Штурмуя небеса

Инна Владимирова, 2016

Самые обыкновенные дни оставляют в нашей душе как приятные воспоминания о каких-то событиях, так и гниющие шрамы. С тех пор прошло так много дней, недель, месяцев. Причем, самых обыкновенных. Пять лет назад все закончилось именно здесь, именно на этой пристани. Именно тогда, пять лет назад, Таня Зимина сделала свой выбор. Но правильный ли? Она до сих пор не знала. Но была рада, что все закончилось.

Глава 4

5 августа 1942 г.

Вытирая стаканы сухим полотенцем, Таня оглядывала бар. Ее план удался — бар был полон эсэсовцами и служащими вермахта высших чинов.

На следующий день, после того, как Макс проводил ее до дома, он приехал к ней в бар вместе с несколькими крепкими парнями. Оставив ей выпивку, он сказал, что не знает, сможет ли он эти несколько дней навещать ее, поэтому просит ее быть осторожнее.

После этого бар постепенно начал заполняться. Многих привел один из тех двух друзей Риделя — тот, мальчишка со светлыми еле заметными кудряшками. Тогда, увидев, что вся стойка и большая часть столов в зале заполнены, Таня поняла, что все идет по плану. Чем их больше — тем больше у ее шансов услышать нужную ей информацию.

Сейчас же бар был заполнен полностью. Немцы курили и играли в карты, потягивая пиво или коньяк, и всячески веселились. Кто-то из них даже притащил ей трофейный патефон «Ленинград» и крутил на нем пластинки с немецкими маршами. Таня, наблюдая за ними, лишь ухмылялась. «Ну, ничего, — думала она, убирая стаканы, — пусть делают, что хотят. Они-то ничего не знают. Пусть, пусть веселятся. Я подожду. Пока подожду».

Взяв в руки поднос с несколькими кружками пива, она вышла из-за стойки и пошла между рядами. Четверо эсэсовских офицеров, сидящих у окна, пару минут назад попросили добавки и сейчас, увидев ее с подносом, радостно засмеялись. Поставив им кружки на стол, она улыбнулась им и, держа поднос в одной руке, поспешила назад.

Уже пройдя половину зала, Таня замерла. За столиком возле стены в компании таких же офицеров-красавцев сидел Макс. «Нет, быть этого не может, — думала она, разглядывая его затылок. — Нет, это не он… Я ведь вижу его только со спины. Нет, не он!.. Наверное… Он же говорил, что его не будет. Хотя, — он на мгновение повернул лицо вбок и рассмеялся, — может, и он. Голос даже похож… Кто знает, правду ли он сказал. Может, проверка? Нет. Он это, однозначно. Что ж, стоит подойти».

Набрав в грудь побольше воздуха, девушка решительно двинулась в его сторону. Остановившись возле него, она положила ладонь ему на плечо и на выдохе произнесла:

— Привет.

— Ну, здравствуй, — он повернулся к ней лицом и приветливо улыбнулся.

Таня резко сдернула руку с его плеча. Это был не Макс. Молодой мужчина, с такими же светлыми волосами, аккуратно зачесанными назад, и голубыми глазами был невероятно похож на Макса. «Даже смех тот же, — пронеслось в мыслях у девушки, когда она осматривала мужчину. — Поразительно».

Смех друзей этого блондина вывел Таню из оцепенения. Перехватив поднос поудобнее, она поспешила к стойке. «И как, — мысленно ругала она себя, — как я могла ошибиться? Нет, это просто невозможно… Такое сходство… Разве что этот чуть старше. Уму непостижимо…»

Весь день Таня провела за тем, что бегала с подносом от стойки до столов, разнося почти доверху полные кружки. Она даже начала подумывать над тем, чтобы найти какую-то девушку себе в помощницы — одна она тут явно не справлялась.

Но то, ради чего все это было устроено, Таня пока так и не получила — немцы, как назло, молчали. Точнее, они говорили о чем угодно, но не о своей работе.

— Эй, — Таню, задумавшуюся за стойкой, отвлек чей-то голос. — А есть что-то другое?

Молодой офицер СС, привлекая к себе внимание, потряс в воздухе кипой пластинок с немецкими маршами. Таня, которая все еще не до конца вырвалась из мира своих мыслей, пыталась понять, о чем он ее спросил. Наконец она произнесла:

— А что, эти надоели?

