Кто в доме хозяйка?

Ирина Хрусталева, 2009

В третий раз потерять работу – это надо сильно постараться! Но разве Олеся виновата, что начальники бессовестно клеятся к ней, а она совсем не готова отвечать им взаимностью?! Денежные проблемы девушки решило нежданное наследство – усадьба прабабки, оказавшейся... самой настоящей ведьмой! Но и подкинуло новых неприятностей: Олеся обнаружила в доме старинную книгу заклинаний, за которой охотятся представители древнего Ордена Люцифера...

5

— Вот, глянь-ка сюда, — сказала Екатерина Ильинична, показывая Олесе на фотографию в семейном альбоме. — Это вот моя мать, Софья Герасимовна.

— Герасимовна? Бедную собачку Муму, случайно, не ваш дедуля утопил? — хихикнул Валя, наворачивая колбасу за обе щеки.

— Сейчас ты у меня дождешься, мало не покажется! — предупредила Олеся друга.

— Уж и пошутить нельзя?

— Это моя мать, — терпеливо повторила старуха. — А вот это…. Посмотри, не догадываешься, кто это? — спросила она, пытливо глядя на девушку.

— Господи, такого не может быть! — ахнула та, внимательно разглядывая фотографию, на которой были изображены две молодые девушки. — Если бы этот снимок не был таким старым, и одежда… прическа… Эта девушка очень похожа на меня! Кто она?

— Это и есть Веда, твоя прабабка. И вы не просто похожи, у вас практически одно лицо, — ответила Екатерина Ильинична. — Они были подругами с моей матерью. Веда ни с кем дружбу не водила, никого к себе близко не подпускала, а вот с моей матерью они с детства подружками были, и так до самой смерти не разлей вода. Я имею в виду, до самой смерти моей матери, Веда пережила ее аж на двадцать пять лет. Потом, уж в наше время, был еще один молодой парень, к нему она тоже как-то по-особому относилась, многому учила, а в основном одиночество любила. Вы удивительно с ней похожи, детка, здесь даже никаких бумажек не нужно, чтоб родство доказать.

— А ну-ка, дайте и мне посмотреть, мне тоже интересно, — вклинился в разговор Валентин. — Ну надо же, действительно — одно лицо! — откровенно удивился он, посмотрев на фотографию. — А вот с такой прической, ма шер, ты еще симпатичней будешь, чем есть. Тебе, дорогая моя, срочно нужно менять имидж. Ходишь все время с распущенными волосами, как будто других причесок на свете не существует, — заметил молодой человек. — Вот, посмотри на свою прабабку, как хороша! Какая стать, а? А какой гордый подбородок и не менее гордый взгляд! Да Наташка Ростова ей в подметки не годится!

— А почему вы все время называете мою прабабку Ведой? — спросила девушка у Екатерины Ильиничны, не обращая внимания на треп своего неугомонного и чересчур болтливого друга. — Судя по документам, ее звали Олесей, как и меня.

— По документам, может, она и Олеся, а все называли ее Ведой, — ответила хозяйка. — А почему? Я могу тебе рассказать только то, что слышала от своей матери и видела сама, а вот за остальное не ручаюсь.

— А скажите, этот дом, который под номером двадцать, в нем есть что-то необычное? — снова влез в разговор Валентин. — Там, наверное, приведения живут, да? Мы, когда искали адрес, заметили странную реакцию людей, когда спрашивали их об этом доме.

— Валь, ну что ты такое городишь? — нахмурилась Олеся. — Я лично ничего подобного не заметила.

— А я заметил, и ничего я не горожу.

— А я нет!

— А я да!

— Перестаньте спорить, он прав, — неожиданно согласилась с молодым человеком Екатерина Ильинична. — Люди боятся этого дома и стараются обходить его стороной, особенно в последнее время.

— Слыхала? — радостно подпрыгнул Валентин. — А я что тебе говорил? Что значит — боятся? — сразу же сник он, когда до него дошел смысл последних слов Екатерины Ильиничны.

— То и значит, боятся, и все.

— Но почему? — нахмурилась Олеся. — Я еще не видела, какой он внутри, но снаружи….

