Благоприятный момент. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть V

Ирина Фургал

Мы успели вернуться в родной город и предотвратить ожидаемые несчастья, пусть и не все. Мой друг Петрик Тихо считает, что сейчас благоприятный момент для того, чтобы поведать мне, и даже всему миру, чужие тайны, которые он хранил от меня. Всё в заботе обо мне же и о будущем наших семей. А ведь дружба со мной, волшебником Миче Аги, едва не стоила ему жизни. Я же опасаюсь быть запертым в сумасшедшем доме за все наши подвиги. Спокойная жизнь, исполнение надежд, возвращение солнца – где вы?

ГЛАВА 3. ВСТРЕЧИ В ПУТИ

Всё было мило на этой свадьбе. Мила и очаровательна была невеста, тоненькая, как веточка. Милы весенние, душистые цветы, украсившие столы. Ясный вечер, таинственный свет завораживающих сумерек, загадка зажигающихся в темноте огней, заманчивый блеск хрусталя. Мила и приятна была атмосфера этого праздника. Все были возвышенно-радостны, добродушны и веселы. Много было шуток и песен, ещё больше — танцев и тостов. Романтика древнего, но не мрачного крепостного двора…

Выдавали замуж женщину, избежавшую злой судьбы, традиционной для многих ещё семей Айкри. Женщину, решившуюся на побег, на борьбу за лучшую жизнь, за настоящую любовь. Волшебницу, не пожелавшую зарыть свой талант в землю ради обычаев старины. Имя Саи станет путеводным огнём для её сестёр в Айкри. В таком духе произносились тосты. И уже даже кто-то сложил песню про то, как Аарн приехал за Саей и увёз её, не побоявшись погони. Про забавный бой у моста Ануки преследователей девушки с поварёшками и мочалками встреченных попутчиков-магов. Кто же сложил эту песню? Неужели я? Нам с Петриком вернули наши инструменты — и время от времени мы, под общее одобрение, сменяли музыкантов.

Мы вели себя хорошо, не выпытывали новости, держались наших наблюдающих. Тихо и примерно ждали сигнала к бегству. Аарн тоже ничем не выдал того, что что-то намечается. Он и Сая танцевали, веселились, болтали и целовались. Всё, как положено молодожёнам. Петрик спорил с воеводой по поводу чего-то в своей книге — вроде, он её специально приволок на праздник, чтобы в чём-то его убедить.

Глава родного поселения Саи танцевал по очереди с её подругами, прибывшими на свадьбу. Её соседи из Айкри давали ей наставления. Доктор, добывший нам с Петриком очки, превзошёл всех соперников в деле произнесения тостов. Особенно тюремного врача, который начал было:

— В свете с-бытий, к-торрррые имеют место быть, а з-з-з-дровье — эт-то главное, но любовь — эт-то всегда… — и, припав головушкой к плечу жены судьи, сладко захрапел.

— Ура!!! — откликнулась толпа и, осушив бокалы и заставив молодых поцеловаться, принялась выделывать ногами коленца.

И тут, когда все уже изрядно выпили, кроме нашего караула, который тоскливо смотрел на вино, Аарн взял нас с Петриком за руки и скомандовал:

— Бежим! — и повёл нас к выходу со двора. Сая держалась рядом. В руках у неё была Петрикова скрипка в футляре и моя читра.

Никто не обратил внимания, даже конвой.

Аарн мудро скрывал в Ануке, что он волшебник, и его дальновидность помогла нам без препятствий покинуть крепость, оказаться за её воротами, ощутить свободу. Наконец-то! Пусть временно, пусть потом нас рассадят по разным камерам и разлучат надолго — сейчас нам было очень хорошо.

«Свобода!» — шепнул нам свежий ветер, и молодые травы, и ветки, которые он пригнул, пролетая в свете ночных светил.

«Свобода!» — взвыла под кручей неудержимая Някка — и Аарн повернул туда.

Мы оглянулись на спящих караульных.

— Никакой магии, — усмехнулась Сая. — Я подмешала им снотворное. Аарн навёл на прочих кое-какие чары. Так что у нас есть несколько часов, пока обнаружат побег. Все будут весело гулять до утра и думать, что мы все где-то здесь.

— Несколько часов?

Сая с гордостью произнесла:

— Да, часов. Аарн очень сильный волшебник.

— Главное, чтобы до столицы не поймали.

— Поймали? — Аарн взглянул укоризненно. — Выше нос, Чудила! На той дороге, которой мы двинем, нас будет невозможно ни догнать, ни поймать.

Он привёл нас к воющей, грохочущей, ворочающей камни Някке, и, видя, что мы оглядываемся в поисках наших лошадей, сказал загадочно, что мы их заберём потом, как будет время.

— Что? — завопили мы, догадавшись, какое средство передвижения приготовил нам Аарн. — Лодка? Плыть на лодке по Някке сейчас? Ночью? Нет!

