Берег Алисы Скеди

Ирина Галыш

Действие в романе происходит в современной России, Италии и Болгарии. История женщины, сумевшей оттолкнуться от самого дна, став творческой личностью, напоминает картину художника-импрессиониста. Автор мастерски увлекает читателя в опасные сюжетные повороты, по серпантину поднимает к берегу Алисы, в глубинную суть вещей. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 16

— Так обычно и бывает. Ты принимаешь решение, и события начинают мелькать, словно пейзаж за окнами ускоряющегося поезда.

В сентябре на выходные Алиса уехала в Херсон к Пашке. На два дня оказалась среди чужих людей, на территории их взглядов, привычек и интересов.

Колоритные герои в дельте Днепра сыграли для Алисы перфоманс под названием «зеркало самопринятия». Но она была слишком незрелой для классики жанра. Ещё очень долго русло её жизни будут прокладывать внешние события и чужое мнение.

Тогда она не воспользовалась столь богатым опытом, чтобы просеять его через сито самости и посадить семена зрелости. И так укрепить границы своей личности. Он остался лежать нетронутым в запасниках души до лучших времён.

Пашка из части отвёз невесту в городскую квартиру дяди. Этот лысоватый, невысокого роста мужчина с пузком отличался острым глазом моремана и властными манерами.

В первый день устроил пикник и смотрины на лимане. Ели бутерброды с колбасой, запивали пивом, загорали и купались.

Вечером так долго гуляли по городу, что, стерев пятки в кровь, она в какой-то момент не смогла и шагу сделать. Жениху пришлось последний квартал тащить Алю на руках. Тогда он и сказал, что дядя нашёл её некрасивой.

— Кожа да кости, не за что подержаться, разве что за волосы, — Пашка заржал, передавая слова родственника.

На следующий день рано утром они уехали на катере на дачу, где летом обреталась тётка Пашки Марина.

Катерок задрожал, всем своим существом осаживая ход, и ткнулся носом в мягкую покрышку деревянного пирса. Бросили трап слегка косо, с наклоном вниз. Её ноги в плетёнках вначале осторожно, а после легко порхнули по нему. И вот Алиса уже на отполированных дождями и солнцем сизых досках узенькой пристани. Вдохнула напоенный свежим и острым запахом реки, травами и цветами воздух и зажмурилась от лучей, просыпавшихся сквозь кисею листьев над головой.

Всё тело под лёгким поплином цветастого платья с короткой юбкой солнце клёш от проныры ветра покрылось мурашками. Губы растянулись в улыбке и, словно золотая пылинка, среди мириад подобных, она поплыла, танцуя, в животворящем потоке сентябрьского утра.

Пашка, подобно прикормленному дворовому псу, будто невзначай, касался её руки.

В тот же день приехали два сокурсника из училища.

Тётка Марина оказалась весьма интересной женщиной средних лет. Курящей, с одесским говорком. Весёлой, остроумной и гостеприимной. Казалось, её мало волновали вопросы морали или каких-то рамок.

Отправила всех ловить раков.

У самой воды, лёжа и сидя на мостках, они объедались этими раками, сваренными с укропом.

Свесив голову, Алиса следила за тёмной текущей водой, левитирующими стрекозами, ловкими движениями жуков-плывунов, стремительным росчерком крыльев стрижей у самой поверхности. Любовалась отражением кучевых облаков и слушала плеск у свай.

Пашка ковырялся в ведре, выбирая оранжевого красавца покрупнее, чистил и скармливал ей. Запивали пивом. Парни откровенно и дружелюбно рассматривали гостью, заставляя приятеля злиться и прятать глаза.

Маленькая, заросшая некошеной высокой травой хозяйская дача, напоминала птичью клетку, стоявшую во дворе.

С обилием неприхотливых цветов, убежавших за пределы потерявшей форму клумбы. С железной печкой с проржавевшей круглой трубой у крыльца.

