Берег Алисы Скеди

Ирина Галыш

Действие в романе происходит в современной России, Италии и Болгарии. История женщины, сумевшей оттолкнуться от самого дна, став творческой личностью, напоминает картину художника-импрессиониста. Автор мастерски увлекает читателя в опасные сюжетные повороты, по серпантину поднимает к берегу Алисы, в глубинную суть вещей. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 15

Наша героиня малодушно искала путь наименьшего сопротивления, заблуждаясь, что так не встретит боли. Кто сильно любит, тот поймёт, простит, позаботится и не предаст, — думали «муха-цокотуха» и девочка из нашей повести. И чего уж там — подавляющее большинство женского населения планеты. К великому сожалению.

Образ опоздавшего на урок Пашки зацепился за один из поворотов сознания Али. По мере того, как девушка сдавала одну за другой крепости своего счастья, образ «паука» наливался силой и материализовывался.

Крючки-крючочки, по ним можно проследить путь человека к самому краю того места, откуда не возвращаются. Тогда она ещё не прочла: — «И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя».

Вот после школьного выпускного в предутренний, зябкий сумрак двора, когда пора или скрепя сердце идти на работу, или завалиться спать, он вызвал её из дома. Смотрел налитыми кровью глазами и клялся мокрым ртом в вечной любви.

Потом сделал ошеломляющий ход: уехал в Херсон к дяде и там поступил в мореходку.

Алиса тоже шагнула во взрослую жизнь. Правда, в сомнительной компании: под ручку с виной, в обнимку с жертвой и с энтузиазмом советского человека.

Энергично постигала искусство родовспоможения, между делом влюбилась в женатого, расстроила его брак и рассталась с ним.

Безумие тащило её в непроходимую чащу.

Она любит лето, и тот злосчастный день оказался летним. Что-то нужно было в городе, и они с Пашкой столкнулись на перроне вокзала.

Вокзал в Рошанске для жителей «мешка» был вовсе не вокзалом, а порталом для перехода в разные миры.

В партизанскую историю города, о чём напоминал паровоз «Константин Заслонов»… В незнакомый, манящий и опасный мир — если кто-то уезжал за пределы по самым экстренным делам или в редкое путешествие… В мир связей или нехитрого дохода: там знакомились, договаривались, делились новостями, продавали фрукты, зелень, пирожки и ненужные вещи… Был мостом между родственниками, живущим в «мешке» и по другую сторону железки… Станцией на пути к городской инфраструктуре.

Одним словом — значимое место.

Часто привокзальную площадь наводняли цыгане — говорящие голуби. С пёстрым скарбом, юркими замурзанными детьми, гвалтом, изворотливостью и живучестью.

Возле куста шиповника можно было наблюдать статичную позу цыганки за работой. С привязанным платком к груди ребёнком, вцепившуюся сухой коричневой рукой в звонких браслетах в рукав пиджака очередного олуха. Хриплым громким шёпотом с серьёзным выражением на лице она навешивала лапшу на уши этому обалдевшему от откровений обывателю.

И словно, невидимые руки, взмахнув, снимали с места в мгновение ока, как стаю воробьёв, эту ораву. Наверное, их увозил поезд, но Алиса никогда не видела момента погрузки…

Туда ходили и просто прогуляться вечерком. А на витке перелома, когда страна сошла с рельсов, на площади торговали всем, что хоть как-то могло заинтересовать покупателя. Спившийся к тому времени, но не сдавшийся окончательно Пашка продавал сметану.

А в памятный погожий день, на перроне Рошанского монументального тёмно-серого вокзала на спицу печальных событий своей жизни наша юная героиня накинула новую петлю.

Она только вернулась из Крыма. Два месяца трудовой, вольной, здоровой, почти взрослой жизни и настоящее любовное переживание — сделало из живой девочки недосягаемую и манящую непостижимой тайной планету.

Загорелая, окрепшая, с выжженными на солнце волосами по пояс амазонка. В клеёнчатых, с рисунком под леопарда, венгерских босоножках, короткой юбке и фирменной, с приталенным рельефом и длинными языками воротника кофточке — по последней моде семидесятых.

Он смог что-то промычать и только. И Алиса поддалась искушению.

— Ну, кто ещё мог бы ей всё простить?! Только тот, кто от неё без ума.

