Наследие

Ирина Солоненко

Кому-то было суждено увидеть своими глазами создание магической империи. После смерти Эриаса прекрасное королевство погрузилось в хаос, и лишь трое наследников могут обезоружить чёрного мага, который усыпил сознание короля и, как ему казалось, перехитрил пророка, оставившего на земле своё магическое наследие с целью полностью искоренить чёрную магию. Удастся ли трём наследникам найти друг друга и справиться с поставленной миссией?

3 глава

Лозарус

Энни встала на рассвете, села на своего вороного коня и поскакала подальше от замка. Она до сих пор еще не пришла в себя от вчерашнего. Ее тело продолжало гореть, будто она находится на костре, и мысли блуждали в потемках от вчерашнего посвящения. Ей не стоило большого труда объяснить всё отцу. Хоть в этом он понятлив. Девушка захватила с собой одного из эльфов, который не прочь был побыть с подругой наедине, к тому же есть что обсудить. Последняя встреча была слишком короткой, да и неприятнейшие обстоятельства, в которые он был, к сожалению, вовлечен, являлись не самыми удобными для простого дружеского общения. К тому же он хотел показать своей хозяйке, как им удалось исправить неполадки в лесу. Демоны, конечно, оказались ленивыми на работу, повисли на деревьях и засматривались на туземок, собиравших хворост, а вот эльфам пришлось, как всегда, за всех отдуваться. Когда терпению пришел конец, он вызвал некоторых оборотней, которые помогли им завершить всё к обещанному сроку. Но то, что демонам всё опять сойдет с рук, его не просто злило, а выводило из себя.

— Что скажете, моя госпожа?

Эльф шел медленно, показывая на зеленые деревья, которые были возвращены на положенное место. Он гордился проделанной работой, а его напарники в это время как раз заканчивали очередные переговоры с демонами. Им ведь тяжело, видите ли! Один указал на сгорбленную от работы спину, другой чесал свое брюхо и тяжело вздыхал, а третий вообще забрался повыше, растянулся во весь рост и похрапывал, не обращая внимания на эльфов, трусящих ветви деревьев, дабы разбудить и заставить его снова приступить к работе.

— Хорошо, что я приехала.

Энни остановила лошадь, встала возле самого наглого и крикнула:

— Эй ты, сейчас же поднимайся!

Она бы разбросала их в пух и прах. Пришлось применить силу, чтобы забыли, как шутить над эльфами, и восприняли ее слова всерьез.

Демон-лежебока открыл глаза и спустился. Негоже злить хозяйку этого леса, иначе король выгонит их прочь из замка, а ему это совсем не подходит. Он встрепенулся:

— Простите, не думал, что вы будете сегодня. Мы почти закончили, как вы уже успели заметить.

— Не заговаривай мне зубы. Меня достала эта наглость! Всё, мое терпение закончилось. Значит, ты, — указала она на одного, — вычисти лесную тропинку так, чтобы я ходила по ней босиком.

Она топнула ногой, и грохот раздался по всему лесу.

— Ты, да, ты, подойди! На тебе всё остальное.

— А как же другие?

— Вы же сами говорите: почти всё сделали. Вот закончите эти мелочи, а я постою, посмотрю, стоит ли рассказать отцу о вашем поведении или нет.

Тот кивнул головой, остальные за ним.

Энни ходила по лесу как королева. Она забыла, с какими мыслями отправилась в путь. Девушка еще ни разу не позволяла себе говорить таким тоном, но иногда надо перепрыгнуть через свою неуверенность. Она направилась к реке. Неужто и там успели всё перепортить? Но нет, всё было по-прежнему: прозрачная голубая река размеренно несла свои воды сквозь чащу леса, вдоль скалистых берегов и извилисто петляла, омывая пойменные луга.

Энни обернулась, руки в боки:

— А это еще что за птица?

Молодой человек стоял возле реки, прицеливаясь. Только мишень трудно было разобрать, рядом летали лишь птицы. Но неужели этот парень мог в кого-то попасть с такого расстояния? Даже глупо как-то надеяться на удачу, которая сегодня была явно не на его стороне.

— Я Лозарус. Вот думал, что я один, а оказалось, нет. Правда, это приятное удивление — увидеть собственными глазами дочь нашего правителя.

— А вы смельчак, как я погляжу. Но в одном, молодой человек, вы оказались действительно правы: мне почаще нужно выбираться за пределы замка.

Энни смотрела с опаской. Правда, если этот молодой человек уже успел осмотреться, то ему понятно, что она в сопровождении не очень добрых существ, окажись он опасен. По обыкновению, ради проверки скорее, она подумала о различных фруктах, съеденных вчера за ужином. Если он волшебник или темный маг, то она выведет его на чистую воду.

Высокий парень как раз подходил под описание одного недружелюбного мага, который частенько использовал людскую внешность, дабы убивать и уничтожать простых людей. Энни даже слышала страшную историю, как ему удалось обмануть ее брата Паторса, который старался его копировать, но тем не менее не рискнул перейти ему дорогу. Всё равно не переиграет. Или, что скорее всего, это и есть ее братец, стоит перед ней и издевается.

— Изволь мне сообщить, что ты делаешь здесь, да еще и без охраны? — теперь подсмеивалась она, сделав вывод, что совпадений не бывает.

— То, что все — охочусь на оленей. Правда, еще ни одного не убил, жаль как-то стало. Ну и на птиц. Уж очень люблю жарко́е.

Энни подошла ближе, осматривая его предвзято с ног до головы как подопытное животное:

— Слушай, хватит притворяться. Я этого очень не люблю.

