Зона комфорта

Ирина Федоровская

Действие повести происходит в Германии, куда в поисках лучшей жизни приехали люди из разных стран СНГ. Если многим молодым людям удалось найти себя в новой стране, то тем, кому за сорок, как правило, пришлось довольствоваться неквалифицированными работами. Главная героиня повести, талантливая пианиста Дора, не сумевшая творчески реализовать себя на Родине, угодив в зону комфорта, так и не смогла из неё выбраться в новой жизни…

1

Предрассветным летним утром, когда город спал, а небо ещё не простилось с багрянцем, от жилого дома в центре Черноморска отъехал микроавтобус и взял курс на Германию. Кроме двадцатипятилетнего рыжеволосого и веснушчатого водителя Андрея в автобусе было пятеро пассажиров: Дора, стройная пятидесятилетняя голубоглазая брюнетка, её муж Олег, пятидесятичетырёхлетний мужчина спортивного телосложения, уже начавший лысеть и толстеть, и поэтому выглядевший старше своих лет, их младшая дочь Марина, зять Виталик и восьмилетний внук Саша.

Сашу, не привыкшего вставать так рано, Марина и Виталик будили в месте. Он долго не мог открыть глаза, хныкал и просил родителей позволить ему поспать ещё минутку, а едва только автобус тронулся с места, свернулся калачиком в своём кресле и уснул. Никому из взрослых спать не хотелось — все предчувствовали момент въезда в новую жизнь и были от этого слегка взволнованы.

Старшая дочь Лена категорически отказалась ехать в одном автобусе с отцом, которого ненавидела, а c недавних пор не разговаривала с ним. Пустяковая ссора переросла в ненависть. Теперь Лена часто вспоминала о том, каким жестоким был Олег по отношению к ней и каким несчастливым было из-за этого её детство. А ведь совсем недавно они не только разговаривали, но и сотрудничали. Лена, наделённая от природы коммерческими способностями, ещё будучи ученицей музыкального училища, начала играть и петь в ресторане. Благодаря этому она единственная из своих сокурсниц на заработанные деньги купила себе квартиру и жила отдельно от родителей. А когда оборонные предприятия обязали выпускать товары народного потребления, которых в стране не хватало, она откуда-то узнала, что в Ростове и некоторых других российских городах настольных ламп днём с огнём не сыщешь, а в Черноморске ими были завалены многие магазины, потому что одно крупное стратегическое предприятие наладило выпуск этих ламп и вдоволь насытило им городской рынок. Лена уговорила отца возить настольные лампы в Ростов, отчего оба хорошо заработали.

Олег истратил все заработанные таким образом деньги на своё увлечение — охоту, Лена же вложила их в другой бизнес, отчего существенно разбогатела. Дора была уверена, что коммерческие способности дочка унаследовала от прадеда. Дед Олега, простой украинский крестьянин из Полтавской губернии, работая не покладая рук, сколотил солидный капитал. Тут грянула революция, у него всё отняли и вместе с семьёй сослали предприимчивого украинца в Казахстан. Там он занялся заготовкой зерна, и в казахском посёлке, куда его забросила судьба, считался человеком богатым.

Олег работал прорабом и зарабатывал неплохо, но все его друзья — охотники были состоятельными людьми, и он, чтобы не ударить лицом в грязь, сорил деньгами не по средствам: брал с собой на охоту старые вина и коньки, часто принимал участие в пирушках в дорогих загородных ресторанах, и это больно било по семейному бюджету.

Однажды Олега и Дору пригласил на свой День рождения Степан, с которым Олег обычно ездил на охоту. Жил Степан в болгарском посёлке Тырновка, который ещё совсем недавно был большим селом, примыкавшим в Черноморску, а теперь стал одним из районов города. Основали его люди, во времена оно бежавшие сюда с родины от турецкого ига. Жили богато, а работали с раннего утра до позднего вечера. Степан и его семья выращивали арбузы и отправляли и их на Север, что приносило большие доходы, кроме того у них были пасека, коровы и куры.

