Самозванец

Ирина Кэсседи

История неизбежно повторяет себя в основных чертах. Так, в «Самозванце» две сюжетные линии разворачиваются и переплетаются в России в двух исторических эпохах – XVII веке, в период Смутного времени, и в современной, отчасти утопической России.Сквозь призму восприятия двух основных персонажей, таких непохожих друг на друга, разворачивается захватывающая, неповторимая детективная история. Случайно ли свела их судьба?

Глава 5

Солнечный полдень 20 июня 1605 года, казалось, радовался вместе с московитами долгожданному вступлению царя Димитрия в древнюю столицу. Димитрий же сам, как красно солнышко, улыбался своим подданным, приподнимаясь на стременах, окруженный пышным поездом из разнаряженных стрельцов в красных расшитых золотом кафтанах, гордо поглядывающих по сторонам польских гусаров, торжественных и величавых православных священников.

Радостно встречали царя-батюшку жители столицы: стоя на коленях, во весь голос желали ему вечно здравствовать бородатые мужики; мальчишки оседлали деревья, чтобы лучше было видать, раскрыв рот глазели на царский кортеж; девки и бабы в нарядной одеже выглядывали из-за спин отцов и мужей, бились в пыли юродивые, — простой люд приветствовал своего государя. В первую минуту такая встреча ошеломила Димитрия: хоть и ведал, что желанен московскому люду, но не ожидал такого ликования. Немного тревожился поначалу, ожидая вот-вот услышать чей-нибудь голос, обличающий самозванца, признающий в нем Григория ли Отрепьева, сына ли Батория, итальянского ли графа-авантюриста — последнего, должно быть, из-за некой смуглости лица… Каких только слухов ему ни доносили! Что делать тогда? Слава Создателю, ничего подобного не случилось, зря боялся. Немногочисленных сторонников Бориса — коварного изменника, ужом вползшего сперва в доверие к Иоанну, а затем и на самый трон его, — уже успели кого перебить, а кого пораспихать в ссылку, куда подальше, лишь бы с глаз долой. Самого Патриарха Иова, поднявшего голос в защиту Годуновых, скрутили прямо во время службы в Успенском соборе и в простой телеге бесчестно отвезли в захудалый монастырь в Старице. Чернь поразграбила да поразнесла дома несчастных, постаралась на славу, напробовавшись дорогих вин в подвалах Борискиных любимцев. Вот ведь как оно повернулось.

Ехал Димитрий по немощеным московским улочкам, мимо разукрашенных хором бояр да невидных домишек простонародья, крытых где тесом, а где и соломой, любовался на зеленые перелески и вишневые сады, что сильно красили облик города, придавая ему милый сердцу домашний вид. А и полюбоваться в Москве тоже было чем. То и дело проезжали мимо бесподобных бело-голубых церквей и церквушек, а то и целых белых островков многих монастырей, купола которых, щедро изукрашенные золотом, словно огонь горели на солнце. Весело стало на сердце у Димитрия. Православная столица встретила его, как и мечталось. Царевич пообвык, успокоился.

— Подымитесь с колен, люди добрые, — ласково обратился к народу. — Подымитесь, и будем вместе молиться Господу нашему, возблагодарим Его за милость великую.

— Славься, государь Димитрий Иоаннович, а мы вечно, холопи твои, Бога за тебя молим.

Проехали мимо разоренного Борисова дома. Димитрий помрачнел, резко повернулся к князю Масальскому: «Спалить». Чтоб и не напоминало. Знал уже, что из Годуновых уцелела одна лишь дочь Бориса Ксения. Уберег ее князек «токмо ради потехи повелителя», как сам хвастался Димитрию, «уж больно хороша царевна, неужто такой красе пропасть впустую», — ухмылялся гнилыми зубами, пес. Более всех жалел Димитрий Федора, сказывали ему, защищался он храбро и продал свою жизнь задорого, прихватив с собою особо ретивых казнителей. Царствие ему небесное. Видит Бог, не желал Димитрий ему гибели, да видать, так злосчастному отроку на роду было написано, ответил он за грехи родителя. Димитрий истово перекрестился на церковный крест, широко, по-русски. Православное окружение тут же спешно закрестилось следом. Иуды.

По обычаю, остановилась у Лобного места, где всего несколько дней назад Василий Шуйский, стародавний следователь по Угличскому делу, лично подтверждал народу несомненность смерти царевича Димитрия и такую же несомненность самозванства претендента на трон русских царей. Сейчас же Шуйский раболепно впился взглядом в смуглое лицо, ожидая малейшего знака государя, готовый на все, чтобы угодить. Ведь чудом избежал гибели, промедли еще несколько дней с посольством — и быть бы ему на Лобном месте со товарищи главным действующим лицом. Уберег Господь.

Благовещенский протопоп Терентий, которому за особую речистость доверили приветствовать нового царя, говорил положенные слова искренно, прочувствованно.

Со слезой испрашивал у государя прощения народ, что по детской доверчивости своей пал жертвой коварного обмана и лжесвидетельства. Димитрий слушал внимательно, сочувственно. Вытолкнули вперед злоумышленников, что пытались готовить заговор против него по вступлении в Москву. Посмотрел сурово на павших ниц злодеев, выдержал страшную минуту — и явил милость, отпустил с Богом, никого казнить не повелел, чем чрезвычайно разочаровал толпу, алкавшую давно не виданного зрелища. Неужто отойдет от обычая родителя своего? Неладно это.

Димитрий и сам понимал, что совершает ошибку: не пристало сыну Грозного прощать преступления, да бывало находили на него приступы мягкосердечия, когда не удавалось ему проявить должную суровость, которой, пожалуй, и не чужд был в иную минуту. Частые перепады настроения были свойственны Димитрию, сколько он себя помнил. Из-за падучей, что била его все младенчество. Так объяснил ему немецкий лекарь, что лечил его в Гоще от черной меланхолии. Но склонности к отцовской жестокости не было у него, пожалуй что, никогда. Да не к лицу она государю, открывающему новую эру в истории истерзанной страны. Видел себя порой русским Марком Аврелием, благородным и добросердечным государем. Вот и сейчас: помиловал Шуйских, будто Марк Аврелий когда-то заговорщика Авидия Кассия¹⁸

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

18

Гай Авидий Кассий (лат. Gaius Avidius Cassius, ок. 130, Кир, Сирия — 175 гг., Египет/Сирия) — римский узурпатор, недолгое время правивший в Египте и Сирии в 175 году; Кассий был полководцем императора Марка Аврелия.