Ген хранитель

Ирина Коняхина, 2020

Всё на свете оставляет свои следы. Самое очевидное тому подтверждение – человеку передается генетическая информация от всех без исключения предков. Каждое, пусть самое маленькое, событие в жизни, любое движение, мысль и даже эмоция – это сигнал в пространство, оставляющий свой уникальный след. Все вместе эти сигналы каждое мгновенье изменяют и самого человека, и окружающую среду – даже, если этого никто не может заметить, понять, прочитать и почувствовать. А если всё же попытаться узнать, что и как в определенное мгновенье происходило в прошлом? Встретить еще раз свой или чужой особенный час, день. В деталях и подробностях, с запахами и эмоциями. Ещё раз все повторить, пережить. Своё или чужое. Ведь если следы остаются – физические, химические, биологические, – значит гипотетически можно их как-то измерить. А если можно их измерить и описать, значит, можно будет и когда-нибудь синтезировать, воспроизвести! И все вернуть. Даже любовь!

Глава 6

2009 год. Винчи

.

Фабио

и

Паоло

Legge superiore a tutte le leggi è l'amore. (Boezio)⁸

Фабио Джуани родился и вырос в Тоскане, в небольшом провинциальном городке Винчи. Он, как и великий Леонардо да Винчи, был незаконнорожденным. Впрочем, в жизни у Фабио было несколько «отцов», потому что Валентина, красавица‑мать, легко сходилась с мужчинами и также легко с ними расставалась. Ее семейная жизнь немного стабилизировалась, когда Фабио перевалило за двадцать лет. Валентина устроилась на работу старшим администратором в один из местных отелей и почти сразу стала любовницей престарелого хозяина. Фабио тоже нашел свое место под солнцем — Валентина попросила, чтобы сына взяли официантом в гостиничный ресторан. В тридцать лет Фабио получил должность метрдотеля.

Паоло, хозяин отеля, был русским по происхождению. Опасаясь за будущее семьи и не ожидая ничего хорошего после прихода большевиков к власти в 1917 году, его родители бежали из России с малолетним сыном. После мытарств по разным уголкам Европы беженцы осели в Италии. Паоло совсем плохо говорил по‑русски. Он довольно рано лишился поддержки родителей, всю жизнь тяжело и упорно работал. Был и продавцом в магазине, и бариста, и агентом по недвижимости. Только к шестидесяти годам мужчине удалось обзавестись собственным отелем и двумя небольшими квартирами — в пригороде Флоренции и в Винчи. Паоло не был женат, и у него не было своих детей. Фабио мечтал, что хозяин женится на его матери Валентине, и тогда молодой человек станет полноправным наследником всего солидного хозяйства.

Так получилось, что Паоло прожил с Валентиной в любви и согласии больше четверти века. Валентина умерла несколько месяцев назад, так и не дождавшись от любимого мужчины официального предложения и регистрации законного брака. Фабио Джуани, которому к тому времени исполнилось уже сорок четыре года, занял место старшего администратора в отеле, сменив на этом посту свою мать. Фабио служил Паоло верой и правдой, и все еще надеялся, что старик смилостивится и напишет завещание в его пользу.

К семейной жизни Фабио особо не стремился. Разумеется, у него были романы и подружки. И даже была внебрачная дочь, которой он старался по мере сил помогать. Но обстоятельства так и не сложились, чтобы создать полноценную семью и построить свой дом. О нем самом всегда заботилась мать — обеспечив доступные кров и еду в отеле. Чем он сам мог облагодетельствовать потенциальных жену и детей? Небольшой зарплаты хватало на модную одежду, путешествия в Европу и Америку и августовские, после феррагосты⁹, поездки к морю. Но как жить с семьей и детьми в служебном номере, в отеле?

