На пороге вечности

Ирина Беркана

Полина рано уходит из жизни. Ее земной путь заканчивается в семнадцать лет. Тами, ангел-хранитель Полины спасает ее от неминуемой и мучительной смерти и для того, чтобы она не попала в Ад, просит Анаэля (ангела Высшей иерархии) помочь изменить ее судьбу. Анаэль соглашается помочь ему. Но если бы он только знал, чем грозит ему спасение ее души.

Саша Фролов

В моей жизни тогда он занимал огромное место. Как и в 5-ом классе он не отходил от меня ни на шаг, стал мне единственным близким другом, которому я могла поведать обо всем. Сашка был высокий, очень красивый парень — мечта всех местных девиц, которые просто мечтали вцепиться мне в глотку. Его васильковые глаза в обрамлении густых ресниц, вечно растрепанная прическа и улыбка с ямочками, сводила сума, по меньшей мере, половину школы. Прибавьте еще к этому накаченную фигуру, природную наглость, тупое мужское обаяние (это только Сашкино обаяние) шикарное чувство юмора, веселую, честную, искреннюю натуру и пред вами предстанет мой Сашка. Брутальный брюнет с васильковыми глазами.

В нашем классе, да и в школе, пожалуй, и за ее пределами тоже, Сашка был несомненным лидером, его уважали, его боялись. Он отлично учился, как и я впрочем, серьезно и профессионально занимался спортом. У нас была мечта свалить после школы из нашего поселка. Он, наверное, был самым модным парнем в нашей школе, так как умел произвести впечатление и шикарно преподнести себя миру, как говорится. Но наибольший вклад в его имидж (не забывайте, мы были и останемся навеки детьми Советского союза, а в те времена, что-то достать было невыносимо трудно) внесла, конечно же, его тетушка, привозившая Сашке с заграницы шикарные шмотки.

Сашка к тому же имел самый крутой мотоцикл, это его детище. Я была живым свидетелем того, как из груды металла на свет Божий Сашка собственными руками воздвиг свое творение.

Вот таким я запомнила его, моего лучшего друга Сашку Фролова.

В классе 6-ом к нам в класс пришла новая девочка — Лена Иванова. Она с родителями приехала откуда-то из Сибири, и была просто космосом. Сейчас объясню почему. В ней сочеталось несочетаемое, начиная с ее удивительной и неповторимой внешности. Длинная, ужасно худая, какая — то вся несуразная с бледной кожей и рыжей копной шикарных вьющихся волос, на лице ее ярко выделялись глаза. Именно они сводили меня сума, я не могла от них оторваться, их разрез, насыщенный яркий цвет… они были невероятного голубого цвета. Ее глаза как будто компенсировали все, она была красива своей особенной, неповторимой, нестандартной красотой. Лично я считала ее красавицей, но когда я говорила ей совершенно искренне об этом, она смотрела на меня как на умалишенную. Когда она только пришла в наш класс она была замкнутая, скрытая и надменная, на всех смотрела свысока. Она ни с кем не хотела и даже не пыталась идти на контакт, и, по-моему, ей было абсолютно комфортно в своем одиночестве.

К сожалению, я не помню причину конфликта между девочками из нашего класса и Ленкой, но именно он послужил началом нашей с Сашкой дружбы с ней. Над ней начал издеваться весь класс, а она даже не пыталась сгладить этот конфликт, изменить ситуацию. Она кидалась на всех как обозленная, мстительная бестия и не видела своей вины в том, почему она так «небезразлична» окружающим.

Я помню, мы с Сашкой шли из школы, и услышали какие — то крики. Пошли посмотреть из любопытства. Подбежав за школу, мы увидели такую картину. Три девчонки из нашего класса бьют ногами, лежавшую на земле Ленку. Я не могла вынести такой жестокости, да и Сашка тоже. Мы растолкали этих девчонок и пригрозили им, что если они ее еще раз тронут, то будут иметь дело с нами. Мы подняли ее с земли и проводили домой. Сашка сказал ей тогда, что мы зайдем завтра за ней в школу, и уверил ее, что отныне ее никому в обиду не даст. С тех пор изо дня в день, Сашка заходил сначала за мной, а потом мы заходили за Ленкой и втроем направлялись в школу. В классе она всегда сидела одна, так как все уже определились в своем выборе партнера по парте, дружбе, любви. Для этого и существует школа.

С тех пор и началась наша дружба. Ленка со временем адаптировалась, перестала быть такой нелюдимой и с годами заняла свою определенную нишу в нашем классе и скажу вам далеко не последнюю.

Это было золотое время моей юности. Сейчас, вспоминая о нем, так хочется вернуть его хотя бы на мгновенье…

Мы ездили большой компанией (по меньшей мере, половина нашего класса) в Сочи, гуляли там до рассвета, купались ночью в море. Купались все, кроме меня. Дело в том, что я, как ни старалась, не смогла научиться плавать, вечно тонула. Мы ходили в горы в походы, дня на два, а когда и на три. Боже! Как же было здорово ночевать высоко в горах под небесами, и до глубокой ночи сидеть у костра, прижавшись к Сашкиному плечу и петь со всеми под гитару только «наши» песни.

Мы с Сашкой ездили вдвоем на его мотоцикле по серпантину, высоко в горы. А там такая красота, что дух захватывает, и чувствуешь себя хозяином мира. Там в горах, мы облюбовали одно местечко и назвали его «нашим местом», о нем никто не знал. Когда мы подружились с Ленкой, то торжественно показали его ей и заставили ее дать клятву, что она никогда и ни при каких обстоятельствах не расскажет никому о нем. Ленка, напрочь лишенная чувства юмора, восприняла это серьезно, а мы с Сашкой втихаря хохотали над ней. Она постоянно обижалась на нас, что мы никогда не берем ее с собой кататься в горы, хотя знала, что мотоцикл один и свободное место тоже одно, и прекрасно знала она, что Сашка ее никогда на меня не променяет, это просто исключено, и все же обижалась. Я помню, мы с Сашкой делали серьезные лица и умоляли простить нас грешных, а она, стояла надувшись. Видели бы вы ее лицо в тот момент. Сашка ей говорил, смеясь, что даже ради нее ни за что коляску не приделает, уверял, что если он это сделает, то его девчонки точно любить не будут.

Мы смеялись, шутили над ней, но любя и не желая ни в коем случае ее как-то принизить или обидеть, мы искренне считали ее нашим другом и любили ее, но вот любила ли она нас, это вопрос. Странная она все же была, она лишь принимала людей, но по-своему, однако не буду забегать вперед.

И все же, долго думая над тем, как нам избавиться от вечного нытья Ленки мой разум осенила, наконец-то, светлая мысль. На следующий же день я изложила ее Сашке.

— Полинка, ты что, сума сошла? — услышала я в ответ, — Ты и мотоцикл, вещи вообще несовместимые.

Я помню, что впервые в жизни я обиделась на него, но от своего решения не собиралась отказываться. У меня насчет этого характер был железный, если уж я что-то решила, то ни за что на свете уже не откажусь от задуманного. У Сашки на самом деле было два мотоцикла. Один был на ходу, а второй валялся в сарае всеми забытый. Я предложила Сашке вспомнить о нем, отремонтировать его вместе, а затем научить меня на нем ездить, чтобы уже спокойно втроем с Ленкой ездить в горы, но Саша.…Конечно же, согласился, у него разве был выбор.

Целый месяц мы в его гараже мастерили мне мотоцикл и, наконец-то он был практически как новый. Недели две Сашка учил меня на нем ездить. Сначала, мы катались по дороге от нашего поселка до деревни, где жила моя бабушка, но затею эту пришлось прекратить, так как однажды, «моя старушка», завидев меня на мотоцикле закатила мне такое, что мы с Сашкой еле ноги унесли, но если вы думаете, что это меня остановило, то напрасно, я все же освоила азы управления мотоциклом.

Я вспоминаю, как первый раз гнала по горным дорогам вслед за Сашкой. Мы кричали, свистели и визжали, и моему восторгу не было конца. Я по-моему в тот момент, была на седьмом небе от счастья. Как же было здорово и куда умчалось это время….