Энни жуть как хотелось разоблачить его. Вроде бы и не брат, но страх как на него похож, вылитый Паторс. Слишком большое сходство во внешности: такие же волосы, такая же надменная походка. По виду ему двадцать два, может, немного меньше. Выразительные карие глаза показались ей немного больше и в сотни раз красивее, чем у брата.

Лозарус немного осмелел:

— Я воин, зачем мне выдавать себя за кого-то другого?

Правда, сейчас перед ней точно брат; высокий, грубый голос, будто его задачей было узнать, о чем она думает, посмеяться над ней, а брату хорошо это всегда удавалось. Еще вчера она стала ведьмой, стояла на пьедестале, слушала похвалы, а теперь сомневается в наименьшем: кто же стоит перед ней? Это ли ее хваленый и надменный брат?

— Паторс, мне надоел этот цирк. Пойду домой, отец будет волноваться.

— Госпожа, подождите, пожалуйста, не сетуйте на вашего бедного слугу.

— Кто ты?

— Хотите правду?

— Да. Предпочитаю горькую правду, а не сладкую ложь.

Молодой человек опустил глаза и на мгновение поменялся в лице, обдумывая, как подобрать слова.

— Ну если честно, я скрываюсь.

— Я так и думала. Очередной проходимец, — Энни немного даже расстроилась. — Ну так откуда бежал и куда?

— Меня хотели запереть в какую-то дурацкую школу магов. Посмотрите на меня, какой же я маг? И что моему отцу так этого хочется?! Я же не он. Я — это я.

— Значит, сбежал. Хмм… И куда теперь?

— Слышал, вашему отцу нужны воины. Вот я и решил испытать судьбу. Вернуться мне некуда, понимаете? Отец всё равно не простит, что я его ослушался.

Просит помочь, значит, это действительно не Паторс. Нужно признать, что она ошиблась и чуть не совершила опрометчивый поступок. Тот бы никогда не попросил о помощи, слишком горд и самоуверен.

— Что же мне с тобой делать? Я не верю никому на слово, но ты мне кажешься честным молодым человеком, поэтому я рискну.

— А кто такой Паторс?

— Мой брат. И на сегодня достаточно расспросов.

— Ну так вы представите меня своему отцу?

— Ладно, не обещаю, но постараюсь что-нибудь придумать.

— Вы очень добры, — Лозарус поклонился ей, закинул свой лук на плечи и последовал за своей спасительницей.

В то время демоны уже успели закончить все дела. Эльфы разожгли костер, так как день был холодный, ветреный, но веселый, по крайней мере, для них. Под звуки инструмента они подкидывали поленья в костер и напевали свою мелодию. Демоны с другой стороны водили с ними хороводы и всё никак не могли остановиться. Один уже отдавил себе все лапы, но продолжал ненавистную ему песню.

— Вот так, — повторял один из эльфов, подтрунивая. — У тебя неплохо получается.

Он соблазнял демона чашей с чистой водой, сидя у костра и изредка поглядывая на свои стеклянные башмачки, которые, к счастью, остались целы.

— Остановись. Я больше не могу, — крикнул измученный демон. С его лица капали капли пота и ноги заплетались от усталости.

— Вот если пообещаешь, что больше не будешь приставать к моей девушке, тогда посмотрим.

Тот был шокирован. Ворос впервые показал ему, на что на самом деле способен, а он-то считал его немощным, не воинственным, мелким существом.

— Я так и сделаю, не сомневайся.

Эльф махнул рукой, и мелодия и танцы прекратились. Из больших и мелких демонов никто не имел понятия, почему эти маленькие существа стоят один за одного горой. Раньше, когда эльфы жили в мелких поселениях, подальше от них, всё было проще. А вот теперь эльфы стали друзьями великого мага. Лучше б продолжали они оставаться просто ткачами, так как воины из них всё равно никакие.

Энни засмеялась, увидев всех демонов на земле. Похоже, они больше не будут придумывать небылицы и наконец-то попробуют наладить отношения с эльфами. Одно ясно: им еще долго стоять на страже северного правителя, охранять замок от постоянных нападений со стороны злых магов, волшебников и остальных, которым не по нраву ее отец, хотя бы потому, что он хранитель мира между всеми четырьмя сторонами света.

— Вижу, вы помирились?

Демоны протянули в один голос:

— Да.

— Молодцы, я очень довольна. Вами тоже, — она указала на демонов, встала на носочки и похлопала одного из них по плечу.

— Устали? А теперь отдыхать.

Демоны разлетелись кто куда.

Энни вскочила на лошадь:

— Теперь домой.

— Как прикажете. — Лозарус взял лошадь за поводья, и они двинулись в путь.

Молодой человек всё время посматривал на юную всадницу. Она гордо держалась в седле, делая вид, что его пристальные взгляды для нее ничего не значат. Только когда он ненароком оглядывался по сторонам, на ее лице появлялось разочарование. Может, оттого, что принцессе не позволено даже заговаривать с незнакомцами. Но ему приятней было думать, что Энни решает, как представить его отцу, потому что надеяться на что-то большее казалось глупым в данной ситуации. Кто он, а кто она?

Наступали сумерки. Лозарусу было непонятно, почему все тропинки, ведущие в замок, удлинялись с каждым шагом. Тишина стояла гробовая. Наскучило это молчание.

— А что, долго еще до замка?

— Скоро будем. Мой отец сейчас на охоте где-то неподалеку. Если повезет, встретим его по дороге. Если охота была удачной, у него будет хорошее настроение. Это наш шанс. Он тогда совсем покладистый. Папа и так очень добр ко многим людям, чего не скажешь про остальных магов. Да и не только к людям. Вот приютил эльфов. Их хотели истребить, а ему стало жаль.