— Немного, — он пожал плечами.

— Я поищу.

Она устало оглядела бар. Почти девять часов, так что зал наполовину опустел. «Удивительно, — думала девушка, протирая стойку, — обычно, они засиживаются допоздна, а сейчас… Странно».

Выпроводив последних мужчин из бара, она предупредила и просила передать остальным, что завтра бар работать не будет.

— Почему? — запротестовали немцы. — Как так?

— Ну-у, — протянула она, разводя руки в стороны, — вот так.

Завтра она решила устроить день уборки в баре. Сейчас было слишком поздно, и ей пришлось бы возвращаться домой под утро. А она хотела не только весь бар убрать, но еще и вымыть окна. Поэтому уборка была отложена на завтра.

Поднимаясь по лестнице в подъезде, Таня сдержанно улыбнулась офицеру СС, который, выходя из своей квартиры, поздоровался с ней. «Удивительно, — думала она, продолжая подниматься, — а ведь Ридель оказался прав. Солдат-то больше нет, одни эсэсовцы. И мне почему-то это только нравится. Ну, наверное, потому, что они себя нормально ведут. Хотя, я же вижу их в основном только вечером и, может быть, утром. Кто знает, что тут творится днем? Во всяком случае, я теперь не боюсь… Не боюсь, что меня могут затащить в какую-нибудь квартиру, или на меня не выпадет кто-нибудь пьяный».

Закрыв за собой дверь на ключ, Таня прошла в гостиную. Она не узнавала квартиры. За эти пару дней она привела ее в порядок, расставила мебель и поснимала все фотографии Лизы и ее семьи со стен — чтобы вопросов никаких не возникло. И сразу же квартира как-то преобразилась. Таня, ходя из комнаты в комнату, чувствовала себя более чем когда-либо одинокой.

«Лиза, Лиза, — думала девушка, проходя на кухню, чтобы заварить себе чай, — и почему ты оставила меня? Одна ты у меня была подруга, да и тебя не стало… А теперь я прячу твои портреты. Не потому что мне больно тебя видеть, улыбающуюся, а потому что боюсь. Удивительно, что тогда солдаты не заметили их… Трудно без тебя, Лиза. Без твоей поддержки. Эх, как бы я хотела повернуть время вспять и не пустить тебя на тот поезд. Но куда уж мне…»

Когда чайник закипел, Таня, налив себе горячего чаю в чашку, прошла на балкон. Глотнув горячего чаю, она поставила чашку на подоконник и, упершись руками о парапет, выглянула вниз, во двор. Несколько мужчин в черной форме стояли возле машины и о чем-то громко беседовали. В соседнем крыле дома на всех этажах горели окна, в которых виднелись мужские силуэты. Один, стоявший у окна на шестом этаже, увидел девушку и помахал ей рукой. Таня, почему-то испугавшись его, кивнула ему и, схватив чашку, ушла в комнату.

***

Проснувшись рано утром, Таня наскоро позавтракала и, приведя себя в порядок, поспешила уйти из квартиры. Всю ночь ее мучали кошмары, несколько раз она просыпалась. Выспаться толком не удалось.

Уже выйдя из арки, она поняла, что давно не заходила к маме. «Пожалуй, — думала она, поворачивая, — стоит зайти к ней. Не думаю, что она обрадуется, но… Зайду все-таки. Хотя бы просто узнать, что с ней все хорошо. Сказать ей о дяде Мише и Юговцах? Нет, не буду. Если сама скажет, что видела его, то скажу… Но не о моем вступлении. Этого ей знать не следует».

Завернув в свой родной двор и пройдя в подъезд, она нерешительно остановилась возле двери квартиры. Она была приоткрыта, в квартире — тишина. Таня замерла, приготовившись к самому худшему. Но тут она услышала, как на кухне тихо засвистел закипевший чайник — значит, кто-то там был. Аккуратно раскрыв дверь, она проникла в квартиру.

Маму она сразу же нашла на кухне. Она готовила завтрак. Увидев дочку, она несколько обрадовалась.

— От отца есть что-нибудь? — спросила девушка, улыбнувшись.

— Нет. Ни от него, ни от Коли.

— Как ты? — спросила Таня, присаживаясь за стол.

— Даже и не знаю, — женщина тяжело вздохнула. — Все плохо, Таня. Не знаю, что и делать…

— В чем дело?