У нас, с началом этого кошмара, называемого половодьем, вытаскивают из воды все плавсредства и не подходят близко — мало ли что. Близко к Някке не строят домов, и каждый раз в конце весны проверяют и обновляют мосты. А глупый Аарн и его глупая Сая организовали нам лодку. Слышали вы о таком? До чего может дойти женщина в своей слепой вере мужчине! Ната, подумал я со смятением, она не такая.

— Ты, инопланетянин! — заорал я на новобрачного очень громко, — Я понимаю, ты не в курсе, но видишь ли, в чём дело: Някка не судоходна сейчас и опасна, просто как никогда. К тому же ночь. У нас на руках браслеты, мешающие колдовать!

— Ты, Анчутка, — откликнулся Аарн с той же громкостью, — может быть, ты не в курсе, но, видишь ли, в чём дело: так мы окажемся в Някке быстрей всего. Ночь светлая, как день. И я уже проходил этим путём в этот сезон.

— Да? — ахнули мы с Петриком. — Зачем?

— На спор. Поспорил с Яковом. А он, между прочим, струсил в последний момент.

— Ты ненормальный, — сказали мы, пятясь от реки. — И ты, Сая, тоже. Вы затеяли эту свадьбу только для того, чтобы устроить наш побег?

— Да, — серьёзно ответили они. — И поэтому нечего тратить время.

Но мы всё не могли решиться забраться в пляшущую на привязи лодку. Мы с Петриком не сумасшедшие, нет-нет.

И тут вдруг мы увидели ярко освещённое Навиной и Ви судно, и оно неслось очень быстро вниз по течению, и судно это было «Комарик»! Опять «Комарик»!! Вечно встречается там, где он быть не должен!

— Не может быть!

— Судно какое-то, — удивилась Сая. — Оторвалось и уплыло?

— Это наше судно! — весело крикнул Аарн. — В лодку, в лодку! Эгей!

И мы уже были в лодке. Канат натянулся — и Аарн обрезал его.

Направляемая рукой Аарна, лодка полетела на середину Някки, пересекая реку наискосок. Мы закричали, чтобы обратить на себя внимание, но рёв воды заглушал голоса. Волны громыхали, били и шатали лодку, рассыпались о её борта брызгами. Мы промокли моментально, все, кроме Петриковой книги, которую он перед тем, как удрать из крепости, бережно завернул и спрятал на груди под одеждой. Петрикова скрипка в надёжном футляре, защищённая заклинанием, тоже не пострадала.

Нас качало и мотало, но «Комарик» был уже рядом, и мы с облегчением увидели, что на нём есть живые люди. Не отпуская поручней, они махали руками. Наверное, были поражены не меньше нас, заметив в половодье на реке лодку с пассажирами.

— Интересно, — прокричал Аарн, — когда они догадаются бросить верёвки? Люди за бортом терпят бедствие…

— Мы терпим бедствие? — ужаснулся я. А Сая и Чудила не расслышали.

— Что? Что? — добивались они.

«Комарик» налетел сверху. Мне на голову шлёпнулся канат. Верёвочная лестница сшибла Саю на дно.

— Держись!

— Лезь!

— Давай! — надрывались наверху.

Аарн двумя руками поднял Саю и прицепил повыше, словно котёнка на ковёр. Она же цепко держала футляр со скрипкой. Мы с Петриком удерживали лодку, ухватившись за все верёвки, и это было опасно. Аарн нам только мешался, но он пытался пропустить первым кого-то из нас.

— Ходу! — рявкнул на него Чудила, и Аарна унесло наверх. Любого унесёт, если на него рявкнет злой Чудила.

Как нас с Петриком шарахнуло о борт «Комарика»! Я думал, тут из меня и дух вон. Но ничего. Так мы болтались на одном канате, не имея под ногами никакой опоры, потому что лодка взяла и ускользнула. Но Петрик дотянулся до верёвочной лестницы, а мне как раз догадались скинуть вторую, и мы выбрались на палубу, когда наши требовали ответа от Саи и Аарна, вскарабкавшихся быстро, как кошки:

— Вы кто? Вы что? Вы зачем?

Аарн молча указал на нас с Петриком. И кинулся к рулю, когда все кинулись к нам.

*

Удивлению, радости, объятиям, поцелуям и вопросам не было конца. Рёв воды заглушал ответы, судно вздрагивало всем своим телом от ударов волн и крупного мусора, влекомого ими. Было страшно, и нормальный разговор был невозможен. Главное, мы увидели, что все-все наши живы и здоровы. Мой Рики так и приклеился ко мне, и было странно, что он так сильно вытянулся и на мордочку стал взрослее. Я ухватился за него, как за обретённое счастье. Петрик тоже ухватился, но не сразу: на нём зависли Мадина и Лала и сильно тормозили движение. Моё движение было направлено к Нате, которая управляла судном при помощи Хрота — одному человеку, тем более, женщине, не справиться.

— Ната! — кричал я. — Ната, отдай руль Аарну. Иди сюда.