— А кто эти остальные маги, если не секрет?

— Да есть тут один. Мозай. Он истребил несколько поселений.

— А чем же они ему помешали?

— Они встали на защиту простых жителей. Впрочем, там еще что-то есть, но я не вникала.

Лозарус опустил голову. Стыдно стало, а сказать всё равно необходимо.

— Мозай — мой отец. Несколько лет назад мама умерла, вот он и сходит с ума. И как все мы знаем, это не лечится.

— Мне жаль.

— Мне тоже.

Когда они прибыли, уже стемнело. Замок погрузился в сон, не спал только Эриас, который всё никак не мог выгнать последнего посетителя.

— Я вам говорю, осталось всего четырнадцать лет, и это совсем не много. — Молодой звездочет склонился перед правителем, открыл карту и показывал начертания звезд. Маг в этом не очень разбирался, но тот тараторил без остановок о какой-то опасности.

— Я не верю в эту глупость. Иди, пока цел.

— Мальчик этот особенный, но, по моим подсчетам, ему нельзя доверять. Пока этот мир принадлежит магам, а из-за него мирная жизнь закончится и наступит война между темными и светлыми магами, что приведет к краху. И то, что вы и ваши прародители так оберегаете, рухнет в один миг.

— Ах, Мэртэс! Много ты знаешь о моих родителях. Ну если быть точным, то они погибли, потому что не могли держать язык за зубами. Вот они, как и ты, пытались переубедить своего брата в достоверности пророчества, а он просто казнил их. К счастью, я выжил и установил мир между четырьмя сторонами света. И скажу тебе: это было непросто. Ой как нелегко. Теперь я никому не позволю вносить коррективы в налаженную жизнь королевства.

— Ваше Величество, это плохая новость, но ценная. Его нужно найти, иначе быть беде.

— Паторс, что думаешь об этом?

— Отец, как ты собираешься его искать, если, по подсчетам этого ненормального, мальчик еще не родился, и неизвестно, будет ли рожден. Мы можем, конечно, присмотреться к нашим врагам. Может, из них кто, но, насколько мне известно, там одни девчонки. Маг восточных земель — шаман, но старый. Его лета уже подсчитаны. На западе правят ведьмы, но их всего четверо, к тому же они вдовы без детей. Для меня это просто бред, уж прости, отец. Ты ведь хотел услышать мое мнение.

— А как же юг? Король Мариус, конечно, злой, но обязан тебе по гроб жизни.

— Нет, с его стороны вряд ли. Он ненавидит женщин, любит больше юнцов. Да, у него есть внебрачный сын, но если мне не изменяет моя старческая память, наша главная ведьма проверяла его на магические способности.

— Хочешь сказать, он не прошел испытание? — Паторс первый раз об этом услышал. — Вот это новость!

— До испытания не дошло. Он вырубился еще до начала обряда. У него нет не только силы, но и понимания этой науки. Она закрыта для него.

Звездочет понял, что здесь ему ничего не светит. Он откланялся и вышел. По дороге он столкнулся с Энни, бросил на нее недовольный взгляд, будто она ему чем-то обязана, и пошагал быстрой походкой дальше.

— Этого что — муха ужалила?

— Похоже на то. — Эриас покрутил у виска, так как сомнения всё равно зародились в его голове.

— Папа, я привела одного человека. Он мне все уши прожужжал, что хочет служить только тебе.

— И где же он? Веди.

Лозарус вошел, поклонился.

— Ваше Светлое Святейшество, приветствую Вас в Вашем огромном замке, — он замолчал, будто заучил эти слова и не мог вспомнить остальные.

— Моя дочь сказала, ты готов мне служить. Ну так твоя служба будет заключаться в том, что ты будешь сопровождать мою дочь всегда и везде. С этого дня — она правительница запада. Ты не против, дочь? Все-таки ты ведьма, и тебе не составит большого труда управлять такими же.

— Как скажете, отец.

— Кстати, Лозарус, для меня не новость, что твой отец постоянно подбивает моих слуг предать меня. Надеюсь, тебе не придет в голову со временем вонзить мне нож в спину. — Эриас хорошо знал ответ, он все-таки был маг, а не какой-нибудь любитель.

— Ваша дочь в надежных руках.

На том и порешили. Энни с Лозарусом отправились на запад. Ведьмы встретили ее дружелюбно. Еще никто не забыл ее яркого посвящения, словно это было только вчера. Да и молодая правительница по характеру была добра, так что Энни приняли как свою. Девушка быстро поняла, что это и было ее настоящее предназначение.

Со временем всё стало на свои места. Ей удалось стать истинной правительницей западного острова, который был окружен лучезарной водой, ласковым песчаным берегом, высокими створчатыми растениями. Эти растения называли красно-розовым расусом: их верхушки были высокими, желтого цвета, плоды розовыми и красными, а ствол коричневым. На вкус плоды были похожи на что-то очень сладкое. Сам по себе этот западный фрукт был сочным и питательным.

Энни никогда не думала, что жизнь вдали от замка ей понравится. Если кто-то считает, что ведьмы летают только на метле, то это мнение ошибочно. Современные ведьмы передвигались на деревянных лодках и иногда, если в этом была необходимость, на лошадях. Главная ведьма, правда, осталась консервативной: никто не мог заставить ее прыгнуть на спину строптивому животному. Однажды она попробовала пересилить свой страх, обошла животное со всех сторон, даже дотронулась руками до гривы, но, услышав в ответ неприятное фырканье, сразу же отступила.

