Благоприятный момент. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть V

Ирина Фургал

Мы успели вернуться в родной город и предотвратить ожидаемые несчастья, пусть и не все. Мой друг Петрик Тихо считает, что сейчас благоприятный момент для того, чтобы поведать мне, и даже всему миру, чужие тайны, которые он хранил от меня. Всё в заботе обо мне же и о будущем наших семей. А ведь дружба со мной, волшебником Миче Аги, едва не стоила ему жизни. Я же опасаюсь быть запертым в сумасшедшем доме за все наши подвиги. Спокойная жизнь, исполнение надежд, возвращение солнца – где вы?

ГЛАВА 5. В ДОМЕ У ЛАЛЫ

Не могу сказать точно, в чём причина лёгкой и стремительной нашей победы. То ли в разработанной стратегии, то ли в безумной и наглой смелости нас, молодых и почти безоружных. Мои друзья, правда, потом дразнили меня, говоря, что всё дело в моём имени: Миче Аги. Якобы при одном его звуке трепещут и удирают враги, особенно, если при самом Миче деревянная сабля. Я делал вид, что мне тоже смешно, и напоминал, что ведь на этом вредном производстве не было начальства. Все главные Корки в ту пору пребывали, как вы увидите, в Някке. У них там были неотложные, крайне важные дела и большие перспективы. Всё своё местное войско они увели с собой. А на заводе спали сном жизнью замученных пациентов Лечебницы рабочие с больными руками и глазами. Да ещё управляющий, по поводу отсутствия начальства изрядно напившийся с вечера в компании оставшихся Коркиных бандитов и пиратов, нашедших здесь приют. У всех, кроме новоприбывших, выпадали волосы, крошились зубы и слоились ногти, а шелушащаяся кожа вкупе с головной болью и урчащим животом помогли обитателям злачного места принять правильное решение сдаться и просить медицинской помощи. Здесь всё ещё пытались скрыть, что солнца Миче — вещь очень опасная, но слухи уже начали просачиваться и сюда. В самом имении мы повсюду натыкались на приметы того, что производство собираются переносить в другое место, да процесс переезда чуть задержался.

Мы шли к бывшему поместью Паг по тропинке на склоне над основной дорогой. С высоты, при свете планет-сестёр была видна почти круглая долина в окружении гор и восхитительно пышных зарослей. Светлый дом стоял среди большого парка, и мы умилились на красоту этого места. Эх, если бы Лалины родители остались с дочкой, если бы её дедушка был ещё жив, то-то было бы ей раздолье и счастье расти в этом сказочном месте!

Но что-то было не так. Мы озадаченно смотрели вниз.

— Не понимаю, — шепнул Малёк — Почему мне кажется, будто что-то не в порядке?

— Потому, что там все растения мёртвые. Все эти пышные кусты без листьев стоят, — первым сообразил Кохи.

Весь окружающий мир расцветал и благоухал. Шумела вдалеке Някка, шумели молодые листья, и горы, ярко освещённые Ви и Навиной, все были в бело-розовой пене цветущих деревьев и кустарников. Пели соловьи и прочие ночные птицы, шуршали зверьки и змейки. Где-то вверху. Позади нас. А там, внизу, была тишина, и мы её даже слышали. Мы стояли на самой границе тишины. Даже ручей журчал как будто бы шёпотом, будто был напуган смертью прекрасной долины. Сухие деревья. Ни листика, ни цветка на ветках.

Мирон, который чуть спустился по склону, чтобы лучше видеть, раздвинул ветки куста с редкими, недоразвитыми листьями, и вдруг замахал руками, подзывая нас. За кустом виднелся прямоугольник недавно перекопанной земли. Он был характерного размера и не очень старательно закидан дёрном и прошлогодними листьями.

— Могила! — ахнули мы.

— Наверное, умерших рабочих хоронят в лесу втихаря.

— Уверен, остальным сообщают, что их товарищ отправлен в больницу.

— Или даже уехал домой с большими деньгами в кармане.

— Привлекают рабочих отличными заработками.

— Держу пари, что одиноких. Бессемейных. Чтобы никто не хватился.

— Почему хозяева не боятся заболеть?

— Может, они здесь хозяйничают по очереди.

— Небольшой срок, лекарство и молитва — вот залог здоровья захватчиков Лалиного дома.

— Я думаю, никто из рабочих не был отпущен живым по истечении контракта. Если кого-то не брала болезнь, и он покидал производство, его убивали в пути.