Фабио, едва окончив школу, принял принципиальное решение не связываться с женщинами своего родного городка. Здесь все друг друга знают и все знают друг о друге. Даже появление нового горшка с пальмой у входа в какое‑нибудь здание могло стать предметом недельного обсуждения. Ну, разве что пофлиртовать с кем‑то из девушек, остановившихся в отеле: приехали, прожили три‑четыре дня, уехали. Немки, англичанки, а в последние годы было особенно много русских. Он начинал общаться с одинокими путешественницами преимущественно по‑английски. Как раз и его, и их знаний, хватало для того, чтобы сказать и услышать пару стандартных комплиментов и договориться о свидании в номере. Впрочем, когда позже он оказывался в этом самом номере, иностранки предпочитали слушать его восторги и комплименты на итальянском, усердно повторяя за ним красивые итальянские слова: bellissima, cara mia, ciccia, tesorina, amore mio.¹⁰ В свою очередь от русских подружек он научился говорить: спасибо и пожалуйста, привет, и «как дела?». А потом и более сложные слова и фразы: здравствуйте, я вас люблю, приезжайте к нам еще. Фабио гордился таким своим знанием русского языка, приветствуя русских гостей в лобби‑баре и утром за завтраком. В последние три‑четыре года русские и особенно украинские туристки стали все чаще выходить замуж за итальянцев. Даже в Винчи смешанные браки перестали восприниматься как экзотика. Фабио на дух не переносил брачных хищниц, и при малейшем подозрении в посягательстве на свою свободу, в тот же час прекращал любые отношения.

Фабио Джуани практически безошибочно мог угадать национальность только что прибывшего гостя. Путался только в туристах из Латинской Америки: колумбиец, аргентинец или бразилец. Да и не беда, они редко приезжали в Винчи. Зато все чаще в городе появлялись не только русские, но и китайцы. К сорока пяти годам Фабио вообще потерял интерес к итальянкам. Они крикливые, болтливые, злопамятные, меркантильные. И не такие, уж, они и красивые, как многие думают!

Незаметно, шаг за шагом, личная жизнь Фабио стала выстраиваться и в Интернете — он переписывался с молоденькими красавицами‑иностранками, а потом встречался с ними в своей гостинице или на нейтральной территории — в отелях Венеции, Бари, Неаполя или Рима. С каждой — не более двух‑трех раз. Со временем он так привык, что ничего не надо делать, ни о ком не надо заботиться и тратить душевные силы на переживания и завоевание женских сердец, что теперь, даже, если когда‑нибудь, пусть гипотетически, дождался бы наследства от Паоло, не стал бы обременять себя семейными узами. Главное, получить это наследство.

Засыпая в одиночестве в своем маленьком служебном номере, Фабио мечтал, что будет делать, когда станет богачом. Отель он сразу продаст. Хотя сейчас кризис и много за него не дадут. Просто здесь все так надоело, что хочется вырвать все грустные воспоминания и начать жизнь с чистого листа. Квартиру Паоло в Винчи он тоже через какое‑то время продаст. И никогда не будет возвращаться в этот унылый городок. А вот просторные апартаменты во Флоренции оставит. Арендаторы там приносят неплохой доход. Это будет резерв, если остальные деньги закончатся. Фабио поселится в Милане. И будет путешествовать. Он обязательно съездит в Россию. В Москву, а лучше даже в Санкт‑Петербург. И, конечно, он объедет всю Северную Америку. До сих пор он был только в номерах «сьют» Нью‑Йорка и в Филадельфии. А когда получит наследство, сможет останавливаться в дорогих отелях и платить щедрые чаевые. Еще Фабио купит себе новый автомобиль. Только не Fiat — этого добра у него всегда хватало. Это будет, например, Mercedes, ML‑класса — ослепительно белый, последняя модель, с белым кожаным салоном, мощным двигателем и всякими акустическими излишествами. И еще мотоцикл — Ducati, мечта детства. Как же счастливо он заживет, когда у него будут деньги!

Паоло был уже очень стар. Ему перевалило за девяносто шесть. При этом старик чувствовал себя вполне прилично, и иногда по воскресеньям ходил в церковь. Это была та самая церковь Святого Распятия («Santa‑Croce»), где по преданию в середине XV веке крестили Леонардо, незаконнорожденного сына крестьянки Катерины и нотариуса Пьеро. Экскурсоводы на площади перед церковью обычно рассказывают туристам, что это не город назвали в честь великого изобретателя, ученого, архитектора и художника, а мальчику дали — нет, даже не фамилию, а принятое в ту пору имя‑описание: Leonardo di ser Piero da Vinci — Леонардо от господина Пьеро из Винчи.