Со временем почти все ведьмы начали использовать лошадей, и многие полюбили кататься с ветерком. К тому же этот вид передвижения не был опасен и, что не менее важно, позволял очень быстро пересекать любое пространство. И поэтому не обязательно было использовать волшебных птиц, более медленных, чем скаковые лошади, или другие более могущественные силы.

В пору летней жары пресная вода озера Юнсид превращалась в соленый водоем, у берега которого собирались местные ведьмы потолковать о наболевшем. Одна из них, ведьма Юнклида, распустила длинные золотистые волосы, развевающиеся на ветру, кинула взгляд на пену, играющую у нее под ногами, и устремила свой взор на брызги воды, которые заигрывали с ее молодым девичьим телом. Уже несколько столетий она продолжала ждать любимого, ушедшего так давно, что и не вспомнишь точного времени. В то самое время другие ведьмы, а осталось их несчетное количество, все вместе решали, как заставить подругу забыть прошлые жизни, которых было немало на памяти.

Когда Юнклида в очередной раз опомнилась от своих грез, она снова заговорила о былом и не могла остановиться. И было-то у нее женихов хоть отбавляй. Один прилетал чуть ли не каждый вечер из мира теней, другой приглашал ее посидеть у кромки воды, если не был занят магической войной, а третий снился ей ночью, приглашая на свидание. Все трое женихов были очень милы и, несомненно, могли помочь забыть любимого человека, но этого не произошло, потому что забыть его — невозможно. Когда она смотрела на облака, то думала лишь о нем.

Только в этот раз, бросив все свои дела, важные или не совсем — не имеет значения, она, освободившись ненадолго от своих воспоминаний, пыталась понять, почему ей так тревожно. Не утратила ли она что-то важное, пока вспоминала о возлюбленном? Не пропустила ли что-то существенное, о чем стоит спросить белые облака? А может, она так предалась воспоминаниям, что утратила способность видеть? Но нет, перед ней предстал четкий образ: вскоре она лишится более значимого, своего магического мира.

Здесь, на западной стороне дикого островка, царствовали ведьмы, наделенные способностями управлять силами природы. Юнклида и Сатура — правительницы ветра, Астор — воды, Энни — правительница всех ведьм, но за короткое время ее долгая бессмертная жизнь уже успела ей наскучить.

— Что, опять разговариваешь сама с собой? — спросила у Юнклиды расстроенная Сатура. Ведь Юнклида давно не разговаривала с ней.

Сатура зашла в воду и обернулась лицом к подруге, стоявшей на берегу. Казалось, вот-вот и она прорежет в ней огромную дыру от огорчения. Сморщив губы от недовольства, что часто невыносимо раздражало, Сатура все-таки дождалась к себе внимания. Приклеенная улыбка сразу появилась, хоть и не скрасила до того мрачное лицо юной ведьмы.

— Я привыкла говорить с волнами, — в глазах Юнклиды появились слезы, а в голосе нежность, не присущая ее грубому характеру.

— Ты еще можешь стать счастливой, просто не делаешь шаг навстречу судьбе. Чем тебе не нравится маг Оссо? Он довольно красивый. У меня аж дух захватило, когда ты в прошлый раз отказала ему в свидании.

— Ничего, как-то переживет.

— Ну зачем ты так? На нем же совсем не было лица.

— Ах, перестань!

— Ты боишься снова полюбить. Но, дорогая подруга, этого не надо бояться. Любовь прекрасна!

— Слушай, да, я не от мира сего, и мне не нравятся маги, вампиры, и я не смогу переубедить свое сердце. Может, ты и права, и новая любовь заставила бы меня забыть обо всем, но как-то не получается выкинуть из головы его последние слова.

— Какие?

— Кому я после его смерти достанусь.

— Ну а ты?

— Никому, конечно.

Между живыми и мертвыми всегда существовал закон равновесия. Мертвые не вмешивались в дела живых, ну и живые, по возможности, старались избегать встречи с ушедшими. Не всегда это так получалось, но Юнклида пока держала дистанцию.

Другие были не такого мнения. Они с удовольствием принимали ухаживания со стороны духов. Одна чуть не вышла замуж от скуки. Юнклида переубеждала ее довольно долго, говорила о невозможности этих отношений, хотя сама была бы не прочь вернуть любимого мужчину, и совсем не важно, что эта любовь невозможна, потому как мертвые навсегда останутся мертвыми.

Солнце стояло высоко. Его лучи обжигали кожу. Вода тоже была теплой. Энни спустилась к берегу и встретила там Лозаруса.

— Сегодня слишком жаркий день, не так ли? — произнес он, взглянув на миловидное личико Энни. Ему было странно, что сколько бы он ни наблюдал за ее непеременчивой красотой и сколько бы времени ни проходило, она оставалась не просто прелестна. В ней не была заметна гордость, превосходство, когда ведьмам приходило в голову учить ее жизни. Нет, она была просто Энни — миловидное и искреннее мудрое создание. Она стояла как королева всех ведьм, держа на руке свою любимую птицу, внимая совету Юнклиды, которая стала для нее как мать, соглашалась не со всем, но прислушивалась, и что более странно — всегда благодарила за помощь, не выставляя себя выше других ведьм. Ей удалось сплотить всех настолько, что никто не чувствовал себя ненужным или обделенным.

— Хотелось бы немного дождя. Из-за этой засухи и лености Астор мои любимые растения почти засохли. Куда она опять пропала? Неужели охмуряет очередного мага? — размышляла Энни.

— Сказала, будет вечером.

— Тогда это серьезно. Интересно, что для нее вечер? Следующий день? Или опять придет вразвалочку через несколько?

— Ну а почему ты ей не запретишь?