Она мотала головой — ответственная очень, а ногой пыталась отогнать навязчивого незнакомца, рвущегося к управлению её судном.

— Ната, — вопил я громче, — это Аарн! Он может тебя заменить. Даже обязан.

Тут я споткнулся о Рыжика и упал. Мокрая читра, что болталась у меня за плечами, стукнула меня по голове. Я снял её, перевернул и вылил воду прямо на палубу.

— Ната! — рявкнул Чудила. И тут-то она отцепилась от руля и уступила его неизвестному дядьке. Любой уступит, если… Ну да я уже говорил.

Не успел я подняться, как Ната налетела на меня, но ещё раньше налетела Чикикука, и Ната обняла нас обоих. Кораблик тряхнуло и даже слегка развернуло — это он наехал на нашу лодку, раздавил её и потопил, и на нас грохнулся Петрик со всей кучей народа, повисшей на нём. Наш большой Малёк оказался на самом верху, а я — внизу, и мне было веселей всех. Стоять остались только Сая, Аарн и Хрот у руля, да Терезка, которой падать было никак нельзя, поэтому в кучу она не лезла. Наши три пиратца, завидев на борту Телепателя, попрятались неизвестно куда. На всякий случай.

— Ой, — вякнул я из-под самого низа, — Терезка, я думал, ты уже родила мне племянничка.

Как-то это слово, «племянник», само выскочило.

— А племянницу не хочешь? — весело крикнула она.

— Хочу. — Стану я разве отказываться? — Но у тебя будет мальчик.

— Ты теперь богатая наследница, слышишь? Твой папа в ящик сыграл, — нетактично сообщил ей Петрик. Не подумал, что после этих слов мы как раз и могли бы обрести здесь маленького ребёночка. Чудиле не было жалко Оша. Да и кому его может быть жалко?

Ну, Терезка, конечно, порыдала немного, и успокоилась.

В таких условиях мы всё никак не могли объясниться и рассказать, что же с нами произошло.

— Почему дети не спят? — прокричал я.

— Как ты себе представляешь сон в таком кошмаре? Мы все уже не знаю сколько не спим, — надрывался Кохи. — Хорошо, что сменили наших рулевых, а то бы им конец настал.

— Кто это? — голосил Хрот, которого Аарн отогнал от руля. — Что за люди?

— Что это? — вопил Петрик. — Мирон всё ещё с нами?

— Я буду в театре играть, прямо в Някке самой, — ответил знакомый полицейский, ничуть не повышая голоса, но я всё прекрасно расслышал.

— Я буду управляющим в вашем аттракционе на Дведи, — похвастался из глубокой тени рыжий пират.

— Я тоже буду с ним работать, будем помогать восстанавливать бальковые леса, — сказал лохматый, осмелев и подобравшись поближе.

— У них полно планов насчёт этого аттракциона и этого места, — добавил блондин Красавчик, прячась за его спиной.

— Мы заработаем кучу денег, — осчастливил нас Рики.

— Мы чего только не записали! Мы чего только не добыли! Экспедиция удалась! — верещала Лала, с обожанием глядя на Хрота, кумира подрастающего поколения.

— Петрик, не оставляй меня больше! — Мадинка, оторванная от него при падении, пробиралась к Чудилке сквозь чужие ноги и руки.

— Ни за что! — обнадёжил он её, на четвереньках обползая кучу-малу.

Мы с Натой молчали, потому что уже очень удачно добрались друг до друга. Видя такое дело, Малёк и Аня тоже не упустили случая, чтобы поцеловаться.

Мы с Петриком поняли, что компания провела незабываемо весёлую зиму, очень продуктивную и интересную. И даже Кохи, отправившийся с нами в путь бледным, худющим, слегка прихрамывающим и не вполне владеющим левой рукой, был теперь румян, упитан и напрочь забыл обо всех недомоганиях, что устроил ему любящий папочка.

Но ближе к концу зимы на наших друзей и любимых напало сильное беспокойство, и делалось оно всё сильнее, несмотря на наши с Петриком бодрые письма. Ребята своими глазами видели копии древних светильников. Сначала их убирали в сараи, а потом, наученные аптекарями и лекарями, получившими телеграммы с инструкциями, разбирали и сжигали содержимое на двух разных кострах. Ритуал сопровождался распитием лекарства и чтением молитвы, пересылаемой даже путём телеграфа: «…с этих пор увеличится достаток в семье тчк и здоровье улучшится тчк». Потрясённые тем, что мы с Петриком открыли убийственные свойства жутких приборов и находимся в эпицентре, ребята начали строчить письма и посылать телеграммы с вопросами: не отразилась ли возня со светильниками на нашем здоровье? На это мы отвечали, едва удерживая ручки или мелочь на почте в больных пальцах: «Да ни капельки. Мы крайне осторожны».

Тем не менее, Рики не верил.

