Расплескавшийся виски

Елена Васильевна Ленёва, 2021

Четвертая книга в серии "Расследования частного сыщика Максима Омского". Эндрю Кэмпбелл, шотландский эсквайр, умирает в почтенном возрасте в своем замке. Однако его старший сын Арчибальд подозревает, что отец ушел из жизни не по своей воле, и настаивает на судебно-медицинской экспертизе. Выясняется, что Эндрю умер от передозировки сердечных лекарств. Полицейское расследование приходит к выводу, что старик покончил жизнь самоубийством. Но Арчибальд не согласен с выводами полиции и нанимает детектива, чтобы выяснить причину и найти истинного виновника смерти отца. Максим Омский – частный сыщик – разбирается в непростом шотландском деле.

От автора. Благодарности

Действие книги происходит в загадочной, живописной Шотландии, наполненной королевскими тайнами, легендарными сражениями, старинными замками и аббатствами.

Автор выражает благодарность хозяевам и работникам Dalhousie Castle (Замок Далхауси) за незабываемый отпуск в окружении средневековых интерьеров, рыцарей, дружелюбных привидений и рассказы об истории замка, которые и подтолкнули к написанию детектива. Dalhousie Castle стал последним замком в Шотландии, который лично осаждал английский король; здесь в разное время проживали короли Англии Генрих Четвертый и Яков Шестой — сын Марии Стюарт. Да и сама шотландская королева 30 июня 1563 года во время поездки в Рослин останавливалась на ночлег в Dalhousie Castle.

Также автор благодарит Роберта Сазерленда — ныне почтенного пенсионера, в прошлом Старшего Констебля Отдела по расследованию тяжких преступлений полиции Эдинбурга за некоторые идеи, рекомендации и беседы о полицейских буднях Шотландии.

Благодарность выражается и работникам винокурни Lagavulin (Лагавулин), расположенной на острове Islay (Айла), — производителям непревзойденного Scotch whisky с ярким торфяным характером и дымным ароматом за превосходную дегустацию и замечательный рассказ о производстве и истории шотландского виски.

С особой признательностью автор обращается к Анастасии и Кристиану, которые…

…впрочем, автор оставляет за собой право не аргументировать мотивы своей сердечной им благодарности.

Все имена и события вымышлены.

Всякое совпадение является случайным.

Пролог

— Динь-динь-динь, динь-динь-динь. Колокольчик звенит. Этот звон, этот звон о любви говорит…

Романс закончился. Сэр Эндрю Кэмпбелл встал с кресла, подошел к окну, отодвинул тяжелую бордовую штору. Небо хмурое. А бывает ли оно другим, не хмурым, здесь, в Шотландии? Бывает, конечно, но не в октябре; ясное небо в это время года — редкость. Сад, на удивление, зеленый, лишь кое-где желтые и красные пятна на деревьях привлекают взгляд. На лужайке возится садовник. Все как всегда: тихо, спокойно, хмуро-печально…

Сэр Эндрю вернулся к камину, подбросил дрова, открыл барную дверцу, рассматривал бутылки. Виски. Вернее, шотландский скотч. Такой коллекции позавидовал бы любой ценитель этого напитка. Какое-то время он раздумывал, какой сорт выбрать. Пожалуй, торфяной односолодовый… «Лагавулин». Да-да, вот эта бутылочка подойдет. Кэмпбелл открыл бутылку скотча шестнадцатилетней выдержки, вдохнул дымный, тонкий древесный аромат, плеснул в хрустальный тюльпан привычный «сингл шот» виски, поиграл напитком, перекатывая янтарную жидкость по стенкам тюльпана, довольно хмыкнул, затем поставил бокал на овальный стол у кресла. За годы он научился безошибочно отмерять полторы унции виски, несмотря на то что глаза уже совсем не те, что в молодости. Старые глаза, чего уж там говорить, без сильных плюсовых линз он давно не обходится. Сэр Эндрю подошел к окну, постоял, задумавшись, возле немодной ныне, но такой родной радиолы «Эдвард» и вновь опустил иглу на дорожку винилового диска.

Старая пластинка зашуршала, заиграли две гитары. А потом запел голос. Сэр Эндрю мог слушать этот голос бесконечно.

— В лунном сиянье снег серебрится… — подпевал он. — Вдоль по дороге троечка мчится…

Русские слова были сложны для произношения. Он так и не выучил родной язык Машеньки, жены, хотя прожил с ней, урожденной Марией Урусовой, в любви и счастье почти шестьдесят лет. Два года, как его Маши нет. А он слушает русские песни. Это ее голос звучит на виниловой пластинке. Сорок лет назад он записал этот голос-колокольчик на грампластинку и с тех пор слушал его и наслаждался дивными переливами.