— Эй, Гонкуры! Какова мера глупости?

— Легковерие человека-мотылька.

И через год с небольшим наступил вечер, когда её мир, по закону жанра, покатился в тартарары. В школе на встрече бывших выпускников «паук» впервые пригласил «муху» на танец.

Святая простота возле широкой, затянутой в морскую форменку груди уверенного в себе (такую уверенность юноше даёт реализованная физическая близость с женщиной) красавца, представляла себя Ассолью.

Из бесприютной реальности она убегала в романтические грёзы Грина и Джека Лондона. Совсем недавно познавшая магию и власть моря, была очарована придуманным героическим образом и возможностью уйти из семьи.

В Пашке ничего героического и тем более романтического не было. Зимой он приехал снова. Ей тогда сшили настоящее взрослое пальто с воротником и папахой из меха нутрии. Выглядел этот комплект достаточно колово — местное ателье шило по российским лекалам. Но юную красоту вряд ли что-то могло испортить. Деву полным ходом готовили замуж.

— Кажется или нет? — Нет не кажется — Это точно! Мозг девчонки был в отключке.

Алиса помнит, как тогда, почти вплотную она рассматривала на удивление бесстрастное лицо. Пар от их дыхания смешивался и оседал холодной изморозью на иглах ворса нутрии и чёрной мерлушке воротника…

Вдогонку уходящему лету они встретились уже накануне свадьбы.

Э-эх! Какой же это был бесконечный глупый вечер!

Запах цветника через раскрытые створки окна, тёплая волна воздуха, шелест листьев, игра теней на полу, душистые яблоки в глубокой вазе на столе — ничто не смогло смягчить пошлость момента.

Нервничая, два дуралея съели все яблоки, что сказалось на системе газообразования. Хотелось смеяться, но смеяться было нельзя. Как только не повзрывались тогда!

Зачем-то она забралась на табурет, а он целовал через одежду всюду, куда мог добраться. Следуя импульсу, убежали в сад, где молча долго наворачивали круги в росной траве, пока не промочили обувь и не замёрзли. И снова, теперь уже на деревянном диване веранды целовались.

Сидя на его крепко сжатых коленях, чувствуя выпирающую плоть, она безучастно наблюдала будто со стороны, как неистово целовала, раздавливала пухлые губы.

Вспомнить бы в тот момент, как однажды, будучи малышкой, спускалась спиной с этого самого дивана и порезала свод стопы о прислонённый только что наточенный отцом топор.

«Дураков не пашут, не сеют, они сами родятся». Без иронии такое трудно переварить и вспоминать не хочется…

В Фано Марко принципиально не брал машину никогда и на встречу приехал на такси, так что от берега поднимались пешком. К тому времени жара немного спала. На променаде гуляли пары, и малыши гоняла голубей. Слышны были короткие реплики взрослых и весёлый смех в ответ. День клонился к закату. В воздухе разлилась благодать, и было естественно принять предложенную руку.

Совсем скоро солнце в золотом пеньюаре уйдёт на покой.

У машины передала ключи, сиденье, щёлкнув, легко откатилось. Скинув сандалии вытянула насколько могла ноги. Когда шёлковое облако шали укутало до подбородка, глаза сами смежились.

У друга была лёгкая одышка, от его большого тела шло тепло и приятный древесный запах парфюма. Звякнул ключ, машина, как кошка, заурчала и плавно тронулась с места.

Мимо проплывали дома, свет от окон, запахи кофе и выпечки. Разлитое в воздухе умиротворение нанизало, словно на столбик детской пирамидки, переполненные улицы, кафе и желатерии, взрывы смеха, гомон и треск скутеров…

— Италия у Бога за пазухой, — подумала она, засыпая.

Очнулась от прикосновения. Марко попросил паспорт для регистрации.

Отель напоминал башню из слоновой кости, а может, она ещё не проснулась до конца. Но номер поразил размерами. Вся боковая стена задрапирована тяжёлым занавесом шоколадного цвета… Высокая и широкая с люминесцентной подсветкой днища кровать жила отдельной космической жизнью и обещала волшебные сны… Толстый кремовый ковёр, укутавший серые плитки пола, выражал гостеприимство.

Когда широкий медный кран наполнил круглую ванну с ароматной солью, в дверь постучали. Портье принёс сухое мондоро и клубнику.