Танец на тлеющих углях

Инна Бачинская, 2013

Одно хорошо – сегодня он расстанется с Григорьевым. Скажет: никаких доказательств неверности жены предоставить не может, все ее передвижения и встречи носили вполне невинный характер… Рисуя картину прощания с клиентом, Шибаев понимал – могут случиться непредвиденные осложнения. Допустим, их с Ириной видели вместе и доложили банкиру. Тогда… последствия Шибаев представлял себе смутно. Жаль, он не рассказал ей, что супруг нанял его следить за ней! Он пытался, но она перебила: «Молчи, иди сюда!» А потом уже стало не до того… Шибаев вошел в знакомый, слабо освещенный холл. Он решительно направился в комнату, движимый одним желанием – объясниться с Григорьевым как можно скорее. Тот лежал на диване, запрокинув голову и разбросав руки, в круге красного света. Шибаев с ужасом понял: перед ним труп…

Глава 2

Женщина

Роскошное бабье лето царствовало — яркое, солнечное, с сияющими синими небесами, пронизанное тонкими нитями невесомой паутины. Подарок природы перед долгой холодной зимой. Хотя какие сейчас зимы! Уже и не помнит никто настоящей зимы с морозами, снегами, буранами. Может, потому и народ стал похлипче, избаловался, вечно с насморком, гриппом, простудами.

Александр Шибаев сидел в засаде в сонном маленьком парке напротив дома банкира Григорьева. Ожидал его жену, заподозренную в супружеской измене. Деревья почти облетели, парк был тих и прозрачен. Уже случались утренние заморозки, и в траве сверкали капли растаявшего инея. Воздух был свеж, все в нем виделось резко, без летней знойной дымки. Улицы, дома, даже машины были чисто вымыты затяжными дождями, предшествовавшими бабьему лету.

Вчерашняя засада не увенчалась успехом. Ирина Сергеевна так и не вышла из дома. Шибаев позвонил по номеру домашнего телефона, оставленному Григорьевым, предполагая, что мог просмотреть ее. Она ответила, и он назвал первое попавшееся имя. Ирина сказала, что он ошибся, и положила трубку. В том, что это она, сомнений у Шибаева не возникло — Григорьев сказал, что домработницы не держит. Зачем, если жена не работает? Это показалось странным Шибаеву, знавшему, что бывают домработницы и при неработающих женах, были б деньги, а Григорьев производил впечатление человека с деньгами. Не говорил ли факт отсутствия домработницы о натянутых отношениях в семье? Или о скупости Григорьева? Хотя это с равной долей справедливости могло говорить и о других вещах. Например, о том, что хозяйка любит пылесосить и готовить. Бывает и такое, разве нет? Или вообще ни о чем не говорить.

Он рассеянно скользил взглядом по улице, чувствуя себя не в своей тарелке то ли из-за ночи, проведенной на старом диване, то ли из-за вчерашних излишеств с Аликом — они выпили на двоих литровую бутылку «Абсолюта». А что, собственно, такое, литр водки для двоих крепких мужиков, если подумать? Ничего. Но если три дня подряд, то… чего. И головка бо-бо, как говорит адвокат Дрючин. И в сон клонит, и бок до сих пор чувствует диванную пружину. Давно пора выбросить эту рухлядь, стыдно, если кто зайдет. Может быть, зайдет. Когда-нибудь.

Шибаев едва не пропустил ее. Ирину Сергеевну Григорьеву. Она вышла из подъезда, постояла на тротуаре, словно раздумывая, куда направиться. Взглянула на небо. Фотография ничего не говорила о ее росте. Ирина Сергеевна имела рост высокий, да еще и каблуки добавляли. Белое широкое пальто, стоячий ворот белого свитера, коричневая сумка через плечо. Длинные волосы собраны в пучок и связаны черной бархатной лентой. Она сунула руки в карманы и пошла к центру города гуляющей походкой человека, которому идти, во-первых, не к спеху, а во-вторых, и вовсе некуда. Рассеянной походкой, если походка может быть рассеянной. Надолго застывала у витрин, рассматривая с равным вниманием платья, цветы, белье, коробки с конфетами, кастрюли и пылесосы.

Зашла в кафе «Белая сова». Прошла к свободному столику в глубине, села. Видимо, бывала здесь раньше. «Белая сова» — это ночной клуб, но днем работает как кафе, и кофе здесь очень хорош. Шибаев подумал, что там ее уже поджидает друг. Вот и все, что требовалось доказать. Счетчик включится, и время пойдет. Но он ошибся. Ее там никто не ждал. Она заказала кофе и пирожное. Положила в чашку сахар, попробовала с ложечки, сморщив нос — горячо! Положила еще. Шибаев не понимал женщин, которые не кладут сахар в кофе, и считал, что здесь больше позы, чем заботы о фигуре. Вера, бывшая жена, в один прекрасный момент тоже перестала потреблять сахар, что его почему-то раздражало. Она с удовольствием вскрикивала — ах, нет-нет, мне без сахара, когда они бывали в гостях, чем вызывала дурацкое восхищение и дурацкие вопросы. Он же из-за духа противоречия высыпал себе в чашку полсахарницы, а потом не мог пить получившийся сироп. При всем при том чай он пил все-таки без сахара — прочитал где-то, что сахар убивает его целебные свойства.

