выглядела лачугой. Две раздельные кровати, возле которых стоял личный шкаф с зеркалом и несколько тумбочек. Синие шторы смотрелись потрёпанными, но их можно и поменять.

— Да, мы будем здесь вместе, я Севул Тян. А ты, должно быть, Энн, верно? — она хлопнула книгой и отложила её в сторону, поправляя свои короткие волосы, разлохматившиеся на плечах.

Севул Тян? Чего? В ней нет ничего азиатского. Только не говорите мне, что она…

— Ну, это я называю себя Севул Тян, — продолжила она с игривой улыбкой, — а так, моё имя по паспорту Келли, но мне оно не нравится.

Она показушно сморщилась после упоминания своего имени, и только сейчас я заметила, что на Келли был надет парик, который выдавал плохой и очень заметный синтетический пошив в районе корней волос. Блестящие, синтетические светлые волосы немного приподнимались над уровнем своих, каштановых. Боже, хоть бы не какая-нибудь сектантка или еще хуже — фанатка K-pop.

— А есть какая-нибудь короткая версия имени? — мне было неловко это спрашивать, но что поделать. Не хочу называть её так.

Она внимательно на меня посмотрела своими зелёными глазами, будто оценивала что-то, и я почувствовала доскональный анализ всего моего бытия. Интересно, какой уровень моей нелюбви к BTS показал ей её тяньмометр?

Мне подняла настроение её желтая футболка, надетая на тонкую белую кофту с длинными рукавами. Это в своём роде «привет из 2010-го» или даже раньше.

— Короткой версии нет.

Я поняла, что для неё это важно. Но мне как-то пофиг.

— На тебе парик? — поинтересовалась я, сев на свою кровать напротив неё.

— Да, тебе нравится?

Конечно, нет. Ужас.

— Да, очень мило. А свои волосы у тебя какие? Или ты всё время носишь парик? — я пыталась поддержать разговор.

Она стащила с головы свою синтетическую шевелюру, и я увидела по-красивому кудрявые, темные волосы чуть ниже плеч. Келли сейчас выглядела намного симпатичнее. Её мягкие черты лица, неброский макияж и чётко прочерченные скулы гармонично сочетались с такой прической.

— Как-то так, — Келли похлопала своими густыми ресницами в ожидании моей реакции.

— Твои волосы такие хорошие, зачем ты носишь парик?

— Я люблю быть разной. Люблю меняться и быть яркой каждый день. Иное просто скучно. Все ребята такие одинаковые. Я не желаю быть как все, вы обычные и ничем не запоминаетесь.

Она взяла с тумбочки расческу и начала разглаживать свои густющие и ухоженные волосы. Нафига прятать их за париками, которые выглядят в миллион раз хуже? Странная девчонка, но хотя бы не агрессивная. Наверно. Постараюсь найти с ней общий язык.

— Энн, ты обедала уже? Может, сходим в «Глорис» напротив?

— Я бы поела чего-нибудь. А какая там кухня? — мой живот заурчал от таких вопросов.

Пока мы говорили, я переоделась в белую футболку с шортами из дышащего льна (мама сказала, что пятая точка в таких потеть не будет).

— Это простое кафе, еда на любой вкус. Хоть бутерброды, хоть паста, хоть салат. По цене, кстати, весьма бюджетно, — сказала она и подошла ко мне, — тебе помочь?

Она потянулась, чтобы заплести мне волосы, но я аккуратно увернулась, сделав вид, что нужно кое-что взять в рюкзаке. В воздухе летала неловкость, которую нужно было немедленно разрядить. В коридоре раздались активные шаги, целенаправленно приближавшиеся к нашей комнате.

— Келли-и-и-и-и! — прозвучал звонкий женский голос, хозяйка которого начала открывать нашу дверь, даже не постучавшись хотя бы ради приличия.

Келли закатила глаза и крикнула в ответ, застучав руками о кровать…

— Лили, тебя разве не учили предупреждать о визите?! Наглая девчонка.

К нам в комнату бесцеремонно вошла высокая длинноволосая девушка с едва уловимым здоровым румянцем на щеках. Её карамельные волосы теплым цветом подсвечивались под солнечными лучами, проникающими с улицы.

— Я знала, что ты обрадуешься, лапуля, — взгляд её метнулся ко мне, — оу, у тебя новая соседка? — она с искренней улыбкой подошла ко мне, поправляя свои размашистые летние штаны.

— Я Энн. Буквально минут двадцать назад пришла, — ответила я, заплетая хвост.

— Рада встрече. Я Лили, как ты уже могла понять исходя из воплей нашей дорогой Севул Тя-я-ян. Она же Келли, она же зануда, она же бунтарка.

Я думала, что Келли не выдержит и скоро её треснет, если Лили еще хоть раз подколет её.

— А вы куда собрались? — Лили смотрела на нас с хитрым выражением лица, словно надеясь, что мы замышляем что-то интересное и позовём её. Но наверняка она пойдёт, даже если не позвать.

— Я позвала Энн пойти пообедать в «Глорис», — ответила Келли.

— Обожаю это место. Я иду с вами, девчонки, — такую реплику я и ждала.

Я не против. Новые знакомства мне на пользу, а Келли не стала отнекиваться. Думаю, она знала, что это было бы бесполезно. И дураку ясно, что Лили — своенравная девушка и всё равно сделает так, как хочет она.

Её голубые глаза сверкнули радостью, когда она увидела, что никто не стал возражать. Да и вряд ли бы её это остановило.

«Глорис» действительно располагался через дорогу от нашего кампуса.

