Сомнению всегда найдется место

Ирина Ребони, 2010

Сомнению всегда найдется место. Это первая часть трилогии о частном сыщике Максиме Морозове и его помощнице Нине Павловой. За два года работы Нина многому научилась у своего шефа и, когда Максим был в отпуске, взялась за самостоятельное расследование, не подозревая, что подвергает опасности не только свою жизнь, но и свое сердце.

Глава третья

И вот, день открытия выставки Андрея Ларионова наступил. Когда утром я появилась в офисе, Макс был уже там и сообщил данные о Кирилле Лесовском, которые только что поступили. Ему тридцать восемь лет, родился и вырос в Петербурге, окончил Политехнический институт, после чего два года стажировался в Англии. По возвращении начал работать в фирме дяди «НикИн», занимая все более ответственные должности. Сейчас он Генеральный директор и владелец 14% акций этой компании. В списки наиболее богатых людей России не входит, но его личное состояние оценивается весьма высоко, так как помимо акций «НикИна», он владеет и другими, а также недвижимостью, — большой квартирой на Крестовском острове, загородным домом в двадцати километрах от Петербурга и виллой в Испании. В общем, парень небедный, так что с гонораром можно не стесняться. Два раза был женат, в настоящее время свободен, детей нет.

За чашечкой чая мы обсудили, что именно хотелось бы выяснить при общении с Ларионовым, а также, стоит ли самим отправляться в Москву, чтобы узнать подробности его прошлой жизни или же поручить эту работу московскому агентству, с которым время от времени сотрудничаем. Решили, что окончательное решение примем завтра после общения с подозреваемым. Подозреваемым — в чем?

На два часа я записалась в салон, так что за пятнадцать минут до этого срока помахала Максу ручкой:

— Пойду прихорашиваться.

— Ты особенно не усердствуй, — хмуро отозвался он. — Этот Лесовский тот еще тип, будь с ним поосторожнее. Мало ли что…

— На что ты намекаешь? Думаешь, меня так легко охмурить?

Он улыбнулся

— Нет, не думаю. Во всяком случае, мне это не удалось. Но все равно: будь с ним настороже, да и с этим красавцем-художником тоже.

— Ты прямо, как сварливая мамаша, — проворчала я, удаляясь.

В салоне я провела больше времени, чем собиралась. У меня прямые черные волосы, обычно я завязываю их в хвост, и прическа получается хоть и прилизанной, но удобной. Сегодня же решила волосы распустить и немного приподнять их на макушке. Парикмахерша посоветовала сделать соответствующую стрижку, чтобы придать нужную форму. Нет-нет, длину мы трогать не будем, заверила она, и так углубилась в процесс создания моего нового образа, что потратила на это почти два часа. Потом еще маникюр, педикюр, солярий. Я уже собиралась уходить, когда ко мне подскочила визажистка и предложила сделать макияж. Я сдуру согласилась, и на это ушло еще полчаса, хотя сама я справляюсь с нанесением боевой раскраски за пять минут. После всех процедур я взглянула в зеркало и себя не узнала, чем осталась очень довольна.

Домой я мчалась на максимально возможной скорости, но едва успела войти в квартиру, как позвонил Лесовский, он уже ждал меня у подъезда. Я немного занервничала, так как считаю себя человеком дисциплинированным и пунктуальным и не люблю опаздывать. Быстро натянув платье, посмотрела на себя в зеркало. У меня серые глаза с синеватым отливом, но в этом платье и с макияжем они казались синими. Я не выдержала и улыбнулась себе. Иногда все-таки нужно добиваться максимума от своей внешности, чтобы повысить самооценку. Расшитую бисером маленькую сумочку я собрала накануне. В ней помимо некоторых женских мелочей лежали диктофон и миниатюрная фотокамера, я добавила к ним мобильник, после чего убедилась, что для ключей остается довольно места.