— Преступление!

— Потому за столько лет никто не слышал никаких слухов.

— Вон там, подальше, ещё могила.

— Но как же местные власти? Полиция? Соседи, наконец?

— Да кому какое дело? Были бы налоги уплачены и бумаги в порядке.

— Соседям ни к чему ездить в имение на отшибе, если там нет приятных людей.

— С какой стати у Корков бумаги в порядке? Кто им давал эти бумаги? Откуда у них право хозяйничать в имении Лалы?

— Кырл Корк и его жена до нашего путешествия были опекунами.

— Но это неизвестное производство. Я ничего о нём не знаю! — кипятился Петрик, организатор инспекций.

— Мы тоже не знаем, — помотали головами Кохи и Хрот. Ну, с ними-то как раз всё ясно.

— Я тебе скажу, почему не знаешь, — обратился я к Чудилке. — Бумаги поддельные. Подделал Воки Ловкач, как пить дать. Он волшебник.

Хрот тяжело вздохнул:

— Вот так наша Лала лишилась наследства под опекой нашего отца. А я всё гадал, почему он ей не позволяет собственный дом навестить? Ещё так орал!

И Хрот искоса взглянул на Кохи. Понятно, на кого орал папочка. Опять на старшего сына, который вызвался, наверное, свозить девочку в дом её предков.

— Ничего, — сказал брату Кохи, — мы теперь тоже как Лала, и потому она тоже не пропадёт.

Петрик подобрался ко мне:

— Слушай, Миче. Аарн молодец, конечно. Он сказал, что хорошо затарился в Ануке тем, из чего делают лечебное зелье. Сказал, что сварит его в наше отсутствие. Но что-то мне боязно. Не заболеть бы опять. Вдруг в этот раз не поможет?

— Что я могу тебе сказать, Чудик? — вздохнул я. — Мы сами в это ввязались. И, кстати, у нас про запас есть ещё молитва.

— Да! — как дурачок, обрадовался он. — Точно! Есть ещё и молитва.

Он сразу повеселел и повёл нашу компанию вниз по склону, к кустам, зачахшим вдоль подъездной дороги. А я действительно всерьёз опасался, что заболей мы с ним снова — нам уже не выкарабкаться, несмотря ни на какие молитвы. Однако, и мне тоже гордость не позволила отсидеться на «Комарике».

Прежде, чем начать спускаться, я засветил на ладони маленький жёлтый огонёк и отправил его лететь в сторону затаившихся в лесу Инары и Саи. Знак того, что солнца и вправду делают здесь. Спустя оговоренное время, волшебница Инара устроит большой бумс.

На всякий случай я нёс с собой фотоаппарат.

Наша компания затаилась в кустах недалеко от ворот, напротив дома и лужайки. Пробирались осторожно, держась тенистых мест и благословляя мудрость Эи, которая позволила внезапно налетевшим облакам скрыть ночные светила. Потому-то мы и сумели подобраться так близко и остаться незамеченными среди безлиственных сухих веток.

Нас мог выдать шум шагов и хруст сухих сучков, которых были целые кучи, но обошлось. В тот момент, когда мы были готовы спускаться к имению, меня осенило применить самое древнее из известных мне заклинаний. Заклинание Трёхминутной Глухоты. Оно сработало — единственное из четырёх испробованных. Всё потому, что старинная магическая формула, если она придумана сильным, искусным волшебником, может прорваться сквозь ядовитое излучение солнц. В этом мы с Чудилкой убедились у моста Ануки. Однако, я предупредил товарищей, что действие заклинания будет либо не долгим, либо не полным, поэтому нужно торопиться, и при этом, по возможности, как можно меньше шуметь. Поэтому мы скатились по склону едва ли не кубарем — так торопились. Не знаю, как не переломали себе все кости. Как раз, когда мы едва успели занять свои места, один из стражников подскочил к ажурным воротом и крикнул второму:

— Эй, слышишь? Что за звуки?

Я вторично применил заклинание. Но если в первый раз оно было похоже по ощущениям на сильно треснувшее стекло, то теперь — на несколько мелких, далеко разлетевшихся друг от друга осколков. Не знаю, как понятней объяснить. Меня удивило то, что формула вообще сработала. Третий раз можно было даже не пытаться.

Второй стражник подошёл к первому, послушал и покачал головой:

— Нет, тишина. Может, камень какой скатился.