Впервые очутившись в гостях у приятеля мужа, Дора сразу заметила, что все присутствующие здесь женщины мало обращают внимание на свой внешний вид. Она сначала не поняла, кто из двух суетившихся на кухне женщин мать Степана, а кто — жена. Они были до того измотаны тяжёлым крестьянским трудом, что выглядели почти как ровесницы. Потом Дора узнала, что мать Степана на четыре года моложе её мамы, но по сравнению с ней казалась старухой. Ей вдруг стало стыдно из-за того, что она пришла сюда в модном новом платье и с безупречным маникюром. Дора всегда жалела, что как пианистка не может позволить себе отрастить длинные ногти, как это сделали все её подруги, не имевшие отношения к музыке. Такие красивые ногти мешали бы играть, а здесь воспринимались бы как вызов, потому что никто из сидящих за столом женщин за руками не ухаживал. Дорины же подруги и представить себе не могли, как можно прийти на работу, тем более на какое-нибудь торжество, без маникюра.

В застольных разговорах Дора не принимала участия. Мужчин — все они были прорабами по профессии и охотниками по увлечению — интересовала только охота и работа. Женщины, сидевшие справа, говорили о том, как купить козу, которая давала бы вкусное молоко, слева — как найти управу на прожорливого колорадского жука.

Колорадского жука Дора видела всего один раз в жизни, да и то на картинке в научно-популярном журнале. Она обратила внимание на то, что это красивый жук, но прочитала, что он уничтожает целые плантации помидор, картошки, баклажан и чего-то ещё. А вот коз она видела часто — когда ездила с родителями, а потом с мужем в из Черноморска в Одессу и обратно.

Вдоль одного из участков трассы тянулась полоса низкорослых деревьев, и деревенские жители выпасали там своих коз, которые охотно их обгладывали. Подключиться к разговору женщин Дора, конечно же, не могла, и чувствовала себя здесь чужой и высокомерной. Это было особенно неприятно, потому что папа всегда говорил, что высокомерие характеризует людей, которые были обижены судьбой. Может быть, они выросли в неблагополучной семье или над ними издевались школьные товарищи. Возможны и другие причины, спровоцировавшие такое поведение, но в любом случае высокомерие присуще людям ущербным.

Один из друзей хозяина, Алик, рассказывал о своей работе на строительстве Байкало — амурской магистрали. Грандиозная стройка, в которую были вложены вложены миллиарды, оказалась никому не нужной.

— Всё нормально, — смеясь, объяснил Алик. — Это настоящий русский бизнес. Кстати, вы знаете что такое русский бизнес? Двое русских украли ящик водки, водку продали, а деньги пропили.

Все засмеялись. Они считали вполне нормальным, что Алик, работая на этой «стройке века» (так она в тогда называлась в советских средствах массовой информации) начальником строительного управления, вписывал в ведомость на зарплату несуществующих работников и в результате этого получал огромные деньги.

— Конечно, с целью безопасности пришлось делиться, — с сожалением признался он. — Но и мне перепало достаточно.

Доре казалось, что этим разговорам не будет конца, она не знала, как убить время, которое так медленно тянулось, и страдала от безделья. Вернувшись домой, она предупредила мужа, что на такие мероприятия больше не пойдёт, и, чтобы поскорее забыть об испорченном вечере и поднять настроение, начала читать сборник высказываний китайских писателей IX–XI веков.

— Я нашла цитату как раз для тебя, — сказала она Олегу и положила перед ним эту книгу, открытую на странице с высказываниями Ли Шан-иня. Ты прочитай вот здесь: «Глупо, когда беден, лезть из кожи, чтобы выглядеть богатым».

— Так по-твоему я дурак? — рассвирепел Олег. Он схватил жену за руку, швырнул её на пол, а потом запустил в неё книгой.

— Я живу так, как мне нравится, и не лезь не в свои дела, — крикнул он.

У Доры на глазах выступили слёзы, но она промолчала. А сейчас, вспомнив об этом, с отвращением посмотрела на человека, которого когда-то полюбила. Женщина подвинулась поближе к окну, чтобы быть от него подальше.

Тем временем автобус уже подъезжал к виадуку, за которым заканчивался город и начиналось село Гороховка. Водителей, выезжавших из города, провожал огромный плакат, прикреплённый к столбу. «Festina lente» — предупреждал он.

— Интересно, что на каком языке это написано написано? — спросил Андрей.

— Это латынь, — ответила Дора. — Дословный перевод — «спеши медленно», а смысл — «ничего не делай второпях».

Я часто проезжаю мимо этого виадука, но, как и Андрей, не знал, что эта надпись значит. Моя жена — просто ходячая энциклопедия. Наверное, этот плакат не зря тут висит. Именно в этом месте чаще всего случаются аварии. Скорее всего, это предупреждение адресовано водителям — лихачам, — предположил Олег.