Но все это поверхностный слой моей жизни, а я все же хочу поведать вам о другой ее стороне. Я не говорила вам, но моя бабушка в молодости писала дневники, и в 13 лет я решила тоже посвящать обычным листам бумаги свою жизнь. Я не помню, что меня к этому побудило, но скорее я объясню. Лет с одиннадцати я открыла для себя мир книг. Я поглощала их пачками. У нас дома было очень много литературы. Дело в том, что в то время можно было сдавать макулатуру и обменивать ее на превосходные книги. Этим мы с мамой и занимались периодически. Таким образом, в доме была неплохая библиотека. Я открыла для себя весь этот удивительный мир любовных приключений, дворцов, средневековых замков, великолепных балов и т. д. Прибавьте еще к этому мою романтичность, юный возраст, наивность души и творческую натуру. Но я ни с кем не могла этим поделиться, даже с Сашкой. У моих сверстников были другие заботы и другие приоритеты. Если бы я, открыла кому-то, эту сторону своей души меня бы просто подняли на смех и совершенно не поняли. Именно это я считаю, побудило меня излагать свои мысли на бумаге. Дневник я считала не просто тетрадью, а своим близким другом, с которым я могла поделиться самым сокровенным. Сначала я описывала каждый свой день, а затем со временем стала записывать лишь важные, на мой взгляд, события моей жизни. В дневниках я описывала события не только своей реальной жизни, но и той, в которой бы хотела оказаться. На страницах своего дневника я побывала на балу Людовика IV, я проезжала по мостовым Парижа XVII столетия, я побывала на Венецианском карнавале, в Риме, Лондоне и даже в Нью-Йорке. Это все мечты, я понимаю, но ведь никто и никогда еще не запрещал человеку мечтать. Ведь так? Но я жила этим и порой мне казалось, что жизнь на страницах моего дневника настолько поглощает меня, что я теряюсь в реальной. Однако это был мой мир, и я не впускала в него никого.

Именно в 15-ть я познала муки первой и, увы, невзаимной любви. Я увидела его в клубе и влюбилась с первого взгляда. Объекта моей страсти, умеренной конечно, звали Кирилл Федоров, ему, как и мне было 15-ть. Он был среднего роста, немного полноват, но меня это совершенно не остановило влюбиться в него без памяти. Взгляд его огромных, зеленых глаз и потрясающая улыбка с ямочками заставляло мое сердечко выпрыгивать из груди. Он жил в соседнем поселке, имел собственную музыкальную группу и пользовался в нашем клубе большим авторитетом. Я писала ему анонимные письма о своей любви, а Ленка, каждый раз уезжая в музыкальную школу, находившуюся в его поселке, клала их в его почтовый ящик. Я страдала, рыдала на груди у Сашки, о моей любви знали только он и Ленка. Я сидела на берегу моря и писала истории о нашей любви, о первом поцелуе, прогулках при луне и т. д. Я жила этим, но в реальной жизни этого не было. Даже моя красота не прельстила единственного того, кому я решила отдать себя без остатка. Однажды он сказал кому — то, что я красивая, но его лично моя красота совершенно не трогает. Мне было ужасно больно от этих слов, неужели в красоте дело, говорила я тогда Сашке, он даже не захотел узнать меня внутри. А Сашка говорил мне тогда:

— Какой он дурак, Полинка! Как можно не любить тебя!

Не замечала я тогда в слепой любви к Кириллу, как он смотрит на меня, мой повзрослевший друг Сашка, как горят и полыхают глаза его при взгляде на меня от невысказанных слов и скрытых желаний. Не замечала я тогда и взглядов Ленки, которые она бросала на Сашку. Я была слепа, я не замечала ничего, а зря. Не знала я тогда о той трагедии, которая ожидает меня, но если бы я была более внимательна, то возможно мне удалось бы этого избежать. Но я снова ошибаюсь. Все было настолько продумано до мелочей в наших судьбах, и того, что произошло невозможно было избежать. Любовь, дружба, все, абсолютно все, было положено на плаху из ненависти, накопившихся за годы обид, непониманий, скрытой ревности и безумной животной похоти.

В мое 16-летие, моя беззаботная юность, наверное, и закончилась. Я в один миг повзрослела и принимала один за другим удары, приготовленные мне судьбой. За один год, вплоть до моей смерти, жизнь не баловала меня и черная полоса так и не сменилась белой.

Свой шестнадцатый день Рождения я запомнила не безумно красивым платьем, которое подарили мне мама с бабушкой, и не шикарной вечеринкой у меня дома. Оно запомнилось мне тем, что я безвозвратно потеряла своего лучшего друга.

После застолья, мы, шумной компанией, прихватив с собой оставшиеся шампанское, пошли тусоваться в клуб. Мы веселились, и как всегда мои глаза смотрели только на Кирилла. Наступил медленный танец. Меня пригласил Сашка. Он как-то странно вел себя в этот вечер. Мы не в первый раз с ним танцевали, но так сильно он меня никогда к себе не прижимал. Я, конечно удивилась, но не особенно, так как все мы были навеселе и пары шампанского ударили нам в голову. А потом он произнес эти слова, смысл которых я поняла, но они никак не доходили до моего сознания.

— Я люблю тебя! — прошептал он мне на ухо.

— Что? — переспросила я, во все глаза, смотря на танцующего рядом Кирилла. Сашка развернул мою голову так, чтобы наши глаза встретились. Его ледяной, твердый голос вонзился в меня как стрела, пробивая меня насквозь от осознания произнесенных слов.

— Полина я люблю тебя.

Его слова обрушились на меня как лавина, но сознание еще отталкивало их. Я не понимала. Как? Как мой друг, хранитель тайны моего сердца может любить меня. Это просто немыслимо. Это невозможно, не выдавать себя столько лет. Я бы почувствовала. Боже! Как же мы порой бываем слепы, в лучах собственного эгоизма.

— Сашка, ты что, с ума сошел!

Песня еще не закончилась, но он опустил руки и смотрел на меня своими синими глазами и в глазах этих стояли слезы. Казалось, мы стояли так целую вечность, не сводя друг с друга глаз. Затем он резко схватил меня за руку и буквально потащил к выходу.

— Пошли — услышала я голос, уже не принадлежавший моему другу.

И я пошла, я почти бежала за ним, а он уверенно вел меня к побережью. Всю дорогу он молчал и крепко держал меня за руку. Наконец мы пришли, и он начал монолог своей души…

— Знаешь, порой мне кажется, что я всегда любил тебя. Я был влюблен в тебя еще с 3-его класса, когда ты пришла к нам в школу. Я больше всех дергал тебя за косички, чем и заслужил, наверное, твою дружбу.

Он усмехнулся и продолжал:

— Но на выпускном в 9-ом классе все изменилось, и тогда я понял, что окончательно пропал. Когда ты вошла все замерли, а я не мог оторвать от тебя взгляда, ты представить не можешь, как ты была прекрасна. Я увидел будто другого человека. Это была не моя давняя подруга Полина в потертых джинсах, футболке и с вечно зачесанным наверх хвостом. Нет. Это была удивительной красоты девушка с длинными, распущенными волосами, будто сошедшая со страницы какого-нибудь глянцевого журнала. Я весь вечер не спускал с тебя взгляда. С тех пор я не только стал смотреть на тебя другими глазами, но и чувства мои к тебе стали иными, а у тебя они остались прежними, и это рвало мое сердце на куски. Я хотел признаться тебе, но время шло и я, каждый день, затягивал это мое признание. Возможно, где-то в глубине души я знал, что ты отправишь меня в отставку, и нашей дружбе придет конец. А потом ты влюбилась. Моя Полина влюбилась. Я смотрел на него, на моего соперника и думал, а чем же я хуже его. Чем? Я разве некрасив? Ответь мне?

— Ты красивый Сашка.

— Но ты выбрала его! — продолжал он — И превратила меня в подружку для своих каждодневных излияний только на одну тему: «Кирилл Федоров» А ты подумала обо мне, каково мне все это слышать?

Именно после этих его слов мне пришлось его перебить. Я просто не выдержала и воскликнула:

— Саша, но я даже не догадывалась о твоих чувствах!

— А когда тебе было, собственно говоря, догадываться Полина! — произнес он со злостью, совершенно ему не свойственной — И что-то видеть. Твои слова, мысли были только об одном человеке. А Саша? Что Саша? Саша просто друг. А задумывалась ли ты, когда-нибудь, почему твой друг всегда один. Он что, урод какой-то. Ты видела, сколько желающих хотело попасть на твое место. Нет. Тебе было плевать, тебе были важны только твои интересы, все должны были решать только твои проблемы, а до наших с Ленкой тебе и дела не было. Ты эгоистка Полина, ты хотя бы знаешь об этом?

Я стояла в каком-то оцепенении и слезы тихо капали из моих глаз. Я понимала Сашка прав, но что мне со всем этим делать я, увы, не знала.