Подпёртая с одного бока досками, жестяными листами, тачкой на резиновых колёсах, проржавевшими тазами, кривой поленницей, двумя клетками с кроликами. А с другого — растянутая от окна до забора верёвкой с навешанными простынями и полотенцами…

С разнокалиберной мебелью и кучей ненужных вещей, которые периодически вывозились из городской квартиры…

Дверца у этой клетки распахнута настежь, поэтому птицам вольготно, сытно и они не переставали петь. Марина смотрела одобрительно.

Вечером отправились гулять по мокрым и невероятно скользким после короткого обильного дождя перепутанным тропинкам вблизи берега. Над их головой великан растянул звёздный полог. Тропа едва угадывалась.

Пьяный Пашка, ревнуя, как всегда, где-то потерялся. Ребята тоже хорошо набрались пива, оскальзывались, незло переругивались, шутили и смеялись.

В какой-то момент она оказалась на руках одного из них. Эти руки легко перенесли через большую лужу. Поравнявшись с копной скошенной травы, смеясь, парень прошептал на ухо: «Давай, я положу тебя сюда». Алиса громко и строго запретила, и, довольные исходом дела, они вернулись.

Те парни не раз бывали в гостях у Пашки и знали окрестности. Может, она прошла проверку, кто знает? Им невеста друга понравилась. За отливающие серебром длинные волосы, серые глаза, тонкую фигуру и доверчивость называли её русалочкой. И всё тянулись погладить по волосам.

Тогда мир и впрямь выглядел населённым одним добром.

Вечером Марина накрыла на стол. Пашка казался отстранённым, молча ел сдобные пироги, запивая молоком. Остальные, весело поплескавшись во дворе под рукомойником, присоединились к ужину.

Непонятно, от чего: то ли от света керосиновой лампы, то ли от карих весёлых глаз загорелой женщины в чёрном ситцевом платье в цветочек, то ли от пухлых и тёплых пирогов, — комната налилась покоем и дрёмой. Спать гостью хозяйка неожиданно уложила в свою кровать под пёстрое лоскутное одеяло за ситцевой занавеской…

— Жаль, больше не пришлось встретиться с мудрой Мариной.

На следующее утро, рискуя быть наказанными в части, парни примчались на вокзал. И каждый внёс свою лепту, деликатно подсаживая девушку на высокую ступеньку последнего, отстоящего далеко от платформы, вагона. Они махали вслед и улыбались, пока можно было видеть.

В октябре в Рошанске сыграли свадьбу.

Сегодня с нескольких страниц и паблика Алисы в социальных сетях на мир заинтересованно смотрит открытая для контакта привлекательная особа неопределённого возраста. Не всамделишная она, а какой себя чувствует. Буквальная материализация мыслеобраза. Алису это и смешит, и радует. Ракурс, макияж, фильтры мало что значат.

Количество «лайков»-резолюций под фото подтверждает обретённую способность творить…

Она вспоминает свою свадебную фотографию. Чёрно-белую, отретушированную тёмно-красным, синим и зелёным цветами. У молодой девушки начёс надо лбом не держит тяжести белокурых блестящих волос, одна прядь выбилась и падает на лоб. Изогнутые брови, лучистые глаза. В реальности они почти синие. Нежная кожа и пухлые губы. Выразительный отчаянный взгляд на фоне ни в чём не повинной прекрасной юности.

На голове тонкий венок из белых цветочков, в руках розы в лиловых пятнах. И белое Зинино свадебное платье.

Это фото всегда вызывало у Алисы неприятные ассоциации, словно она не сидит, а лежит.

Левая часть картона размера А4 неровно отрезана.

Сколько бы ни старалась, а вспомнить день свадьбы так и не удалось. Только какие-то звуки фоном: обрывки речи, хлопанье, шарканье ног… Поездка в ЗАГС в тесной машине… Красное лицо Пашки… Всё.

Вечером во дворе устроили танцы. Пришли подруги без Саши. Жена передала, что он заперся в туалете и слова не сказал, пока не ушла.