Да, стража у ворот не дремала, а прохаживалась туда и сюда за воротами. Слышно было, как хрустят камешки под ногами, и как парни обсуждают тему: почему долина не расцвела и этой весной. Старший придерживался мнения, что эта земля проклята. Якобы во времена правления Еона, первого из королей Охти, в имении жила анчутская ведьма, которая охмурила главнокомандующего армии Някки. Опоила его приворотным зельем и увела в это место. Однажды, когда ведьме пришло время рожать, она не сумела с утра подлить мужу в чай колдовского варева, он очнулся от чар и придушил обманщицу. Сам же бросился со скалы. Новорожденный ребёнок той женщины оказался наполовину жабой и ускакал в болото. Так имение досталось Пагам. Но не знали новые хозяева покоя. Им то мерещился призрак анчутской ведьмы, которая зловещим голосом пророчила несчастья потомкам Пагов. То полупрозрачный главнокомандующий принимался несильно, но еженощно душить женщин семейства, пока не доводил их до того, что они бросались вниз с той же самой скалы, что и он. Но самый большой вред от мальчика-полужабы. Весной он слоняется по этим краям, и где не пройдёт — там чахнут и сохнут растения, а животные разбегаются кто куда. Чуют злую силу, от анчутского выродка исходящую. Люди болеют. В этом году мальчик-полужаба закончил, видать, своё дело. Уже везде проскакал. Ну и потому господа сворачивают здесь производство и переводят его на Руу, в глухие места. Так что вся беда от анчутской ведьмы. От женщины. Как всегда.

Справа что-то тихонько заскрежетало. Полагаю, это Хрот заскрипел зубами от досады, что ему нечем записать интересную сказку. Такого он ещё не слышал!

Однако, не знаю, как у людей в головах рождается подобная дребедень. Имение с самого начала принадлежало Пагам. Пра-пра-пра-пра-прадедушка Лалы и впрямь был главнокомандующим, но по официальной версии никакими анчутскими женщинами у них в роду и не пахло. Паги ведь дальние родственники и Корков, и самих Охти, поэтому официальная версия может быть только такой. Хотя, мы с вами знаем теперь об общем предке-анчу, но тсс! Надо же придумать такое: мальчик-полужаба! Я еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Мирон, залёгший слева от меня, зажимал рот двумя руками. Правильно делал. Даже тихое хихиканье в исполнении Мирона переполошит всю долину.

Мы ждали сигнала от Инары, и от нечего делать прислушивались к беседе стражников. И знаете что? Комары, эти подлые мошки, так и пищали вокруг, и кусались так, будто в долине всё в порядке, всё как всегда.

Слова стражников подтвердили наши предположения.

— А я слыхал, будто то, что делают здесь, большой вред здоровью наносит, — выслушав сказку, сказал тот из парней, что помоложе.

— Да брось! Глянь на меня. Все полтора года отслужил — и ничего. Перхоть только да зрением ослаб. Но это от мелких деталей делания. Поначалу у станка стоял, а после того, как заболел и еле вычухался, меня в охрану перевели. Послезавтра домой отправлюсь. Скопил порядочно. И ты, чай, не с пустыми руками уйдёшь. На еду не тратимся, формой обеспечены. Знай, копи свой заработок, и думай, как собственный дом отгрохаешь да женишься. Мы с тобой нищими сиротами росли, а у наших детей всё будет. А то, что безвылазно здесь сидим — так это и потерпеть можно. Полтора года — подумаешь! Быстро пролетят. Зато потом в любом месте поселишься, хоть в столице самой. В той же Някке нипочём бы не заработал таких деньжищ даже и за пять лет. Кто тебе про здоровье сказал, хотел бы я знать?

— Сказал мне помощник капитана с «Золотого слитка».

— Из тех, что ли, кто с господами в столицу подался?

— Ну да. А те, которые прибыли в их отсутствие, на днях, то есть, тоже об этом только и говорят. И задерживаться здесь не желают. Как сам не слыхал-то?

— Да слыхал краем уха. Ну так что ж. Послезавтра моя служба заканчивается. Оно, конечно, страшновато и подозрительно, что господа принимают здесь бандитов, которые по округе слоняются, да не моё это дело.

— Удрать бы, пока не поздно. Ну его, контракт этот. Помнишь того, с бородавками? Пошёл домой, вроде. Только сказал, что храм наверху посетит. Заночует в нём. Вроде, обет у него.

— Ну да.