— Сашка прости меня. Ты прав. Я жуткая эгоистка, но…

— Что но, Полина?

— Саша! Я, правда люблю тебя! — захлебываясь в собственных рыданиях, прохрипела я — У меня никого нет ближе тебя, ты мой лучший друг.

Мои слова не только его не успокоили, они привели его в состояние какого-то аффекта, он, по-моему, уже не контролировал себя. В глазах его полыхала ярость.

— Мне не нужна твоя чертова дружба! — схватив меня за плечи, прокричал он — И жалость мне твоя не нужна. Я люблю тебя, понимаешь? Люблю. Я люблю тебя в тысячу раз больше, чем ты этого чертового Кирилла. Неужели ты не понимаешь, что это я должен быть на его месте в твоем сердце. Да пойми же ты дуреха, что мы выросли — усмехнувшись, сказал он — И о какой дружбе может идти речь. Ты посмотри на себя? Как с тобой можно дружить?

И схватив меня, он прижал свои губы к моим. Я стала вырываться, барахтаться в его стальных объятьях, но разве могла я справиться с этой горой накаченных мышц. В какой-то момент, он на секунду ослабил хватку и я, воспользовавшись этим, со всей силой ударила его ногой, оттолкнула от себя и, не дав ему опомниться, побежала со всех ног. Но он нагнал меня, сбил с ног и навалился на меня всем своим телом. Я чувствовала бешеный ритм его сердца. Заглянув в его глаза, я ужаснулась, они были стеклянными. И все завертелось закрутилось в бешеном ритме и ничто уже невозможно было вернуть назад. Он ушел молча по-английски.

Я не помню, сколько времени я лежала с открытыми глазами, по-прежнему смотря на звезды, но в какой-то момент я поняла, что нужно встать и идти домой. Оглядев себя, я заплакала и отчетливо поняла, что моя память не сможет стереть эту ночь, она отпечатается в ней на всю жизнь. Мне все же придется с этим жить. Я кое-как дошла до дома, рухнула на постель и забылась тяжелым сном.

Весь следующий день я провела у бабушки, помогая ей по хозяйству и пытаясь все забыть, но у меня это плохо получалось. Бабушке я ничего не сказала, боялась ее реакции. Придя вечером домой, я узнала о том, что заходил Сашка, но не застав меня дома, ушел. Я знала одно, что, во-первых не хочу его видеть, во-вторых я никогда его не прощу и в третьих, у меня больше нет друга.

На следующий день я пошла в школу, нагладила свою форму, распустила волосы, немного подкрасилась и с царственной походкой вошла в класс. Я поприветствовала всех и села за свою парту, которую отныне я занимала одна. Саша сидел теперь с Ленкой и о чем-то шептался. За моей спиной никто не шушукался и не смотрел на меня косым взглядом, что говорило о том, никому было не известно, что произошло позавчера на берегу моря. Сашка всегда умел хранить секреты, и я была уверена, что нашу с ним тайну он унесет в могилу. Боже! Как я была права.

Я не хотела смотреть на них, но мои глаза, наверное, по многолетней привычке останавливались на моих друзьях. Я не знаю, как я пережила этот первый день, но потом стало легче. Ленка, смотрела на меня каким-то злобным взглядом и не отходила от Сашки ни на шаг. Наверняка он все ей рассказал — подумала я, и она встала на его сторону, а не на мою. Мои мысли тогда были лишь об одном: наша многолетняя дружба, такая настоящая, чистая и почти святая дала огромную трещину, которую не залатать. Один уже ярко выразился, быть может, и вторая мне что-то преподнесет. Давайте, друзья! Рвите мою душу, мне уже ничего не страшно, мне кажется, страшнее уже не бывает.

Но я снова ошибалась.

Все отодвинулось на второй план, когда нам позвонили и сообщили, что у бабушки случился очередной сердечный приступ. Я думала, что со мной случится такой же, когда мы с мамой вошли в ее комнату. Моя любимая старушка лежала в постели среди бела дня, что само по себе явление невероятное, потому что моя бабуля — это ураган в юбке. Она была до того слаба, что даже не смогла с нами поговорить. Я заплакала.

Начался тяжелый этап в нашей жизни (я имею в виду свою семью) я, не считая школы, все время проводила с бабушкой, ухаживала за ней, вела хозяйство. Я не говорила, но моей бабушке (во время описываемых мною событий) было уже за 80. Она поздно вышла замуж, мама появилась на свет, когда бабушке было 38 лет. Жизнь ее была не сладкой и порой била ее нещадно, но она была еще той старой закалки, которой отличаются люди ее поколения, люди, прошедшие войну. Но, несмотря на это, годы брали все же свое. Я боялась оставлять ее одну, боялась покинуть ее даже на минуту, особенно первое время, когда она была очень слаба. Я боялась, что она уйдет от меня в вечную жизнь, так и не попрощавшись.

Прошло полгода, и моя жизнь вошла в спокойное русло. Бабушка поправилась, и мне уже не приходилось жить у нее постоянно. Я вернулась к своим друзьям, к своему дневнику, и вспомнила наконец-то, что мне 16-ть и не нужно упускать это золотое время. Наш клуб закрыли. Я не стала каждую неделю лицезреть Кирилла и мои чувства со временем угасли, как говорится « с глаз долой из сердца вон». Мою любовь ждал неминуемый конец, который и так был очевиден. И как оказалось впоследствии, мое сердце уже было занято другим….

Я активно влилась снова в нашу компанию, но Саши и Лены там больше не было. На все вопросы сверстников, что случилось с нами троими, я отвечала лишь одно, что мы поругались и дружбе конец, а на вопросы о причине ссоры я отшучивалась тем, что это не ваше дело. И всех мой такой ответ вполне устраивал, так как всем было абсолютно плевать, их же это не касалось. Сашку многие ребята недолюбливали, завидовали, и то, что он свое лидерство уступил, было всем на руку. Он был гордый, немного заносчивый, пользовался бесспорным авторитетом, и никто не мог ему перечить, потерять его уважение и дружбу боялись. Юность — это вообще жестокое время, это борьба за выживание, либо ты, либо тебя, по-другому нельзя и совершенно не важно какого ты пола, мужского или женского. Подростки никогда и ничего не прощают, они не анализируют свою жизнь и живут одним днем в своем мире, находясь на границе с взрослым миром. Их сверстники являются для них авторитетами и совершенно не важно, правы они или нет.

А что же Саша? С той кошмарной ночи мы будто не замечали друг друга, но на самом деле я всегда ощущала на себе его задумчивый взгляд и сама украдкой смотрела на него. Не знаю, о чем он думал, и чем он жил, но Сашку было не узнать. Он похудел, осунулся и стал каким-то аморфным, будто из него выпили все жизненные соки. Как я уже говорила, он исчез не только из жизни класса, но и из нашей компании, он больше не пел у костра на гитаре и не прогуливался с нами вечерами. Ленка тоже больше не появлялась и как будто выбрала для себя единственную миссию — Саша Фролов, она была с ним всегда и повсеместно.

Я, конечно, понимала, что происходит с Сашкой, его внутренние переживания вырвались на свободу и поглотили его с головой, он не смог с ними справиться. Он страдал, а мне нужно было время, чтобы простить. Сейчас, я, конечно понимаю, почему я так быстро выкинула из головы Кирилла, Сашка, заставил меня своим жестоким поступком, вот таким образом, обратить внимание на себя. И я, не просто обратила, я была поглощена им. Мне ужасно его не хватало, я тосковала по нему, но в тот период я даже самой себе в этом бы не призналась. Я будто упивалась своими страданиями, но ни за что не хотела его прощать. Еще одна очередная человеческая глупость, гордыня от которой страдала я и человек, ближе которого не существовало для меня тогда. Я рыдала ночью в подушку от невыносимой тоски по нему, но утром просыпалась и брала себя в руки. Всю свою необходимость в нем я компенсировала воспоминаниями о той ночи, которая изменила и перечеркнула все, что было когда-то между нами. Но говоря откровенно, я лгала тогда, себе самой же и лгала. Я рыдала в подушку не только от жуткой необходимости в нем, меня съедала изнутри и пожирала злость и ревность. Я безумно его ревновала к Ленке и злилась от того, что он не предпринимал никаких действий, а я в собственной гордыне и после произошедшего просто не могла сделать первый шаг, хотя прошло уже полгода с той жуткой ночи. Где то в глубине моей души мне хотелось, чтобы он вымаливал у меня прощение, и чтобы через какое-то время я его простила, но он молчал, а я ждала. И однажды все-таки дождалась…

Все началось с анонимного письма, которое одним прекрасным весенним днем я достала из своего почтового ящика, направляясь, домой из школы. На ходу разрывая конверт трясущимися руками и мельком взглянув на подчерк, я тут же узнала обладателя анонима, его ровный и красивый подчерк, так не свойственный мальчишкам не перепутаешь ни с чьим. Кинув свой рюкзак в прихожей, я побежала в свою комнату и, усевшись на кровать, впилась в письмо глазами:

«Я не могу высказать словами, как я виноват перед тобой. Моя милая Полина я готов стоять перед тобой на коленях и молить о прощении днями, месяцами, годами, сколько попросишь. Понимаешь, я не могу с этим жить. Я дал тебе время, чтобы ты немного пришла в себя. Я знаю, что недостоин прощения, но я молю о пощаде. Я только и живу одним лишь тем, что твои глаза, цвета молочного шоколада растворятся в моих, и я увижу в них твое прощение.