Помнится, я говорил про Зов Крови. Рики обмануть было невозможно. Рики сеял тревогу и раздувал панику. Теперь он похудел, побледнел, ходил сам не свой и порывался удрать от компании прямо по снегу. Вслед за нами. Его ловили, уговаривали подождать до того момента, как вскроются реки, ставили на вид, что вот-вот начнётся распутица, и иначе как по воде, нас не догнать, и то, что пускаясь в такой дальний путь, надо иметь транспорт, большие деньги и запас еды.

К наступлению весны извелись все. Девушки то и дело принимались лить слёзы. Терезка угрожала преждевременными родами от переживаний. Лёка сказал, что зря не составил Рики компанию и не сбежал вслед за нами. Хрот в своём историческом труде то и дело ляпал орфографические ошибки. Даже написал, задумавшись об испытаниях, выпавших на нашу долю, вместо «битва у реки Есты» «ботва на ровном месте». Кохи же, наоборот, вдохновенно наваял два водевиля, нереально смешных, потому что, как я уже объяснял, так его организм защищается от окружающей мрачности. Рики же, болтаясь по городку, обнаружил оттаявшую памятную табличку на стене одного из домов. Текст на ней гласил: «В этом трактире в таком-то году останавливался на обед Л. Корк, проезжающий через город по делу государственной важности». Л. Корк был как раз героем битвы у реки Есты, но не имя заинтересовало моего мальчика в табличке, а она сама. Рики обрадовало то, что сделана она была из того самого красноватого минерала, что и вещая полусфера в пещерах анчу. Поскольку у меня крайне мало секретов от моего очень младшего брата, он знал, как и почему происходит гадание. Рики отправился прямиком к Чикикуке и заявил зверушке без обиняков:

— Я пришёл в час крайней нужды. Ты обещала помочь.

И, поскольку речь шла о гадании не на ребёнка, а на взрослых, Чикикука тут же побежала за маленьким адептом к этой самой табличке. А следом побежала вся наша толпа, включая Терезку — куда ж без неё. Люди, на улицах, наверное, подумали, что это очередная экскурсия Хрота, и не обратили особого внимания.

«Те, кто имеют тревогу на сердце, знайте — она справедлива. Время пускаться в дорогу как можно скорее. Встреча на мокром пути вам обещана ныне. Те, о ком сердце болит, встретятся в праздник, в помощи вашей нуждаясь. Если не трепетать, и не медлить, и милость не ждать от погоды, то, чему должно — свершится».

Вот что сказала Чикикука при помощи серых букв. Вернее, это будущее говорило за неё, и ещё больше усилило тревогу.

Слова о мокром пути можно было трактовать и так и этак. Безумная компания решила, что мало проку в том, чтобы пробираться раскисшими дорогами, где-нибудь завязнуть надолго и ждать, пока установится погода и дороги подсохнут. Терезка ехать верхом не могла, а повозка застрянет обязательно.

— Только реки, — обмирая от ужаса собственного предложения, выразила общую мысль Ната. — Только так мы сможем догнать, а то и перегнать Миче и Петрика. Или, на худой конец, замолвить за них слово в Някке, пока их ещё не этого… Не того.

Чего «того», никто толком не знал. Но весна была ранняя, снег таял быстро, реки обещали скоро вскрыться. Моя бабушка сказала бы, что это молодость взыграла в одном месте у каждого из нашей компании, потому что при тайном голосовании, которое предложил начальник экспедиции, не было ни одной записки, одобряющей иной путь. Чикикука вякала и прыгала, когда их зачитывали вслух — выражала своё положительное мнение.

— Ну и правильно, — сказал Кохи. — Хорошая команда не бросает своё судно. Да, Ната? Я, как старший, предлагаю трогаться.

И вот, не в силах противиться тревоге, наши друзья подготовили и спустили на воду «Комарик», и перекрасили его, уничтожив буквы названия, и начали путь в компании последних льдин. А может, и не последних. Было их довольно много, и они довольно долго сопровождали наше судно, достаточно крепкое, чтобы выдержать их удары. Правда, Рики, как волшебник, старался ударов не допускать. Но он ведь ещё ребёнок, хоть и маг. Ему были нужны отдых и сон. От долгого напряжения он слабел, и пару раз с ним случались обмороки, напугавшие команду. Мужчины дежурили на палубе с шестами в руках — отталкивать от корпуса лёд и коряги, и даже целые деревья. Команда пережидала ледяные заторы, боясь, что судёнышко хрустнет в угловатом подвижном поле, что его перевернёт вставшая вертикально глыба. Работали шестами, понимая, что «Комарик» — игрушка в руках разбушевавшихся по весне рек и всемогущего случая. Спрыгивали на лёд, рискуя жизнями, прокладывали дорогу кораблику, отодвигая с его пути ледяные потемневшие тяжёлые пласты. Удивительные люди.