Старший сын Арчи после смерти Машеньки записал все ее песни на компакт-диск. Голос жены зазвучал по-новому, звонко и чисто. Но сэр Эндрю так и не привык к новым технологиям, ему казалось, есть что-то фальшивое в таком звучании. Чтобы не обижать сына, он принял подарок с благодарностью, но, когда оставался один в замке, подходил к любимой радиоле и ставил старую пластинку.

Крутится винил:

— В лунном сиянии, ранней весною… — сэр Эндрю вытер мокрые глаза. — Помнятся встречи, друг мой, с тобою… Динь-динь-динь, динь-динь-динь… Колокольчик звенел…

Встретились они в пятьдесят шестом году в Париже. Эндрю, двадцатитрехлетний разгильдяй, сын адвоката Грегори Кэмпбелла, шотландского эсквайра, прогуливался по Монмартру, пытаясь зацепить симпатичную девчонку и весело провести вечерок в отеле Ритц. На ступеньках лестницы, ведущей к Сакре-Кёр, сидела девушка с корзинкой, заполненной сухими цветами. Цветочные букеты цепляли взгляд (право, как настоящие!), и поначалу он обратил внимание именно на них, а уже потом на девушку. А она была прехорошенькая. Он остановился на пару ступенек ниже и, спросил, заикаясь:

— Вы продаете цветы?

Глупый вопрос. Но ничего умнее в тот момент он не придумал.

— Да, мистер, — ответила она по-английски.

— О! А как вы поняли, что я из Великобритании?

— Акцент. У британцев своеобразный акцент. А вы, скорее всего, шотландец, — улыбнулась она и прищурилась: солнце светило ей прямо в глаза.

— То есть по одной фразе вы поняли это?

— Да.

— Надо же. А ваш английский великолепный.

— Спасибо. У нас в семье обучать языкам начинают с детства.

Странная девушка. В семье обучают языкам, а она продает цветы на Монмартре.

— Вы работаете в цветочном магазине? — спросил он.

— Нет. Я сама делаю эти букеты. Это мое творчество. Надо зарабатывать деньги.

Он ничего не понимал. А девушка улыбнулась такой лучистой улыбкой, что он растерялся. Мысль о том, что именно с ней он мог бы поразвлечься в Ритц-отеле, совершенно не приходила в голову.

— А что, у вас нет другой работы?

— Почему, нет? Я медсестра. Но денег не хватает. К тому же я старшая в семье, у меня еще есть младшие брат и сестра. Папа погиб в сорок четвертом. А маме одной трудно. Поэтому я по вечерам делаю цветы, а по воскресеньям продаю их в туристических местах.

— Покупают?

— Когда как. Бывают очень хорошие дни.

— Мне нравятся ваши букеты. Как будто только с клумбы. Давайте-ка я их куплю.

— С удовольствием продам вам, мистер. Какой букет вам больше нравится?

— Я возьму все, что у вас есть.

— Все?

— Ну да.

— А зачем вам столько цветов?

— Пригодятся.

— Что ж, берите. Я отдам вам вместе с корзинкой.

— Очень хорошо. Сколько с меня?

— Тридцать франков. И два франка за корзинку.

— А как вас зовут, мадмуазель? — наконец, Эндрю осмелел, — или… мадам?

Он полез в карман брюк, достал франки и начал отсчитывать.

— Мария, — ответила она, улыбаясь, и добавила: — Мадемуазель.

Он был рад, что девушка не замужем.

— А меня — Эндрю. — Он чуть наклонил голову. — Кажется, у меня не хватает двух фанков. Но без корзинки мне не донести.

Он передал девушке банкноты. Мария взяла деньги, пожала плечами, улыбнулась.

— Ладно, я подарю вам корзинку. В конце концов…

— Нет, что вы. Могу принести вам два франка завтра, но, лучше, если мы подъедем в отель, где я остановился, и я вынесу вам деньги прямо сейчас.

— Не беспокойтесь. Правда, ничего страшного. — Она покачала головой. — А завтра у меня работа в госпитале.

Эндрю рискнул:

— Мне не хочется с вами расставаться. Давайте просто прогуляемся, если не хотите…

Она рассмеялась:

— А вы хитрец. Значит, вы купили цветы, чтобы со мной познакомиться?

Какая-то женщина остановилась около них и спросила:

— Почем букеты, красавица?

— Не продаются, — ответил Эндрю. — Я уже все скупил.

— Приходите в следующее воскресенье, мадам, я еще принесу, — ответила ей Мария.

— А ирисы у тебя есть? Мне нужна корзинка с ирисами.

— Да, есть.

— Я обязательно приду. Не забудь про меня.

— Хорошо, мадам.

— Вы где-то учились делать сухие композиции? — Эндрю расспрашивал девушку, не хотел отпускать.