— Я живу в твоей комнате вместе с соседкой и ее малолетними дочками. Немцы заняли наши квартиры. Чудо, что разрешили хотя бы в одной комнате остаться… Других во дворы согнали, в сараи и дворницкие.

Сердце девушки дрогнуло. Она уже хотела было предложить переселиться к ней, но передумала. «Нет, — решила она, — она может помешать мне… Вся игра пойдет коту под хвост. Нельзя… Ведь может такое быть, что ко мне придет кто-нибудь… Да тот же Макс Ридель и придет, а там она. Нет, нельзя. Ридель… Точно! А ведь это хорошая идея. Во всяком случае, попробовать стоит».

— Ты останешься завтракать? — тихо спросила у нее мать.

Таня, взяв свою сумочку в руки, поднялась со своего места и, попрощавшись с ней, пообещав, что в скором времени все наладится, стала двигаться к выходу.

— Что ты! — она всплеснула руками. — Останься. Они еще спят. До девяти точно спать будут. Тебя никто не увидит. Танечка!.. — девушка остановилась у двери. — Ты сама-то как?

— Я в порядке, мам, — Таня попыталась улыбнуться, но у нее это не получилось. Взглянув на мать в последний раз, она вышла из квартиры.

Чтобы мама не успела нагнать ее, девушке пришлось ускорить шаг. Она слышала, как та кричала ей что-то вслед, но старалась не обращать на ее крики внимание.

Таня, так и не сбавив шаг, быстро добралась до бара. Только там, умывшись под холодной водой, она пришла в себя. «Что же это я, — думала она, стоя над раковиной, — с родной матерью так… А что мне еще делать? Все, о чем я ей хотела бы рассказать — это дядя Миша с Юговцами и Ридель. Но нельзя, нельзя мне о них говорить ей. Пока…»

В зале она прибралась довольно-таки быстро. Подмела, помыла полы и протерла все столики. В помещении было очень жарко — август давал о себе знать жарой под сорок. Тане очень хотелось раскрыть дверь, чтобы в зал проник свежий воздух, но ей приходилось мучиться в духоте. Она знала, что если сейчас она раскроет ее, то сразу же набегут немцы, которых она вряд ли сможет выпроводить отсюда.

Когда же девушка дошла до мытья окон со стороны улицы, дело пошло быстрее. Вынеся стремянку и ведро с водой, она счастливо вздохнула, когда слабый ветерок обдал ее лицо. Подвязав волосы, Таня намочила тряпку и принялась за дело.

Работать было несколько скучно, да еще и солнце припекало, так что Таня сама не заметила, когда начала петь. Она слышала уже, что петь советские песни запрещено, но у нее выбора не было: других она не знала. А работать, не напевая что-то, она не могла.

Минут через десять мимо нее прошли несколько немцев. Один, отстав от своих друзей, остановился рядом со стремянкой и, глядя снизу вверх на Таню, спросил, не боится ли она петь по-русски. Сказав, что она не боится, она попросила не мешать ей и пригрозила, что если он сейчас же не уйдет, то она плеснет в него водой. Тот, рассмеявшись, ушел.

Когда же немец ушел, девушка продолжила протирать окно так, чтобы не оставалось разводов. Она знала довольно-таки много разных песен, но почему-то все выветрились у нее из головы. Поэтому, приступив ко второму окну, после «Катюши» она начала «Сталин — наша слава боевая…» В тот момент ей казалось, что она ничего не боялась уже.

Вдруг сзади послышались шаги, и Таня замолчала.

— Что ты сейчас пела, девочка моя? — донесся мужской голос снизу. Тане показалась, что она его уже где-то слышала.

— Песню про Сталина, — ответила она, несмело поворачивая голову. Внизу стоял улыбающийся Макс и еще один мужчина. Таня вспомнила, что видела его в баре. Тогда она приняла его за Макса. — А что нельзя? Я и по-немецки могу спеть, не боюсь!

— Тогда спой, — попросил тот, второй, улыбаясь.

Таня, получив приободряющий кивок от Макса, снова начала ту же песню, но уже на немецком: «Дас либер дер Сталин дем алле фертрауен…»

Мужчина дослушал, похлопал в ладоши и сказал:

— У тебя прекрасный голос, девочка моя, пой всегда и везде.