Тысячу раз Ната жалела, что взялась за эту работу. Тысячу раз Кохи и Хрот ужасались тому, что взяли на себя ответственность за жизни родных и друзей, двух детей и беременной женщины, согласившись на этот путь. Тысячу раз все обмирали от страха и плакали от облегчения, но никто не упрекнул этих троих, а, наоборот, торопили. Особенно, Рики, который всё вытягивал вперёд руку, словно пытаясь измерить оставшееся расстояние, или дотянуться до нас. Мадинка лишь раз спросила:

— Ты думаешь, им так плохо? Что ты думаешь, Рики?

— Да, — ответил мой мальчик. — Думаю, плохо очень. Особенно, Чудику.

Этого было достаточно, чтобы Ната велела поставить парус — благо льда стало значительно меньше.

И так наша безумная компания пролетела мимо городов, и портов, и пограничных застав, трижды мило помахав пограничникам. Шли то под новым белоснежным парусом, то коптя дымом из трубы окрестные леса, и задержать их не было никакой возможности. Никакие плавсредства не были ещё подготовлены к спуску на воду, а «Комарик» почти нигде не останавливался. Разве что в безлюдных местах: команде всё же нужен был отдых. Но, достигнув Влота, они поняли, что до этого всё шло относительно хорошо. Вот это была гонка по разлившейся реке! Здесь парус убрали — не пригодится он до самого моря. Мало того. Ната велела снести мачту, чтобы она не раскачивала судно, помогая воде. И оцените-ка работу наших рулевых!

Перед горами остановились в последний раз. Страшно было представить, что ждёт «Комарик» на одичавшей Някке. Но компания наша ещё более дикая. Кохи выразил общее мнение, сказав, что это вверх по реке сейчас не пробиться, а вниз — почему бы и нет? Плывут же всякие брёвна. Он вообще раскомандовался сверх меры, снимая тяжесть принятия решения с плеч младшего брата, начальника экспедиции. Правда, им же было высказано мнение, не подождать ли до конца половодья, который уже не за горами. В руках он держал при этом красный камень, подобранный на берегу. Кохи кинул его Рики, и едва тот поймал его, как на нём уже появились серые буквы, видимые только мальчику: «Если вы уже здесь — вперёд! Медлить не нужно». И «Комарик» был пущен вниз по реке. И с тех пор команда не спит, почти не ест, и смертельно устала. Если бы не… (назывались имена, причём все по очереди), «Комарик» уже лежал бы на дне, разбитый в щепки. Называлось имя Рики — чаще других! — здорово проявившего себя в этом походе, как волшебник. Даже Лалой не могли нахвалиться. Девчоночка безропотно взяла на себя все хозяйственные заботы, чтобы взрослые не отвлекались по пустякам. А ещё они с Чикикукой так бдительно охраняли добычу экспедиции, что можно было не опасаться за исторические ценности.

Всё время, пока сплавлялись по Някке, приходилось быть начеку, быть готовыми к спасению детей, Терезки и ценных находок, а пристать к берегу они не могли. И, смотри-ка, сбылось предсказание, что мы с Петриком найдёмся в пути, а то это стало уже казаться чем-то за пределом реальности. Эх, где-нибудь пристать бы, да отоспаться! Только поспать — и больше ничего не нужно для счастья.

— Я могу устроить, — крикнул Аарн.

И нас с Петриком спросили снова:

— Да кто это?

— Чёрный Мститель, — небрежно махнул я рукой.

Все примолкли.

— А кому он мстит тут у нас? — поинтересовалась Ната, угрожающе сдвинув брови.

Судя по тому, что вытворял наш рулевой, он мстил всем, и решил при этом самоубиться.

— Не зевай! — завопил он. — Причаливаем!

И вдруг «Комарик» перестало бить и трясти. Мы оказались в спокойной заводи за выступом высокого берега. Здесь в Някку впадала мелкая речка, а бухточка была очень хорошо защищена обрывами слева и справа. И, между прочим, уже рассвело, и было светло.

*

— Инара, — позвал Аарн, наклоняясь к Чикикуке и протягивая руку.

— Фшшшш! — прошипела она, встопорщив шерсть, встав на когти и выгнув спину, словно дикая кошка.

Припав к мокрой палубе, наш зверёк попятился, попятился, и спрятался за левую ногу Петрика.

— Как он назвал Чикикуку? — захотели знать дети.

— Он ей не нравится, — нахмурились Кохи и Лёка.

— Нет, она просто не знает, кто я, — улыбнулся Аарн и обратился к зверушке: — Ты помнишь люстру? Такую, в форме птицы с расправленными крыльями, которая вся переливается? Помнишь, её погасили, когда ударили в ворота? Это для того, чтобы снаружи не было видно, как меня спускают на верёвке и что делается внутри. Ты испугалась и плакала, тебя никак не могли успокоить. И ты, кажется, была сильно простужена, кашляла, поэтому мама и папа приказали мне бежать одному. Ночью, когда сгорел наш дом. Они спасали нас, думали, все будут считать, что мы погибли с ними, и не станут нас искать. Но нас нашли. Не повезло.