Вечер был довольно прохладным, так что, прихватив палантин, прилагавшийся к платью, я вышла из квартиры. Спускаться на каблуках с четвертого этажа было для меня сложной задачей, поэтому еще несколько минут я потратила на ожидание лифта. Когда я вышла, Лесовский стоял возле роскошного бежевого «Мерседеса» последней модели, курил и, хотя выглядел невозмутимым, наверняка злился на меня за задержку. Я приблизилась к нему:

— Очень красивая машина, — вместо приветствия сказала я.

Он смотрел на меня, открыв рот, и не сразу узнал.

— Нина?! Вы потрясающе выглядите! — наконец обрел он дар речи.

— Спасибо.

— Я сразу заметил, что вы очень красивы, но это…

— Оставьте комплименты, — перебила я, — мы не на свидании.

Он что-то промямлил, потом взял себя в руки, и я сразу приступила к делу. Галерея, в которую мы ехали, располагалась на Лиговке, так что времени на пустые разговоры не оставалось. Прежде всего, я попросила представить меня Андрею в качестве дочери старой знакомой Инны. Теперь нужно было как-то объяснить, с какой стати я сегодня приехала вместе с ним.

— Где вы вчера ужинали? — спросила я, а сама подумала: только бы не дома.

— В ресторане «Приморский» на Юго-Западе, — не разочаровал он.

— Отлично! Именно там мы и встретились. Вы сообщили мне о смерти Инны и пригласили на вечер в ее память.

Возможно, такие подробности Андрея не заинтересуют, но я хотела, чтобы у нас с Кириллом были одинаковые версии.

— Может, лучше нам обращаться друг к другу на ты? — предложил он, но я его предложение отвергла:

— Нет. По нашей легенде мы не настолько хорошо знакомы.

Вход в галерею располагался в старом питерском дворе, который был запружен роскошными автомобилями, так что Кирилл еле нашел место, чтобы приткнуть свой «Мерседес». Сама галерея занимала потемневшее от времени пятиэтажное здание, в котором когда-то был небольшой завод, и теперь его интерьер представлял из себя смесь промышленного авангарда и прилизанного безликого евроремонта. Выставка Андрея Ларионова занимала весь четвертый этаж. Интересно, когда он успел столько натворить? Мне прежде случалось здесь бывать, и насколько я помнила, именно на четвертом этаже все помещения были отданы под выставочные залы. На третьем имеется еще кафе, на пятом — бар, на втором — бутики с дизайнерской одеждой и хостел.

На четвертый этаж я поднялась без особых трудов, почему-то мне легче подниматься, чем спускаться с лестницы. В первом, сравнительно небольшом зале, гостей встречали сотрудники галереи. Они обращали внимание входящих на столы, где были разложены рекламные проспекты, потом предлагали пройти в следующий зал, будто имелись еще какие-то варианты. Я заметила несколько человек с профессиональной фото — и телеаппаратурой, видимо, и о представителях прессы Инна позаботилась. Я уточнила это у Кирилла, он лишь пожал плечами. По его словам, приглашенных было порядка сотни, но, на мой взгляд, собралось пока чуть больше половины. Женщины были в вечерних платьях, а мужчины — кто в чем, но смокингов я не заметила. Все перемещались по довольно просторному залу, рассматривая фотографии на стенах. Мы тоже подошли, и Кирилл изумленно посмотрел на меня: «Я об этом не знал». Я была удивлена не меньше, так как стены были завешены фотографиями Инны. Детских снимков не было, но по тем, что были представлены, можно было проследить, как Инна из прелестной юной девушки превратилась в зрелую женщину. Одну стену занимали композиции, на которых они были вместе с Андреем, и сразу бросалось в глаза, как они счастливы. Эта часть экспозиции понравилась мне больше всего.

— Он точно чокнулся! — пробормотал Кирилл, затем потянул меня в сторону: — Вот и герой этого вечера.