В нашей фирме работают двенадцать водителей, и никто не знает, как эта надпись переводится, — возмутился Андрей. — Почему бы не написать то же самое по-русски или по-украински? Тогда бы люди хоть поняли, чего от них хотят. А то у нас любят всякие непонятные лозунги и указания. Когда я ещё в школе учился, нам уши прожужжали продовольственной программой, которая, как нам тогда говорили, улучшит снабжение страны продуктами. С утра до вечера об этом были передачи по радио и телевизору, но как это будет сделано, никто толком не объяснял.

Все ученики нашей школы должны были тоже участвовать в выполнении продовольственной программы, и для этого сдать по мешку травы, которая как нам сказали, пойдёт на корм скоту. Мы с отцом накосили мешок травы, потом отвезли его в школу и поставили в вестибюле рядом с другими такими же мешками. Прошло много времени, эти мешки никто не забирал, трава сгнила и воняла так, что все проходившие через школьный вестибюль вынуждены были зажимать нос. А кончилось это тем, что сгнившую траву просто выбросили.

— Такое же было и в нашем культпросветучилище, — вспомнила Дора. — И в других учебных заведениях тоже. Началась эта продовольственная программа с громких обещаний, а закончилась молча, потому что результатом её стало не улучшение, а ухудшение снабжения продуктами питания, цены подскочили выше крыши. Интересно, кто это придумал?

— Смотрите, такая рань, а обком уже поливают, — Марина протянула руку в сторону обкома партии, и все увидели из окна, что около него уже работает дождевальная машина. На клумбе перед этим зданием росли чудесные розы, хотя на большинстве клумб даже в центре города можно увидеть разве что сорняки. Незадолго до отъезда Дора оформляла копии документов у нотариуса, купившего для своего офиса бывший купеческий особняк. Позаботился он и о современном ремонте, и о дорогой модной мебели, а перед огромным окном, напротив которого нотариус работал, была клумба, заросшая сурепкой и лебедой. Это значило, что всякий раз, отрывая глаза от бумаг и глядя в окно, он видел не красивые, радующие глаз цветы, а сорняки.

— А у вас нет желания посадить на этой клумбе цветы? — спросила его Дора. — Они бы так украсили этот великолепный дом.

Нотариус поднял глаза и посмотрел на неё поверх очков, потом усмехнулся и сказал:

— Этим должна заниматься коммунальная служба. У меня для цветов времени нет.

…Когда автобус, выехав на трассу, стал подпрыгивать на каждой ухабине, Дора испугалась, что такая поездка может спровоцировать у неё приступ депрессии.

— Это на украинских дорога автобус прыгает как кузнечик, — словно угадав её мысли, объяснил Андрей. — Потому что деньги за ремонт прямиком попадают в карман тех, кто за этот ремонт отвечает. В Польше дороги уже получше, а вот в Германии автобус не едет, а плывёт. Вот какие должны быть дороги!

Дора совсем недавно прошла курс лечения от депрессии, и это помогло, но нервотрёпка перед поездкой, похоже, свела все старания врачей на нет. Желание жены взять с собой книги привело Олега в бешенство. Он напомнил Доре, что очень дёшево продал свой «Москвич», и при переезде всегда приходится что-то терять. Дора хотела сказать мужу, что половину денег на машину он получил от её покойного папы, а долг так и не вернул, но не хотела затевать ссору. Она вспомнила, как папа говорил, что компромисс есть мудрость, и предложила мужу продать своё пианино «Petroff».

Из-за спешки продали его очень дёшево — всего за двести долларов. Дора утешала себя тем, что в Германии можно купить такое же пианино, а вот любимые книги, которые она всю жизнь собирала, нередко переплачивая за них спекулянтам, там не купишь. А ещё надо было подумать, чем питаться в дороге. Придорожным украинским харчевням Дора не доверяла — слышала, что там можно отравиться. Еду лучше брать с собой. Но что? Беспроигрышным вариантом были бы пирожки, огурцы, помидоры, яблоки, минеральная вода и пару термосов с кофе и чаем. Но пирожки с мясом или грибами без холодильника — вещь опасная. Не хватало ещё отравиться в дороге! В семье все любили пирожки из слоёного теста с картошкой, но, как назло, в этом году прошли обильные дожди, что было так необычно для юга Украины, и вся картошка вымокла, так что купить её было почти невозможно. Но Доре повезло.

