Память галактик. Избранное

Ирина Ирвит

Мою августовскую находку 2015-гo – «Поэмбук» – можно рассматривать, как часть биографии. В «Поэмбуке» я – Irina_IrvitСтихотворения, разных лет, положенные на музыку композитором Николаем Шершнем, ставшие песнями, составили мои аудио альбомы: «Украйна», «Ялта», «Мне в славный Николаев».Ссылки на музыкальные файлы дополняют стихи в «Поэмбуке», в этой книге и на моих личных сайтах.Ваша Ирина Ирвит

Эвакуация, 1941

Мне обрывками сказанных фраз

Снится бабушка в эвакуации —

Мной услышанный в детстве рассказ.

В неизвестность бегущий состав,

Что застрял на потерянной станции,

Моим внутренним ужасом став.

Страхом бывшим, повисшим на век,

Криком матери, дитя потерявшей,

Тем, который я слышу во сне.

Криком мертвых, живущих во мне.

Сон тот, бесценным наследством мне ставший,

Из тех лет, где меня еще нет:

«На перроне стоит эшелон.

Бабушку вижу, меня что моложе…

Дочь, в чужой забежала вагон.

Тот вагон отправлялся на фронт,

Не туда ехать ребенок должен.

Среди солдат затерялся он».

Кто знает, что вот здесь и сейчас

Я могла бы не оказаться вовсе.

Память состоит из чьих-то фраз,

Лишённых лжи и липкой фальши.

Внукам своим я этот грустный рассказ

В века, через сны, передам дальше.

Москва. 30 декабря 2020²

Примечания

2

В конечном счете, бегство от войны из родного Днепропетровска забросило мою тогда двадцатидевятилетнюю бабушку, с дочкой и сестрой, в маленький городок Хасавюрт, в Дагестане, ставший последней точкой нескончаемой эвакуации. Каждый раз, с каждого нового места передышки, их срывали глухие звуки взрывов, которые сообщали о приближение фронта.

Фактически, жизнь им спас пожилой чеченец, который взял в свой дом начинающих пухнуть от голода этих чужих женщин с ребенком. Рассказы бабушки Оли об этом периоде её жизни датируются шестидесятыми годами, а фактические события относятся к периоду 1941—1951, выходит — след они оставили неизгладимый.

Сокрушаясь, бабушка многократно повторяла слова этого человека: «Война закончится, и ты вернешься в свой город. Вода утекает, а камень остается», — и добавляла: «Но пришлось „утекать“ камню». В феврале 1944 к дому приставили двух военных на короткое время, разрешенных сборов, а затем, военные увели этого шестидесятилетнего чеченца. И больше о нем она ничего не знала.

Бабушки нет больше тридцати лет, умерла и мама, а я все хочу узнать благодаря кому, продлилась жизнь нашей семьи, появилась я, мои дети и внуки. Мама помнила фамилию этого человека — Тамбиев. И как-то добавила: «К нему обращались: Би-Би».