— Что?

— Прогулки под луной с очередным магом. Говорят, он настоящий красавец. Приехал с востока в поисках счастья.

— Да пусть гуляет, главное, не сильно далеко; ты же знаешь, пока наша стена еще не укреплена, не стоит рисковать.

— Она взрослая и самодостаточная женщина, к тому же еще и ведьма, так что не переживай, нагуляется и вернется. Ты же не станешь ее нянчить? — Лозарус широко улыбнулся.

— Тревожно мне как-то. Подождем несколько часов, и отправишься за ней.

— Я не нанимался ее караулить.

Лозарус вспомнил предыдущее свидание Астор. Ему пришлось всю ночь делать ей комплименты, чтоб та забыла неприятного мага, который всю ночь кормил ее сладкими речами о самых к ней благих намерениях, а под утро исчез. Он уже три года, как ушел восвояси и всё никак не найдет сюда дороги, а бедная Астор страдала недолго: поплакала, затем забыла о нем и нашла себе нового ухажера.

— Какая она все-таки глупая. Похоже, всё начинается заново. Ну как можно быть такой доверчивой? Ведь не впервой разочаровывается. Зачем входить в одну и ту же воду дважды, если заранее знаешь, чем всё закончится?

— Но я же не могу запретить ей любить. Такая уж она чувственная и эмоциональная, — вздохнула Энни.

— Этот маг, говорят, еще и пройдоха редкостный. Он ведь и к Юнклиде приставал, предлагая непристойные вещи. Ему всё одно. Всё равно кто-то да согласится.

— Юнклида, это правда? — спросила Энни у ведьмы.

— Ой, Энни, еще как! Такого глупца еще не видела. Гуляет с Астор, а посматривает на остальных. Да был бы еще красавец, а то ни рожи ни кожи, невысокий, с мелкими прыщами по всему лицу, зато задирает свой нос, будто какая-то важная персона.

— А ты говоришь, красивый… — обратилась Энни к Лозарусу.

— Астор влюблена, поэтому ей и кажется, что принц на волшебном коне.

Юнклида перекривила:

— Он-то принц?! Да он не то что не принц, ему не взобраться даже на коня!

Энни засмеялась во весь голос, видя, как Юнклида взяла ее посох и, изгибаясь, прошлась, копируя его корявую походку.

— Хорошо, что хоть маг, а не дух из подземелья. Лгуны еще те.

Они не договорили, как вернулась опечаленная Астор. И была она одна, без своего кавалера. Она шла по песку, раскидывая мелкие ракушки, лежавшие у нее на пути, злясь сейчас даже на пыль у себя под ногами. Да, ее еще раз разочаровали. Но в этот раз свидание длилось меньше обычного. По-видимому, она слишком быстро раскусила своего избранника и, не став дожидаться полного разочарования, дала ему пинка под зад. И так ему и надо; нечего цепляться к западной ведьме, ведь если вовремя не узнать свои границы, можно и вовсе не вернуться в родные края.

Астор остановилась возле воды, намочила ноги, стряхивая при этом песок с подошвы, и прикусила губу от злости. Видимо, этот тип проявил себя хуже десяти предыдущих.

— Привет, Астор.

— Здравствуй, Юнклида.

— Не удалось свидание?

— Не спрашивай. Хуже быть просто не может.

— Какие наши годы! Сколько их еще будет!

— Вот почему, скажи, мне так не везет?

— Не переживай, он всё равно тебя недостоин.

Астор наклонила свою голову на плечо Юнклиды и зарыдала.

— Поплачь, дитя мое, и всё скоро забудется. Может, ударим его молнией, и всё тут?

— Нет, у него жена и две очаровательные дочурки, — Астор вздохнула.

— Почему раньше не проверила?

— Мои чувства помешали мне увидеть. Ладно, пусть живет.

Астор вытерла слезы:

— Всё, больше ни одной слезинки из-за мужчины.

— А вот это верная позиция. Они этого просто недостойны. Постоянно в поиске, не удовлетворены тем, что имеют, а в конце концов страдаем от этого мы, женщины.

Юнклида сделала строгое выражение лица. Откуда же ей это известно? Никто из ведьм никогда не видел и одного мужчину, который бы ей нравился. Она, казалось, не испытала этого чувства — любить кого-то. Или выражает мнение остальных, хотя и не похоже на то.

— Вы всё больше поражаете меня, — Энни сделала большие и удивленные глаза. — Хотите сказать, они все такие, и у нас нет шанса встретить по-настоящему хорошего, доброго, любящего мужчину?

— Этого я не говорила. Я лишь выразила, что в большинстве своем таковые давно не свободны, а остальные — так, ищут чего-то особенного. А что им еще надо? Любимая женщина встречает его с улыбкой на лице, но ведь для них это лицо ненавистно только оттого, что оно бывает невеселым, даже порой безжизненным, что перемены в нем не избежать хотя бы потому, что мы ведьмы, и наше лицо от рода нашего занятия не становится краше. Да, многие из нас были брошены, некоторым еще предстоит узнать прелести этого светлого чувства, — сказала Юнклида.

— Вы что, тоже разочаровывались в любви? — Энни еще выше подняла свои брови от удивления.

— Думаешь, если я самая старшая из вас, то мне чужды любовные страдания? Одно только — как я ни любила и ни была огорчена поведением одного, в тот момент единственного, сдерживала слезы, чтоб не расплакаться прямо перед ним, не позволила ему измываться дальше. Но теперь у меня есть опыт, пусть неприятный, зато я отлично знаю — время лечит все раны.

Энни посмотрела в ее глаза:

— И вы больше так и не полюбили?