— Да не в этом дело, — перебила девушку старуха. — Его внешний вид здесь совсем ни при чем.

— А что тогда при чем?

— Это долгая и давняя история, и я обязательно расскажу ее, но сначала тебе стоит сходить и поклониться ему, — очень серьезно проговорила женщина.

— Кому? — не поняла Олеся.

— Дому своих предков. Там до сих пор живет управляющий, он уже глубокий старик, и он ждет тебя.

— Меня?

— Да, тебя! Веда запретила ему умирать, пока ты не приедешь и не примешь наследство в свои руки.

— Ничего себе! — недоверчиво усмехнулся Валентин. — Как можно запретить кому-то умирать? Бред какой-то.

— Вам, молодым и современным людям, этого не понять, но, надеюсь, что со временем… в общем, сами все увидите и все поймете.

— Нет, что-то мне не очень нравятся все эти тайны мадридского двора, — проворчал Валентин. — И я уверен, что без нечистой силы здесь не обошлось.

— Хватит болтать чепуху! — осадила его Олеся. — А еще образованным человеком себя считаешь, историк, блин!

— А при чем здесь мое образование? Да, я историк, и… А сама-то ты что совсем недавно говорила? Что-то здесь не так! Что-то здесь не то! Что-то у меня все в клубочек свернулось! Чьи это слова, интересно, были, уж не Пушкина ли?

— Я совсем другое имела в виду, когда так говорила, а не чертовщину всякую, как ты сейчас, — не сдалась Олеся. — Надо же такую чушь придумать — нечистая сила!

— Не будем откладывать дела в долгий ящик, пойдем, я провожу тебя в твой дом, — обратилась старуха к девушке, резко перебив спор молодых людей.

— А как же я? Я тоже хочу пойти, — воскликнул Валентин.

— Ты ему доверяешь? — спросила Екатерина Ильинична у девушки.

— Что значит — доверяешь? — возмущенно подпрыгнул Валя. — Да мы с ней с детства, на одном горшке….

— Валь, успокойся, ради бога, — шикнула на друга Олеся. — Да, Екатерина Ильинична, я ему абсолютно доверяю, — улыбнулась она.

— Тогда пусть с нами идет, — милостиво разрешила та, вставая из-за стола и направляясь к двери.

Валентин с Олесей поторопились за хозяйкой, и, как только вышли на крыльцо, молодой человек остановился и с опаской оглядел двор.

— Мадам, а где ваш волкодав? — спросил он у старухи.

— Цезарь-то? В саду небось спит, где ж ему еще быть?! А ты, смотрю, соскучился по нему? Хочешь, позову? — усмехнулась Екатерина Ильинична.

— Нет-нет, пусть спит, не надо его беспокоить, — замахал руками Валя, пулей пролетая через двор к калитке. — Послеобеденный крепкий сон очень полезен для здоровья породистой собаки, — выдохнул он, в три секунды оказавшись по ту сторону забора.

— Сейчас пройдем к задней калитке, чтобы на территорию войти, — сказала Екатерина Ильинична. — Ворота сейчас всегда на замке, Тимофей его ни разу не открывал после смерти хозяйки.

— Тимофей — это тот самый управляющий, о котором вы говорили? — спросила Олеся.

— Да, он самый.

— И он совсем один в доме живет?

— Один как перст, — вздохнула женщина. — Никогда своей семьи не имел, хотя в дни его молодости много девок по нем сохло. Мать говорила, что красавцем он был знатным. Я-то его молодым совсем не помню, давно это было, да и маленькой я тогда была. Потом война началась, меня к тетке в далекую Сибирь отправили. Потом в городе учиться осталась, там же замуж вышла. Сюда-то я не очень часто приезжала, все некогда было, семья, дети. А совсем в отчий дом я вернулась шестнадцать лет назад, когда овдовела. Тимофей уж к тому времени пожилым человеком был.

— А почему же он остался один? Почему не женился?

— Всю жизнь твою прабабку любил, поэтому и не женился.

— А она?

— А что она? У нее муж был, потом сын родился, твой дед.

— Нет, я не то хотела спросить. Веда разве не знала, что Тимофей ее любит?

