Девочка

Ирина Латышева

Это история о тяжёлой судьбе молодой девушки, готовящейся к взрослой жизни. Неожиданно её похищает местный дальнобойщик и заставляет участвовать в смертельных боях зарабатывая на этом деньги. Так она становится участником жестоких сражений, пытаясь выжить, чтобы однажды вернуться домой. Однако перед самым визитом спецслужб её выкупает влиятельный мужчина, который оказывается настоящим садистом и использует её для воплощения своих больных фантазий.

Глава 2

В двери снова шумно прокрутился ключ. В комнату вошёл Кучерявый с подносом. Обычно мне приносит еду Мотя, и это была просто чашка с мясом, но в этот раз пришёл сам хозяин-барин. На подносе, в красивой фарфоровой посуде, с пылу-с жару красовались хлеб, сало, гуляш с рисом, компот и пирожок. Он, улыбаясь, протянул мне чистое вафельное полотенце и приборы. Следом вошёл Мотя с ещё одним подносом, на котором стояли коньяк и две стопки.

— Ты заслуживаешь особого отношения, — сказал Кучерявый и присел рядом со мной на матрас.

Он налил обе стопки горячительного напитка и предложил выпить. Я не стала отказываться и следующие пару минут меня немного штормило. Он в это время закинул в рот кусочек сала и начал говорить:

— У меня на тебя большие надежды, Девочка. Ты очень сильная и умная. Ты единственная продержалась столько времени и до сих пор продолжаешь бороться. Ты настоящий джигит, — он сделал небольшую паузу, словно обдумывая или подбирая подходящие слова. — Знаешь, ты самая молодая из всех, кто тут был.

— Сколько тебе лет? — спросил он.

— Девятнадцать — выдавила я.

Он хмыкнул — ты не должна быть здесь, ты жизни-то ещё не видела.

Он немного отвернулся от меня и продолжил:

— Я бы тебя отпустил, но назад пути уже нет. Я не могу так рисковать. Продолжай бороться до последнего, а я буду тебя хорошо кормить и разрешать мыться один раз в неделю.

— Между первой и второй, как говорится, — сказал он и снова разлил по рюмкам ядреный напиток. — Знаешь, что это? Это коньяк. Причем, очень хороший. Он мне в копеечку обошелся. Я все думал, зачем я его купил? С кем мне его распивать? Жена не пьет, друзей особо нет. И убрал его в погреб. Но сегодня я вспомнил о нем. И подумал — было бы отлично распить его с тобой! А знаешь, почему именно с тобой? Потому что ты мне напомнила кое-кого…

Он немного помолчал и добавил:

— Моего отца. Да-да. Отца. Знаешь, он был очень упертым и жестким. Нас было семеро в семье, и он один нас всех обеспечивал. Он работал, не покладая рук. У него была одна задача — прокормить нас. Эта цель была его двигателем, мотивацией. Благодаря ей он каждое утро вставал и шел работать. У него была нелегкая работа. При этом он брал еще кучу разных подработок. Домой возвращался затемно. Мы практически его не видели. Но зато у нас всегда был полон стол еды. Мы были одеты и обуты. Ходили в школу…

Но потом мы все выросли. У каждого из нас появились свои семьи. Мы покинули родительский дом. Казалось бы, живи да радуйся на пенсии. Но наш отец не смог спокойно прожить старость. Он не смог сидеть дома, заниматься огородом, рыбалкой и так далее. Он так и продолжал работать, пока его не выпнули из-за возраста. Тогда он впал в депрессию. Он больше не видел смысла жить и чего-то добиваться. Он нас вырастил и обеспечил. Его миссия закончилась. Он так и не смог найти себе какое-нибудь хобби или увлечение… Он уже давно умер. И вот глядя на тебя, я вижу его. Ты всеми силами стараешься выжить. А выжить ты хочешь в первую очередь не для себя, а для родных. Ты хочешь, чтобы они радовались тому, что ты жива. Это твоя цель и мотиватор. Вот что помогло тебе продержаться столько времени здесь. Ты такая же упертая. Ты молодец.

