10 дней в уездном городе Че. история, которая вполне могла бы произойти

Ирина Костина

Выпускник юридического факультета из Санкт-Петербурга направлен помощником в полицейское управление уездного города Челябинска. Уряднику Новоселецкому не по душе нелепые фантазии и максимализм юного сыщика. Но именно его особенность попадать в череду нелепых приключений и помогут полиции разоблачить таинственную серию грабежей, прокатившуюся волной по городу.

День третий

Василий проснулся от стука в дверь. На пороге оказалась Тата Дядина:

— Доброе утро, Василий Кириллович. Маменька просит Вас позавтракать с нами. Не откажите.

Он взглянул на часы — девять утра. Проспал! Через полчаса придёт Исупова. И готовый завтрак у Дядиных был бы очень кстати.

— Благодарю Вас. Я буду через пять минут.

Разговоры за завтраком были одни — о вчерашнем ограблении Чикиных.

— Василий Кириллович, это правда, что грабителем был ребёнок? Какой ужас! — закатывала глаза Вера Никитична, — Молочница мне сказала, что кухарка Чикиных проплакала всю ночь; опасается, что Елена Аркадьевна теперь уволит её со всем семейством. А Вы тоже подозреваете слуг?

— Мы пока никого не подозреваем, — уклончиво ответил Аладьин.

— Но ведь попасть в дом воровка могла только через кухню; Парадная дверь была закрыта.

— Я в этом не уверен, — возразил Василий, — В доме было полно гостей. Кто угодно мог спуститься и открыть её.

— Зачем? — удивился Дядин, — Вы подозреваете кого-то из нас в сговоре с преступником?

— Это могло выйти случайно. Если вор пристально наблюдал за домом, то шансом для него была бы оставленная без присмотра дверь даже на полминуты.

— Из нашей семьи никто не отлучался из гостиной, — поспешно заявила Вера Никитична.

— Я спускался вниз за морсом, — возразил Георгий. И заметив испуганные взгляды домашних, возмутился, — Что вы на меня так смотрите? Я не подходил к двери. Я зашёл на кухню. Поболтал с Дуняшей. Она налила морса в кувшин, я отнёс его в гостиную.

— Дуняша, это кто? — уточнил Василий.

— Кухаркина дочь, — пояснила Вера Никитична и гневно поджала губы.

— Георгий Михайлович, а по дороге туда и обратно Вы ничего не заприметили? — спросил Аладьин, — Шаги, шорохи, иные подозрительные звуки?

Тот покачал головой.

— Дуняша на кухне была одна? — уточнил Аладьин.

— Нет. Нина Ермолаевна суетилась у плиты. Муж её Степан был во дворе; он колол дрова.

— А морс был готов?

— Нет. Пришлось сходить в чулан за клюквой.

— И сколько, приблизительно, времени занял у Вас с Дуняшей этот поход? — лукаво подмигнул ему Василий.

Георгий вдруг вспыхнул до корней волос и промямлил:

— Я… не знаю. Минут десять.

— Благодарю за завтрак, — Аладьин поднялся, — Вера Никитична, шаньги — просто объедение. Не могу остаться. Очень спешу.

Выйдя из комнаты, Василий приложил ухо к двери и услышал гневный крик Веры Никитичны:

— Сколько раз тебе говорила, чтоб не водился с этой Дуняшкой! Других девок в городе мало?! Подведёт она тебя под монастырь! Тетёха ты, неразумная…

Возле двери своей комнаты Аладьин застал Исупову.

— Простите сердечно, Анна Яковлевна! Я заставил Вас ждать, — покаялся он, открывая двери, — Прошу, проходите.

Она вошла, с интересом оглядывая комнату. Василий кинулся заправлять постель, внутренне проклиная себя за беспорядок. Анна медленно прошла вдоль стены, разглядывая развешенные на ней карты:

— Ваши?

— Мои.

— Воображаете себя путешественником? — лукаво улыбнулась она.

— Тренирую пространственное воображение.

На столе лежали книги. Исупова бегло прошлась по ним взглядом:

— Читаете на немецком?

— А так же на французском, английском и латыни, — не без гордости заметил Аладьин.

Она проигнорировала его хвастливое заявление и подошла к деревянной этажерке. Там рядом с чернильницей увидела камешек, извлечённый из ладони Дюрягина.

— Надо же, — удивилась Анна, — Какие странные предметы лежат у Вас на видном месте.

— Это так, пустяки, — отмахнулся Василий.

Она взяла камешек и покатала его в ладони:

— И где Вы взяли этот «пустячок»?

— Подобрал на улице, — брякнул он.

— Вы надо мной смеётесь?

Василий сдался:

— Ну, хорошо. Это улика. Я вынул её вчера из ладони покойника недалеко от Шугаевского посёлка.

Анна брезгливо отдала камешек Василию и, отряхнув руки, поинтересовалась:

— Что случилось с этим беднягой?

— Он бросился под поезд.

