Книга о прошлом

Ирина Ринц

Ветви сосудами тянутся в небо Без Неба этой Земли не было бы Земля прорастает в Небо корнями Ему устилает дорогу тенями Встречает его, робкая, вечером Думая, что останется незамеченной Влага небесная на ковре травном Которая дарит этой Земле главное — Жизнь…

Глава седьмая. Особенности неевклидовой геометрии

***

Выгружая из багажника разобранную коляску, Радзинский обратил внимание на вышедшего из подъезда внешне ничем не примечательного мужчину, за которым вился шлейф необъяснимо неприятного психического аромата. Тот тоже бросил на возящегося с коляской Радзинского цепкий взгляд, поднял воротник и поспешил дальше. Запомнились его холодные, какие-то водянистые, светлые глаза, бледные тонкие губы и бесцветные волосы — словно призрак…

Поднявшись на нужный этаж, Радзинский хотел было уже толкнуть дверь, оставленную для него приоткрытой, но замер, прислушиваясь.

— Я не желаю видеть этого человека в своём доме НИКОГДА. — Голос Аверина звенел от едва сдерживаемых эмоций. Он говорил негромко, но каждое слово как будто выплёвывал с чувством. — Я уже говорил тебе всё, что я о нём думаю.

— И ты никогда не ошибаешься… — язвительно протянула Наташа.

Последовала короткая пауза. Когда Аверин заговорил, голос его звучал на редкость холодно и безжизненно.

— Если ты не доверяешь мне, возможно, тебе следует поискать того, кто станет для тебя авторитетом.

«Дура баба», — однозначно заключил про себя Радзинский и не стал дожидаться, пока аверинская супруга выдаст очередную порцию яда — уверенно вошёл в прихожую, толкая перед собой коляску.

— Что это за тип мне навстречу попался? — весело поинтересовался он у напряжённо застывших друг против друга Николая и Наташи. — Противный такой. На мороженую рыбу похож. Это ваш сосед?

Судя по тому, каким яростным взглядом испепелила его аверинская жена, удар достиг цели.

— Викентий… Простите — как Ваше отчество? — брезгливо скривившись, обратилась она к гостю.

— К чему эти формальности? — бархатисто проворковал Радзинский. — Мы ведь с Вами ровесники. Я правильно понимаю — Вам тоже около тридцати? — с невинной улыбкой полюбопытствовал он. И не давая ей опомниться, сразу добавил, — Коляску здесь оставить?

— Спасибо огромное, Кеш, — серьёзно кивнул ему Аверин. Он потянул громоздкую люльку на колёсах на себя и, протиснувшись в образовавшуюся щель, остановился перед Радзинским. Пристально глядя на него снизу вверх, он твёрдо сказал, — Созвонимся. Ближайшие пару дней я занят, а потом — полностью в твоём распоряжении.

— Отлично. — Радзинский с заговорщицкой улыбкой протянул Николаю руку и, когда тот ответно сжал его ладонь своими холодными пальцами, небрежно прикоснулся левой рукой к пуговице на его рубашке — на груди Аверина осталось розовое волоконце. Радзинский ловко подправил его мизинцем — получился маленький светящийся крестик.

Аверин глянул на подарок и, сверкнув глазами, сдержанно произнёс:

— Я оценил.

— Тогда до встречи, аспирант, — хмыкнул Радзинский. Он поднял голову, чтобы попрощаться с Наташей, и встретил её задумчивый, внимательный взгляд. «А, может, не такая она и дура», — шевельнулась внутри противная мысль. — «Иначе чего она так в мальчишку вцепилась?». — До свидания, Наталья… — слегка поклонился он. И мстительно добавил, — Простите — не знаю Вашего отчества… Всех благ… — Он махнул рукой и шагнул за порог, аккуратно прикрыв за собой дверь. Никаких угрызений совести он при этом не испытывал.

***

За свою самоуверенность пришлось расплатиться в ту же ночь. Негодующая Наташа долго трепала Радзинскому нервы, по-хозяйски расположившись у него на кухне и смоля сигарету за сигаретой. Злобно сощурив глаза, она цедила сквозь зубы какие-то жалкие угрозы, а под конец в бешенстве метнула в Радзинского нож, от которого тот с лёгкостью уклонился. Зато сама Наташа, вскочив со стула, поскользнулась на кафельном полу, грохнулась в полный рост и раскроила себе череп. Уставший от её истерики Радзинский равнодушно наблюдал, как растекается по полу из-под головы аверинской супруги лужица тёмной крови, потом развернулся и ушёл.

Нельзя сказать, что этот «визит» как-то особенно смутил Радзинского, но уснуть потом долго не получалось. Пришлось накинуть поверх наспех натянутой рубашки куртку и выйти с сигаретой на балкон. Только промёрзнув, как следует, Радзинский с удовольствием забрался обратно в тёплую постель и сладко уснул.