С этими словами он снова опрокинул в себя алкоголь.

Я отпила половину из рюмки.

— До дна, — сказал он

Я повиновалась и допила остальное.

— Знаешь, мне тебя правда, очень жаль, — он виновато посмотрел на меня. — Каждую ночь я думаю о тебе. Я думаю, что лишил тебя юности и нормальной жизни. Поэтому я виню себя. Иногда мне хочется тебя отпустить. Но я этого не сделаю. Уже поздно поворачивать назад… Если ты вернешься к родным, то все им расскажешь, и меня посадят. А я не для этого стараюсь. Понимаешь, этим миром правят деньги. Деньги — это бог и дьявол в одном лице. Они нами управляют. Мы зависим от них. Мне противно от того, что я стал таким из-за денег. Я превратился в животное, в морального урода, в злодея, в преступника! Но когда я вижу прибыль от всего этого, когда эти бумажки шелестят в моих руках, я забываю обо всем на свете… Мне хочется еще больше.

Я обычный дальнобойщик. Работаю сам на себя. Между рейсами устраиваю бои. Я мог бы забросить дальнобой и заниматься только боями, но я люблю дорогу. Я люблю крутить баранку.

Он отломил хлеб, намазал его маслом и отправил в рот.

— Благодаря этим боям я открыл два магазина в городе. А это еще прибыль. Я не могу остановиться. Я уже по самое горло в денежной воронке, и когда-нибудь она меня засосет. Когда-нибудь меня накроют. Кто-нибудь меня все равно сдаст ментам. Сюда приедет наряд и всех нас повяжут, — он замолчал и опустил голову.

Я отломила хлеб, намазала его маслом и положила сверху сало.

— Ты такая молоденькая, — сказал он и посмотрел мне пристально в глаза. — Ты такая хрупкая… А убиваешь очень хладнокровно. На ринге ты становишься гребаным гладиатором.

Я опустила глаза. Мне стало как-то неловко. Я представила себя со стороны, когда откусила кусок мяса с шеи того старика. Наверное, это было дикое зрелище. Возможно, у меня были свирепые глаза и бледные зрачки. Возможно, мое лицо тогда было искривлено зловещей гримасой…

— Я говорил тебе насчет привилегий? — он снова посмотрел на меня. Я кивнула.

— Так вот, — продолжил он, — тебе принесут раскладушку, чтобы ты не спала на холодном полу, и одеяло. И еще, раз в неделю тебя будут приводить в ванную комнату помыться. Это все, что я могу для тебя сделать. Я совершил большую ошибку, привезя тебя сюда. Это все, чем я могу хоть как-то загладить свою вину перед тобой.

После ещё одной небольшой паузы он снова произнес:

— Прости, что так вышло. Я правда очень жалею.

С этими словами он вышел из комнаты, оставив меня переваривать только что услышанное. Неожиданно к горлу подкатил ком жалости к себе. Я начала неистово рыдать, но тихо, чтобы никто не услышал.

После этого разговора прошло ещё несколько боёв. В последнем меня чуть не убили, прокусив шею и сломав пальцы на правой руке. Но я изо всех сил старалась не терять сознание. Меня швыряли как тряпичную куклу по разным углам клетки. Парень был свеж и зол. Очень зол. Его не так долго морили голодом, но избивали, судя по разбитой губе и заплывшему глазу.

В последний момент, когда он уже душил меня, повалив на лопатки, я вспомнила, что человеческие соски должны быть очень чувствительны и изо всех сил стала их крутить. Он закричал от боли и начал отбиваться, освободив тем самым мою шею. В этот момент я резко ударила ему лбом в переносицу, отчего он потерял равновесие и упал на пол, закрыв лицо руками. Не теряя времени, я подбежала к нему и прыгнула на горло, продавив адамово яблоко в пол. Пусть я и небольших размеров, но весь мой вес, упавший на хрупкие хрящи шеи, заставили парня отдать богу душу. Это были самые мучительные две минуты в его жизни. Он захлёбывался собственной кровью без возможности вдохнуть. Если бы я могла освободить его от мучений, то непременно бы это сделала, но, к сожалению, пришлось наблюдать его страдания.