Паоло встречался в церкви со своими престарелыми приятелями, а потом они втроем или вчетвером заходили в близлежащий бар. Без суеты рассаживались на просторной тенистой террасе, укрытой от посторонних глаз мощными зарослями плюща и осыпанного мелкими белыми цветами джельсомино.

Ах, какое хорошее вино водилось у тамошнего хозяина. И песочное печенье, нашпигованное мелкими кусочками ветчины и фруктов, которое там подавалось в качестве закуски, вне всякого сомнения, было самым вкусным в округе. Паоло знал еще прадеда хозяина этого бара, что уж говорить про деда и отца. Тоскану вином не удивишь, у всех ее обитателей весьма тонкий вкус. Старики предпочитали вино урожая 2003 года. Вдыхая терпкие виноградные пары и наблюдая за игрой теней на поверхности напитка в бокале, Паоло любил поспорить с приятелями, что произойдет раньше — у хозяина бара закончатся все бутылки удачного года, старики дождутся достойного вкуса от зрелости вина будущих урожаев или попросту умрут.

Фабио Джуани вынужден был все больше времени тратить на заботу об одиноком Паоло. По утрам приносил из гостиничного ресторана свежеиспеченные круассаны и варил ему кофе‑мокко в старой гейзерной кофеварке. После этого, как правило, старик надевал белоснежную рубашку, безупречно отглаженный темно‑синий костюм и в сопровождении Фабио направлялся в отель, чтобы посидеть в лобби‑баре, лично поздороваться с вновь заселяющимися гостями и поболтать о том, о сем с постояльцами. Паоло заходил на кухню, потом обязательно расспрашивал дежурного ресепшн о том, что и как. Незадолго до обеда — la passeggiata¹¹ — Фабио выгуливал Паоло по близлежащим к отелю улочкам и в небольшом городском парке. Потом обед в одном из местных баров или ресторанчике, где надо было ждать, пока старик наговорится с их хозяевами или другими такими же почтенного возраста посетителями, и можно будет вернуться домой. Прежде, чем Паоло уляжется подремать, Фабио читал ему вслух газеты, пересказывал новости из Интернет, докладывал о хозяйственных делах отеля. Вечерами они иногда вместе смотрели телетрансляцию футбольных матчей — дома, либо в местном спорт‑баре, оба были заядлыми болельщиками и фанатами клуба «Ювентус».

Фабио день за днем постепенно переносил свои вещи из номера отеля в квартиру старика, которая была в двух шагах от отеля. Когда ему нужно было уехать по делам или на каникулы, за Паоло приглядывала пожилая соседка — в прошлом горничная. При малейших недомоганиях для Паоло тот же час вызывали врача. Самым страшным событием для Фабио была бы смерть старика. Вот вдруг он внезапно уйдет в мир иной… А как же завещание? Кому все достанется? А может быть, завещание уже написано и ждет своего часа у нотариуса?

Паоло не мог не догадываться, чего ждет от него Фабио. Но всячески уходил от разговоров о наследстве, с какой бы стороны не пытался подойти к этой теме его молодой друг.

— Вы православный или католик? — нашел новый дальний заход Фабио в один из вечеров.

— Меня крестили по православному обряду. Но сколько я себя помню — посещал преимущественно католические храмы. И сейчас, как ты знаешь, почти каждое воскресенье встречаюсь с друзьями в нашей церкви. Должен признаться, к старости стал убежденным атеистом. Сказать точнее — агностиком! Давно понял, что религия, слепая вера — это не мое! — признался старик

— И что, вы совсем не верите в загробную жизнь? — не унимался Фабио. Сам‑то он был убежденным католиком.

— Не верю! — усмехнулся Паоло. — Мир материален и жесток. Мое тело обратится в прах, и уже через пару‑тройку лет никто не вспомнит, что я жил.

— А как же душа? Встреча на небесах с вашими предками, с моей мамой?

–Да ладно! Нет никакой души! — медленно, но без тени сомнения в голосе провозгласил старик. — Все вот эти рассказы людей, испытавших клиническую смерть — не более чем иллюзии от воспаленного мозга. Соломинка, за которую им хочется ухватиться.

— Но все они видят одно и то же! Коридор, тоннель, вдалеке свет… И даже, как правило, они встречают там своих умерших родственников.