За неделю до отъезда она случайно встретила на улице бывшего соседа Васю. Раньше он раньше жил со своей матерью — пьяницей в одном подъезде с Дорой. Однажды вечером из коридора послышались шум и крики. Папа вышел на лестничную площадки и увидел ужасную картину: пьяная мать избивала толстой сучковатой палкой своего сына, который был весь крови. Эта палка вот уже полгода стояла внизу, у входа в подъезд, и никто не знал, чья она.

— Это моя палка! — сказал папа и вырвал её у пьяницы из рук. Потом он вернулся в квартиру и закрыл за собой дверь. Палку папа распилил на маленькие кусочки и выбросил в мусорное ведро.

На следующий день пришла уже отрезвевшая соседка и стала благодарить папу за то, что он забрал палку, которой она могла убить сына. Вскоре после этого Вася и его мама сменили квартиру, и Дора их больше не видела. Соседи рассказывали, что мать давно умерла, а Вася недавно женился. И вот — сколько зим, сколько лет!

— Уезжаем в Германию, — сказала ему Дора. — Что-то нужно приготовить в дорогу, вот я и ищу картошку.

— Считай, что ты её уже нашла, — обнадёжил Вася. — Моя жена работает совсем рядом в овощном магазине, туда недавно завезли картошку из Винницы. Идём, тебя с ней познакомлю.

У дверей магазина выстроилась длинная очередь. Картошку продавала полная молодая женщина невысокого роста. Вася подошёл к ней и что-то сказал, потом махнул Доре рукой, приглашая её подойти.

— Пусть эта женщина станет в очередь, — крикнул кто-то из толпы.

— Не волнуйтесь, картошки всем хватит, — успокоила продавщица. — Нам её только вчера из Винницы завезли. У нас картошки нет совсем, а там овощная база ею завалена, и директор базы не знает, как эту картошку сбыть. Хозяина магазина попросили приезжать почаще. А почему бы и нет — ведь Винница от нас не так уж и далеко, так что приходите к нам, будет вам картошка вплоть до нового урожая.

— А ты ближе подойди, — улыбнулась она Доре. — Мне муж про твоего папу много рассказывал. Он хоть и еврей был, но такой человек хороший!

Вся очередь посмотрела на Дору так, что та смутилась. Домой она принесла увесистый пакет картошки.

…За окном тянулся однообразный равнинный пейзаж: бескрайние, уходящие за горизонт поля, отделённые от дороги пирамидальными тополями, сиротливо стоящими на почтительном расстоянии друг от друга. Пересохшая растрескавшаяся земля словно молила о дожде, но ясное небо, похоже, его не обещало. Приближалось время обеда. Справа от дороги показался небольшой белый домик с красно-коричневой черепичной крышей.

— Это кафе, — сказал Андрей. — Я там всегда обедаю по дороге на Запад. Вкусно готовят, между прочим. Не хотите подкрепиться?

— Хотим, — сказала Дора. — Только еда у нас с собой.

— А я иду с Андреем в кафе, — сказал Олег. — Хочется чего-то горячего.

— Идёмте, не пожалеете, — поддержал его Андрей и, когда автобус подпрыгнул на очередной ухабине, добавил:

— Правильно вы делаете, что уезжаете с Украины. Все оттуда бегут, и я бы сбежал, да некуда. Вот моя сестра уехала в Италию, работала там домработницей, потом вышла замуж за полицейского, родила сына Никколо, и всё у неё хорошо, а на Украине что бы она делала?

Он протянул руку к фотографиям, приклеенным над лобовым стеклом, и ткнул пальцем в одну и них. На ней была запечатлена улыбающаяся красотка с длинными русыми волосами рядом со жгучим брюнетом в форме итальянского полицейского и малышом лет трёх, очень похожим на отца. Дора кивнула в знак согласия. На Украине у неё больше не осталось родственников. Двоюродный брат, химик с учёной степенью, жил Америке, преподавал там в университете. Все четыре двоюродные сестры давно уехали в Израиль, и, общаясь с Дорой по скайпу, уверяли её, что по сравнению с Украиной Израиль — это просто рай, и они не понимают, почему она до сих пор там торчит. Но муж и дочки об Израиле даже слышать не хотели, поэтому их путь лежит на Запад.