— Как не знать? Конечно знала! Такую любовь скрыть невозможно, про это весь поселок судачил. Все, как один, были уверены, что Веда Тимофея к себе присушила.

— Присушила? Как это?

— Ну, приворожила, значит, околдовала его.

— Что за предрассудки? Как можно кого-то околдовать, если никакого колдовства не существует в природе?

— Как знать? Как знать? — пожала старуха плечами. — Я за что купила, за то и продаю.

— А муж Веды тоже про эту любовь знал?

— Николай-то? Да, знал!

— И что?

— Он также очень хорошо знал свою жену, потому спокойно относился к этой любви. Веда никогда не давала повода для ревности и была верна своему мужу даже после его смерти.

— А он давно умер?

— Да, очень давно, почти сразу после войны, в конце сорок пятого года. Он же коммунистом был, и его послали куда-то под Мурманск, на восстановление их железной дороги. Климат там суровый, поэтому семью свою с собой он брать не стал, а оставил здесь. Да и куда было брать, когда они там сами, как каторжане, в бараках жили? Время было очень сложное, кругом разруха, голод да холод, чего уж там говорить. Обещал через полгода вернуться, а вместо него приехал человек и вручил его жене казенную бумагу. Мол, ваш муж умер, как настоящий коммунист, при исполнении гражданского долга.

— А от чего он умер?

— В той бумаге, естественно, ничего об этом написано не было. Только через год Веда нашла одного человека, который вместе с Николаем на той стройке работал, он ей все и рассказал. На самом деле твой прадед сильно простыл и заболел воспалением легких, а там ни врачей, ни лекарств, в общем, сгорел он как свечка за две недели. Это сейчас медицина уже научилась и более серьезные болезни лечить, а тогда простой пенициллин на вес золота был. Жене Николай ничего не стал о своей болезни писать, не хотел ее беспокоить, да и не собирался он умирать, думал, что выкарабкается, а вон как оно все вышло. Случись с ним эта болезнь здесь, Веда бы его в два счета на ноги поставила, а он был далеко. Моя мать рассказывала, что Веда вроде заранее знала, что больше не увидит своего мужа, когда он только собирался в дорогу. Даже просила его никуда не ездить, но, к сожалению, не мог он отказаться. Время тогда такое было, что, заикнись он только, что не хочет ехать, сразу бы врагом народа объявили да в тюрьму посадили. Вот так твоя прабабка и стала вдовой в сорок лет и замуж больше выходить не захотела. Хотя желающих взять ее в жены было больше, чем нужно, даже несмотря на то, что мужиков после войны очень мало осталось. Деду твоему тогда только-только десять лет исполнилось, и отца ему заменил Тимофей, он как раз с фронта вернулся. Учил мальчика на лошади ездить, из ружья стрелять, на лыжах ходить, на коньках стоять. Когда Сергей подрос, Тимофей стал брать его с собой на охоту да на рыбалку.

— Постойте, постойте, что-то я ничего не понимаю! — воскликнула Олеся. — Вы же сказали, что Веда больше замуж так и не вышла, и в то же время говорите, что Тимофей заменил моему деду отца.

— Да, заменил! Но почему ты решила, что ему для этого обязательно нужно было быть мужем Веды? Да, я не буду спорить, он бы этого очень хотел, и даже не раз пытался сделать твоей прабабке предложение, только напрасно все. Она лишь согласилась взять Тимофея в свой дом управляющим, — как ни крути, а без мужчины было трудно содержать хозяйство в должном порядке. Так он и этому был безмерно рад и счастлив, что может быть поближе к своей любимой и хоть чем-то быть для нее полезным. А к мальчишке он привязался, как к своему родному сыну, да это и неудивительно, ведь своей семьи у него не было, значит, и детей тоже.

— Ах, ма шер, какая драматическая и сентиментальная история, — воскликнул Валентин. — Я уже еле-еле сдерживаю слезы. Послушайте, любезная Екатерина Ильинична, а сколько же тогда сейчас этому Тимофею лет? — спохватился он. — Двести, что ли?

— Почему двести? — удивилась та.