Казалось, девичья душа сжалась от холода и сверху с ужасом наблюдала всё это безумие и возню пьяного супруга в Лёшкином домике (там им постелили).

Вынимание тела из венка, шпилек, платья, колготок, сопровождаемое пыхтеньем и сдавленным писклявым нервным смехом… Свою безучастность, перешедшую в молчаливое сопротивление до обморока…

Лиза дала капли, утешая, погладила по голове, за ней глухо хлопнула, оббитая войлоком дверь.

Поскольку акт любви отсутствовал в пьесе, его заменили на совокупление. Пьяный Паша кое-как удовлетворил себя и отвалился, уснув. А молодая жена долго расчёсывала спутанные волосы, вырывала с корнем, не чувствуя боли. Свернувшись калачом на краю кровати, лежала до утра не сомкнув глаз.

Мама пришла очень рано. Вытащила простынь из-под непротрезвевшего мужа, чтобы продемонстрировать родственницам, старым и новым. Много позже рассказала, как все были удовлетворены осмотром.

Все, кроме новобрачного. Ему не нужны были материальные доказательства. Про нелюбовь он знал намного больше других.

Им собрали огромный чемодан, в котором было очень мало вещей, но много еды со свадебного стола. В тот же день посадили в вагон до Москвы и отправили на восточный край страны. Откуда паромом нужно было добраться до города Корсакова на острове Сахалин. Туда приписали Пашку.

И началось их романтическое путешествие. Шесть дней. На верхних полках душного плацкартного вагона. Напротив друг у друга.

Через два дня продукты испортились, их пришлось выкинуть. Остались сладости, маринады и хлеб. В поезде продавали можайское молоко в литровых бутылках, а на полустанках — картошку и пирожки.

Новоявленный муж маялся от безделья. Пытался моститься к ней на полке. Вызверился, увидев с чужим малышом на руках. Уходил надолго в другие вагоны играть в карты…

Однажды среди ночи она проснулась. Вагон покачивало. На нижней полке в тёплом кругу материнского тела под мерный перестук колёс посапывал ребёнок. В тусклом свете ночника изо рта супруга тянулась серебристая, длинная, почти до нижней полки, тягучая слюна. Не раздумывая, смахнула её на пол.

— Какой стыд! Что бы люди подумали?! — маска замужней женщины, которую она надела была не новая, уже разношенная мамой.

Воспоминание вызвало приступ тошноты.

Алисе снился летний дождь. Короткий и обильный. Она спряталась в беседке. Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Под порывом ветра с ветки на крышу осыпалось стаккато последних тяжёлых капель и солнечный луч завился паром сквозь дырку от сучка в доске. Было ещё что-то — сладкое… Это лёгкие шаги горничной и запах маленькой кремовой розы на подносе рядом с письмом пробудили её.

— Мило!

Девушка одним движением отодвинула скользнувшую по карнизу занавеску. Панорамное окно во всю стену открывало вид на парк. Через распахнутые створки одновременно с солнечными лучами в комнату ворвался птичий гомон.

— Buongiorno, senora, farai colazione in camera o sulla terrazza? — девушка улыбнулась.

— Grazie! Я позавтракаю здесь.

Сквозь плеск воды в ванной слушала, как порхая и напевая, la cameriera хлопочет в спальне. В изножье на кровати та накрыла сервировочный столик. Алиса всё перетащила к окну. В высоком стакане от движения ожили жемчужины пузырьков. Запах цветов, листвы и кофе разметал мысли. Мир был уютным, внутри растекалось тепло…

Она уже научилась улыбаться вслед невесёлым воспоминаниям.

И правда. Как такое возможно, что молодая, вполне разумная девушка могла спать в угольной яме или, подогнув под себя ноги, на диване из фанеры, просыпаясь от каждого объявления через транслятор в каком-то мухосранске на вокзале? Нисколько не угнетаясь этим, а наоборот, находя во всём смысл и необходимость всего, что она делала и что происходило с ней.