Мы подошли к Андрею, одиноко стоящему возле фотографии, на которой юная Инна смеялась прямо в объектив. Он сильно изменился, похудел, побледнел, и его красота уже не казалась такой яркой. Он окинул нас равнодушным взглядом и кивнул, тут Кирилл меня ему представил:

— Знакомься. Это Нина, дочь старой знакомой Инны. Она только вчера узнала о ее смерти и захотела сюда прийти.

— Вы хорошо знали Инну? — немного оживился Андрей.

— Мы нечасто встречались, но общение было довольно близким, — ничуть не покривила я душой. В это время Кирилла кто-то отвлек, и мы остались с Андреем вдвоем. — Последний раз я видела ее зимой.

После этих слов взгляд Андрея наконец-то сфокусировался на мне.

— Кажется, я вас где-то видел, — вдруг сказал он.

Я улыбнулась:

— Неужели вспомнили?

— Помню, что видел, а где именно — нет, — ответно улыбнулся он. — Извините.

— Кафе «Улыбка» на Полтавской, вы заехали за Инной, когда мы там сидели, она нас даже познакомила, — в телеграфном стиле напомнила я.

После этого он все вспомнил и предложил выйти покурить. Я начала курить после расставания с Пашей, но регулярно бросала и, хотя сейчас не курила, охотно вышла вслед за ним. О разговоре в приватной обстановке я и не мечтала. Он провел меня через какие-то служебные помещения, затем по узкому коридорчику, и вскоре мы оказались у открытого окна.

— Расскажите о той встрече, — попросил Андрей.

— Ну, пересказывать женские разговоры дело непростое, — сказала я, — мы вспоминали прошлое, говорили о моей маме и о вас.

— Обо мне?!

— Да, она очень вас любила и была очень счастлива. — Я увидела, как у него на глазах выступили слезы, но продолжала вести свою линию: — Она очень беспокоилась о вас.

— Беспокоилась?! Почему?!

— Не знаю, ничего определенного она не сказала, может, я что-то неправильно поняла.

Слезы высохли, но он стал еще более мрачным и отстраненным, чем прежде. Я едва разобрала, когда он пробормотал, что эта женщина была создана для него и без нее все остальное не имеет смысла. Когда он закурил вторую сигарету, я присоединилась к нему: «Ладно, потом опять брошу».

— Я раньше курил от случая к случаю, — сказал он, — а теперь выкуриваю по три пачки в день. После ее смерти из дома почти не выходил, готовился к выставке — отбирал фотографии, а фотоархив у нее просто огромный, по интернету искал фотографов, которые смогли бы с любительских фотографий сделать достойные копии, и писал ее портрет. Скоро вы его увидите. Это единственное, что мне удалось в жизни. Если бы не эти заботы, я бы сошел с ума.

Я поинтересовалась подробностями. Оказывается, фотовыставку они не планировали, это пришло ему в голову уже после ее смерти. Он вообще считал, что у него слишком мало картин, которые стоит показывать людям, хватило бы и ползала, но Инна настояла на том, что следует задействовать весь этаж. Пока оформляли экспозицию, он тут со всеми перезнакомился и теперь неплохо ориентируется в галерее. Неожиданно он прервал свой рассказ и задал вопрос:

— Почему она беспокоилась за меня? Постарайтесь вспомнить, это очень важно.

Я уставилась в окно, будто припоминая:

— Я спросила, как окружающие отнесутся к вашей связи, если узнают. Она считала, что плохо, но ее больше беспокоило ваше состояние, ей казалось, что вас что-то гнетет. Я предположила, что всему виной разница в возрасте, но она сказала, что здесь что-то другое. Ей хотелось вам помочь, но она не знала, как. — Я перевела дух и закончила: — В общем, что-то в этом роде.

— Она была очень проницательной, — тихо сказал Андрей, — вы даже себе представить не можете, насколько проницательной. — Вдруг его глаза полыхнули синим огнем, апатия его оставила, и теперь он пребывал в состоянии крайней экзальтации. — Как бы я хотел вернуться в прошлое и все изменить!