По мере того, как Аарн говорил, Чикикука вытягивалась из-за Петриковой ноги. Осторожно, почти стелясь по доскам и шевеля усами. И села у ног Аарна, задрав мордочку.

— Она больше не будет нашей зверушкой? — всхлипнул догадавшийся Рики.

Я усмехнулся:

— Зато она будет девушкой Кохи.

— А я не поняла. Что происходит? — спросила Мадина.

— Она маскировалась, — немного бестолково начал Петрик. — И ведь так ловко, что даже Воки не догадался. А ведь он видел её, и даже с цепочкой на шее.

— Ходила в маске? Когда? — не поняла Лала.

— Ходила в виде зверушки. Убежала и спряталась от тех, кто хотел ею помыкать. Цепочка с ключиком — символ рабства и метод воздействия. Просто так не снимешь. Убежала ещё подростком, поэтому цепочку ей не поменяли, она врезалась в шею. Инара принесла в жертву способность говорить, лишь бы не подчиняться.

Так сказал я, и Чикикука, подскочив ко мне, сидящему на корточках, лизнула мои руки и вернулась к Аарну.

Она поднялась на задние лапки, а передние поставила ему на ногу и позволила себя погладить. А потом исполнила между нами дикий и зверский танец. Она крутилась, носилась и прыгала, а потом кинулась в сторону, показывая, чтобы мы шли за ней. И мы пошли. Все, кроме Кохи. Он стоял и держался за сердце. Догадался, бедный.

— Да всё нормально, — утешил его Петрик.

Чикикука вернулась, взобралась Кохи на плечо, обнюхала и облизала лицо. И кусила за нос. Не сильно. Она требовала, чтобы он шёл с нами. Кохи пошёл, еле переставляя ноги. А наши пиратцы сказали:

— Мы не поняли, Телепатель, это, что ли, твоё животное? И ты что, не боишься, что тебя тут побьют за «Чёрного Мстителя»?

— Не побьют, — отмахнулся отчаянный человек.

Нам ещё предстояло выяснить отношения всвязи с появлением Аарна, но пока мы шли, прямо-таки бежали за Чикикукой.

Она привела нас к речушке, что водопадом прыгала с горы на широкий полукруглый пляж. Тут она мигом преобразилась в девушку, молодую, прекрасную, стройную. Как у Аарна, у неё были волосы странного сизоватого оттенка, как и у него — немного необычное для нашего мира строение тела, едва заметное отличие. Но это не портило ни его, ни её. Даже, скорее, наоборот. Портил её шрам, ужасный, уродливый, охватывающий шею.

Инара мигом скинула с ног полосатые чулки и красные сапожки — это я ей подарил, когда услышал от Кохи, что она обута в рваные тапки. Сбросила на мелкие камни красивое шерстяное платье низовьев Мекри — оказывается, подарок Петрика. Положила на брёвно кожаный тиснёный поясок и такую же перевязь с головы, которые, как выяснилось, преподнёс ей Лёка. Распустила косу, переплетённую алой Натиной лентой с жемчугом на концах, и сняла ожерелье из бисера, которое Ната плела на Влоте «для хорошего человека». Она ничуть, вообще ни капельки нас не смущалась. Она встала под водопад, под его ледяные струи, и даже не поёжилась. Она стояла там с закрытыми глазами и сложенными руками, опустив мокрую головку, а мы молчали и только глазами хлопали. И, судя по остолбеневшему виду Кохи, снилась ему в Някке именно эта картина.

Наконец Инара выскочила из-под водопада, выжала волосы и, ничем не показав, что ей холодно, пробежала мимо окаменевшего Кохи, опустилась на колени перед Рики и взяла его за руки.

— Ключик, — подсказал я. — Рики, ты говорил, у тебя остался ключик от её цепочки.

— А! Да. Сейчас. Я его к кошельку прицепил, как брелок.

Я думал, он побежит на судно, но, пошарив по карманам, Рики добыл кошелёк и, отцепив от него тот самый ключик, протянул его Инаре. Она чмокнула Рики в щёку, в другую, и, подбежав к водопаду, сунула ключик в рот, проглотила и запила его водой. Мы с Петриком переглянулись и пожали плечами. Аарн болезненно сморщился.

Прошло несколько секунд, и вот Инара засмеялась и повернулась к нам с сияющими глазами и счастливой улыбкой. Откашлялась, пробуя голос, и сказала со странным акцентом:

— Здравствуйте!

— Видали такое? — пробормотал Мирон.

— И что, — спросила Инара, — меня целовать не надо?

Мы как-то не решались. Что-то нас смущало. Может, то, что она была совершенно обнажённой? Инара же, кажется, этого совсем не понимала. На её красивом лице появилась растерянность.

— Прикройся, балда, — Аарн шагнул к сестре, завернул её в свой отсыревший плащ и прижал к себе.

— А! Инопланетные предрассудки! — весело смеялась она, обнимая и целуя брата. И теперь мы все тоже бросились к ней, и вот тут-то расцеловали тоже.