Каждое утро бежала на работу в куртке с претензией на тренд: с бесчисленными заклёпками, со слепой застёжкой и супермолнией-трактором…

В нищие девяностые экономная экономика превзошла себя. И куртка, сшитая из обыкновенной х/б ткани, проложенной синтепоном, ко второму сезону уже выгорела на солнце, заклёпки не держали фронт, вокруг них расцветали ржавые пятна и сквозь дырки просвечивал жёлтый поролон (китайцы отдыхают). А будет и третий… На ногах фетровые бурки — прощай, молодость.

В руке — верёвка от санок, и на санках — сонный сын. Алиса будто просматривает старую киноленту. Вот на колдобине он молча вываливается и не подаёт звука. А молодая мамаша всё бежит, бежит вперёд. Вдруг чувствует, что санки-то уже не едут а мотыляются за ней по воздуху… Её сердце обрывается… И она несётся назад… Подхватывает сынишку, несёт на руках озябшего и обмякшего, трёт ему спинку, ручки через пальто…. Хукает тёплым воздухом в лицо.

Санки цепляются сзади за всё, затрудняя движение, но она на надрыве продолжает идти и из последних сил нести своего ребёнка в тепло. Крутит сына, как манекен в раздевалке детского сада, легонько подталкивает в группу и молча показывает нянечке пакет со сменкой.

А после летит по металлическим обледеневшим лестницам ГОКа, вверх-вниз, вниз — на отметку обогащения — 8. В чащу железных джунглей, такую же мрачную, опасную и влажную, как настоящая. Только пахнет там апатитовой пульпой, и скрежещущие, лязгающие, сверлящие, воющие, шипящие звуки издают машины. Неужели фильм этот про неё?!

А у неё-то три сына. И бесконечная очередь подобных эпизодов. Снова и снова. И вечный бой! Бессонные ночи, проблемы с молоком, температура, поносы, ангины, обмороки. И каждый раз, заходясь от страха (Только бы никто не умер!), женщина умоляет: «Господи, хоть бы поскорей выросли!»

— Как такое возможно вынести?!

И как возможно то, что вот уже и молодости нет, нет рядом детей и нет безумной юношеской веры в вечность жизни, а она так празднует её?! Каждой клеткой тела ощущает величие и великолепие этой единой жизни. Может ли это означать, что Алиса свела концы с концами и победила?

«Похоже на то», — женщина легко улыбается.

Есть не хотелось. Хотелось двигаться и ощущать себя.

Она вытащила на середину комнаты кофр. И стала заполнять гардероб. Заодно прикидывая, что наденет днём и вечером.

Отложила бежевые чинос, лёгкий небелёный хлопковый блейзер и пудрового оттенка топ — на день. На вечер — серо-сизое вискозное платье с принтом из мелких коричневых ласточек. И светло-голубой прозрачный палантин. Всё разложила на кровать, чтобы девушка отпарила. В несессере нашла лёгкие пластиковые браслеты в тон на день и выложила клатч на тонком ремешке — на вечер.

Сандалеты из мягкой кожи и лёгкие лодочки из прочного, отсвечивающего тусклым синего сатина от «Бэджли и Мишка» завершали наряд.

Отошла, оценила взглядом — идеально! Накинула пёстрое, сделанное из ветра и облаков Раджастхана платье и, прихватив сотовый, спустилась в сад. И здесь на фоне безумства оттенков зелёного, расцвёл «аленький цветочек».

Смягчились линии и переходы, отступили звуки агрессивного мира.

— Чудно, — мысль скользнула по краю сознания, губы поползли в улыбку.

Вот то, что только и было нужно: стоять босыми ногами в мягкой траве у вольного ручья. Настолько прозрачного, что видно до мельчайших подробностей его песчаное дно с травинками, коричневыми веточками и тенями от стаек пугливых мальков и стрекоз. И такого мелкого, что от лёгкого порыва ветра его поверхность морщится, а дно движется и меняет свой рисунок и рельеф…

Конец ознакомительного фрагмента.