Однако на этом кошмары не закончились: едва Радзинский задремал снова, как сразу попал в какую-то злонамеренно созданную иллюзию, из которой никак не мог найти выход — всё бродил по тёмным и узким коридорам. Эти скитания сопровождались гнетущим ощущением, что всё происходит глубоко под землёй. Наконец, одна из дверей поддалась и распахнулась, но в тот же миг на голову Радзинскому обрушилась тяжёлая, пыльная портьера. Выпутываясь, он почувствовал, что задыхается — лёгкие как будто наполнились мелко рублёным волосом. Судорожно хватая ртом воздух, Радзинский мельком заметил фигуру уходящего человека. Тот обернулся и скользнул невыразительным взглядом прозрачных, водянистых глаз по его лицу. Радзинский безумно разозлился, но догнать блёклого блондина, которого он, несомненно, узнал, ему было в тот момент не под силу — багровея от удушья и, теряя сознание, он сползал вниз по стене, за которую в отчаянии цеплялся немеющими пальцами.

Спас задыхающегося приятеля Аверин, который стремительно выдернул его из этого кошмара. Удивительно, как ловко управлялся в сновидении хрупкий аспирант с неподъёмным для него, на самом-то деле, богатырским телом Радзинского. Одним рывком переместив названого брата к неглубокому лесному ручью, он принялся горстями плескать ему в лицо не просто холодной — стылой, как из подо льда — водой. Радзинский даже на расстоянии кожей ощущал её ледяное дыхание. Но в полной мере он прочувствовал, до чего она студёна, когда Николай подтащил его к ручью поближе, перевернул и бестрепетной рукой окунул не ожидающего такой подлости Радзинского с головой в воду.

Это было ни с чем ни сравнимое ощущение — Радзинский словно дышал этой водой. И с каждой минутой его отпускало всё больше, дышать становилось всё легче…

Возвращение на поверхность было таким же резким и неожиданным, как и погружение. Аверин, придерживая тяжёлую голову Радзинского за затылок, провёл рукавом своей голубой рубашки по его лицу. Аспирант явно устал, но глаза его сияли, а улыбался он совершенно счастливой шалой улыбкой.

— Пить? — понимающе спросил он. Радзинский кивнул и Аверин, зачерпнув воды ладонью, помог другу напиться — вода была необыкновенно вкусной.

— Бросал бы ты курить, Викентий, — тихо сказал вдруг Николай, переставая улыбаться. — Он ведь порчу на смерть тебе сделал — загнулся бы ты вскоре от рака лёгких…

Радзинский внутренне содрогнулся и согласно кивнул, не открывая глаз — он наслаждался возможностью спокойно дышать полной грудью, пил лёгкий свежий ветер, растворялся в необыкновенно приятных ощущениях. Через некоторое время он вполне предсказуемо уснул — умиротворённый и счастливый. От рук и одежды Аверина терпко пахло кипарисом…

***

— Ну, и во что ты вляпался? — Это было первое, что Радзинский сказал, плюхнувшись рядом с Николаем на облезлую деревянную скамейку.

Тот напряжённо застыл на мгновенье, но быстро справился с замешательством и величественным жестом сеятеля швырнул очередную горсть крошек в толпу копошащихся у его ног голубей. Ветер взметнул светлые аверинские волосы и уронил обратно на лоб — словно хотел поиграть.

— Здравствуйте, Викентий, — сдержанно поприветствовал Радзинского аспирант, не поворачивая головы. — Вас здороваться не учили?

— Здравствуйте, Николай Николаевич… — Получилось довольно ехидно.

Аверин даже покосился на собеседника с интересом.

— Вас так сильно задевает мой стиль общения?

— А тебе так трудно окончательно перейти на «ты»?

Аверин вздохнул.

— Похоже, проще Вам уступить…

— Надеюсь, ты, правда, это понял, — ухмыльнулся Радзинский. Он нагнулся и заглянул под аверинский локоть, где скромно притулилась Катюша. — Катерина Николаевна… Моё почтение… — сладко пропел Радзинский и легонько сплюснул указательным пальцем её носик-кнопочку. В ответ раздался звонкий смешок.

— Гуля! — доверчиво сообщила Радзинскому малышка. Крохотная ручка нетерпеливым хватательным движением потянулась в сторону голубя, который, самозабвенно курлыча, кружился, подобно дервишу, в танце. Его хвост, похожий на раскрытый кружевной веер, старательно подметал пыльный асфальт.

Аверину пришлось придержать дочь, чтобы она не свалилась со скамейки.

— Подумаешь, гуля! — Радзинский весело заглянул в блестящие катюшины глаза и заговорщицки ей подмигнул. — Смотри, что у меня есть… — Он вынул из кармана пальто ярко-жёлтого пластмассового цыплёнка, несколько раз повернул ключик и поставил его на скамейку — тот запрыгал, стуча по деревяшке красным клювом.