Пойми та ночь — это кошмар, о котором я не хочу вспоминать. Полина это был не я, не тот Сашка Фролов которого ты знала с детства. Любовь, ревность, злость иногда вот что делают с человеком. Поверь мне, если конечно сможешь, не было еще с той ночи ни дня, ни часа, ни минуты, чтобы я не проклинал этот день, когда я потерял безвозвратно самое дорогое, что было у меня — Тебя…

«Умоляю тебя Полина, прости меня, прости…»

Я перечитала Сашкино послание раз десять, под градом моих слез оно все промокло, но Боже как я была счастлива. Под наплывом бурных эмоций буквально переполнявших меня я чуть не побежала к нему, чтобы утонуть в его родных объятьях. Черт! Что со мной такое! Уж не влюбилась ли ты в лучшего друга, промелькнула случайная мысль, и тут же умчалась в неизвестность, оставив меня в полном недоумении от своей правдивости. А что если это правда? Но как такое могло произойти? Почему я не любила его раньше? Я знаю его уже тысячу лет, но только сейчас мое сердце выстукивает бешеный ритм, как только он появляется в поле моего зрения. Меня трясет, как в лихорадке когда мы сталкиваемся неожиданно при выходе из класса. Он всегда ищет меня взглядом, а я его и как только они встречаются эти наши взгляды, мы тут же отворачиваемся друг от друга. Боже! Неужели я, правда полюбила Сашку? Похоже на то…

Совершенно странно, но на следующий день в школе, я вела себя так, будто Саша для меня вовсе не существует. Я игнорировала его, но зачем? Такое поведение мне совершенно не свойственно и почему я себя так вела непонятно мне до сих пор. Бедный Сашка он не спускал с меня взгляда, отчаянно пытаясь уловить в моих глазах проблески прощения. Но я была неумолима в своей показной, и на самом деле, никому не нужной гордыне. Я уничтожала не только его, но и саму себя. Ленка тоже не спускала с меня глаз, такого льда я никогда еще не видела в ее необыкновенных холодных голубых глазах. Боже! Что происходит со всеми нами и как нам выбраться из этой трясины чувств, поглотивших нас троих.

Придя домой, я снова разревелась. Совершенно не понимая, что происходит со мной, я вновь читала Сашкино письмо и опять порывалась бежать к нему, но что-то внутри меня, какой-то интуитивный барьер на уровне подсознания тормозил меня…

И сейчас я знаю точно, что это было. Это была судьба, предначертанная мне свыше, и, оглядываясь назад думаю о том, что лучше побежала бы, но тогда у меня не было бы того, что есть сейчас. Нам всегда приходится делать выбор и именно тогда я его уже сделала, совершенно не догадываясь о том, что он изменит мою жизнь на 360%, но не будем забегать вперед…

Недели две я жила в состоянии на грани безумия. Я засыпала уже с потрепанным до дыр от моих соленых слез письмом и мечтала о том, что завтра я подойду к Сашке, но приходя в школу, я входила в ступор и даже боялась взглянуть на него украдкой, меня трясло от одного его вида. В силу моей природной эмоциональности и стадия влюбленности тем самым проходила у меня не как у всех нормальных людей, а на грани помешательства. Но Сашка всеже остановил меня от моего безумства, прислав мне очередное письмо. В нем он просил меня встретиться с ним на «нашем» месте. Писал о том, что мой приход он расценит как некое прощение, а мое отсутствие как полнейшее свое поражение и окончательный разрыв некогда самых близких друзей. Он выделил красным шрифтом, что в любом случае какой бы выбор я не сделала, он поймет, и больше никогда меня беспокоить не будет.

Моему счастью не было предела. Он назначил встречу на семь вечера, и я никак не могла дождаться. Я будто впервые собиралась на свидание, перемерила кучу платьев, и вспомнив о том, что Сашке я всегда нравилась в джинсах и футболке решила на них и остановиться. А ведь это было действительно мое первое свидание с бывшим лучшим другом, так как отныне он, гораздо больше, чем друг, он похититель моего сердца. В запасе оставалось еще пару часов, а я ходила из угла в угол и поминутно смотрела на часы, удивляясь, почему время так мучительно долго тянется. До «нашего» места нужно было идти от моего дома пешком минут тридцать и когда стукнуло шесть тридцать я, оглядев себя в зеркало, рванула к двери.

Казалось бы, все предопределено, но… Но в нашу жизнь порой врывается злой рок или не знаю что, и рушит и рвет то, что казалось так близко и очевидно, и мы ничего с этим сделать не можем. Всего лишь миг и твой путь идет по совершенно другому сценарию, а тот старый выброшен сильными мира сего за ненадобностью. Мы всего лишь марионетки в руках злодейки-судьбы.

***

Дальнейшие страшные события черно-белой пленкой пробегают в моей памяти. Я многого не помню, но я все же попытаюсь восстановить события тех давно минувших дней.

На эту поистине судьбоносную встречу мне не суждено было попасть. Я уже открыла дверь, но прозвенел звонок. Я подняла трубку и от услышанных слов я уже не думала ни о Сашке, ни о нашей встрече, а только лишь о том, почему у меня нет крыльев, чтобы поскорее долететь до бабушки. Я бежала бегом до деревни, около дома стояла машина скорой помощи. У бабушки случился очередной сердечный приступ. Я весь вечер и всю ночь сидела возле ее кровати вместе с Герой, мама работала в ночную смену и обещала сменить меня утром. Утром бабушке стало гораздо лучше, она даже смеялась и, напоив нас с Герой чаем с плюшками, отправила в школу, где меня ждал очередной удар…

***

Когда я вошла в класс гул голосов, отдававшийся еще в коридоре, внезапно прекратился, и наступила мертвенная тишина. Я стояла на пороге, боясь почему-то пошевелиться, будто предчувствуя что-то. Взор каждого был устремлен лишь на меня одну и взоры эти не предвещали ничего хорошего. Передо мной до сих пор стоит эта немая сцена, от которой пробивает дрожь от предчувствия чего-то страшного и еще неизвестного. Я оглядела каждого, многие девчонки почему-то плакали и…

— Что случилось? Почему вы на меня так смотрите? — нетвердым голосом спросила я.

И тут я увидела ее. Все девчонки окружили ее, именно поэтому я ее и не увидела. Ленка подлетела ко мне как разъяренная фурия, и еще немного, она вцепилась бы мне в глотку. Ее лицо покрылось пятнами от слез, у нее с детства аллергия на слезы. До сих пор я никогда не видела, как она плачет.

— Что случилось? — попыталась она передразнить меня — Сука да ты убила его, довела до края и убила.

Я искала его глазами, но не нашла.

— Саша — прошептала я.

Где Саша? — крикнула я своим сверстникам, хотя уже знала ответ.

— Саша вчера перерезал себе вены и оставил тебе прощальное письмо и тебе сука придется со всем этим жить.

— Он жив? — с надеждой в голосе прошептала я.

— Нет!. — отчеканила Ленка — Он безнадежно мертв.

Я услышала свой крик. Не может быть! Этого не может быть! Сашка мертв.. Нет…

— Я должна идти к нему — прошептала я себе самой и развернулась, чтобы открыть дверь.

Но не тут-то было. Ленка, с невероятной быстротой подлетела ко мне, и заперла дверь прямо перед моим носом, и с непонятно откуда взявшейся силой, в ее хрупкой на вид фигурке, отшвырнула меня на середину класса. Страшен и непредсказуем человек в стадии аффекта, но в данный момент, и при происходящих событиях, мы все были, по-моему, подвержены этой стадии и каждый по-своему.