*

— Я знала, что ты жив. Я знала, что с тобой сделали. Я сбежала, чтобы со мной не поступили также. Я боялась, что ты стал злым и плохим, но как же я хотела тебя увидеть! Но нельзя было. Нельзя!

Инара прижалась к брату, и то смеялась, то плакала, то рассказывала, как несколько лет жила в жутком одиночестве, и даже сама с собой поговорить не могла, и чуть не озверела. То превозносила до небес меня и Рики, взявших её домой, то прямо всем сразу рассказывала о своей великой любви к Кохи Корку. Я спросил её на ушко, не приворожила ли она парня, ведь это нехорошо и нечестно, а у меня было такое подозрение.

— Чуть-чуть, Миче. Только в самом начале, и только самую капельку. И не приворожила, Миче. Кодекс Кереичиките запрещает привороты.

Вот ведь! У них ещё и кодекс ко всему прочему.

— Чуть-чуть поколдовала, Миче, — объяснила она. — Чтобы выручить тебя, и Нату, и Кохи. Отвратить его сердце от Наты. Тогда ему стали сниться сны обо мне. Но не часто, всего лишь раз пять, только по разрешённым для этого дням. Тогда я даже не знала, что именно ему снилось. Но он должен был поверить в хорошую любовь, в счастливую любовь для себя. Ну… Мне, видишь ли, хотелось проверить, красива я или нет. Все девушки что-то слышали, что-то знают о себе, а я — нет. А что мне было делать, если я полюбила Кохи? Но сны ему снились только до тех пор, пока мы не отправились в путешествие. Это всё.

— Совсем всё?

— Клянусь. Только на это я тогда и была способна. Вместо ручек у меня были лапки.

Почему я всегда верю этим Кереичиките и их кодексам, а?

Инара огорчила нас, сказав, что возможность говорить — это временное явление. Потом она снова принесёт эту жертву. Она не потерпит, чтобы ею командовали и заставляли делать страшные дела, она не хочет, чтобы её нашли. Инара не произносила имени Корков, но их неудачные дети сами догадались, и теперь были растеряны и жались друг к другу. Оказывается, Кохи, Мадина и даже всезнайка Хрот, считали, что волшебники Кереичиките если не легенда, то далёкое прошлое, и их никого уже не осталось.

— Петрик, Петрик, — требовала ответа Мадинка, — ты уверен, что этот Аарн хороший? Если он жил у Рэютри-Длинного Когтя, то он, наверное, плохой.

— Аарн? Никогда. Он замечательный. Вы всё поймёте. Мы расскажем. В конце концов, мы с Миче жизнью ему обязаны, — смеялся Чудилка, целуя невесту.

От Аарна Инара бросалась к Кохи, который уже немного оживился и слегка реагировал на происходящее. Первым делом бедняга спросил, какого чёрта его невеста торчит перед всеми раздетой. На это Инара ответила, что, во-первых, тут все свои, во-вторых, уже не торчит, в-третьих, это только тут, на нашей планете, так странно относятся к наготе и стремятся скрыть великий дар природы, прекрасное тело, под всякими тряпками. В-четвёртых, когда это она успела стать невестой Кохи? Он ещё не сватал Инару у её семьи. При слове «семья» она почему-то кинулась на шею мне, а вовсе не Аарну. Ему она показала язык.

— Ну так посватаю, — чуть сердито сообщил Коркин сын.

— Ага, сейчас, как же! — вздёрнула она длинноватый носик. — Как ты себе это представляешь? Корк женится на Кереичиките? Кереичиките не желает, чтобы все знали, где она. Не желает подчиняться Корку. Кодекс Кереичиките запрещает скрывать своё имя.

Кохи обалдел. Мало того, что она водила его за нос столько времени, влюбила его в себя, можно сказать, а теперь ведёт такие речи.

— А, понятно, — с обидой сказал бедный парень, — ты мстишь. Чёрная Мстительница. Но мне-то за что? Я же знаю, ты меня любишь.

— Люблю, — не стала отказываться Инара. Кажется, ей очень нравилось в себе именно то, что она любит. — Больше жизни! Очень! Но жениться не получится. Ты станешь рабом собственной семьи. Вот твой папочка счастлив будет!

И вот намечалась ужасная трагедия. Просто неразрешимая загадка.

Хрот сказал, было, примирительно:

— Почему подчиняться? С чего ты, Инара, взяла, что Кохи потребует подчинения? Ты что, не знаешь его? Он хороший. И, конечно, он не может быть нашим рабом, что за чушь?

— Не вашим, а ИХ, — поправила девушка. — Ты, Хрот, изгнан из семьи, поэтому не примазывайся.

Кохи повесил головушку.

Вопрос ещё требовал обсуждения и вмешательства, но в другое время. Сейчас эти двое выпали из нашей компании, занявшись друг другом. Я тоже норовил выпасть вместе с Натой. А Петрик — так он просто развернулся и пошёл к «Комарику», нежно обняв Мадинку, повёл её мимо белого валуна, на котором, разумеется, целовались Аня и Лёка, которые всегда пользуются моментом. Аарну было не до морального облика младшей сестры, потому, что у него была Сая, на которой, как вы знаете, он женился только для пользы дела.