— Нет.

— Поэтому и ненавидите других мужчин?

— Нет, отношусь к ним так, как они того заслуживают.

— И что, все прям одинаковые? Я ведь тоже не женщина, — Лозарус сморщил свой лоб. Его шутка как-то не удалась, но ему всё же стало жутко интересно, как на нее отреагирует Юнклида. Ведь он относился к ней с большим уважением. Из всех ведьм она одна смотрела на него как-то по-особенному.

— Лозарус, ты не мужчина, а ребенок. Забыл, что мне слишком много лет, но когда-то я тоже была молодой. Вот в то время я и встретила не того… И с тех пор кажется, что всем от тебя только одного и надо.

— Дело же не в летах, когда вы были слишком юны для любви. Вы же и сейчас молоды.

— Поверь мне, я живу очень долго на этом острове и видела стольких магов, духов и прочих, и некоторым действительно хотелось завоевать мое сердце. Но невозможно полюбить снова, даже спустя сотни лет. Моя молодость — только внешнее проявление. Да, у нас, бессмертных ведьм, большое преимущество перед простыми женщинами, но и оно не всегда помогает нам оставаться для любимого эталоном женственной красоты.

— Но вы ведь все-таки встретили того единственного? — Энни присела на мокрый песок, подбрасывая мелкие щепки в огонь, так как рассказ Юнклиды был очень занимательным, и ей так хотелось узнать больше о жизни ведьм.

— Да, ему удалось завоевать мое сердце, и он как никто понимал меня.

— А что потом?

— Потом он часто приходил. Мы могли часами говорить при луне, дожидались вместе рассвета, и весь мир преображался. Появился смысл любить и позволить другому человеку слиться с тобой воедино.

Энни посмотрела на горящие глаза Юнклиды. Они просто горели необыкновенным светом.

— Ну а затем?

— Я стала замечать первые признаки старости, морщины на его высоком лбу, и он слишком быстро превратился из красивого юноши лет двадцати в дряблого старика.

— И ты оставила его?

— Нет, что ты. Пришло время, и он ушел из жизни. А я так и осталась стоять на этом берегу в ожидании, что он вернется ко мне. Если не тело, то его дух.

— А это возможно?

— Иногда да.

Энни, наконец, поняла безысходность, в которой та находилась.

— Ты что, полюбила простого смертного?

— Да. Другого мне и не надо было.

Юнклида кинула взгляд на Лозаруса, потом на Энни:

— Когда ты любишь смертного мужчину, нужно быть готовым отдать его морю. Потому как он всё равно от тебя уйдет. Лучше, когда ведьмы выбирают кого-то из своих, но не всегда сердце подчиняется голосу разума.

— И это не изменить?

— Невозможно продлить лета. Ах, эта долгая бессмертная и скучная жизнь.

Юнклида подошла к Энни и дунула на огонь.

— К сожалению, огонь гораздо легче потушить, чем заставить сердце забыть.

Ведьмы сели в круг, взялись за руки и пропели свою ведьминскую песню. Они сидели почти до самого рассвета; кто-то размышлял о своей несчастной любви, а некоторые заснули у костра в мечтах о новом и светлом чувстве. Ведь что бы ни говорила Юнклида о недостатках бессмертности, каждой хотелось хоть раз познать это чувство, а что будет потом — не важно.

— Небольшая прогулка, моя госпожа, — предложил Лозарус.

Он отвязал челнок и подал девушке руку, при этом не мог оторваться от ее взгляда.

За это время он сильно полюбил эту изменчивую ведьму. Только когда появлялась возможность объясниться, что-то обязательно ему мешало. А по ее встревоженному лицу было ясно, что она переживает из-за предстоящей встречи.

— Ты чем-то встревожена, моя госпожа?

— Я же просила не называть меня так, когда мы одни.

Она опустила руки в воду и нежно ему улыбнулась. Эта улыбка была особенной. Она была мимолетной, но такой светлой первый раз за всё время вместе. Голубые глаза заблестели, казалось даже, что они стали больше, выразительней. На шее у Энни висела всё та же цепочка с небольшим кулоном в виде сердца, которую она никогда не снимала, даже когда купалась обнаженной при свете луны. Она всегда при ней, как талисман.

«Интересно, чем же ей так важен этот кусок камня?» — размышлял Лозарус.

Когда Энни улыбалась, на ее щеках появлялись очаровательные ямочки, только делала она это крайне редко. Должно было произойти что-то особенное, что заставило бы ее снять грусть с лица, но этого не происходило уже несколько лет.

Лозарус не мог понять, зачем ей сегодня такое короткое светлое платье? Она такие носила лишь изредка, когда выезжала ночью за пределы поселения. Вероятно, она опять собралась на встречу со своими друзьями-эльфами. Хотя, казалось бы, это одеяние больше подходит к свиданию, значит, кого-то уже себе приметила. И, скорее всего, кого-то более красивого и значимого, чем он.

— Так куда мы все-таки направляемся?

— Как я уже говорила, на тот берег.

— Нет, это-то я понял, не дурак. Но потом в каком направлении?

— Сначала встречусь с отцом, потом по ситуации. Больших планов у меня нет, так что думаю вернуться дня через два. Ты переправишь меня на ту сторону, потом можешь быть свободен.

«Понятно теперь, зачем так нарядилась», — приревновал Лозарус, хотя и не показал виду.