Он стал прикуривать очередную сигарету, когда ему позвонили.

— Давай побыстрее, — резко сказал он, — через пятнадцать минут начинаем, — и положил телефон на подоконник, потом, наконец, прикурил.

Разговор иссяк, и мы направились в зал. Однако в зал я с ним не вошла, сославшись на то, что мне нужно спуститься на третий этаж. Впрочем, я его уже не интересовала, он был где-то далеко, в неведомом мне мире. Когда вслед за ним подоспевшая группа гостей скрылась за дверью, я быстро вернулась на место нашего перекура, схватила его телефон и спрятала в свою сумочку, она еле закрылась.

Мне нечасто приходилось выступать в роли оперативника, и всегда при этом я нервничала, но на этот раз меня просто трясло, я чувствовала себя воровкой. Спустившись на третий этаж, я заглянула в кафе, где заказала кофе и купила сигареты, потом прошла на огромную террасу. Она размещалась на плоской крыше соседнего здания, довольно высокое ограждение не давало упасть не всегда трезвым посетителям. Подход владельцев к оформлению этой части кафе был весьма оригинальным. В качестве столов использовали огромные катушки из-под кабеля, а роль пепельниц выполняли оцинкованные ведра, заполненные песком. Тут и там виднелись массивные скульптуры-трансформеры. Найдя свободный столик, я села на грубо выструганную табуретку и позвонила Максу. Он только подходил к галерее, так как долго не мог припарковаться. Я была в гневе, ведь он собирался приехать заранее! Счет идет на минуты, так все дело можно провалить. Я сказала, где можно меня найти, и закурила.

Вскоре Макс приземлился на соседнюю табуретку и уставился на меня, как зачарованный. Я уже забыла, что сегодня не в своем обычном виде, поэтому удивленно посмотрела на него.

— Нина, ты выглядишь…, — тихо начал он, но я его перебила:

— Хватит молоть всякую чушь. Времени в обрез. У меня его телефон. Аппаратура у тебя в машине? — он кивнул. — Быстро скинь информацию с телефона и верни его на место.

Я объяснила, куда следует его вернуть, потом добавила, что на подоконник класть нельзя, вдруг Андрей за ним уже возвращался. Около окна есть урна, надо положить телефон за нее. Когда все будет сделано, пусть мне позвонит, я буду ждать его звонка здесь. Макс быстро ушел, а мне принесли кофе, и я опять закурила.

Макс позвонил через пятнадцать минут, после чего я перевела дух и отравилась на четвертый этаж. Зал с фотографиями был уже битком забит народом, но Кирилл сразу меня заметил и подошел. Разговаривать было неудобно, так как в эту минуту куратор выставки, доцент из Академии Художеств, произносил вступительное слово. Я его почти не слушала, оглядываясь по сторонам. Потом достала фотокамеру и сделала несколько снимков, вдруг пригодятся. Затем слово дали Андрею. Все стихли. Было заметно, что он напряжен, но говорил он уверенно и не запинался. Сказал, что все, что сегодня мы увидим, и все, что он сделает в будущем, посвящено его жене. Затем — что благодарен Судьбе за то, что встретил ЕЕ, и ненавидит Судьбу за то, что она ЕЕ у него отняла. На первый взгляд, довольно пафосное высказывание, но выглядело оно искренним. Наконец ленточку перерезали, и все прошли в следующий зал.

Мы с Кириллом вошли в числе последних и наткнулись на застывшую толпу. Прямо напротив входа на перегородке почти в центре зала висел портрет Инны. Она была прекрасна! Нет, художник ей не польстил ни с возрастом, ни с чертами лица, но она была прекрасна. Все в ее облике было гармонично и совершенно, она излучала любовь, тепло и внутренний свет.

— Я не думал, что он так талантлив, — пробормотал Кирилл.