Таня смущенно улыбнулась. Она уже догадалась, что это и есть тот самый брат Макса.

Хоть братья и были очень схожи внешне, но их все-таки многое отличало. Макс производил впечатление приятного молодого человека, как бы при этом он не старался сурово выглядеть. Он, как показалось Тане, так и излучал добро. Его брат, Йоахим, производил совершенно обратное впечатление. Даже когда он улыбался, и, как видела девушка, искренне, он казался грубым и даже несколько злым. Даже взгляд у них, несмотря на одинаковый цвет глаз, был абсолютно разный. Макс всегда смотрел тепло, а вот Йоахим оправдывал свои колючие «льдинки» — он смотрел так, будто бы уже заранее все знал о тебе. И потому от такого взгляда хотелось скрыться куда-нибудь подальше.

Макс, тем временем, подошел к стремянке и, опершись на нее плечом, посмотрел на девушку. Второй, заложив руки за спину, оставался стоять на месте.

— Ну, здравствуй, — тихо произнес Ридель, склонив голову чуть вбок. Таня заметила, что за эти дни лицо у него чуть загорело. — Знакомься, это мой брат, Йоахим.

Таня взглянула на него, когда тот улыбнулся ей и сказал брату, что они, кажется, уже знакомы. «Точно, — подумала Таня, — а я… Теперь понятно, почему я приняла его за Макса. Они же так похожи».

— Знакомы? — удивленно переспросил Макс. — Что ж!..

— Макс, — прервал его брат, — мне пора.

— Что? — он резко обернулся, чуть пошатнув стремянку. Почувствовав это, он взял ее крепче. — Как?

— Ты же знаешь, что меня ждет работа. — Он посмотрел на Таню. — До свидания, милая Танья.

— До свидания, — произнесла девушка, чувствуя, что улыбается. Ее несколько умиляло то, что оба брата не могут из-за акцента произнести нормально ее имя.

Догнав уходящего брата, Макс еще несколько минут о чем-то говорил с ним. Таня же, стараясь не привлекать к себе особого внимания, продолжила мыть окно, при этом пытаясь услышать то, о чем они говорят. Но они стояли слишком далеко и говорили довольно-таки тихо.

Скоро Макс, попрощавшись с братом, вернулся.

— Ты скоро закончишь? — спросил он, подойдя к девушке.

— Не знаю, — она пожала плечами. — Может, еще минут двадцать-тридцать. А что?

— Я отлучусь на пару минут, — парень не ответил на ее вопрос и, развернувшись, быстро зашагал туда, куда ушел Йоахим.

С окном Таня закончила намного быстрее, чем пообещала Максу. Унеся стремянку в подсобку и вымыв ведро и тряпку, она быстро закрыла бар и уже хотела уйти домой, как вспомнила, что ушедший Макс обещал вернуться. «Но ведь он не сказал, когда, — думала девушка, остановившись у двери. — И как долго мне придется его ждать? Нет, мне нужно идти. Не хочу, чтобы стемнело до того, как я попаду домой… Надеюсь, он не обидится».

Завернув за угол, Таня столкнулась с кем-то. Чтобы не дать ей упасть, ее подхватили чьи-то крепкие руки.

— Будь осторожнее, — услышала она приятный шепот Макса.

Он рывком поставил ее на ноги и сразу же вручил ей букет.

— Что?.. — произнесла Таня, изумленно смотря на цветы. — Но зачем? Нет, мне, конечно, приятно… Спасибо! Но, правда, не стоило…

Блондин, лишь улыбнувшись, подхватил ее под руку и повел за собой. Пройдя пару метров вперед, он остановился возле машины и, раскрыв дверь, пригласил Таню.

— Садись, — он кивнул в сторону машины.

— Зачем? — спросила Таня, чуть сильнее, чем надо, сжав букет в руке.

— Прокатимся, — Макс отошел от машины и слегка подтолкнул девушку к ней. — Водителя я отпустил, так что мы сами прокатимся. Садись же, не бойся.

Взглянув в его глаза, она решила довериться ему. «Может, — думала она, усаживаясь рядом с водительским местом и укладывая цветы на колени, — и зря я боюсь. А, может, и не зря. Кто знает, что руководит этим человеком: долг или чувства?»

— Я только кое-какие документы завезу, — произнес парень, заводя машину. — Это быстро.