Энни была недовольна, потому как ведьма всегда может прочитать мысли, и не только мысли, а и то, что этот парень до сих пор не осмелился сказать. Она не станет его торопить. Благородную причину, чтобы она выбрала более достойного претендента, понять наверняка возможно. Только ее всё больше злила его нерасторопность, нежные, но очень короткие взгляды, которые сразу же отводились в сторону, будто его вело что-то более высокое, спрятанное в глубине души. Сейчас они одни посреди огромного водяного поля, и опять ничего, ни намека о чувствах.

«Ну и не надо, подумаешь, он всего лишь воин, хотя странное поведение: в бою — солдат, в любви — просто болван», — Энни продолжала накручивать себя неприятными и порой даже неприличными мыслями по отношению к нему, но остановить этот поток сильных эмоций никак не получалось. Она ловила себя на том, что все уже давно приметили ее необычную краску на лице при его появлении, неконтролируемую грубость и даже порой высокомерие, выражаемое в каждом действии и слове. Только в этот раз всё было словно во сне. Ветер трепал ее волосы, ее лицо уже успело загореть от палящего солнца, нежные белые руки, хоть и были спрятаны под длинными рукавами платья, всё равно не уберегли белизну ее кожи, о которой она так пеклась. Ведьмы часто удивлялись, сколько часов проводила она возле воды, расчесывала свои рыжие кудри, поворачивалась вправо и влево, любуясь своим отражением. И хоть немногие из них были уже в летах, помнили из своего собственного опыта, что только любовь может управлять страстным желанием быть лучше, чем ты есть.

— Да, она красотка, — говорили не только ее слуги, но и подруги. Но ведь ей важно не их мнение, а его любовь, о которой она мечтала, лелеяла надежду, что лед тронется и ей не придется ждать еще сотню лет. Энни ведь бессмертна, а Лозарус, к сожалению, смертен.

Прошло несколько часов. Солнце спряталось, и наступали сумерки. Вода разбушевалась, ветер усилился, на небе появились тучи. Энни накинула на плечи белую мантию, дотронулась, словно невзначай, до своей цепочки, и тут ее начало колотить. Это неприятное ощущение длилось несколько мгновений, будто кто-то схватил за горло и не отпускал. Ей подумалось в эти минуты разное: о любви надо забыть, переключиться на что-то другое или на кого-то другого. Заключение стало однозначным: Лозарус не переступит через свою неуверенность, а она через свою гордость. Но ее дар говорил о другом: не о любви, а о надвигающейся опасности.

На противоположной стороне острова стоял кто-то. Энни не сразу узнала своего брата. Вот это перемена. Паторс отрастил бороду, завязал волосы в хвост, что его совсем не портило, а, наоборот, придавало солидности. На нем был папин плащ, в руках его же белый посох. Он оглядывался по сторонам, высматривая сестру и не замечая остальных девушек. Такое поведение ему было совсем несвойственно.

— Ты не меня ждешь? — Энни улыбнулась.

Паторс обнял ее, что тоже странно. Или он сошел с ума, или действительно изменился. Она почти поверила ему, потому как очень хотелось, чтобы это оказалось правдой. Они же все-таки не чужие люди.

— Я рад, что ты здесь, — он кинул взгляд на Валок, будто ожидал помощи со стороны.

— Что-то не так? Я думала, меня встретит отец с кучей слуг. Тебе было не обязательно приезжать самому. Не подумай, что я не рада, просто удивлена.

— Давай я, — предложила Валок.

— Нет, я сам.

Паторс некоторое время просто молчал, изредка посматривая на сестру, и набирался смелости. Потом он присел на песчаный берег, словно не в себе, и промолвил:

— Отца больше нет.

— Как нет?

На глазах Энни выступили слезы, от боли стало трудно дышать, и она присела рядом с братом.

— Он погиб. Он был не один. Сотни эльфов, демонов положили рядом с ним свои головы.

— Не понимаю, что всё это значит?

— Энни, это война. Наш брат Ставрос присоединился к одному из черных магов и выступил против нас. Мы пригрели змею на груди.

— Не понимаю, зачем Ставросу делать это? Это какая-то ошибка.

— Это власть, сестра. Она теперь его подпитывает. Из нас всех он оказался способным на предательство. Вот от кого-кого, а от него не ожидал.

Паторс стиснул зубы от злости, потом по его лицу пробежала слеза, и как ему ни хотелось, чтоб она осталась незамеченной, всё равно он не смог сдержаться. Он смахнул ее быстрым движением руки.

— По-видимому, Ставрос не мог дождаться смерти отца. Кстати, запад твой по праву; нам придется сплотиться вместе и усилить охрану. Я пришлю несколько своих воинов завтра.

— Брат, в этом нет нужды, но всё равно спасибо за заботу.

— Смотри, тебе виднее. Сестра, ты, главное, не расстраивайся, мы обязательно справимся.

— Ты что, хочешь убить его? Он же наш брат.

— А ты что думала, что я буду играть с ним в прятки? Или есть идея получше?

— Нет, — Энни продолжала плакать.

— Если нет, то оставь это мне. — На этом разговор закончился, и они распрощались.

Энни взяла весла в руки и села в лодку. Время было позднее. На небе появилась луна. Ее сердце выпрыгивало из груди от боли. Надо было бы поехать с братом, чтобы его поддержать, но покинуть запад она не могла. Волны качали лодку на мелких волнах. От ее настроения вода окрасилась в темный цвет, и через несколько минут начался сильный ливень с грозой.

Нужно сказать, что Лозарус был уверен, что Энни уедет с братом, поэтому вернулся к берегу, где его ожидали ведьмы. И хотя Энни была далеко, мысли о ней его не покидали. Даже больше: его сердце почему-то сжималось от беспокойства.

— Посмотрите на небо, — сказал Лозарус.