Лили постоянно шутила и расспрашивала меня о Вэствиле и о том, как прошла дорога до Пенбрука. Мне она понравилась, такая простая, но вместе с этим есть в ней женская харизма и некая загадочность, которая притягивает к себе.

— Вэствиль? — оживилась Келли, — моя тётя живёт там.

— Ты там была? — спросила я в шоке, что она вообще знала про такой город.

— Не была, тётя переехала туда после моего совершеннолетия. До тех пор мы жили вместе в Маре. Она воспитывала меня вместо родителей. Я сирота.

Мне было неловко расспрашивать, но интерес взял верх. Тем более рано или поздно я бы узнала. Келли сказала, что её родителей в лесу загрызли медведи. Они умерли в больнице. Тётя Хэйли осталась единственной её родственницей и взяла опекунство над ней.

Народа в «Глорис» было очень много, в основном молодёжь, но оно и неудивительно.

— У всего района разом заурчали животы? — подметила Лили, ведя нас за столик, который она приметила. Пришлось пробираться сквозь толпу.

Выбрав блюда, Келли отлучилась в туалет, и я осталась наедине со второй знакомой.

— Так, значит, завтра твой первый день в нашем универе? Волнуешься?

— Да, есть немного, — от разговоров с новым человеком пересохло в горле, и я хлебнула принесённый лимонад с лаймом, — боюсь затеряться утром.

Лили откинулась на стуле, закинув ногу на ногу, в то время как я выглядела довольно зажатой. Заметив её прямую осанку, я тоже выпрямилась, чтобы не горбиться.

— А на какой факультет ты перевелась?

— На факультет литературного искусства, — ответила я и снова увлажнила горло лимонадом.

Лили тоже принялась за свой вишнёвый коктейль, большую часть которого составлял лёд.

— О-о-о, так у нас почти все предметы одинаковые за исключением нескольких узкоспециализированных. Я на факультете искусствоведения. Давай утром встретимся в 8…30 у входа, я тебя провожу и покажу всё. Согласна?

Мне кажется, что последнее слово она добавила исключительно ради приличия. Я на мгновение задумалась, и Лили сразу добавила…

— Я понимаю, каково быть в новом месте, поэтому рада сделать его чуточку комфортнее, — она подбадривающе улыбнулась мне, и мне стало спокойнее.

— Спасибо, это и вправду хорошее предложение, — охотно согласилась я, — а ты живёшь не в общежитии?

— Нет, у моей семьи частный дом в центре Пенбрука. Я живу там с братом и родителями.

Хм. Если брат так же симпатичен, как и Лили, то он должен быть хорош собой. Не буду о нём расспрашивать, чтобы не показаться слишком заинтересованной в нём. Да и разве я заинтересована? Хоть у меня и нет молодого человека, я не страдаю от этого. Если даже мне и интересно, то только ради любопытства. Да, только ради любопытства.

— Если бы у меня был такой шикарный дом, я бы тоже не стала оттуда съезжать, — присаживаясь, сказала Келли и покосилась на Лили, — сколько незаконных сделок совершил твой отец, чтобы его отгрохать?

— Да, я не жалуюсь, — она гордо подняла подбородок и легонько ткнула Келли локтем в руку, отчего вторая нахмурилась, — такая ты буча, — Лили отвернулась от неё и снова вернулась к нашему с ней разговору. Келли практически всё время молчала, лишь изредка бросая короткие фразы.

Мы доели пиццу и вскоре распрощались. Я и Келли двинули обратно в комнату, а Лили умчалась по своим делам.

— Как тебе Лили? — поинтересовалась Келли, пока мы шли по коридору общежития.

Она внимательно наблюдала за моими эмоциями. Она её ревнует ко мне? Они подруги? Или просто очень любопытная.

— Приятная девчонка, — честно ответила я, оценивая реакцию моей соседки.

— Дочка богатеньких родителей… — в её словах слышались нотки зависти, будто она осуждала Лили за то, что её семья не бедствует.

— А какой у них бизнес?

— До конца так и не поняла, но вроде её папашка проворачивает не всегда «белые» махинации в брокерском деле и входит в общественный совет Пенбрука. Так что наша королева стиля всегда при хорошей одёжке, а её брат с хорошей машиной, — фыркнула она, наверняка полагая, что я соглашусь.

Я лишь «понимающе» кивнула в ответ, но дальше не стала продолжать эту тему. Зачем осуждать человека за то, что у него есть деньги? Есть возможность обеспечить семью? И чудесно. Лишь бы не во вред другим людям.

Мы молча зашли в комнату, и я переоделась, надев домашнюю майку. Было жарко, и я решила остаться в трусах. Какая разница, всё равно нам жить вместе. Не буду стесняться.

— Разве это плохо, что она живёт в обеспеченной семье? — всё-таки я не смогла смолчать и продолжила, стоя прямо в белье перед ней.

Она застопорилась, словно мой вопрос был таким каверзным, что поставил её в тупик. Возможно, её смутил мой внешний вид. Вдруг на мне смешные трусы, а я со своей плохой памятью забыла про это? Её ответ сейчас может многое сказать о самой Келли.

— Нет, просто богатые люди всегда думают, что всё им должно подаваться на золотом блюдечке, — ответила она, залезая под одеяло, — я таких снобов не люблю. Хотя должна признать, что Лили мне ничего плохого не делала.

— Пока что она не вызвала у меня подобного впечатления, что она ест из золотой ложки.

Моя соседка снова принялась за чтение книжки, поэтому я не стала дальше развивать тему и попыталась уснуть на непривычно твёрдой кровати. Спина болела, но усталость взяла верх.