Свернув, они выехали на Буденовский и поехали вверх по улице. Таня начала догадываться, куда они едут, но старалась отогнать от себя эту мысль. «Мало ли, — смотря на преобразившийся город, размышляла она, — куда ему надо. Может, совсем не туда, куда я думаю. Нет, наверняка не туда. Да и зачем бы ему ехать… туда?»

Через пару минут машина остановилась напротив именно того самого здания. Под самой крышей слабо виднелись большие буквы «Гостиница». Слова «Ростов» почти не было видно. Зато над самым входом зияла огромная черная надпись «Солдатенхауз».

Таня похолодела, чувствуя, как страх накатывает на нее. Именно этого она и боялась.

Макс, запустив руку на заднее сиденье, пошарил там, вытащив толстую папку с бумагами, попросил Таню подождать его несколько минут и ушел. Девушка облегченно выдохнула. «Зря, зря я испугалась, — думала она, смотря на гостиницу. — И почему я сразу же подумала об этом здании? Казино… Наверное, ему просто надо отнести бумаги своему другу, которого он не застал в рабочее время… Будет забавно, если бумаги на меня. Хотя, почему же сразу я? Он ничего еще знать обо мне не может, я ведь только вступила… Эх, времена какие. Доверяй, но проверяй».

Когда же Макс вернулся, то девушка попросила его отвезти ее на один адрес.

— Зачем тебе туда? — спросил он, глядя на нее.

— Мне, правда, нужно.

— Зачем? — повторил он. — Пожалуйста, будь со мной откровенна, и тогда я, может быть, смогу помочь тебе.

— Я хотела попросить тебя об одной услуге… Не знаю, как и сказать. Отвези и ты увидишь все сам.

— Это как-то связано с твоей семьей?

— Да.

Он молча кивнул, заводя машину.

Когда они остановились рядом с двором, где раньше жила Таня, то оба почти сразу же вышли. Она заметила, что некоторые их соседи, которых она знала, следят за ними со двора, сидя на лавке под деревом. «Разговоры пойдут, — промелькнуло тут же в ее голове. — Ну и пускай. Плевать».

Проведя Макса в подъезд и остановившись возле входной двери, она вкратце обрисовала ему сложившуюся ситуацию. Тот, выслушав ее, согласился помочь. Заранее поблагодарив его, она провела его в свою бывшую квартиру.

Ридель сразу же пошел в комнаты, а Таня, решив не мешать ему, прошла на кухню. Маму она нашла там. Та заполняла какие-то бумаги со своей работы.

— Ты что тут делаешь? — удивленно просила женщина, увидев дочь в дверях.

— Мам, все в порядке, — улыбнулась она. — Я буквально на минутку.

— Нет, я ничего не понимаю, — поднялась из-за стола. — Утром пришла, посидела пару минут и убежала. Сейчас пришла тоже… Таня, что произошло? Что-то случилось?

— Я же говорю, мам, — девушке пришлось на пару секунд прерваться из-за громкого голоса Риделя, — все хорошо.

— Что там происходит? — женщина хотела пройти в комнаты, отодвинув дочку в сторону, но та не дала ей пройти. — Таня! Дай же пройти. Не слышишь разве?

— Мам, постой, — расставив руки в стороны и упершись в дверной косяк, она преградила ей путь к комнатам. — Не ходи туда… пока.

— Что? Таня, ты в своем уме? Уйди!

— Мам, да послушай же меня! Там все… — из комнат послышались недовольные голоса, возня. Через пару секунд мимо кухни стали проходить солдаты, сверлящие взглядом мать с дочкой, — в порядке.

— Что? — женщина сделала шаг назад. — Таня, что происходит? Ты… Ты ведь в курсе происходящего, так?

— Мам, поверь мне… Да, я в курсе. И, пожалуйста, давай не сейчас будем это выяснять. Все уйдут, и я расскажу тебе.

Топот множества ног наконец стих. Таня, вздохнув, убрала руки и хотела было предложить матери присесть, чтобы рассказать все, как в кухне появился Макс.

— Я закончил, — кивнул он ей и сразу же увидел ее маму. — Здравствуйте.

Женщина испуганно отошла к столу, вцепившись в его край рукой. Таня, поняв, что Ридель зря сюда зашел и ему стоило подождать ее на площадке, попросила его подождать ее снаружи. Он уже развернулся и двинулся к двери, как оттуда показались соседи, сгорающие от любопытства. Их не остановило даже то, что перед ними стоит немец в форме — они зашли в коридор и заглянули в кухню.