— Так вот. Неспроста господа выпускают за ворота вечером уже. Дескать, до Катиты недалеко. Вечером попозже, и только по одному.

— Так никто и не нанимался сразу толпой. Всяк в свой день. А что такого?

— Не спалось мне ночью-то. Я вышел, да и к источнику пошёл.

— Нельзя бродить ночью. Контракт читал?

— Так живот прихватило, а вода, говорят, целебная. Вот я пошёл потихоньку, а от источника храм виден. А ночью, да в нашей тишине, далеко слышно. И слышал я с той стороны как бы шум драки. Потом выстрел. Да-да. Вскрик — и будто тело по склону покатилось, а какие-то люди следом побежали. Только не говори, что это охота. Здесь вся дичь сама собой передохла. Потом у Бита Корка видел я кинжал Бородавчатого — отца его подарок. Отец оружейником был.

— Ты что сказал? Господа не называют имён.

— Зато их узнать можно и без называния. Самый главный хозяин здесь Бит Корк. У него самого имение на той стороне реки. Я в его деревне жил и с сыном его, с Блотом-стихоплётом, мальчишкой дружил и играл. А потом жил в других местах, и потому старый Бит меня не узнал. А я бы его точно окликнул, если бы вербовщик не предупредил, что, мол, никаких имён.

— Хочешь сказать, — протянул старший страж, — что живыми отсюда люди не уходят? Что господа боятся слухов и не доверяют нашим подписям в бумагах о соблюдении тайны? Об этом… Как его? Неразглашении. И что ж мне делать послезавтра? Как избежать?..

— Скажи, ты догадывался? Догадывался, только думал, авось пронесёт? — заглядывая старшему в глаза, спрашивал младший. — Где старые Корки, там всегда каверза. Я как увидел Бита, сразу понял — дело нечисто. Вот скажи, ты знаешь, зачем господа со всей своей бандой так внезапно вдруг в Някку, в столицу, умчались? Я сам видел и слышал.

«Это тот самый подвох», — мог бы сказать я. Но вместо этого продолжал вслушиваться в беседу.

— Шпионом ты бы был неоценимым, — бурчал старший. — Работать бы тебе в полиции, что ли. Какого чёрта сюда нанялся?

— Всё деньги!

— Проклятые деньги!

— Нужны были до зарезу!

— Мечтал, что выберусь в люди!

— А теперь кажется мне, что не так уж сильно в них и нуждался.

— Можно было бы помалу зарабатывать и спокойно жить.

— Среди цветущей природы.

— В деревне: там нынче уж грядки зазеленели.

— Птицы поют…

— Соловьи…

— Собаки брешут…

— В ночное бы…

— На сенокос…

— Да, это было бы лучше.

— Что теперь делать?

— Как быть?

И тут парни были избавлены от мучительных переживаний за своё будущее. Наша компания взяла эти заботы на себя. На нашем берегу Някки начали действовать Инара и Сая.

Ох, как там громыхнуло, какими цветами окрасилось небо! Это было похоже на грандиозный пожар, на ужасную катастрофу, на извержение вулкана! Яростный лай собак донёсся даже сюда. Вороньи стаи взметнулись над дальними зарослями, дрозды и сороки, забыв об опасности, промчались через мёртвую долину — подальше от грохота и огня. Мы припали к земле с перепугу. Надо же, что устроила Инара на радостях, что может немного побыть человеком! Интересно, дома у Корков нет ли какого-нибудь устройства, позволяющего распознать, чьё это волшебство?

— Дуры! Всех людей перепугают, дети заикаться начнут! — не сдержался Мирон.

Между тем грохот стих, а отсветы пламени всё ещё гуляли по облакам. А из Лалиного дома начали выскакивать люди. Прочь от ворот, на лужайку, где лучше видно, унеслись стражники. Уверен, что военные, пожарные и полиция Катиты и всех окрестностей, уже мчатся сюда — спасать, тушить и арестовывать.

Поскольку охрана Лалиных ворот металась по двору в толпе рабочих и разбойников, мы преспокойно проползли под створками. Заминка вышла только с Мальком. Он как-то слишком долго пролезал на Лалин двор. Мы стояли и смотрели, как он всё тянулся и тянулся, и никак не кончался. Право, когда Лёка стоит вертикально, не скажешь, что он такой бесконечный.