— Стой и слушай. Я долго молчала, и пришло время высказаться о наболевшем за столькие годы. Я хочу, чтобы все знали, какая ты лживая и гнусная сука. И Ленка начала свой монолог:

— Всем вам известно, что Сашка всегда был с ней, и не сводил с нее влюбленных глаз. Он, правда любил ее, любил как оказалось больше жизни. Год назад, в день ее рождения, он признался ей в своей любви. Естественно эта сука рассмеялась ему в лицо, она ведь при этом сама страдала от невзаимных чувств. Краса нашей школы, была влюблена до гроба в этого жирдяя с выпученными глазами — Кирилла Федорова. Никогда не понимала — с ядовитой усмешкой, обернувшись ко мне, произнесла она — Лишь одного, как ты могла променять Сашу на это жалкое подобие.

— В тот вечер — продолжала она — Они пошли на море, как следует объясниться, и все закончилось тем, что Сашка..

Она замолчала.

— Ну, договаривай — пристально изучая ее, сказала я.

Отвернувшись от меня, и снова работая на публику, эта змея продолжала:

— Я хочу, чтобы вы поняли одно. Он боготворил ее, а она каждый день по старой доброй дружбе, изливала ему про этого Кирилла. У любого снесет крышу. У него накопилась эта обида на нее, смешанная с безумной ревностью и все закончилось вот таким финалом. Саша очень сожалел и не мог простить себе этого поступка. Все были свидетелями того, как он стараниями этой суки, превращается в жалкое подобие того Сашки, которого мы все знали, а она ходила как королева и плевала на него. Ее, видите ли, изнасиловали. Да здесь половина школы просто мечтала быть изнасилованной Сашкой Фроловым. Ты когда-нибудь думала о том, как ему было тяжело жить со всем этим? — в очередной раз, удостоив меня вниманием, произнесла она.

— Он написал ей письмо, я читала его и поверьте, лично я, уже десять бы раз его простила. Но эта королева демонстрировала абсолютное безразличие, она чхать хотела на все его излияния, а он плакал в подъезде у меня на груди. Позавчера он написал ей последнее письмо и умолял прийти на наше место. Он написал, что если она придет, он расценит это как прощение, а если не придет, то он все поймет и больше никогда не будет ее беспокоить. Она не пришла. Она не пришла ребята!

— Он не будет тебя больше беспокоить, потому что его больше нет! Сука — подойдя ко мне ближе, прошипела она — Как же я ненавижу тебя. А хочешь знать за что? За то — продолжала она — Что ты отняла его у меня.

Она обвела всех взглядом, готовясь произнести то, о чем я уже догадалась:

— Я все эти годы безумно любила Сашку, и никто не догадывался о моей любви. А он любил только ее и почему жизнь так несправедлива. Я сносно к тебе относилась — продолжала она, повернувшись ко мне — Даже не ревновала. Зная что он любит тебя, я все же не считала тебя соперницей. Я знала, что с Сашкой ты никогда не будешь, а я всегда рядом. Но возненавидела я тебя лишь после того, как мой любимый начал таять у меня на глазах. Ты убивала его медленно, выпивая по капле из него все жизненные соки, а я молча наблюдала, и рыдала по ночам в подушку от собственного бессилия. Я не в силах была помочь ему, а ты в собственной гордыне и эгоизме не подумала даже протянуть руку помощи некогда лучшему другу.

— Да что ты знаешь? — не выдержав воскликнула я — Ты ничего не знаешь! И я не собираюсь оправдываться перед змеей пригретой когда-то на моей груди.

Ленка задела меня за живое своей правотой. Но за свой эгоизм я теперь буду расплачиваться всю оставшуюся жизнь. И не будет мне покоя. Боже! Как это могло произойти с нами.

Это был час Ленкиного триумфа. Она вынашивала свою месть годами, но даже она не ожидала того, что случится. Мы все были испуганы, растеряны, смерть накинула на нас свое черное покрывало, окрасив всю нашу жизнь… такую юную и счастливую в черно-серые краски. И отныне мы будем влачить свое жалкое существование во мраке собственных неправильных поступков, обернувшихся такой трагедией.

Я устала слушать Ленку, мне было все равно, я хотела бежать сломя голову и окунуться в свое горе.

— Так ты закончила? — задала я Ленке вопрос.

— Да.

— Отдай письмо.

Она достала письмо из кармана, швырнув мне его, напоследок сказала:

— Иди и живи теперь с этим, если сможешь…

***

Я не помню, как я добралась до своего местечка на берегу моря. Рухнув на горячий песок я, наконец-то, дала волю слезам и той боли, что пульсировала и отбивала бешеный ритм в моем истерзанном сердце. Я долго рыдала, уткнувшись в песок. Знаете, слезы помогают немного. Еле открыв глаза, опухшие от соленых слез, я достала из кармана драгоценное письмо и поднесла этот кусок бумаги к своим губам, вздохнула, чтобы ощутить запах, его запах. Он был еше жив, когда писал это прощальное письмо мне и этот неповторимый предсмертный запах еще оставался на этом листе бумаги мокром от моих непрекращающихся слез.

Я раскрыла конверт и начала читать:

«Моей Полине…

Ты читаешь сейчас эти строки, а я смотрю на тебя с небес и улыбаюсь. Мне, наверное, хорошо и я даже счастлив хотя и не с тобой. Я просто забыл, что такое счастье, оно закончилось для меня в ту ночь. Ты не пришла. Я ждал тебя до позднего вечера, и с каждым часом ожидания моя надежда ослабевала. Ты так и не смогла простить меня, что ж — это твое право. Но я, как и ты не смог простить себе этого и жить с этим я не смогу. Я не смогу больше жить без надежды на твое прощение, я не смогу больше жить без твоих глаз, без твоей улыбки, без твоего смеха. Ты рядом каждый день, но далека так же как звезды там высоко в небе. А я не смогу жить в этом мире без тебя. Я ухожу Полина. Что будет там, не знаю. Прощай! Но даже там я буду любить тебя! Всегда! Вечно! Тебя одну»

Я сидела в каком-то трансе и разговаривала то с Сашкой, то с письмом, которое держала в своих ладонях.

Наступил вечер. Уже стемнело, и пора было идти домой. Мы с Сашкой были соседями, наши дома находились один напротив другого. Подойдя к своему подъезду и обернувшись, я увидела черный гроб, стоявший возле входа в его подъезд. Жуткое напоминание смерти. Смерть, с которой мне, в мои семнадцать лет пришлось столкнуться впервые. Боже! Это моего Сашку положили в это нелепое черное сооружение. Этого просто не может быть. Так получилось, что никого из своих близких я не теряла, и с этими ужасными погребениями никогда не сталкивалась. Я посмотрела наверх, окна были занавешены какими-то темными занавесками и, несмотря на то, что было уже около одиннадцати вечера и на улице было темно, свет нигде не горел. Я должна пойти к нему, промелькнула мысль. И мои ноги уже несли меня к его подъезду. Мне было ужасно страшно, я боялась покойников, но это был мой Сашка, которого еще вчера я видела живым и мне просто необходимо увидеть, осознать и принять то, что принять невозможно ни сердцем, ни душой. Сейчас, вспоминая этот вечер прощания с ним, мне порой кажется, что сам Господь Бог позволил мне тогда проститься с ним, никто не дал бы мне впоследствии даже помечтать об этом. Мы были с ним совершенно одни всю ночь. Где были родители, Ленка, его друзья неизвестно. Не было никого, и дверь была не заперта. Я медленно поднималась по лестнице. Тишина. Такое ощущение, будто я одна живая и нахожусь в царстве мертвых. Ни единого звука не доносилось из квартир, не могли же они все спать. Это действительно было странно, но в тот момент мне было не до этого. Дверь в его квартиру оказалась открытой, вся школа, наверное, приходила проститься с ним. Я вошла. В коридоре горел ночник. Мне стало жутко от мертвенной тишины накрывшей меня с головой, но переступая собственный панический страх, я все же вошла в зал. Зал был освещен свечами и посередине стоял гроб, в котором лежал мой Сашка, совершенно мертвый бледный и неживой. Наверное, в это мгновение я поняла, что он действительно умер, и его больше нет, и никогда не будет со мной, и что это все нелепая, случайная и неподдающаяся никакому объяснению правда, с которой я не смирюсь никогда. Я никогда не испытывала такой нечеловеческой боли… Я больше не испытывала страха и подойдя к гробу стала разглядывать каждую черточку его лица, лица моего любимого, который так никогда и не узнает о моей любви. Я как будто увидела его впервые, он такой красивый и как я не замечала этого раньше. Как я не замечала его густых бархатных ресниц, его резных губ и ямочку на подбородке, его волос, немного вьющихся и как всегда немного растрепанных и создающих на голове небольшой хаос, но ему всегда именно так нравилось. Я невольно кончиками пальцев прикоснулась к его руке, она была холодна, как лед и сердце его больше не билось.