— Наталья Ивановна, а что это у вас происходит? — спросила одна из соседок, Светлана, обращаясь к маме Тани. Это была та самая, что теперь жила вместе с ней и своими детьми. — Сначала ваша дочка… А, вот и ты. Ну, здравствуй… Что, каково матери смотреть теперь в глаза, а?

Застывшая у стола мама Тани ошарашенно переводила взгляд то на соседку, то на дочку. В ее голове просто не укладывалось то, что произошло за эти последние пару минут.

— Таня, — прошептала она, присаживаясь на стул.

— Мам, не верь, — произнесла девушка. И, повысив голос, добавила, обращаясь к соседям: — А вы зачем зашли? Кто вас вообще пустил…

— Но-но! — прикрикнула уже другая соседка. — Ты на взрослых голос-то не повышай! А то, ишь, на машинах каких разъезжает!

— Да замолчите вы! — Таня бросилась к маме и, присев перед ней, взяла ее за руки. — Мама, не слушай! Ты теперь снова живешь в своей квартире. Не в одной моей комнате, а во всей квартире. Ты снова хозяйка своего дома, мама! Ты вольна распоряжаться своими комнатами как захочешь. Можешь даже… выселить эту Светлану!

— Что?! — возмущенно вскрикнула та. — Да как ты смеешь! — она подбежала к столу и, усевшись рядом с Натальей Ивановной, продолжила свою речь. — А вот вы знаете, что ваша дочка с каким-то немцем только что на машине приехала, а? Еще и сюда эту сволочь притащила. Что возле матери вьешься? Прощение вымаливаешь? Да я б, на месте твоей матери, выпорола бы тебя так, что!.. Нет, ну это же надо, а? В такое-то время… У всех война, а у этой любовь. И с кем! Фашист, прости Господи! Самый настоящий! Да как ты вообще…

— Замолчите! — закричала Таня, поднимаясь на ноги. — Мало того, что вас пустили жить в чужую квартиру задаром, так вы еще и… Да что ж вы за человек!

— Нет, ну вы посмотрите! — доносилось со стороны входа. Каждый из соседей хотел внести свою лепту в разговор. — Она еще и кричит. Да вообще тебе прощенья нету!..

Тут Наталья Ивановна молча встала. Сделав шаг вперед, она с размаху ответила тяжелую пощечину Тане. Та, прикрыв горящую щеку ладонью, с испугом смотрела на маму.

— Уйди, уйди прочь, — шептала та. Таня знала, что этот ее шепот не предвещал ничего хорошего. И вправду — через пару секунд она перешла на крик: — Да чтоб моя дочь… Эх, жаль, отец на фронте. Он бы тебе показал!..

— Мама! — пролепетала девушка, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Вон! Вон с квартиры! — кричала женщина, подталкивая ее к двери. — Сейчас же.

Таня остановилась в прихожей у входной двери, надеясь, что мама смилуется, и они спокойно поговорят без лишних ушей. Но та продолжала кричать на нее, подначиваемая одобряющими восклицаниями соседей, которые выглядывали из кухни, не решаясь подойти ближе.

— Пошла прочь, — она распахнула перед ней дверь. — Видеть тебя больше не хочу! Ты мне не дочь больше!

Таню словно из ведра холодной водой окатили. Она уставилась на мать, пытаясь понять, показалось ей это или нет. Но нет, слова были произнесены.

— Прощай же, — тяжело вздохнув, девушка медленно вышла из квартиры. Из-за неприкрытой двери еще долго слышались возмущенные крики ее мамы и возгласы соседей, которые одобряли ее поступок и говорили, что можно было еще и похлеще.

Быстро спустившись во двор, Таня зашагала к машине, у которой ее уже ждал Макс, которому удалось проскользнуть мимо ее бывших соседей. Рядом с машиной уже крутились мальчишки, интересующиеся ею, но, завидев Таню, они быстро ретировались.

— Домой, — сказала Таня, сев на свое место. — И как можно скорее.

— У вас там все серьезно? — тихо спросил Макс, когда они отъезжали от двора. До этого он не решался заговорить с девушкой, видя ее состояние.

— Даже слишком, — она невидяще смотрела в какую-то одну точку на дороге. — Она сказала, что я ей больше не дочь.

