Побег из Владимир-Волынского лагеря для пленных офицеров

Иосиф Васильевич Тимошенко (2024)

В книге представлены воспоминания моего отца, Тимошенко Иосифа Васильевича, о начале войны, фашистском плене и побеге из Владимир-Волынского лагеря для пленных офицеров. К сожалению, он не успел закончить записи. В 1978 году отец умер. В приложении приводятся статьи из газет о его послевоенной деятельности, которые сохранились у нас дома.

4. Генерал Иванов

В феврале 1942 года в лагерь поступил пленный генерал в новой генеральской форме, в погонах и даже с адъютантом. Настоящей фамилии генерала мы не знали и между собой называли генералом Ивановым. В плен он попал под Харьковом. Поместили его в комнату, где жили пленные генералы. На следующий день Иванов объявил голодовку как протест на зверское обращение командования лагеря с военнопленными. Эта новость моментально стала достоянием лагеря. Подпольный комитет решил использовать факт голодовки Иванова как наглядный пример мужества генерала, решившего бросить вызов фашистским палачам.

Вот что мне потом рассказал об этом событии майор Гагуа. Ему было поручено спровоцировать вызов коменданта лагеря на свидание с генералом Ивановым. Проводя работу среди военнопленных грузин, майор уговорил двух грузинских парней, которые уже почти дали согласие грузинским князьям поступить в грузинский легион, задать князьям такой вопрос: «неужели Германия настолько бедна, что не может нескольким генералам создать более-менее сносные условия жизни, а затем высказать опасение, что голодовка генерала вредно сказывается на настроении военнопленных и, конечно, может повредить организации легионов?» Во время очередного посещения грузинских князей эти вопросы были заданы. Не только эти два парня, но и все присутствующие начали просить князей вмешаться в это дело. Долго князья не соглашались, но под напором легионеров согласились доложить коменданту. Комендант послал к Иванову ефрейтора узнать, почему объявлена голодовка. Генерал Иванов с ефрейтором разговаривать не стал и заявил, что он будет говорить только с генералом, а если в лагере нет генерала, то только с комендантом лагеря. Так ефрейтор и ушел, не получив нужного ответа. Тогда комендант дал ефрейтору команду привести к нему бунтующего генерала. Ефрейтор явился к генералу, чтобы выполнить приказание коменданта, но Иванов наотрез отказался идти. Комендант решил сам пойти к генералу.

Комендант явился в комнату генералов и потребовал, чтобы их оставили двоих в комнате. Иванов запротестовал и настоял, чтобы разговор происходил в присутствии жильцов комнаты, в противном случае он говорить не будет. Так в присутствии остальных генералов начался их разговор.

— Правда ли, что вы объявили голодовку? — спросил комендант.

— Правда, — ответил генерал.

— С какого времени вы голодаете и какие причины голодовки? — продолжил комендант.

— С того момента, как прибыл в лагерь и увидел условия, в каких содержатся военнопленные и ваше отношение к ним, — сказал генерал.

— А что вы находите плохого в содержании военнопленных и в обращении с ними? — с возмущением спросил комендант.

— Все! Начиная с содержания помещений, одежды и питания. Советские военнопленные за все время пребывания в лагере ни разу не мылись в бане, не меняли белья, завшивели, в помещениях грязно, неимоверная скученность. Питание очень плохое, военнопленные опухли от голода, высокая смертность. Большинство военнопленных, в том числе и я, не имеют котелков и ложек и принимают пищу в случайные жестянки, каски и даже в пилотки, едят без ложек, руками. В лагере царит произвол, военнопленных избивают, — высказал свои мысли генерал.

Комендант был недоволен таким поведением генерала и через переводчика потребовал короче излагать свои мысли. Он сказал, что военнопленные должны сами содержать помещения, сами стирать и менять себе белье. Баня строится, что касается котелков и ложек, то они должны обходиться своими, а если они их потеряли, пусть обходятся как знают. «Нарушителей мы наказывали и будем наказывать».

Генерала возмутил такой ответ: «Все, что вы говорите, неправда! Вы установили в казармах тройные сплошные нары и там, где должен жить один человек, вы поселили десять. За четыре месяца существования лагеря вы не построили бани, не организовали места для стирки белья. При поступлении в лагерь вы раздели военнопленных. То, что вы считаете несоблюдением дисциплины — это последствия голода, который вы организовали в лагере. Мне, как и всем военнопленным, без вашего объяснения понятно, что цель вашего командования — как можно больше уничтожить военнопленных. Это их программа, а вы их исполнитель. Я знаю, что вы не в состоянии улучшить питание, но снабдить котелками и ложками при желании вы могли бы. Я знаю, что на том питании, которое вы организовали для военнопленных, я умру от голода, как уже умерли в этом лагере тысячи военнопленных. Но я не желаю по вашей милости превращаться в скота и есть баланду руками из пилотки. Вот почему я объявил голодовку».