— Боже мой! Сашка что же ты наделал…

Меня охватила такая злость. Не на него, на себя. Лишь я одна виновата в том, что Саша лежит сейчас в этом жутком и нелепом черном ящике, совершенно мертвый. Ужасно захотелось выть, рыдать и рвать на себе волосы. Я уже не контролировала себя и из меня неиссякаемым потоком полились все те невысказанные слова, что я так и не успела сказать ему. Я разговаривала с ним всю ночь, зная о том, что он меня не слышит, но отчаянно веря в то, что где-то там, в том месте, где он сейчас, он слышит меня. Теперь уже я умоляла его простить меня. Мы будто поменялись ролями, и теперь я не смогу никогда простить себя. Просидев до утра, я тихонечко выскользнула за дверь и направилась к бабушке.

***

Я поняла одно, что ничего не изменить и как мне жить дальше с этим бременем я не знала, да и жить не хотелось вовсе. Мне просто необходимо выговориться и никто кроме бабули не поймет меня. Я отныне изгой в обществе себе подобных. В школу не было смысла даже суваться, загрызут, а у меня сейчас нет ни сил, ни желания бороться. Я не собираюсь им всем что-то доказывать, они меня все равно не простят. Я буду пожизненно виновата в смерти Саши Фролова, и отчасти, они будут правы, но лишь отчасти. Благодаря Ленке теперь вся школа и весь поселок знает подробности моей личной жизни, в которой, как оказалось, Сашка был главным героем. И мне, просто необходимо все рассказать бабушке пока кто-нибудь сердобольный не довел ее до очередного сердечного приступа. Она этого не заслужила и поэтому должна узнать все от меня.

Бабуля сидела на веранде и пила чай.

— Детка, а почему ты не в школе? — увидев меня издалека, крикнула она.

Но когда я подошла ближе, она произнесла только одно.

— Что случилось?

— Бабушка я…

И слезы неиссякаемым потоком потекли из моих глаз, я упала перед ней на колени и, уткнувшись как в детстве в ее коленки рыдала, а она гладила меня по волосам и ждала когда я наревусь и немного успокоюсь.

— Иди умойся и я готова выслушать все, что ты хочешь мне сказать, что бы это ни было.

Я поведала ей все.

— Боже дети! — воскликнула она — Что же вы творите. Вы когда-нибудь думаете о своих родителях? Почему ты не поделилась со мной Полина? Почему ты держала это в себе? Я бы уже тысячу раз помирила бы тебя с Сашкой. Как же вы друг без друга, невозможно. Ладно, что сейчас говорить.

— Бабуль как я могла сказать тебе такое?

— Ты считаешь, что я не поняла бы тебя? Пойми не твоя вина, что Саша так поступил. Я хочу, чтобы ты уяснила одно Полина. Никогда не вини себя в его смерти, это его жизнь и он распорядился ею так, как посчитал нужным. Его больше нет, а тебе еще жить. Годы все рассудят детка. А сейчас садись и пей чай, а мне нужно подумать.

— Но я не хочу есть.

— Знаю что не хочешь, но должна.

Я налила себе чаю, съела два пирога, вспомнив о том, что с вчерашнего утра ничего не ела, и ждала бабулиного решения.

— Так. Матери твоей я все объясню сама. В школу ты пока ходить не будешь. Ты на некоторое время отправишься к Любаше в Армавир. Поживешь пока у нее, пока здесь все не уляжется. Да и тебе это пойдет на пользу, другой город, другая обстановка. Я здесь во всем разберусь и никому не позволю растоптать мою девочку.

— А как же похороны? Я должна там быть.

— Детка ты соображаешь, что ты говоришь? Ты хочешь, чтобы тебя растерзала эта толпа твоих сверстников? Ты готова посмотреть Сашкиной матери в глаза? Об этом не может быть и речи. Ты ведь уже простилась с ним — заглянув в мои мокрые от слез глаза, сказала она — Его уже не вернешь, детка. Иди собирайся, ты едешь сегодня же, а я пойду звонить Любаше.

Я уехала в этот же вечер, бабушка проводила меня на поезд.

***

Моя жизнь в Армавире пошла мне на пользу. Смена обстановки помогла мне вспомнить и проанализировать события, произошедшие со мной и посмотреть на это другими глазами. Любаша была дочерью бабушкиной двоюродной сестры. Она очень любила мою бабулю и когда та ей позвонила и все объяснила, Любаша согласилась принять меня безоговорочно. Любаше было лет сорок, и она одна жила в роскошном доме в самом центре Армавира. Когда-то она была замужем и как говорила она сама, что это было так давно, что ей самой с трудом в это верится. Когда она выходила замуж ее мать продала квартиру в Армавире. Собственно на эти деньги и сыграли шикарную свадьбу в Москве, а остальные были потрачены неизвестно на что. Когда ее мать умерла, Любаша продала сельский дом и снова укатила в Москву. Но жизнь с мужем не сложилась, жильем в Москве она так и не обзавелась и спустя какое-то время она приехала на родину. Первым делом, она пришла к моей бабушке, прося о помощи. Ей просто негде было жить. Бабушка пристроила ее в школу в Армавире и помогла с покупкой дома. Несмотря на бурную жизнь в Москве Любаша умудрилась получить хорошее образование и в школе числилась преподавателем русского и литературы. Собственно за все это Любаша была благодарна по гроб жизни моей бабушке. Не знаю, что сказала бабушка Любаше, но первые две недели она меня не трогала, ни о чем не расспрашивала, а просто просила меня что-то поесть и накрывала одеялом на ночь.

Я ушла в себя и лишь через месяц стала потихоньку выходить из своего мира воспоминаний. Я винила себя в Сашкиной смерти и чтобы не говорила мне бабушка я знала одно, что я одна — причина его ухода в мир иной, и никто и никогда не переубедит меня в обратном.

Мои дни и ночи были заполнены воспоминаниями о том времени, которое кануло в вечность и никто и ничто его уже не вернет. Я вспоминала, как каждый день Сашка звонил в мою дверь перед школой, а я как всегда опаздывала. А он смеялся и говорил:

— Полинка, ну какая ты капуша.

— Да я такая — отвечала ему я, с куском какого-нибудь пирога во рту, на ходу закрывая дверь ключом.

Мы бежали за Ленкой и втроем отправлялись в школу.

Я помню был случай, когда Сашка готов был драться из за меня с девчонками. Это было так. Девчонки из нашей компании познакомились с какими-то мальчиками и отделились от нас. Однажды они позвали меня с собой на их очередное свидание, и получилось так, что на следующий день, двое из этих мальчишек изъявили желание познакомиться со мной поближе. Девчонки естественно в дикой ревности обвинили во всем меня, что именно я, якобы отбила их возлюбленных, и решили разобраться со мной. Я очень переживала и рассказала об этом Сашке, который естественно напрочь отказался отпускать меня на это побоище одну и сказал, что пойдет со мной. Я умоляла его остаться, утверждая, что тем самым он меня унизит в глазах девчонок и вообще ему там не место, разберусь сама. Но Сашка сказал, что будет стоять в стороне и вмешиваться не будет. Пришлось согласиться. Ленка тоже пошла с нами. Когда я пришла на место встречи, девочек оказалось не двое, а пятеро и настроены они были крайне воинственно. Мои шансы на успех были равны нулю. Началось бурное выяснение отношений, и дело закончилось бы тем, что я, ушла бы с жуткими синяками, если бы не Сашка. Ленка же стояла в стороне, являясь всего лишь нейтральным наблюдателем, а вот Сашка защищал меня с пеной у рта, и когда дело клонилось к драке, разогнал всех к чертовой матери.

Сколько я себя помню, он всегда был рядом со мной, а я принимала это как должное. Каждый вечер он молча выслушивал излияния о моей несчастной любви, вытирал мне слезы и уводил гулять, чтобы я развеялась, так как в компании я вела себя иначе. Он пел песни у костра под гитару своим мягким баритоном и смотрел только на меня одну.