— Прости, — после недолгого молчания произнес парень. — Мне не стоило заходить.

— Нет, тут не ты виноват. Это все соседи. Если бы они не зашли в квартиру и не начали подначивать ее, то все было бы нормально. Мы бы просто поговорили… Ладно, что уж. Будь, что будет.

— Я думаю, что тебе стоит поговорить с ней позже. Может, через неделю или две. Поверь, она простит тебя.

— Ты не знаешь истории моих отношений с мамой. Раньше все было хорошо, но с началом войны, как забрали отца, она стала сама не своя.

Машина, проехав арку, остановилась во дворе. Таня вышла и, поблагодарив Макса за все, направилась к двери подъезда.

— Постой! — раздалось позади нее. Через пару секунд к ней подбежал парень. — Я провожу тебя.

Пустив Макса в квартиру, Таня прошла на кухню. Остановившись у шкафа, она попыталась вспомнить, зачем ей сюда надо было.

— Цветы! — вздохнула она, когда она, увидев вазу, наконец вспомнила о забытом.

— Что? — в коридоре показался Ридель.

— Я забыла цветы в машине, — Таня слабо улыбнулась.

— Я схожу за ними, — Макс сразу же направился к двери.

— Спасибо, — произнесла Таня и спустя пару секунд добавила: — А я как раз чай заварю.

Закрыв за ним входную дверь, но оставив ее незапертой, девушка вернулась на кухню. Чайник закипел быстро. Разлив чай по чашкам, которые стояли на подносе, она прошла в гостиную. Опустив поднос на чайник столик, она услышала, как захлопнулась дверь — вернулся Макс.

Еще раз поблагодарив его, Таня отправила его в гостиную, а сама ушла на кухню ставить цветы в вазу. Вернувшись в гостиную, поставила их на подоконник и присела рядом с Максом.

— Это тебе, — он кивнул на столик. — Думаю, тебе он сегодня больше нужен, чем мне.

— Ты серьезно? — шепотом спросила она, глядя на плитку шоколада.

— Да, — он пожал плечами и отхлебнул из чашки. — Нам выдают.

— Никогда бы не подумала, что у вас там выдают шоколад…

— А у нас там — это где? — усмехнувшись, спросил Макс.

— В СС.

— Что? — парень тихо рассмеялся. — Нет, я не служу в СС. Брат — да, но не я.

— А где же тогда?

— Люфтваффе. Я пилот. Моей страстью всегда было небо. Ну, не всегда. Когда-то я не мыслил свою жизнь без музыки. Это у меня от мамы. Она консерваторию закончила и хотела, чтобы я тоже стал музыкантом. Но отец сказал, что ни за что не допустит, чтоб его сын ушел в музыку. Он хотел, чтобы я был похож на своего брата. Он хотел, чтобы я пошел по его стопам, в Верхмахт, или стал как брат, но я вовсе не хотел этого. Ну и потом меня отправили в Люфтваффе в качестве кандидата, где мне пришлось пройти курс базовой военной подготовки. Потом переведен в школу воздушного боя, после окончания которой был направлен в 52-ю истребительную эскадру на советско-германском фронте.

— Значит, — спросила Таня, когда он закончил, — эта тяга к музыке у тебя от матери?

— Да, — Макс кивнул. — Ты мне вот что лучше скажи… У тебя есть еще родственники?

— Брат, — ответила она. О дяде Мише она решила умолчать. Но и всей правды о брате, который ушел к партизанам, она тоже выдавать не стала. — Он на фронте сейчас.

Спустя почти час Макс ушел. Напоследок он пообещал Тане, что все будет в порядке, и мать ее простит.

Таня еще долго стояла у подоконника, глядя на розовые приятно пахнущие цветы. Она мысленно разбирала по частям все, что произошло за этот день. «Все будет в порядке, — думала она, глядя на бледные лепестки, — ему легко говорить… Даже не представляю, как потом оправдываться буду перед ней. Оно-то понятно, что я сделала это ради ее блага, но как я объясню ей это? Надеюсь, дядя Миша поймет меня. Главное, ведь, — это то, на что мы пошли. Остальное может подождать. Наверное… Надеюсь, что все образуется со временем. Когда-нибудь, надеюсь, очень скоро все снова будет по-прежнему. Я очень надеюсь».