Автобус резко затормозил. Андрей и Олег вышли и направились в кафе. Дора подняла ножку раздвижного стола, вытерла столешницу салфеткой и, накрыв её льняной скатертью, стала вынимать из сумки еду.

— Ого, какие большие пирожки, — разочарованно протянул Саша. — Можно я съем только пол — пирожка?

— Пирожки очень вкусные, — сказал Виталий. — Но если хочешь, съешь только половину пирожка.

— Но от половины пирожка разве он будет сыт? — разволновалась Дора.

— Не волнуйтесь, организм сам знает, сколько и чего ему нужно. В моём родном городе не делают из еды культа. Пусть ест сколько хочет, — успокоил Дору зять.

Виталик родился и вырос в маленьком городке на западе Украины. Институт заканчивал в Москве, работал в Петербурге, однажды приехал в Черноморск в командировку и познакомился там с Мариной. Когда он впервые появился в доме будущей жены, Дора подумала, что это россиянин, возможно, москвич, ведь для московского говора характерно протяжное «а». Она была удивлена, когда узнала, что будущий зять — выходец из Западной Украины, говоривший у себя дома только по-украински. Как же он смог так впитать чужой говор?

— Ничего удивительного, — сказал тогда Виталик будущей тёще. — В молодости, особенно в детстве, языки хорошо усваиваются. Западная Украина — это бывшая Восточная Польша, многие местные жители говорят и всё понимают по — польски. У нас во дворе жили поляки, я с детства играл с польскими детьми, и понимал абсолютно всё, что они говорили на родном языке. С детства говорю по — польски без ошибок и почти без акцента.

Дора дважды была во Львове в командировках. На семинарах, которые она посещала, атмосфера всегда была хорошей, потому что туда съезжались люди со всех концов Украины. В выходные дни приезжие гуляли по старому Львову, наслаждаясь его великолепной архитектурой. В гостиницу возвращались на автобусе.

В родном городе Дора редко пользовалась общественным транспортом. Автобусы и троллейбусы в Черноморске обычно были переполнены, и когда людей в них набивалось особенно много, зачастую не обходилось без скандалов и оскорблений. Во Львове в таких же переполненных автобусах ни оскорблений, ни скандалов Дора не слышала никогда. Даже в экстремальных условиях люди вели себя корректно. Её коллеги объясняли это наличием западной культуры. В семинаре принимала участие львовянка Мария, которая, как все заметили, обладала повышенным чувством собственного достоинства, и Дору это восхищало. Однажды Мария вызвалась провести для приезжих коллег экскурсию по старому Львову.

Она интересно рассказывала о родном городе, его истории и архитектуре, а когда дошли до книжного магазина, Дора не могла пройти мимо, чтобы не заглянув в него. В этом магазине она, к большой своей радости, купила книгу афоризмов Станислава Ежи Леца.

— Смотрите, что я здесь купила, — Дора показал книгу коллегам.

Многие из них тут же отправились в этот магазин, чтобы купить такую же, только Мария поджала губы и сказала:

— Поляк? Я бы его и читать не стала.

— И напрасно, — Дора с удивлением посмотрела на неё. — Книга талантливая, у нас её не достанешь.

— Я не читаю книги польских авторов, потому что поляки — это спекулянты и пустые люди.

Дора с сожалением поглядела на коллегу. Она уже не казалась ей носительницей западной культуры, как это было всего несколько минут назад.

— У Леца каждая фраза — это шедевр. Вот хотя бы эта. Дора открыла только что купленную книгу и прочитала:

— «Те, кто носит шоры, должны помнить, что в комплект входят удила и кнут.» Чем не хорошее предупреждение для людей, которые попался на удочку сектантов или наркоторговцев?

— Тем, кто попался, такое предупреждение уже не поможет. Это пропащие люди, — криво усмехнулась Мария.

Вечером нужно было идти в магазин за продуктами. Раньше во Львове, как и во многих других городах Западной Украины, в большинстве магазинов не обслуживали тех, кто обращался к продавцам по-русски или по — польски. Просто делали вид, что не замечают этих покупателей или молча смотрели на них с презрением. Об этом не писали газеты, ситуация замалчивалась — ведь это противоречило мифу о «советских народах — братьях», одному из любимых коньков советской пропаганды. На востоке Украины жителей западных областей тоже не любили. Там их называли западенцами, а всех, кто говорил по-украински, в Черноморске и Одессе считали забитой деревенщиной. Поэтому люди, переехавшие из деревни а город, непременно переходили с родного украинского языка на русский. Олег, выросший в Казахстане и не знавший украинского, чувствовал себя без него в Черноморске вполне комфортно.