Как я могла не простить ему эту жуткую ночь, ведь именно я довела его до такого дикого и совершенно не свойственного ему поведения. Он ведь жил и дышал только ради меня одной, совершенно не думая о своих интересах и не прося ничего взамен. Я даже сумела простить Ленку. Как можно обвинять ее и в чем? В том, что она безответно любила его и была в отличие от меня всегда рядом в самые тяжелые для него дни. По-моему это я виновата перед ними обоими и нет мне прощения. Я просыпалась ночью от собственных криков, мне снился Саша. Каждый день один и тот же сон. Саша звал меня с собой, протягивал руку и я, шла ему навстречу, куда-то в неизвестность. Сон был очень тяжелый и мрачный. Я ужасно тосковала по нему.

Обо всем об этом были мои мысли в те дни…..

Месяца через два позвонила мама и сказала, что пора мне возвращаться домой и сдавать экзамены, так как с учителями она договорилась. Боже! О каких экзаменах она говорит? Моя жизнь разрушена и ее уже не собрать! Но пришлось возвращаться. Первым делом я побежала к бабушке. Я так соскучилась по ней. Когда я вбежала в дом она, сидя на диване, долго вглядывалась в меня, как будто не могла наглядеться, а потом как-то странно произнесла:

— Ты вернулась? Я так ждала тебя.

И я упала в ее объятья. Я вдыхала родной с детства запах, ее запах. Мы долго сидели, почти не разговаривая. Когда я рассказала ей о своих снах, бабуля нахмурилась. Я спросила, что они значат и почему он постоянно зовет меня с собой, она сказала, что мне просто нужно сходить в церковь и поставить свечку за упокой его души. Бабушка лукавила тогда, а я просто не знала о том, что если покойник зовет тебя с собой, и ты идешь за ним, то это к неминуемой смерти. Бабушка прекрасно это знала.

На следующий день я пришла в школу сдавать экзамен. Ко мне отнеслись лояльно и долго не мучили, поставили четыре и отпустили домой. Училась я всегда отлично и только из-за этого мне не посмели поставить три. Зачем портить аттестат в последнем учебном году. Когда я пришла домой меня, внезапно охватило какое-то внутреннее беспокойство, я не могла найти себе места, будто чего-то ожидая…

Я услышала звук открываемой двери. Вошел мой брат.

— Привет братишка.

Он стоял у двери и переминался с ноги на ногу.

— Гера что случилось?

Он протянул мне какую то записку. Я строго посмотрела на него:

— Ты читал?

Он не смотрел мне в глаза, верный признак того, что читал. Мой брат совершенно не умеет врать.

— Полина не ходи туда, прошу тебя. Они что-то затеяли. Я чувствую это. Не ходи, умоляю.

Гера был очень напуган и взволнован и обычно он себя так не вел.

Какой странный день.

— Кто передал тебе это?

— Ира Кондрикова из твоего класса.

— Она была одна, когда передавала тебе записку? — пытала я своего младшего брата.

— Да, но неподалеку я заметил Ленку. Полина не ходи на эту встречу.

Я развернула записку:

«Сегодня вечером мы устраиваем вечеринку, посвященную памяти Саши. Очень надеемся, что ты придешь. Дело в том, что Прасковья Дмитриевна (моя бабушка) спустя недели две после Сашиных похорон собрала всех в актовом зале и поведала всем, что ты не пошла на ту встречу с Сашей по той причине, что у нее случился очередной сердечный приступ. Этот факт заставил тебя изменить планы и в результате на встречу ты так и не попала. Это обстоятельство конечно смягчает твою вину, но Саши больше нет, и вина за его смерть по-прежнему лежит на твоей совести.

PS: Мы надеемся, что ты не трусиха и смело примешь наше предложение. Будем ждать тебя ровно в 20.00 в заброшенной церкви»

Гера не спускал с меня взгляда, ожидая моего ответа.

— Ну что?

— Что? — нервно переспросила я — Гера я разберусь. Иди вообще делай уроки.

— Какие уроки у меня каникулы. Так ты пойдешь или нет?

— Не пойду — твердо ответила я — Доволен? Ты же всеравно не отстанешь.

— Точно? Ты обещаешь мне?

— Обещаю.

— Ну ладно, тогда я побежал играть с ребятами в волейбол.

— Хорошо.

А на душе стало так мерзко, что пришлось солгать родному брату. Когда за Герой закрылась дверь, я вздохнула облегченно и направилась варить себе кофе. Усевшись с чашечкой кофе на своей кровати, я, еще раз прочитала внимательно записку и стала думать. Сначала меня смутила эта заброшенная церковь. Насколько я себя помню, там никогда никаких вечеринок не устраивали, это раз. Во вторых, у меня была смутная догадка, что это все же определенная месть мне и меня специально туда заманивают, но с какой целью? И что они могут со мной сделать? Избить? Издеваться? Ну не избили же в классе тогда, а ведь могли. Возможно, я действительно сгущаю события, и мы действительно будем сидеть и вспоминать Сашку, но это только возможно, а что будет на самом деле мне неизвестно, а жаль. Черт, что же делать? Но в любом случае как бы мне ни было страшно не пойти туда я просто не могу. С этими людьми мне придется жить, и если я не приду, меня просто уничтожат впоследствии и расценят за слабость такое поведение. И если сейчас я им не объясню свою позицию и свое видение того, что произошло, они, пожалуй, никогда не простят меня. Не то, чтобы я так нуждалась в их прощении, просто не хотелось нарываться на вечно ненавистные взгляды. Это вызовет в дальнейшем комплекс вины, а я и так себя ненавижу. Мне нужно поставить жирную точку на всем этом. Меня выводила из себя вся эта ситуация. Ленка раздула все это до масштабных размеров. Где были все эти «друзья» раньше? И сейчас я должна оправдываться и что-то доказывать людям, которым Сашка был всего лишь одноклассником. Единственно у кого я готова просить прощения на коленях — это Саша, но Саши больше нет, и никогда не будет. И я не могу сходить даже на его могилу, во избежание встречи с его матерью, которая прокляла меня и сказала моей матери, что никогда не простит мне смерти своего сына. Боже! Во что превратилась моя жизнь. Нужно сдавать экзамены, получить аттестат и уезжать отсюда.

До назначенного времени остался час. Я сходила в ванную, высушила волосы, надела джинсы и футболку и направилась к двери.

— Ты не должна идти туда.

Сначала я не поняла, подумала, что мне послышалось, и пошла по направлению к выходу, но тот же голос снова прошептал мне в самое ухо:

— Ты не должна идти туда.

Я остолбенела от страха, потому что явственно слышала этот голос:

— Кто здесь?

Мне ответила тишина. Мне стало жутко в пустой квартире и я, трясущимися руками открыв дверь, вылетела пулей на лестничную площадку. Выйдя из подъезда, я пошла в строго противоположную сторону от назначенной встречи.

— Иди к морю — прошептал мне все тот же голос.

Боже! Что со мной происходит? Я что схожу сума. Слышу какие — то голоса. Этот голос не принадлежал ни одному из знакомых мне. Я не хотела идти к морю, но шла. Меня как будто кто-то направлял туда, и этот кто-то обладал огромной силой принуждения. Мое тело перестало подчиняться моему разуму, мои ноги вели меня к побережью моря. Зачем? Дойдя до берега моря, я остановилась у самой кромки воды. Я помню, вспыхнул яркий ослепительный свет, и я пошла навстречу этому солнцу….

ЗА ДВА ЧАСА ДО ВСТРЕЧИ…

— Полина, не ходи туда, я прошу тебя. Они что-то затеяли. Ее брат что-то предчувствует, он взволнован. Я прочитал вместе с ней эту записку. Боже! Это просто вызов и зная ее, я уверен, что она его примет. Если бы я только смог увидеть, что произойдет в этой заброшенной церкви, но даже если бы увидел, чтобы я смог сделать. Ничего. Мне запрещено заглядывать в ее будущее, но у меня ужасное предчувствие, предчувствие чего — то страшного. Она сварила себе кофе и перечитывает вновь это послание. Как я и предполагал, она намерена идти туда. Что же мне делать? Я следил за ходом ее мыслей, как всегда восхищаясь этой красивой и смелой девочкой, похожей на ангела. Я вспомнил ее сны и ужаснулся. Этот парень отчаянно пытается забрать ее с собой. Ее смерть неминуема, и ждать осталось недолго, но она не должна попасть в то место, куда он зовет ее. Я должен узнать, что же произойдет в этой заброшенной церкви. Закрыв глаза, я правой рукой прикоснулся к ее руке и увидел то, что видеть мне, ее ангелу — хранителю строго запрещено. Увиденное повергло меня в ужас. Боже! До чего жестоки эти дети. Я должен спасти ее от такой смерти. Она ее не заслужила.