— Инара! — вспомнив об этом, проорал с палубы Чудила. — Ты глупости-то оставь. Ты пример бери со своего брата — он только что женился!

Так что нам ещё предстояло отметить это дело.

— Петрик! — заголосил в ответ Аарн через большое пространство. — Куда ты пошёл? Я зачем вас привёл-то сюда?

— Чтобы мы выспались наконец, — пробормотал себе под нос Мирон, но его услышали и мы, и те двое.

— Это кто ж такой умный спать собрался? — надрывался Кереичиките так, что от него ускользнула полуоглохшая Сая. — Здесь недалеко делают солнца. Я обещал показать — вот и показываю. Там! В имении у Тёмного ручья. Почти уверен! Хотя не совсем!

Тут мы оглянулись, и, оглянувшись, вскричали:

— Как? Мы тут? Мы уже тут?! У Тёмного ручья? Ну и ну!

— Вот что значит быстротекущая Някка! — благоговейно прошептал Мирон. Лёка и Аня вздрогнули и перестали целоваться.

— Слушайте, что за дела? Вы вообще меня не слушаете сегодня, — Лала Паг, что дремала на брёвнышке, проснулась и, нахмурившись, показала вверх по течению маленькой речки. — «Тёмный ручей» — моё имение. Моё собственное. Ау! Фамильное владение Пагов. Я вам показывала, когда мы шли вверх по реке. Там мой дом. Там мы с дедушкой жили. Мамочка и папочка приезжали. Хотите, я схожу на разведку? Можно? Я почти четыре года дома не была. Очень хочется. Я помню дорогу.

Тут мы с Натой поняли, что прямо сейчас нам не выпасть из компании. Мадинка с Петриком тоже вернулись. Подошли Кохи с Инарой и Лёка с Аней. Сая тоже подошла, прикрыв уши.

— Коли так — то я уверен, что производство именно там, недаром Лалу домой не пускали. Замечательно уединённое место, — сказал Кохи Корк.

— Девочке не повезло, — огорчился Аарн. — Очень горько лишиться дома.

— Там теперь жить нельзя, — покачал головой Малёк, — хмурясь на мой внешний вид, и тем напомнив невольно, что Ната может меня разлюбить.

— Но это мой дом! — Лала заплакала, обняв Кохи.

Петрик этого вынести не мог, подумал, подумал, да и сказал:

— Ты не плачь. Хоть жить на этом месте, к сожалению, никто никогда не станет…

— У-у-у-у-у! — взвыла девочка.

— Но тебе возместят твоё имущество. Лала! Ты сможешь выбрать, где поселиться!

Рики глянул на Чудилку с таким восторгом, что я приревновал.

— Ура! Поселись с нами в Някке, слышишь!

Тут девочка выть перестала, вытерла глаза рукавом Кохи и сказала:

— А вы все можете жить со мной. Ну, все, кого из дома выгнали. Точно?

Мы засмеялись. Терезка надулась и заявила, что она думала, что это в её доме поселятся все наши бездомные товарищи.

Однако, чтобы сбылись наши планы, сперва надо было вернуться в Някку.

— Спать! — наконец раздалось дельное предложение.

— Давайте отдохнём, а то мы просто не выживем.

— Поспим — и на приступ Лалиного дома.

— Не выспавшись, мы что-нибудь не так сделаем.

— Мы даже не доплетёмся.

Даже мы, беглецы из Ануки, еле шевелились уже, что же говорить об остальных, не спавших и нормально не евших гораздо дольше нашего, и уставших до невозможности.

— Спать! — обрадовался Чудила. — После отдыха мы одобрим мою стратегию по захвату вражеского логова, а также мои другие разные планы. Мы подадим улики на блюдечке нашему государю — и он не будет сердиться на наше самоуправство. Потому что вот повод как следует прищучить Корков и даже частично арестовать и сослать. Может, в Някке не случиться ничего плохого — просто главные Корки очень быстро в тюрьме окажутся. Корки, они…

Но, глянув на ссутулившихся Кохи и Хрота и на побледневшую Мадинку, Петрик прикусил язык, схватился за пылающие щёки и пробормотал:

— Простите!

— Что? Что он сказал? — шёпотом спросил Лёку Мирон, которого все хорошо расслышали.

— Да ладно, чего уж там! — махнули руками неудачные Коркины дети. — Всё. Спать.

И мы отправились отдыхать перед новыми великими свершениями.

*

Ната не разлюбит меня никогда. Я знаю. Не знаю только одного: за что мне такое счастье?

Пока мы вместе, я буду счастлив, как никто. Потому что Натина любовь — это чудо, это солнце для меня. Настоящее, живое, прекрасное. Кто не любил — тому не понять.