Я этого тоже не ожидала. Мне стало больно до слез, что у них с Инной такая трагическая судьба, и свои беды вдруг показались мелкими и несущественными. Тем временем послышались восторженные возгласы, все подходили к Андрею и поздравляли. Мы тоже подошли. Он выглядел оживленным, раскраснелся. Поблагодарил за поздравления, но поговорить не удалось, так как он вдруг стал очень популярен. Остальные картины в этом зале на меня никакого впечатления не произвели, но потрясение от портрета долго не проходило.

Куратор выставки прокомментировал предстоящий переход в следующий зал, который был посвящен танцам. О, это было пиршество Терпсихоры! Рисунки, акварели, пастели — все были посвящены танцам: классическим, бальным, народным. Некоторые из работ были выполнены просто мастерски. Инна об этих картинах не упоминала, видимо, именно за ними он ездил в Москву, когда она умерла. Андрей, несомненно, был очень талантлив. Он был в центре внимания, к нему то и дело подходили, пожимали руку и хлопали по плечу.

Незаметно появились музыканты, и куратор объявил, что сейчас выступят танцоры. Это идея Инны, сказал Кирилл. Все разошлись по краям зала, чтобы дать место артистам. И вот, они появились: Он и Она — стройные, красивые и вдохновенные. Мое сердцебиение внезапно участилось, в партнере я узнала Олега. Мне захотелось стать незаметной и спрятаться за чью-нибудь спину, но я не могла сдвинуться с места и оторвать от них глаз. Сначала они исполнили несколько современных танцев, казалось, что это импровизация, но я знала, что каждое движение отточено и отрепетировано до автоматизма. Про себя я невольно усмехнулась, заметив, что и эта партнерша не дотягивает до своего партнера, видимо, это проклятие Олега. Затем последовало попурри из всевозможных бальных танцев, и с этим они неплохо справились, публика принимала их восторженно. Программа подходила к концу, когда мы с Олегом встретились взглядами. Он едва не споткнулся, но высокий профессионализм помог ему справиться с ситуацией. Как только музыка смолкла, он ринулся ко мне, оставив партнершу посреди зала:

— Нина!

Я не знала, куда деваться, а он вытащил меня в самый центр и громко сказал:

— Это моя бывшая партнерша Нина Павлова. Таких больше нет! Сейчас мы исполним для вас… — Он посмотрел мне в глаза: — Танго?

Я попыталась выдернуть руку, но он держал меня очень крепко. Его нынешняя партнерша тем временем незаметно ретировалась. А он продолжал держать меня за руку, мы смотрели друг другу в глаза, и вдруг — последних десяти лет как ни бывало. Мне захотелось вновь ощутить волшебный полет. Пусть потом я умру, но сейчас исполню этот танец! Танго всегда было нашим коронным номером. Два года назад я без всякой подготовки исполнила почти всю бальную программу, правда, тот партнер был уже в преклонном возрасте, у нас не было сложных элементов, да и темп был невысоким. С Олегом все будет по-другому. Ах, была — не была! Все это мгновенно промелькнуло у меня в голове, и я улыбнулась Олегу, а он дал знак музыкантам.

Прошлое не умирает, оно продолжает жить в нас, хотя часто мы и не подозреваем об этом. Казалось бы, с танцами я навсегда покончила, даже не вспоминала о них и не тосковала, но вот — наступил момент, и я уже себе не принадлежу. Наверное, специалисты скажут, что с такой травмой, как у меня, хорошо танцевать невозможно. Да, каждый день так танцевать невозможно, но один раз, собрав все силы и, выплеснув в кровь тонну адреналина, очень даже можно. Наш танец был огненным, страстным и исполненным наслаждения. Мы наслаждались музыкой, ощущением полета, ловкостью и послушностью своих тел и друг другом. Когда мы закончили, стены содрогнулись от аплодисментов. Требовали продолжения. Но я выдохлась, прощальная гастроль на этом закончилась. Олег сказал, что переоденется и вернется сюда. Надо поговорить. Я ничего не ответила, ужасно недовольная собой. В очередной раз я поступила непрофессионально — отдалась своим чувствам вместо того, чтобы делом заниматься.