— Странно, но никто из нас не вызывал дождь, да еще и такой холодный, как этот, — удивилась Сатура не меньше.

— Там что-то явно произошло. Я отправлюсь навстречу Энни. Не ждите нас слишком быстро. Из-за непогоды мы сможем вернуться только к утру.

— Она разозлится. Ты же знаешь, ей не нравится, когда кто-то ее опекает, — возмутилась одна из ведьм.

Лозарус положил свой плащ в лодку, снова кинул взгляд на черную воду и не задумываясь начал грести навстречу Энни.

«Что же такое могло случиться? — перебирал он в голове разные варианты. Он знал, дождь закончится через несколько часов, а может, продержится до самого утра. — Только скажите мне на милость, откуда же взялся этот туман или что-то похожее на него? Это плохо, совсем нехорошо. Значит, с ней действительно произошло что-то ужасное».

Лозарус блуждал в темноте слишком долго. Если бы не плач Энни и светящийся невдалеке фонарик, он мог бы искать ее слишком долго, и не факт, что нашел бы. Он все-таки увидел ее. Она промокла, но не это его смутило, а то, что она плакала навзрыд, не обращая внимания, что из-за ее настроения небо скоро сольется с водой, еще немного — и всё превратится в сплошное темное месиво.

— Лозарус, я впервые рада, что ты ослушался моего приказа.

— Энни, перебирайся сюда, — Лозарус протянул ей руку. — Больше я тебя одну не оставлю. Проси сколько хочешь!

— Мне плохо, Лозарус. Как мне больно, если бы ты только знал.

— Что произошло? Кто посмел тебя обидеть?

— Никто меня не обижал, — Энни продолжала всхлипывать. Она достала платок, промокнула слезы. На платке остались капли крови.

— Да, мы не так эмоциональны, как простые люди, поэтому ведьмы редко плачут. Я бы тоже хотела сейчас не плакать, но я не могу. Наверное, во мне слишком много от человека. И слишком мало от ведьмы.

— Поплачь. Не важно, человек ты или ведьма. Если ты льешь слезы из-за обиды, то, значит, тебе больно.

— Это не обида. Папа мертв. Я виделась с братом. Один брат — предатель, другой — деспот, которому нужна только власть, а третий ведет себя так, будто меня нет. Я уже несколько лет не видела его. Вот где его черти носят?

— Энни, будь сильной, — Лозарус пытался найти слова утешения. — Твой отец ведь наверняка знал, что когда-нибудь кто-то позарится на его земли. Ты ведь должна это понимать.

— Нет. Это не должно было случиться. У него не было врагов. Как Ставрос мог пойти войной, предать всех нас? Может, его кто-то надоумил?

— Может, и так. — Лозарус пожал плечами.

— Я совсем одна… — Энни немного успокоилась, перестала плакать, но эти слезы, казалось, застряли глубоко в душе; она тяжело вздыхала, выпуская пар.

— Ты не одна. Я с тобой. — Лозарус опустил весла, прикоснулся к ее распухшим губам. — Я люблю тебя.

Лозарус прижал ее к себе, начал целовать губы и мокрое от слез личико. Он не мог оторваться, не мог контролировать свое желание быть рядом с этой девушкой.

— Ты правда меня любишь? — спросила Энни.

— А ты как думаешь? Кто из нас ведьма — я или ты?

Энни улыбнулась:

— Я, конечно. Ведьмой может быть лишь женщина, в крайнем случае тебе остается стать колдуном.

— Пока я просто мужчина. Успею перевоплотиться в мага.

— Ты же говорил, что хочешь отречься от колдовства?

— Я много что отрицал, и любовь тоже. — Лозарус пуще прежнего прижал ее к себе.

На небе появились звезды. Одна из них всегда освещала будущее Энни, потому как называлась эта звездочка Энос, что в переводе на их магический язык означало «путь к любви». Наверняка поэтому при ее появлении на небосводе все ведьмы погружались в свои мечты. Любить хотелось каждой: и такой сильной, как Юнклида, и такой впечатлительной, как Астор.

Энни утопала в этой самой любви. Она легла на дно лодки и, держа за руку Лозаруса, наблюдала за звездой. Любимый крепко прижимал ее к себе, целовал ее губы. Казалось, что боль потери немного отступила, и в сердце зарождалось новое чувство.

— У нас всё будет по-другому! — говорила она вслух.

— Наверняка.

И как это бывает между двумя любящими сердцами, одна — Энни — оставила свои предрассудки, а другой — Лозарус — слишком сильно пылал к ней страстью и нежной любовью, что переступил все-таки через свою гордость, и они по-настоящему были счастливы. Наверно, именно о такой любви всегда мечтала Энни, когда можно и поговорить, и помолчать в тишине.

Прошло еще несколько лет. От мира, созданного Эриасом, почти ничего не осталось. С каждым днем появлялось всё больше претендентов на трон. Паторс пытался выследить брата Ставроса. Его воины прочесали королевство вдоль и поперек, не оставили ни одного кустика, деревца, поселения, но всё оказалось тщетным. Он словно канул в воду. Понятно, что засел где-то и выжидает.

Паторс понимал: пройдет немного времени, и он снова нападет, поэтому его воины были расставлены везде. Север и юг охранялись солдатами днем и ночью. Всех подозрительных существ, будь они магами или простыми людьми, задерживали. Среди них попался соратник Ставроса, маг Моза. Его тело сожгли на костре, голову закопали в землю, а внутренности отдали на съедение лесным зверям. Так началась война между светлыми и темными сторонами света, в которую были, к сожалению, вовлечены не только сами светлые и темные маги, но и человечество, которое не было готово к неблагоприятным переменам.