Большинство преподавателей культпросветучилищ, приезжавших во Львов из разных городов Украины, были русскоязычными, они плохо говорили или совсем не говорили по-украински. Дора, будучи тоже русскоязычной, говорила по-украински очень хорошо, поэтому коллеги часто просили её пойти с ними в магазин в качестве переводчицы.

Всё изменилось на западе Украины после перестройки с возникновением частной собственности, которая, в отличие от советской пропаганды, стала эффективным средством борьбы с магазинной ксенофобией. Многие продавцы, выкупив магазины, из наёмных работников превратились в собственников. Дора, совсем недавно побывавшая в командировке во Львове, не могла не заметить произошедшие там перемены. Теперь на тех, кто говорил по-русски или по — польски, во львовских магазинах уже не смотрели с презрением. Более того, продавцы сразу же переходили на язык покупателей и улыбались им так же, как и украиноязычным, а прощаясь, желали приятного вечера, благодарили за покупку и приглашали посетить магазин ещё.

Когда Андрей и Олег вернулись. Дора, Марина, Виталий и Саша пили чай.

— Хватит обжираться, пора ехать, — рявкнул Олег.

Он вдруг неестественно засмеялся. По размашистым нечётким движениям и покрасневшему лицу мужа Дора поняла, что он изрядно выпил. Олег подошёл поближе, и она почувствовала запах спиртного. Муж редко напивался допьяна, но когда это случалось, Доре было неприятно на него смотреть.

— Пьян в дрезину! — нахмурилась она. — Я надеюсь, Андрей не пил вместе с тобой?

— Ну что вы, я же за рулём, — успокоил женщину водитель. — И к тому же мы за границу едем. От наших блюстителей ещё можно откупиться, если выпил. Говорят, что и с некоторыми поляками можно договориться, но мы едем не в Польшу, а в Германию, так что уж лучше я буду пить дома.

— Между прочим, я не пьяный, а выпивший, — поправил жену Олег. — Пьяный — это когда двое ведут, а третий ноги переставляет. Как говорят у нас, чай — не водка, много не выпьешь, а вы вон сколько чаю выдули. Ха-ха — ха.

От его неестественного пьяного смеха Дору покоробило. Олег, пошатываясь, подошёл к своему креслу, плюхнулся в него и тут же уснул. Все заняли свои места, и автобус продолжил путь на запад.

Через два часа он ехал уже по территории Западной Украины. Огромные буки и сосны, сменившие низкорослые южные деревья, страдающие от недостатка влаги, словно подтверждали это. За окном тянулась череда покосившихся хибар, отделённых друг от друга видавшими виды заборами.

— Какое убожество! — вырвалось у Доры. — Это гораздо хуже одесских трущоб. Даже трудно себе представить, как живут эти люди.

— Плохо живут. Очень плохо, — сказал Андрей. — В селе, где прошло моё детство, все дома добротные, такого нет ни одного. Но вы подождите, скоро мы подъедем к посёлку, в котором живут таможенники, так там дворцы покруче, чем в нашем Нищем квартале.

После перестройки во всех областных центрах Украины в самых престижных районах выросли целые посёлки элитных, похожих на роскошные дворцы особняков. В Черноморске такой посёлок называли Нищим кварталом. Его обитателями стали высшие чины прокуратуры и милиции, и, конечно же, представители местной власти.

— Вот он, посёлок таможенников, смотрите, — сказал Андрей. — Все понимают, что эти дворцы построены на взятки, как и в нашем Нищем квартале.

После убогих лачуг, мимо которых автобус только что проехал, эти роскошные особняки выглядели как насмешка над теми, кто совсем рядом живёт в нищете. Вот та пороховая бочка, к которой стоит лишь спичку поднести, а там вспыхнут и войны, и революции. Это и есть питательная среда для возникновения не только беспорядков, но и организованной преступности. Такой контраст не может существовать вечно, и рано или поздно найдётся популист, который выведет людей на улицы под печально известным старым лозунгом «Грабь награбленное», и тут уже не избежать кровопролития.