Катюша радостно взвизгнула и схватила игрушку:

— Цыпа!

— Надо сказать: «Спасибо, дядя Кеша», — нахмурившись, пробормотал дочери Аверин.

— Пожалуйста, дядя Коля, — расхохотался Радзинский. — Так что вокруг тебя творится — может, объяснишь?

Аверин пожал плечами.

— Просто жизнь. Идёт своим чередом, — довольно холодно заметил он.

— Ты мне зубы-то не заговаривай, аспирант, — ласково проговорил Радзинский. — Давай, рассказывай, что за тип охмуряет твою супругу…

— Что Вы имеете в виду? — зловеще уточнил Аверин.

— Коленька, — снисходительно заметил на это Радзинский, — если я буду изъясняться эвфемизмами — делу это не поможет. Давай, будем называть вещи своими именами!

— А с чего Вы взяли, что это он «охмуряет» Наташу? — бесстрастно поинтересовался Николай. Не поворачивая к собеседнику головы, он методично швырял комочками хлебного мякиша в прожорливых голубей.

— Ты хочешь сказать… — Радзинский подавился так и не произнесенными словами. В самом деле, с чего он взял, что застал банальный, классический «треугольник»?

— Викентий, не лезьте в это дело, — сдержанно посоветовал Аверин. — Вас это не касается.

— Ошибаешься, Коленька. Ещё как касается! — разозлился Радзинский. — Я достану этого урода! Нельзя безнаказанно такие вещи оставлять!..

— Викентий… — Голос Аверина заметно смягчился. Он глянул на Радзинского сочувственно. — Вы в тысячу раз сильнее моей жены, как маг. Вам даже ничего не пришлось делать, чтобы защититься от её стихийной агрессии — Ваша сила сделала это за Вас… Но Линас…

— Значит, его зовут Линас?

— Да. Линас, если это Вас так интересует. Так вот — на его стороне знание. Этот человек опасен, потому что он не сам по себе — он существует внутри определённой традиции. И владеет весьма действенными техниками… Как Вы думаете, почему Наташа так им заинтересовалась?

Радзинский подумал секунду, потом приподнял двумя пальцами прядь светлых аверинских волос и радостно хмыкнул.

— Она просто промахнулась с нужным блондином — в первый раз. А теперь нашла, что искала!..

— Дурак ты, Кеша, — беззлобно огрызнулся Николай, выворачиваясь из-под тяжёлой руки самозабвенно хохочущего Радзинского.

***

Катюша сидела на шее у «дяди Кеши» — такого головокружительно высокого — и радостно взвизгивала, когда тот слегка встряхивал её, заставляя подпрыгивать у себя на плечах. Аверин ревниво косился на них, но молчал, поскольку не хотел быть снова обвинённым в занудстве. Вертя в руках игрушечного цыплёнка, он задумчиво трогал его лапки, которые с глухим щелчком возвращались в исходное положение, стоило сдвинуть их с места.

Солнце припекало почти по-летнему. Даже асфальт высох под его жаркими лучами — только из-под островков почерневшего снега вытекали тёмные, извилистые ручейки.

Изрядно взмокший Радзинский давно уже расстегнул пальто, полы которого эффектно взлетали, когда он пускался вскачь, изображая катюшиного мустанга. У подъезда «дядя Кеша» перешёл на шаг, чтобы отдышаться, и тут же замер, как вкопанный. Небрежно прислонившись спиной к его машине, на тротуаре стоял Эльгиз и скучающе рассматривал свои идеально ровные, ухоженные ногти.

— Викентий! — он вежливо улыбнулся и помахал рукой. — Извини, что без предупреждения… Ты не занят? — И тут же, не дожидаясь ответа, шагнул навстречу аспиранту. — Здравствуйте. Меня зовут Эльгиз.

— Николай.

Чарующая улыбка. Крепкое рукопожатие.

— Хочу поблагодарить Вас, Николай. — И минуты не прошло, а этот обаятельный мерзавец уже покровительственно обнимает аспиранта за плечи. — Викентий рассказывал мне о Вас, — эльгизова речь звучит так нежно, так вкрадчиво, — Я очень рад, что за ним теперь есть кому приглядывать. Мне кажется, Вы положительно на него влияете… — и вот аспиранта уже мягко увлекают к подъезду…

Радзинский отмер только тогда, когда Эльгиз, не оборачиваясь, поднял руку и прищёлкнул пальцами, словно подзывая официанта.

Вся кровь бросилась Радзинскому в голову. Если бы не ребёнок, сидящий у него на плечах, он бы точно сделал в этот момент какую-нибудь глупость. Например, с размаху засветил Эльгизу своим тяжёлым кулаком в челюсть. А так он просто пошёл следом — скрипя зубами и мысленно пиная коварного любителя поэзии носком ботинка в печень.