Комендант все-таки дал распоряжение сержанту выдать генералу две тарелки и ложку. Генерал язвительно поблагодарил коменданта.

Так закончился этот разговор, который моментально стал достоянием лагеря. Это был первый случай в лагере, когда с военнопленным разговаривали и побоялись наказать его. На второй день Иванова в лагере не стало. Куда увезли его, никто не знал. Как сложилась его судьба, неизвестно.

Через несколько часов после разговора генерала Иванова с комендантом Степан Антонович отозвал меня в сторону и передал мне содержание разговора, а затем, оглянувшись по сторонам, сообщил мне, что есть решение комитета использовать этот разговор для срыва вербовки военнопленных в «казаки» и азиатские легионы. «Иди в барак N 2, там на первой секции найдешь Завьялова, ты его знаешь, и вместе с ним организуйте разговор, да так, чтобы никто и думать не мог о «казаках». Это задание комитета».

Теперь мне окончательно стало ясно, с кем я имею дело. Я немедленно отправился выполнять задание. В указанном месте нашел интенданта второго ранга Завьялова. Он сидел на нижней полке нар и слушал разговор военнопленных. Разговор шел о голодовке генерала Иванова. Судя по разговору, здесь еще не знали о состоявшемся разговоре. Увидев меня, Завьялов спросил, что я знаю нового. Я передал ему содержание разговора генерала с комендантом лагеря. В разговор моментально вступило много людей. Я замолчал, следил за реакцией присутствующих. Пожилой лейтенант с опухшим лицом спрашивает:

— Откуда у него такая уверенность?

Задавая этот вопрос, лейтенант смотрел в мою сторону. Мне отвечать не пришлось, за меня ответил военнопленный в изодранной гимнастерке со следами шпал на гимнастерке.

— Уверенность у него потому, что он чувствует за собой силу. Он недавно с фронта, и дела там идут хорошо.

— Говоришь неплохо, а откуда ты знаешь? — спешит задать вопрос рядом сидящий товарищ.

— Что-то не видно успехов, если до сих пор в лагерь поступают военнопленные, да еще в таком количестве, — с грустью делает замечание пожилой лейтенант.

— Так цеж полонены с другых лагирив, що були взяти в полон в вересни 1941 пид Пирятию, Лубной, Яготиным. До них нимцы трохи свижих и получается горазд.

— Так легче вербувать козакив! — кричит мужчина средних лет со средней полки нар.

— У меня сосед прибыл вчера с военнопленными, которых немцы выдают за пленных, взятых под Дебольцево, а он взят в плен под Хоролом в сентябре 1941 г. Он говорит, что почти вся эта команда прибыла с Хорольского лагеря, там ликвидирован лагерь. К ним добавили немного новичков, и получилась солидная колонна.

— Товарищи, а я сегодня видел капитана, так он рассказывал, что он попал в плен западнее станицы Лозовая, что наши наступают, — почти кричит молодой лейтенант.

— Это может быть. Только ты не спросил, когда он попал в плен? Наверное, в сентябре сорок первого при отступлении?

— А вот как раз и спросил! Меня это очень интересовало! И попал он в плен не при отступлении в сентябре сорок первого, а при наступлении в феврале сорок второго под Лозовой, — парирует молодой лейтенант.

— Это где же Лозовая? — спрашивают несколько человек.

— А вы что, не знаете? Это между Харьковым и Днепропетровском, юго-западнее Харькова, — дают справки соседи.

— Теперь понятно, почему генерал Иванов так уверенно ведет себя, — раздаются голоса.

— Да что вы разносились со своим генералом как с писаной торбой. Он накопил жиру за счет солдат, так с таким жиром можно и голодовку объявлять, не помрешь. Вот он пусть с наше поголодает, тогда по-другому запоет, — подает писклявый голос маленький, страшно худой старик.

— Это не от жира зависит, а от совести, от характера, от воспитания. Вот ты, например, — указывает капитан на старика, — вырос пресмыкающимся, так им и остался. А товарищ Иванов не с того теста сделанный, не так воспитан. Он уже за нас слово сказал, смерти не побоялся, может, его уже и в живых нет, а ты — с наше поголодай.

Конец ознакомительного фрагмента.