Она недоверчиво улыбнулась:

— Вы шутите? Держа в руках такую вещь, под поезд не бросаются.

Василий в недоумении умолк, пытаясь понять смысл сказанной ею фразы. Анна Яковлевна заметила его удивление:

— Постойте. Василий Кириллович, Вы что же, не знаете, что это такое?

— А что это?

— Это золото.

–…Золото?! — Аладьин судорожно сглотнул.

— Да. Прожилка долей на пять будет, — со знанием дела заявила она.

Василий впился глазами в корявый камень:

— А-а почему оно такое… тёмное и шершавое? — поразился он.

Исупова рассмеялась:

— Откуда Вы родом, Василий Кириллович?

— Из Тульской губернии.

— Понятно. Никогда не были на рудниках? — кивнула она, — Видите ли, прежде, чем золото попадёт к ювелиру и будет выглядеть вот так (она указала на свой перстень), изначально оно выглядит вот так невзрачно. У моего отца под Троицком два золотоносных рудника.

Аладьин припрятал самородок поглубже в карман жилетки:

— Впрочем, пока оставим это. Я пригласил Вас, Анна Яковлевна, чтобы задать один вопрос, касающийся происшествия в доме Чикиных. Я мучаюсь им со вчерашнего дня.

— Спрашивайте, — покорно согласилась она, присаживаясь в кресло, и потупила взгляд.

— Где Вы были с того момента, как вышли из гостиной до того, как вошли в спальню Ольги Александровны?

— Не понимаю.

— С тех пор, как Вы ушли за альбомом для Оленьки, прошло не меньше четверти часа. Мы успели поговорить о новостях в завтрашней газете, о цирке и фокусах. Потом я спустился вниз. И лишь затем минуты через три услышал, как Вы вскрикнули, увидев воровку; следовательно, вошли в комнату Ольги только что. Так, где же Вы были эти семнадцать-двадцать минут?

Анна невинно улыбнулась и постаралась увильнуть:

— Мне не хотелось бы об этом говорить.

— Очень сожалею. Но Вам придётся.

— Но какая, в сущности, разница, когда я зашла в комнату, сразу или, спустя какое-то время? — возмутилась она.

— Есть подозрение, что кто-то открыл вору дверь. Я вынужден проверить всех, кто покидал гостиную, — заявил Василий.

Исупова вспыхнула:

— Вы подозреваете меня?!

— Анна Яковлевна, я настойчиво советую сказать мне правду.

Она начала кусать губы:

— Мне неловко… Обещайте, что Вы никому не скажете.

— Если только это не будет связано с похищением.

— Господи! Ну, конечно, нет! — воскликнула она, — Одним словом, я ненавижу клюквенный морс. Когда его пью, становлюсь похожа на воздушный шар. А во время ужина у Чикиных я выпила целых два стакана! Поэтому, когда Ольга предложила кому-нибудь сходить за альбомом, я с радостью уцепилась за эту возможность улизнуть, наконец, из гостиной.

Она в ужасе взглянула на Аладьина:

— Надеюсь, Вы не запишите это в протокол?

Он подавил невольную улыбку:

— Клянусь, я унесу эту тайну в могилу. А, когда Вы шли через прихожую и по коридору, не заметили ничего подозрительного?

— Нет.

— А почему, увидев девочку, Вы решили, что она из прислуги? Разве Вы не знаете, что среди прислуги Чикиных нет детей?

— Понятия не имею! — фыркнула Анна, — Я никогда не интересуюсь прислугой.

— Странно, что от обуви воровки нигде не осталось следов. На улице жуткая грязь. Не по воздуху же она пролетела? — заметил Василий.

Анна пожала плечами:

— Может, она прилично воспитана. И, как все мы, оставила галоши в прихожей?

Аладьин хлопнул себя по лбу:

— Галоши! В этом городе все ходят в галошах! — он схватил Анну за руку и горячо поцеловал, — Анна Яковлевна! Вы — просто чудо! Постойте-ка, если девчонка выпрыгнула в окно и убежала, то значит галоши…

— Остались где-то в доме, — досказала Исупова

Василий вытащил Митрофана Ивановича из-за стола, где он завтракал в обществе супруги и двух ребятишек.

Идя по улице к дому Чикиных размашистым шагом, и всё ещё что-то дожёвывая на ходу, Новоселецкий, ворчал:

— Как я сам до этого не додумался? Галоши! Едрёный конь!

Семейство Чикиных они застали в полном составе. Александр Адрианович собирался на службу. Но остался узнать, чем закончатся поиски полиции.

Сперва обыскали всю кухню. Переворошили галоши кухарки, её мужа и дочери. Заглянули за двери, в чуланы. Пошарили даже в поленнице. Ничего.

Вернулись в прихожую.

— А что, если всё намного проще? — предположил Василий и вытряхнул из «галошницы» всю господскую обувь, — Итак, я полагаю, что самые большие — господина Чикина-старшего.

Конец ознакомительного фрагмента.