После танцевальной программы на некоторое время я оказалась в центре внимания, что совсем меня не радовало. Я чувствовала ужасную усталость и боль в ноге, да еще недовольство собой. Мне едва удавалось быть просто вежливой. С Олегом и вовсе не хотелось разговаривать. Я вернулась из прошлого и не испытывала к нему ничего кроме легкой неприязни. Но он просто завалил меня информацией о себе и своих планах. Оказывается, недавно он стал совладельцем фитнес-клуба, но не может полностью отказаться от танцев, так что иногда принимает участие в подобных мероприятиях. В конкурсах теперь не выступает, нет достойной партнерши, да и свободного времени мало, а занимать «-надцатые» места не в его характере. Он был женат, у него трехлетняя дочь, сейчас в разводе. Расспросил о моем житье-бытье. Я сказала, что работаю в рекламном агентстве и не замужем. Тогда он взглянул на Кирилла, из вежливости отошедшего в сторонку:

— Похоже, жирного карася подцепила.

Мне стало противно. В общем, разговор закончился так, что обмениваться номерами телефонов не пришлось.

К этому времени все переместились в банкетный зал, где на нескольких длинных столах были расставлены всевозможные напитки и закуски. Репортеры отложили свои фотокамеры, чтобы отдать должное угощениям, а я сделала еще несколько снимков. То и дело в поле зрения попадал Макс, он даром времени не терял, общаясь с гостями, но я делала вид, что с ним не знакома. Кирилл пил минеральную воду, я выпила несколько глотков шампанского, но тут же отставила бокал в сторону и приказала себе не расслабляться. Если бы тогда я так не накачалась, то не угодила бы в ту ужасную историю с Владом. Мне он всего лишь нравился, ни о какой влюбленности и речи не шло, но как больно… Вскоре к нам подошел Андрей, оживленный и даже преображенный:

— Похоже, все здорово получилось, — возбужденно произнес он. — Инна все продумала до мелочей.

— Это само собой. Но мне ваши картины очень понравились, особенно портрет и танцевальные мотивы, — поддержала я разговор.

— Признаться, не ожидал от тебя такого, — добавил Кирилл.

Андрей сразу помрачнел:

— Знаю, всегда считал меня альфонсом и бездарностью.

Кирилл не стал оправдываться, и повисла неловкая пауза, которую Андрей вскоре нарушил, сделав мне несколько комплиментов, а потом заявил, что хочет написать большую картину под названием «Танго» и попросил меня позировать ему вместе с Олегом. Я стала отнекиваться, но он настаивал и предложил обменяться номерами телефонов, чтобы потом договориться. Против этого я не возражала и с удовольствием увидела, как он вынул из кармана свой мобильник, значит, все в порядке — он его нашел.

Программа вечера была выполнена полностью, и мне не хотелось здесь оставаться ни одной лишней минуты, я еле держалась на ногах, боль была очень сильной. Но ведь я знала, на что иду, пускаясь в пляс. Хотя Кирилл заботливо поддерживал меня под руку, мне стоило больших трудов спуститься с четвертого этажа, и до его автомобиля я едва доплелась. Он предложил заехать куда-нибудь поужинать и, хотя мне сводило желудок от голода, я отказалась. Нет, быстрее в ванну, а потом в кровать, раскрыть очередной детективчик и больше ни о чем не думать. По дороге Кирилл поинтересовался, удалось ли что-нибудь выяснить, я ответила весьма туманно, мол, есть кое-что, но рассказывать пока рано, будем работать.

— А как завтра насчет совместного ужина?

— Ближайшее время я буду занята вашим делом, — не слишком приветливо ответила я.