— Ну, не двести, конечно, а… Вы сами посчитайте, если Веда умерла всего полгода назад, и было ей уже почти сто четыре года, а он до сих пор жив, и в молодости хотел на ней жениться, это значит, что ему сейчас… кошмар сколько натикало. Это же нереально!

— Тимофею девяносто лет недавно исполнилось, он на четырнадцать лет моложе Веды, так что арифметика не слишком сложная, и, как видишь, все реально, — пояснила женщина.

— Надо же, на целых четырнадцать лет моложе и так любил? — удивился Валя. — Молодых, что ли, было мало?

— Веда была удивительно хороша и всегда выглядела моложе своих лет, — ответила Екатерина Ильинична. — Даже уже перед самой смертью тот, кто видел ее впервые, и подумать не мог, что она переступила вековой рубеж, а уж про молодые годы и говорить нечего, необыкновенно была хороша, — повторила она.

— Да, здесь вы правы, она действительно была необыкновенно хороша, это видно даже на той старой фотографии, — согласился Валентин. — Леся, ты теперь понимаешь, почему все мужики вокруг стремятся затащить тебя в постель? — засмеялся он. — Порода, она ведь издали видна. Кстати, фамилия Лурье от кого тебе досталась? Не от прабабки, случайно?

— Нет, не от нее, фамилия к нам по мужской линии перешла. Дед мне рассказывал, что и отец его был Лурье, и дед Лурье, и прадед, и так далее, — ответила девушка. — По-моему, в четвертом или даже пятом колене у нас в роду был француз, Жан Жак Лурье, вот от него наш род и пошел.

— Все верно, Веда в девичестве была княжной Тишинской, а фамилию Лурье получила от супруга при замужестве, — подтвердила Екатерина Ильинична.

— Княжной? — удивился Валентин. — Ма шер, ты слышала? Твои предки были князьями.

— Да, я уже что-то слышала об этом от деда, — ответила Олеся. — Только так, как бы между прочим, он не любил об этом говорить. Больший акцент он делал на наши французские корни.

— Да, моя мать мне рассказывала, что у мужа Веды предок был французом, тот самый Жан Жак Лурье, — подтвердила Екатерина Ильинична. — Так вот, он был французским революционером, участвовал во взятии Бастилии и еще в чем-то там, не могу точно сказать. Давно об этом слышала, когда еще ребенком была, поэтому мало что помню. По рассказам матери знаю только, что Николай очень гордился своими революционными корнями и также с огромной гордостью носил фамилию Лурье.

— Да, дедушка тоже гордился нашей фамилией и очень часто мне говорил: «Олеся, старайся жить честно, чтобы никогда не запятнать фамилию Лурье, ее носили великие люди», — тихо проговорила девушка. — А сам обманывал меня всю мою сознательную жизнь. Вот и верь после этого людям! — тяжело вздохнула она. — А как же я могу верить, если даже родной дед… ай, да что там говорить?

— Это ты о чем? — спросила Екатерина Ильинична, внимательно посмотрев на Олесю. — Что тебе сделал твой родной дед, что ты так вот о нем говоришь?

— А то и сделал! Не поверите, но я узнала о существовании своей прабабушки всего три дня назад, когда случайно нашла документы у него в кабинете, — с возмущением ответила Олеся. — Я уже всю голову себе сломала, почему он так поступил. Почему никогда не говорил мне о ней? Она ведь была жива, здорова, и умерла всего полгода назад. А если бы я не нашла эти документы? Выходит, что я бы так никогда ничего и не узнала? Я, конечно, понимаю, что о покойных плохо не говорят, но ведь дед обманывал меня, и я, конечно, на него сердита. Что за странные тайны? Ничего не понимаю!

— Не сердись на своего деда, он наверняка не хотел тебя обманывать, — сказала Екатерина Ильинична.

— Как это не хотел? Что вы такое говорите?! Если бы он не хотел, то не обманывал бы, — возмущенно воскликнула Олеся. — А что же он тогда делал, по-вашему?

— Мне кажется, что он оберегал тебя. Наверное, хотел защитить таким образом.

— От чего меня нужно было защищать? Или от кого? — удивилась девушка.