Что-то громыхнуло, полыхнуло снова, раздались испуганные крики. Мы, не таясь, пересекли лужайку перед домом и вошли внутрь, в опустевшее здание. Да, его покинули все, выскочив поглядеть, что происходит. В одной только комнате слышались стоны — там находились двое, кто совсем был плох от своей работы и не мог ходить. Мы свободно и быстро прошлись по комнатам, и увидели, что они превращены в спальни на несколько человек. С обстановкой здесь не церемонились. Старинная мебель из драгоценных пород деревьев, можно сказать, пропала. Дорогие стеновые панели и выцветшие узорные обои исписали нехорошими словами и изрисовали позорными рисунками. В отдельной комнате нашёлся управляющий, лысый и беззубый, который дрых без задних ног и жутко вонял перегаром. Мы оставили его храпеть и заспорили, где производство:

— На кухне?

— Ты что, в конюшне.

— Спросите у Миче: он скажет, что на голубятне.

— Миче, ау!

— Производство в подвале, я думаю.

— Идёмте в подвалы.

И там мы нашли это самое производство, и при нём — никаких сторожей. Все бегали и орали снаружи. Отсутствие дисциплины налицо. Удивительно, что Корки со своими светильниками не прокололись и не погорели раньше. Имелись замки — но разве это помеха? Мы обошли всё, и видели все эти станки, выполняющие невероятно тонкую работу. Их было немного, да и рабочих, как мы успели разглядеть, мало. Небольшой завод, сложное оборудование, высокие цены, бешеная популярность товара, огромные доходы. Корки — они молодцы. Мы рассматривали миниатюрные инструменты, а от маленьких кадушек и коробок с сырьём я и Петрик старались держаться подальше, да и другим советовали.

— Где они это берут? — переговаривались мы.

— Никаких опознавательных знаков.

— Ни на одной из коробок.

— Что за клеймо на станке?

— Видел когда-нибудь?

— Нет, такого клейма не видел.

— Лёка, это контрабанда что ли?

— Уж точно не законный товар.

— Ни на что не похоже.

— И не понять, металлический это порошок, или ещё какой.

— Это не станки, а техника будущего. Сделать такую трубочку! Смотрите, чуть волоска потолще.

Всё это удивляло. Я безостановочно фотографировал то и это.

— Пожалуйста, — умоляли мы с Чудилой, — не трогайте руками. Не наклоняйтесь низко. Глубоко не дышите. Закройте все эти крышки. Идёмте отсюда. Лёка, зачем ты срисовываешь клеймо? Полиция сейчас прибудет и сама зарисует. Пригодится? Ладно, рисуй. Побыстрей только, и стой подальше.

— Лёка, я сфотографировал клеймо, — сообщил я. — Брось свои зарисовки.

— Мой отец металлургом был, — вставил слово в наши причитания Мирон. — Я знаю, есть люди, которые могут анализы по образцу сделать и назвать, что за металл. Возьмём образец.

— Нет! — испугался я. — Пусть разбираются и берут пробы специальные службы. С меня хватит. Не желаю при себе заразу иметь.

Завязался спор. Петрик слушал-слушал, да и очень правильно велел всё оставить здесь. Но не для специалистов, нет. Для полного уничтожения без какого бы то ни было изучения.

Пусть это всё сгинет навсегда. Король, сказал Петрик, человек разумный, и в свете нынешней борьбы за чистоту природы и здоровье подданных, велит просто уничтожить всё это. Так-то. Однако, лично мы уничтожать не будем, ведь это доказательство вины преступников — так пусть соответствующие службы увидят, что следует.

Услышав такую хорошую речь, наша компания бросила собственные изыскания и направилась к выходу, а Кохи и Хрот даже ничего не возразили. Тоже разумные люди.

В отдельном кабинете среди документов нашлось описание процесса — всего один экземпляр. Уходя, мы изъяли часть листов из осторожности: мало ли, кому попадётся на глаза эта тетрадь, сохраняемая здесь, как драгоценность. Было решено, что Петрик некоторое время изъятые листы подержит у себя — вдруг оставленные пропадут. Потом, если дела пойдут как надо, он всё это обязан был уничтожить при свидетелях — членах нашей компании. Я сказал, что сбрызну все страницы лечебным зельем для безопасности. Бумаг было немного, мы разобрались с ними быстро, потому что всё прочее — это были просто бухгалтерские расчёты, списки рабочих и продуктов, доставляемых на кухню. Что-что, а документация содержалась в отменном порядке. Основное я сфотографировал. Тут же стояли коробки, в которые уже начали упаковывать документы.

Конец ознакомительного фрагмента.