В это время позвонил Макс и предложил встретиться в конторе, чтобы все обсудить, но я попросила подождать с обсуждениями до завтрашнего утра, так как очень устала. Господи, оставьте меня в покое! Когда подъехали к моему дому, я вышла из машины и помахала своему провожатому рукой, но он тоже вышел, и мне пришлось под его взглядом идти до подъезда, закусив губу, чтобы не стонать от боли. В квартиру я ввалилась просто в невменяемом состоянии и вместо того, чтобы раздеться и разуться, в парадном виде прошла в спальню и рухнула на кровать. Через несколько минут боль притупилась, и я испытала неземное блаженство. Я продолжала лежать, вставать не хотелось, ведь тогда придется ступать на больную ногу, и боль опять усилится. И в это время кто-то позвонил в дверь. Кого принесло, на ночь глядя, да еще без предварительного звонка? Это был Макс.

— Не мог подождать до утра? — хмуро спросила я, пропуская его в квартиру. За два года совместной работы это был его первый визит ко мне. Я сразу его предупредила, что не люблю смешивать личную жизнь и производственные трудности.

— Не мог, — кратко ответил он, под моим руководством проходя в гостиную. — Какие у тебя хоромы!

— Ты, насколько мне известно, тоже не в картонной коробке живешь, — пробурчала я. — И вообще, для чего ты явился? Я же сказала, что очень устала. Прости, конечно, но я не могу работать двадцать четыре часа в сутки, мне надо спать, есть…

— Насчет еды ты очень хорошо вспомнила, я жутко голодный, хотя этих бутербродиков умял с десяток. У тебя есть что-нибудь пожевать?

Внезапно и я ощутила острый приступ голода и отправилась на кухню, Макс пошел следом. Мы пожарили яичницу с колбасой, нарезали помидоров, полили все это соусом, после чего Макс предложил и по рюмочке пропустить. Я сказала, что пить не собираюсь, а он за рулем. Он был готов переночевать в конторе, то ли ему так выпить хотелось, то ли было лень ехать через весь город к себе домой. На кухне было чисто и уютно, так что мы не стали перебираться в гостиную.

— Почему ты не переобулась? — вдруг спросил он. У меня внутри все вспыхнуло. Это просто счастье, что я не переобулась до его прихода.

— Вечернее платье с тапками — это же кошмар на улице Вязов! — бодро воскликнула я. — Так низко я никогда не опускаюсь.

— Так ведь и платье можно снять, — тихо сказал он.

Его карие, почти черные глаза, в упор смотрели на меня, и мне стало не по себе. А он тем временем положил руку на мое обнаженное плечо. Я в ужасе скинула ее и вскочила:

— Я ведь могу тебе врезать и не в кинотеатре! Ты сюда пришел по делу или…

— Или, — твердо заявил он. — Или! О делах мы завтра в офисе поговорим, я просто пытаюсь тебя понять. Ты очень красивая, у тебя роскошные ноги, ты фантастически здорово танцуешь, так почему же ты все время ходишь в бесформенных штанах и тупорылых кроссовках? От кого ты прячешься?

— А тебе какое дело?

— Мне есть дело, — увесисто произнес он. — Мне есть дело! — Он протянул ко мне руку, а я, отшатнувшись, закричала:

— Проваливай или я вышвырну тебя за дверь! — Терпеть не могу истерик и истеричек, но вот, не выдержала, раскричалась.

Макс выглядел совершенно спокойным, сказал, что вышвыривать его не надо, он сам уйдет, но он ведь неплохой сыщик, так что обязательно докопается до истины. Как только ты это сделаешь, сказала я, я тут же уволюсь.

— Даже так?

То, как он при этих словах приподнял бровь, совсем мне не понравилось, и я, не понимая, что делаю, выпалила прямо ему в лицо, что веду себя так и так одеваюсь потому, что не желаю, чтобы он меня домогался, так как он не в моем вкусе. А любовников у меня якобы пруд пруди. Ни слова не сказав в ответ, Макс вышел, хлопнув дверью.