— Трудно сказать от чего. Может быть, от твоей судьбы, от которой не убежишь и не скроешься? — загадочно улыбнулась Екатерина Ильинична.

— Что значат ваши слова? — насторожилась Олеся. — Я человек современный и во всякие там сказки о предначертанной заранее судьбе не верю. Человек сам делает свою судьбу, и какой она будет, плохой или хорошей, зависит только от него самого.

— Я не буду с тобой спорить, что-то доказывать и переубеждать, — снова улыбнулась старуха. — Жизнь сама все расставит по своим местам.

— И все же мне интересно, что означают ваши слова про судьбу? — настойчиво повторила Олеся свой вопрос. — Почему вы так сказали?

— Ты обязательно все узнаешь, девочка, только всему свое время. Не нужно торопиться, ты ведь не собираешься уезжать отсюда прямо сегодня?

— Не знаю, пока не думала об этом, — пожала плечами Олеся. — Мое решение будет зависеть от многих обстоятельств. Вдруг мне не понравится то, что я здесь увижу?

— Не волнуйся, обязательно понравится, ведь этот дом заговоренный, — загадочно улыбнулась Екатерина Ильинична. — В нем много таких тайн, которые тебе обязательно захочется разгадать.

— Ну вот, я так и знал — без чертовщины здесь точно не обошлось! — недовольно проворчал Валентин, сдвинув свои тщательно выщипанные брови к переносице. — Я тебя предупреждал, между прочим, а ты все про какой-то криминал толковала. Наверняка этот дом с привидениями, поэтому твой дед и не хотел для тебя такого наследства. А не отправиться ли нам обратно восвояси, ма шер? Не нравятся мне все эти загадки и тайны, хоть тресни. Не хватало еще в какую-нибудь секту попасть, это тебе почище любого криминала будет.

— Никакой секты здесь нет, успокойся, и привидений тоже, — засмеялась Екатерина Ильинична. — Просто я не могу всего объяснить и рассказать вот так с ходу и сразу. Сейчас придем в дом, встретитесь с Тимофеем, там все и узнаете.

— Ага, так я вам и поверил, сейчас войдем в дом, а вот выйти оттуда уже не сможем, — снова проворчал Валентин. — Всех впускать, никого не выпускать? Леся, мне кажется, что твое наследство никуда не убежит, и ты должна сюда приехать с представителями власти, а еще лучше с попом. Заодно и специалистов можно позвать, которые всякую нечисть отлавливают. Не просто же так люди этот дом стороной обходят? Значит, что-то здесь нечисто.

— Господи, Валя, прекрати, ради всего святого, нести всякую чушь! — одернула друга Олеся. — Только твоих дурацких выводов мне сейчас и не хватает. Я ничего и никого не боюсь, и тебе советую поступать так же. Топай давай и поменьше разглагольствуй.

— Ладно, будь по-твоему, только потом пеняй на себя и не говори, что я тебя не предупреждал, — огрызнулся тот, демонстративно отвернувшись от девушки. — И почему я такой честный и верный? Другой бы на моем месте давно уже пятками сверкал, улепетывая отсюда, а я, как дурак, тащусь за тобой.

— Перестань, все будет нормально, — засмеялась Олеся, хватая друга под руку. — Ты только посмотри, какая здесь красотища, какая природа, сколько зелени, сколько цветов!

— Что я, цветов, что ли, не видел? В Москве на каждом перекрестке палатки стоят, где ими торгуют, — проворчал он. — В крайнем случае, можно до кладбища прогуляться, чтобы вдоволь налюбоваться.

— Прекрати ворчать, как старик, лучше понюхай, какой здесь необыкновенный воздух, Валюша.

— Воздух действительно хорош, спорить не стану. Вот только ради этого сногсшибательного озона я все и терплю, — буркнул тот. — Если и придется здесь безвременно погибнуть, то хоть на чистом воздухе, среди полевых цветов, коров и бабочек. Милейшая Екатерина Ильинична, вы уж не поленитесь, черкните тогда моей маман записочку, я вам адресок оставлю, — обратился он к старухе.

— Непременно черкну, не переживай, — дала обещание та, трясясь от беззвучного смеха.