Перцовка

Ирина Сойфер

После тяжёлого расставания с мужем Анна пытается вернуться к нормальной жизни. Её мучают воспоминания, отношения с другими людьми не складываются. На работе Анну тоже перестали ценить, поскольку она всё дальше и дальше уходит в мир воспоминаний. Однако ей удаётся выбраться из такого состояния, доверившись случаю.

© Ирина Сойфер, 2019

ISBN 978-5-4496-5522-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Сколько раз не пытаешься начать всё заново, почти никогда не получается. Понимаешь, что прожитое — это уже не ты, это лишь замерший экспонат, выставленное на музейный стенд ископаемое времен палеолита, и оно к тебе настоящему не ближе, чем позвонок динозавра.

Пытаешься смотреть на этот экспонат через стекло, но вдруг — один звук, один взгляд из прошлого — и стекло рассыпается прямо перед тобой. Осколки ручьём льются на протянутые руки, а позвонок обрастает мясом и кожей. И динозавр выходит из музейного зала, неловко протискивается в узкие двери закрытой памяти, капает слюной на полированный пол, оставляя пятна, которые ты уже не сотрёшь. Какие уж там пятна, если ты не смог удержать динозавра своего прошлого, если позволил ему выйти, разрушив стены твоей музейной жизни.

А потом, дома, ты то и дело слышишь в новостях, что динозавр разрушил мечты, сломал планы, испортил отношения с близкими. «Да как же ему это удалось? Ведь я надёжно похоронил его в музее своей памяти?» — Думаешь ты, а динозавр, вскормленный твоими прошлыми неудачами, ищет свежую пищу.

«Нет, я больше не позволю никаким динозаврам портить мою жизнь!». Но что делать с ними, с воспоминаниями, оживающими прямо посреди музея?

Приковать цепями? Нет, таких цепей ты не найдёшь. Замуровать их в музее? Заложить дверь кирпичами?

У некоторых вместо огромных динозавров с острыми зубами позади только мутное пятно. Дыра, в которую улетают все воспоминания, и хорошие, и плохие. Счастливчики, как вы это делаете?

Однажды, в июле или августе прошлого года я встретила своего давнего знакомого. Жарко было уже с раннего утра. Я шла по пыльной знойной улице, разглядывая спешащих прохожих с суровыми лицами, сигналящие автомобили, блестящие как разноцветные леденцы.

Остановившись в тени дерева, чтобы минуту отдохнуть от солнца, греющего макушку, я даже не увидела, а угадала в одном из прохожих давно забытого приятеля Лёху. Его неуверенную походку невозможно было спутать ни с чьей другой. Лёха взглянул на меня мельком, отвернулся, а потом снова внимательно посмотрел, видимо, тоже угадав во мне что-то знакомое.

Мы одновременно рванули друг другу навстречу. Лёха неуверенно улыбался, как будто боялся, что всё-таки ошибся, и я — это не я, а какая-то чужая незнакомая женщина. Но я знала, что даже если мы виделись бы каждый день, Лёха всё равно был бы так же неуверен и робок при встрече.

Я затащила Лёху в свою тень и принялась расспрашивать. Где, что, как и куда пропал. Лёха рассказал, что несколько лет жил в другом городе, а вот сейчас вернулся и ищет работу здесь.

— Я вот как раз на работу устраиваться и ходил. — Сказал Лёха.

— И что, успешно?

— В общем-то, да. — Лёха замялся. — Поговорили нормально. Но вот потом дали анкету, говорят, заполняй. А там — биографию надо написать. Прямо настоящую такую биографию.

Я удивилась. Что может быть проще, чем написать свою биографию? Но Лёха продолжал:

— С датой рождения я ещё справился. Это-то я помню. Где учился — тоже. Но вот что ещё писать?

— Лёха, так жизнь свою описывать, с рабоче-профессиональным уклоном. Где жил, где работал, что делал, к каким успехам пришёл.

Лёха вздохнул. Очевидно, что это было для него сложным.

— Да как-то не получается. Вроде жизнь прожил, а написать нечего.

— Как это нечего? — Возмутилась я. — Даже сейчас, навскидку, я могу тебе рассказать о твоей жизни. А ты сам не можешь?

— Не могу. — Снова вздохнул Лёха. — Оглядываешься назад, думаешь, а что там было? А там ничего. Пустота. Что-то всё равно было, наверное. Бегал, суетился — значит, надо было. А что мне надо было, я не знаю. Всё само собой случилось, не вспомнишь.

Я покачала головой. Я точно знала, что хотела и к чему стремилась. В музее до сих пор лежат обломки этих желаний, под толстым прочным стеклом, чтобы не дай Боже лишний раз не тронуть. Обызвестковавшиеся скелеты планов и надежд, заботливо охраняемые смотрителем. Автографы важных мне, но ушедших людей. Костюмы эпохи беззаботной молодости. Мой музей всегда со мной, и иногда я смотрю на пробегающих мимо динозавров и думаю, какие отличные экспонаты получились бы для моего музея. Охочусь за ними, ставлю цель и расставляю силки. Бах! — один выстрел, получилось! Бах! — второй, мимо! Зато осталась пустая гильза, её мы тоже заботливо упакуем и сложим в сейф. «Неудачная охота, 15 марта».

Лёха, где твои динозавры? Где амфора, в которой ты хранил свои мечты? Расколотые черепки с едва различимой надписью?

Расставшись с Лёхой, я никак не могла забыть этот разговор. Бедный Лёха, что он сейчас будет делать? Ему нечего даже вспомнить, как же жить дальше?

И сама себе ответила — а ничего не будет делать. Пойдёт искать другую работу, где не будут требовать биографию. А потом забудет и её, пока я тащу за собой свой музей.

Минутная, острая тоска — как будто солнце стало ярче в миллион раз. Ослепило, остановило — да как же так? Кто будет смахивать пыль с экспонатов, протирать стёкла, если мне они будут не нужны?

Я могу просто развязать верёвку, привязанную к моим ногам, и динозавры, и амфоры останутся тут, на тротуаре. Кости рассыплются жирным липким порошком, амфоры — сухим песком, а листы с автографами почернеют и скукожатся.

А карнавальный костюм времён Зарождения Взрослой Жизни? Неужели я больше никогда не смогу его примерить?

Нет, рано ещё поднимать якорь.