В запасе полтора часа. Но что мне сделать, чтобы она туда не пошла. Я не могу изменить время, поменять ситуацию, я не могу повлиять на ее мысли. НО Я ЗНАЮ ТОГО, КТО СМОЖЕТ. И я помчался к нему на его отдаленный остров.

Остров был потрясающе красив и живописен. В Небесном мире нет места несовершенству. Но мне сейчас не до его красот. Остров был совершенно пуст, ни одной живой души. Где же находится его знаменитая библиотека судеб? Только там я смогу найти его. Насколько мне известно, он редко покидает свой остров. Если остров пуст, то библиотека судеб находится где-то под землей, и мне необходимо найти вход. Я решил взлететь и с высоты птичьего полета оглядеть остров. Невдалеке я обнаружил грот. Вот! Это именно то, что я искал. Спустившись, я вошел внутрь, и увидел лестницу, ведущую глубоко вниз. Я стал спускаться, и, дойдя до конца уткнулся в массивную дверь. Я вошел. Вокруг кипела работа. Ангелы сновали туда и обратно, совершенно не замечая меня. Остановив одного из них, я спросил:

— Где я могу найти Анаэля?

Он оглядел меня с ног до головы, выражая тем самым крайнее удивление, но все же ответил:

— Видишь, вон там справа дверь? Войдешь туда, перед тобой будет длинный коридор, пройдешь его, и в самом конце будет лестница наверх. Поднимешься и найдешь там за массивной дверью того, кого ты ищешь. Поблагодарив его, я побежал к заветной двери. Все оказалось просто. Но только тот, кто находился за этой дверью, был далеко не прост и мне, если честно, было немного страшновато. Постучавшись, я вошел. Он сидел за столом и писал что-то. Я стоял не шелохнувшись, а он с невозмутимым любопытством разглядывал меня:

— Ангел хранитель? Что привело тебя ко мне?

Я глубоко вздохнул и выложил ему все, зачем пришел. Он внимательно меня выслушал:

— И все же я не понимаю, о какой помощи ты просишь меня?

— Я заглянул в ее будущее! — воскликнул я — И то, что я там увидел, повергло меня в ужас!

— Тебе прекрасно известно о том, что ангелам хранителям запрещено заглядывать в будущее. Это всего лишь ее судьба, каких миллионы и значит пришел срок ее земной жизни. Как ты посмел нарушить закон? — Его глаза метали молнии.

— Я знаю, но она не оставила мне выбора.

— Что ты увидел?

— Они специально заманили ее в эту церковь, чтобы убить. Ее подруга продумала все до мелочей. Но свои руки они в крови не замарали, они довели ее до того, что она сама себя убила от невыносимого горя и чувства собственной вины. Ее смерть предначертана судьбой, но поверь мне, она не заслужила такой смерти. Ее душа чиста и непорочна, ее место в Раю, а не в чертогах Ада. Однако как самоубийца она попадет прямо в Ад. Именно поэтому я пришел просить тебя о нисхождении.

— Ты просишь меня изменить ее судьбу? Ты хотя бы понимаешь, о чем просишь?

— Я не прошу тебя изменить ее судьбу, я прошу тебя сделать так, чтобы она не пошла на эту встречу. Если она умрет естественной смертью, то она не попадет в Ад.

— Но тем самым линия ее жизни все равно будет изменена, а это недопустимо по нашим законам.

— Прошу тебя, Анаэль.

Он долго всматривался в мои глаза, наполненные слезами и отчаянием. Затем он принял решение и вынес свой вердикт.

— Что ж спустимся на Землю.

Я облегченно вздохнул.

Он шел уверенным шагом, по пути раздавая какие-то распоряжения, а я еле поспевал за ним. Все ангелы кланялись ему в почтении, ведь Анаэль принадлежал к высшей ангельской иерархии и был наиболее близок к Создателю, в отличие от меня. Я вообще всю свою жизнь провел на Земле.

Не прошло и минуты по Земному времени как мы стояли на пороге ее квартиры. Я вошел первым, Анаэль за мной. Она все так же сидела на диване с чашкой кофе. Я посмотрел на нее с нежностью, и, обернувшись к Анаэлю произнес:

— Вот она, моя Полина.

Реакция Анаэля меня просто поразила. Он разглядывал ее, как коллекционер антиквариата, нашедший то, что так давно мечтал приобрести.

— Какая красивая девочка. Она прекрасна как Ангел — прошептал он.

— Однако с покалеченной судьбой.

— Что есть жизнь Земная, ее ждут чертоги Небесные.

— Ты прав.

— Что ж — вставая, произнес он — Попробуем изменить то, что изменить уже невозможно. Мне придется остановить время. Я хочу узнать ее.

Он положил руку на ее лоб. Все замерло. Время остановилось, а Анаэль как книгу пролистывал ее короткую жизнь. Лишь ангелам, принадлежащим к Высшей иерархии под силу останавливать время и заглядывать в душу человека. Но этим даром им разрешено пользоваться лишь в особых случаях и, по — моему, это был один из них.

Я как зачарованный смотрел на это чудо, а ничего не подозревающая Полина высказывала свои мысли вслух и пила свой кофе. Очнулся я от слов Анаэля:

— Я хочу прочитать ее дневники? Где они? Ее сознание прячет их от меня.

— Они в секретном месте — улыбнулся я — О нем известно только ей и мне.

Я достал из тайника аккуратно сложенные стопочками тетради и передал Анаэлю. Он ознакомился с ними в течение пары минут.

— Мечтательница — с нежностью глядя на нее, произнес он. — Да она удивительная и не похожа на своих сверстников.

— Прости, я забыл спросить твое имя?

— Меня зовут Тами.

— Знаешь, Тами по долгу своей службы я видел много исковерканных судеб, но помочь всем мы не в силах. Кому-то место в Раю, кому-то в Чистилище, а кто-то, всю оставшуюся вечность обязан томиться в Аду. Наша задача сохранять равновесие между миром Небесным и Земным. Что касается данного случая, он уникален. Порой события опережают время, и именно нарушения этого баланса несет за собой смерть. Их судьбы связаны незримой связью, именно поэтому он не отпускает ее и тянет в пекло Ада, сам не подозревая в своей слепой любви, что обрекает девочку на такое. Если бы не произошло этого сбоя, они были бы вместе и очень счастливы. Чтобы она не попала в Ад, мы должны разорвать эту связь. Она не пойдет в заброшенную церковь, а направится в море, решит окунуться в его прохладных водах, не рассчитает глубину и утонет. Она ведь совершенно не умеет плавать. Таким образом, ее смерть будет естественной.

— И она не попадет в Ад — радостно воскликнул я.

— Но и в Рай тоже.

— Но почему?

— Потому что ты солгал мне, утаив от меня, что она была обесчещена.

— Но..

— Послушай меня, я прощаю тебе твою ложь, ведь она во имя спасения ее души, и я — оглянувшись на нее, произнес он — Намерен спасти ее душу.

То, что происходило дальше, вызывало у меня лишь боль, но с проблесками восхищения. Я знал, что никто и никогда за всю историю мира Небесного не делал ничего подобного. Мы совершаем поступок недопустимый по законам нашего мира, и чем нам это грозит одному Создателю известно. Но выбор сделан. Услышав голос Анаэля, Полина жутко перепугалась и выбежала из пустой квартиры. Она не видела нас, мы существовали в параллельных мирах. Силой принуждения Анаэль заставил ее идти к морю, и она подчинилась. Возле берега она остановилась. Анаэль стоял возле нее и смотрел в ее глаза. Что она увидела, я не знаю, но она громко вскрикнула и медленно пошла за ним, а я стоял и тихо плакал…

Мгновенье, и она исчезла, будто и не было ее никогда. Она ушла от меня навсегда. Издалека я увидел мерцающее свечение. Ее душа прощалась с телом. Анаэль умчался ввысь, даже не простившись. Лишь через несколько секунд до меня дошел смысл, брошенных им на прощанье слов:

— Я забираю ее с собой. Не волнуйся, я позабочусь о ней.

Боже! Он что забрал ее с собой? Но зачем она ему?

Я сел на берегу и заплакал. Вот и все. Ее больше нет. Увижу ли я ее когда — нибудь снова.