— Смотри-ка, а тебе повезло, артерия не задета, — пробасил Мотя, обрабатывая мне рану. Это были первые слова, которые я услышала из его уст за всё время моего пребывания здесь.

Вечером меня ждала тёплая ванна и хороший ужин. Прежде, чем привести меня в ванную, мне на голову надевали мешок и связывали руки. Боятся, всё-таки, что я могу сбежать. Значит, шанс есть.

В самой ванной комнате я была одна и могла спокойно раздеваться без всяких опасений. Мотя ждал меня за дверью. У меня был шанс пролезть через маленькое окошко под потолком, но сделать это бесшумно никак не выйдет, да и рост не позволяет забраться так высоко, и ванна скользкая.

Мне тяжело обдумывать план побега, не зная планировки дома и то, насколько сильно охраняется территория, и как именно расставлена охрана. Похоже, мне ничего не остаётся, кроме как действовать интуитивно, но я ненавижу что-то делать, не узнав всех деталей.

После водных процедур, меня отвели обратно в подвал. Спать на раскладушке оказалось гораздо лучше, чем на полу. Да и матрас ещё не настолько стар, чтобы в нём сбилась вата в огромные комки.

Мысли о маме периодически меня одолевают, и чтобы не расклеиться, я отгоняю их подальше от себя. Когда мне очень одиноко и грустно, в голове всплывает её образ. Сладко-мятный запах шампуня, который пропитал её густые черные локоны, твердая поступь и, голубая ночная рубашка, которую она носила дома. Хочется прижаться к ней, рассказать обо всём, что я тут пережила. Услышать её голос, смех.

В эти моменты подступают слёзы, но я должна быть сильной. Если дам волю эмоциям, то пропадёт желание жить и бороться. Я всё ещё надеюсь, что выйду отсюда живой и вернусь в родной дом.

Хорошо, что мне дали одеяло, так мне намного уютнее и спокойней находиться здесь, особенно, когда прячусь под него. В этот момент я чувствую себя в безопасности, будто весь мир исчезает, и остаюсь только я наедине с собой.

На следующее утро снова заскрипели петли металлической двери. В комнату вошли Кучерявый с каким-то мужиком. Симпатичным на вид, в деловом костюме тёмно-синего цвета, брюки заужены, пиджак приталенный, туфли под цвет кожаного ремешка часов на правой руке. Он достаточно высокий и плечистый, так что ему пришлось лопатками упереться в потолок. Очень хорошее телосложение, настоящий Аполлон. Он засунул руки в карманы и стал пристально меня разглядывать.

Я стояла не шевелясь, стараясь как можно меньше встречаться с ним глазами. Его стрижка, руки, запах сводили меня с ума. Он показался мне очень красивым, статным мужчиной. Я боялась даже дышать в этот момент.

Он обошёл вокруг меня, потрогал за волосы, губы, обратил внимание на повязку на шее, которую Мотя так неумело и наскоро наложил. Затем спросил моё имя. Его голос был очень басистым, казалось, будто стены трясутся от этого тембра.

— Люда, — еле выдавила я, чуть не прикусив язык. Мне очень не хотелось разговаривать с ним. Он красив, но во всём красивом присутствует обман.

— Ахахаха! — стены вот-вот разрушатся от вибраций, создаваемыми его голосом. Он смеётся ещё несколько секунд и замолкает. Где-то в комнате осыпается извёстка со стены.

— Какое уродское имя! — воскликнул он, и эхо снова разнеслось по комнате, заставляя мои уши неистово страдать.

Он посмотрел на меня зелёными, как изумруд, глазами и произнёс:

— Люся. Да. Именно так тебя буду звать.

Конец ознакомительного фрагмента.