— Они видят одно и то же, потому что, во‑первых, их организм находится во вполне определенном психофизическом состоянии. Это сугубо физиологические параметры — давление, пульс, температура — дают такое состояние мозга, когда человек видит подобный сон. С небольшими индивидуальными отклонениями. А, во‑вторых, они же прежде всегда слышали от других, что такое обычно снится. И этот чужой сон как раз и засел у них в памяти.

— Но как же жить, зная, что все закончится раз и навсегда?

— Так же! Теми же методами и способами! Здесь и сейчас. Радуясь тому, что живешь. Наслаждаясь каждым глотком вина, окружающим тебя миром и каждым прожитым днем. Главный парадокс жизни — в ней нет абсолютно никакой конечной цели, только промежуточные. Процесс! Поиски счастья, решение больших и малых задач, постоянное преодоление трудностей, борьба сначала за то, чтобы добиться чего‑то нового, важного, значимого для себя, а потом за то, чтобы как можно дольше не потерять, что имеешь. Исполнение своей некой случайной, неосязаемой и порой непонятной миссии. Только сам процесс… Это всего лишь путь.

— Неужели только для этого процесса человек и живет на земле?

— Да! И чем раньше ты перестанешь готовиться к весьма сомнительному загробному миру, тем более полноценно проживешь свою единственную жизнь. Я начал понимать эти простые вещи, когда мне уже перевалило за шестьдесят. Дыши полной грудью, получай удовольствие от жизни. Это не только лучший из миров — он единственный! Ничто не дается нам раз и навсегда — ни победы, ни деньги, ни любовь, ни, увы, как видишь, даже сама жизнь! Все вокруг: природа, человек, бизнес, чувства — имеют свой цикл: рождение, взросление, зрелость, старость и смерть. Просто каждый из этих циклов и все его составляющие по продолжительности у всех и всего разные.

— Жаль, если потом ничего не будет… — искренне расстроился Фабио.

— Не грусти, дорогой мой! Жалеть стоит лишь тех, кому не выпал шанс родиться. Или тех, кто слишком рано ушел. Не успел влюбиться и полюбить свою жизнь. Не прожил ее ярко и с удовольствием — в победах, страстях и любви. Представляешь, какой облом достается тем, кто всю жизнь готовил себя к вечности, игнорируя земные радости и любовь. И превратился точно в такой же прах, как человек, проживший «на всю катушку», получивший от своей единственной жизни все сполна. Мне жалеть не о чем!

— Вы хотели бы что‑то изменить в своей жизни? С какого‑то момента? Если бы это было возможно? — увлекшись разговором, поинтересовался Фабио.

— Я раньше думал об этом… Наверное, я слишком много сил вложил в этот отель. Мне так тяжело дались те деньги, на которые я его купил. Я ведь копил всю жизнь, и так сладко было осознавать, что всё получилось, и есть, чем гордиться! Было особенно важно, чтобы здесь была идеальная чистота и красота. Чтобы в городе все знали — у Паоло прекрасный отель. Самый лучший! Столько раз я затевал ремонт. Покупал новую мебель, новый текстиль. Менял окна, здание то очень старое, заказывал более современное оборудования для кухни. Как мне досаждали постоянные протечки на крыше — столько раз ее перестилали. Деньги‑деньги‑деньги. Их всегда не хватало, чтобы сделать все так, как надо, и именно в то время, когда следовало. Отель постоянно требовал моей колоссальной энергии. Без права на несколько дней забыть про него и полностью расслабиться. А потому — практически без выходных. Получается, что я долгие годы не принадлежал себе — только этому зданию. Это мое детище, моя гордость, моя жизнь! Разумеется, я любил женщин, любил Валентину. Но главным в моей жизни все равно оставался отель. Время от времени были сомнения — а для чего мне это все надо. Есть ли у меня другой путь и не пора ли свернуть на него. Хотел бы я все изменить? Скажем, сосредоточится на любви, завести семью, детей. Не знаю! Вот ты, почему не завел?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

8

Высший закон для всех законов — это любовь (Боэций)

9

Феррагосто — праздник Успения Богородицы или Вознесения, который итальянцы отмечают 15 августа, завершая сезон больших летних работ

10

( с итальянского) — красавица, моя дорогая, малышка, сокровище, любовь моя.

11

(с итальянского) — пешая прогулка