— Меня научила тетя, — сказала она просто. — Мне пора идти. Я на метро. А вы как поедете? Вы же отдали мне все деньги, — она снова рассмеялась.

— Я на такси. Таксист подождет, пока я поднимусь в номер за франками. Послушайте, Мария, давайте поймаем такси. Здесь, у метро, есть стоянка. Я отнесу цветы в номер, возьму деньги для таксиста и два франка для вас, а потом пойдем погуляем.

— Право, не знаю…

Мария не решалась.

Они спускались с Монмартра и почти дошли до бульвара Рошшуар. Эндрю вдруг осознал, что может больше никогда не увидеть эту девушку. Послезавтра он улетает домой, в Шотландию.

— Вы меня боитесь? Обещаю хорошо себя вести, — сказал он искренне и смущенно улыбнулся.

— Вы не кажетесь мне злодеем. Однако…

— Вот и такси. Мы доедем быстро, потом погуляем по городу. Я очень люблю Париж. А сейчас на набережной Сены играют музыканты… Обещаю также потом проводить вас до дому, Мария.

— Вы едете или нет? — спросил таксист.

— Да, мы едем. Вандомская площадь, отель Ритц, — ответил Эндрю таксисту.

Потом они долго гуляли по Парижу, наслаждались игрой музыкантов, сидели на террасе знаменитого парижского кафе и разговаривали, разговаривали… Они мешали английские и французские слова, и от этого им становилось смешно. Маша пила зеленый чай, а Эндрю красное вино. Хотя ему очень хотелось выпить виски. Но он не рискнул. Эндрю вообще себя не узнавал: рядом с этой девушкой он был другим, и такой он себе очень нравился.

Это счастье, что он забрел на Монмартр в тот день. Иначе они никогда бы не встретились.

Через две недели он снова прилетел в Париж. И сделал предложение Марии Урусовой, русской княжне. Княжна жила в небольшой квартирке на улице Пуасоньер вместе с мамой, младшими братом и сестрой. Рядом, в пятнадцатиметровой студии, жила тетя — сестра погибшего отца, та, которая и научила Машеньку работать с цветами.

О том, что Мария не простая девушка, а княжна, было понятно по ее манерам и воспитанию. Она свободно говорила на французском, английском и немецком. А родной язык Маши был русский. (А он — Эндрю — только французский и осилил, да и то, признаться, говорил на нем с чудовищным акцентом.) Семья Маши жила бедно. Но это была благородная бедность. Никто не роптал. Семнадцатилетняя младшая сестра после учебы и по выходным дням подрабатывала в госпитале санитаркой. Четырнадцатилетний брат также вносил в семейную копилку несколько франков: помогал на ипподроме ухаживать за лошадьми.

Поначалу его родители были против отношений сына с непонятной русской. Даже грозились лишить его наследства. Он готов был пойти работать, делать сухие букеты вместе с Машей, убирать за больными и много чего еще, лишь бы она была рядом. А когда Эндрю привез Марию Урусову в Шотландию, познакомил с родителями, сэр Грегори Кэмпбелл и мама, Элиза Мак-Лауд, приняли Машу как родную.

Ее нельзя было не любить. И долгих пятьдесят девять лет они прожили в любви и согласии. У них трое замечательных детей: Арчибальд, Максвелл и Джесси, пятеро внуков.

Но два года назад Маша ушла. Тихо, во сне. Она не болела, нет, просто однажды не проснулась. Легкая смерть. Он знает, что Машенька ждет его там, на небесах. А то, что она на небесах, он не сомневался.

Эндрю восемьдесят шесть. У него крепкое здоровье. Сколько еще лет жизни даст ему Господь? Хотелось бы дождаться правнуков. Одно только беспокоит: странный выбор дочери. Он подумал о Джесси и губы сжались. Да, в последнее время дочь его огорчает…

А пластинка крутилась:

— Динь-динь-динь, динь-динь-динь — звон бокалов шумит…

Сэр Эндрю взял в руки бокал. Виски уже насытился кислородом, раскрылся.

— Маша моя, Машенька… — произнес он, вдохнул торфяной аромат и отхлебнул свой любимый скотч. Тепло разлилось по телу. Еще один глоток. Потом тихонько подхватил песню: — Колокольчик звенит. Этот звон, этот звон о любви говорит…

Стало тяжело дышать. Сердце сжалось. Или, наоборот, расширилось. Комната окрасилась в желтые тона. Все предметы приобрели ореолы желтого цвета: «Как на картинах Ван Гога», — почему-то подумал Эндрю. Хрустальный тюльпан выпал из его рук. Покатился по полу, расплескивая капли благородного напитка.

Глаза сэра Кэмпбелла закатились.