Он тоже заказал кофе и бутерброд с копченым мясом. Ирина копалась в сумке, доставая что-то. Сейчас позвонит, догадался Шибаев. Но снова ошибся. Мобильника из сумки не последовало, а последовал блокнот. Она пролистала его, нашла чистую страницу и стала что-то писать. Не забывала при этом отпивать кофе и откусывать от пирожного. Иногда застывала надолго, задумавшись. Похоже, сочиняла стихи. Или составляла список продуктов к обеду.

Они просидели так полтора часа. Шибаев выпил три чашки кофе и съел три бутерброда. Его душа требовала динамики, но динамики не было. А была сплошная стагнация, как говорит Алик Дрючин. Наконец женщина поднялась. Надела пальто, небрежно брошенное на соседний стул, поправила волосы. Шибаев отвел взгляд, когда она проходила мимо. Выждал пару минут и тоже вышел.

Еще около часа они гуляли по улицам. Потом сидели в городском парке. Потом покупали виноград. Снова сидели, на сей раз на набережной, глядя на проплывающие пароходы и катера. Небо отражалось в речной воде, и она стала ярко-синей. Было необычно тепло для конца октября. Пароходики гудели басом, катера поднимали волну. Кричали дети на игровой площадке рядом, мальчишки гоняли на велосипедах и роликах. А она все сидела. Шибаев подумал, что ей не хочется домой. Потом она купила булочку с повидлом у тетки с тележкой. Ела, наклонившись вперед, чтобы не обсыпаться сахарной пудрой. И наконец около пяти вечера, когда стало уже свежеть и загорелось малиной небо на западе, она пошла домой. Причем забыла на скамейке пакет с виноградом. Шибаев чуть было не окликнул ее, но сдержался. И с чувством облегчения проводил до дома. В окнах квартиры горел свет — значит, банкир Григорьев уже дома. Можно считать, что дежурство он, Шибаев, сдал, а тот принял. Рановато что-то банкир сегодня. Соскучился по семейному уюту, не иначе…

* * *

Оперативная часть дня закончилась, и Шибаев отправился в «офис», который делил с адвокатом Дрючиным. Алик был еще там, как всегда элегантный, в дорогом костюме и красивом галстуке, чем выгодно отличался от одетого в старую куртку и джинсы Шибаева. Благоухал туалетной водой. С точки зрения Шибаева, Алик слишком уж увлекался парфюмерией и от него всегда несло, как от дешевой шлюхи. Однажды Александр так ему и сказал, на что Алик хладнокровно заметил, что хороший адвокат и есть дорогая шлюха. Ценится за опыт, доступен, но дорог.

Физиономия у Алика была помятая и серая не то от усталости, не то от вчерашних возлияний. И щетина вечерняя уже пробивалась, усиливая общую серость. При виде Шибаева он обрадовался и спросил:

— Ну, как?

— Никак, — ответил Шибаев, валясь в кожаное кресло, подаренное Алику однажды благодарным клиентом, владельцем мебельной фабрики. В отличие от Дрючина выглядел он прекрасно — посвежел на воздухе и даже слегка подзагорел на нежарком осеннем солнце.

— Что Ирина Сергеевна? — уточнил Алик, сгоравший от любопытства.

— Ничего. Гуляли по городу, сидели в парке, смотрели на реку.

— А… общее впечатление?

— Черт ее знает, — искренне ответил Шибаев. — По лавкам не ходила, знакомых не встречала, бродила без цели. Даже не звонила никому. Можешь представить себе женщину, которая за весь день ни разу не позвонила по мобильнику? Я даже не уверен, что он у нее есть.

— То есть ты хочешь сказать, что наличие любовника предполагает хоть какой-то интерес к жизни, а в ней такого интереса ты не заметил, так?

— Складно излагаешь. Не заметил. Пустота.

— Ты знаешь, Ши-Бон, я сразу понял, что она какая-то нестандартная. И эта одна серьга…

— Почему одна? — удивился Шибаев. — Две. Длинные такие.

— Янтарные?

— Не похоже. Вроде разноцветные стекляшки. Я сделал фотографии.

Следующие полчаса они рассматривали на экране компьютера фотографии женщины. В «Белой сове» за кофе, с блокнотом. «Что, интересно, она пишет?» — бросил Алик в никуда. У витрины магазина. В парке на скамейке. Ирина Сергеевна сидела с закрытыми глазами, запрокинув голову, подставив лицо нежаркому солнцу. Загорала. На этой Алик задержался дольше всех. На следующей фотографии она сидела на скамейке на набережной. Смотрела на реку. Потом ела булочку с повидлом — сахарная пудра на щеке и подбородке.

— Да… — разочарованно протянул Алик, ожидавший интриги. — Какая-то она… Неужели у нее нет подруг? Какая-то неприкаянная. Смотри, ни разу не улыбнулась, лицо спокойное, никаких эмоций… Все по фигу.

— Ага, — согласился Шибаев.

— И серьги действительно похожи на стекляшки. Я думал, янтарь. Причем разноцветные. И не золото…

— Но смотрятся ничего, красиво — заметил Шибаев. — Она высокая…

— А пальто шикарное, и сумка. — Алик был неравнодушен и к красивой одежде. — Волосы шикарные! Крашеная?

— Ты еще спроси насчет парика, — буркнул Шибаев. — Откуда я знаю?

— Художница… — сказал вдруг Алик.

— Кто?

— Твоя Ирина Сергеевна.

— Почему художница? — не понял Шибаев, решивший, что Алик передает общее впечатление от нее, что-то, видимо, рассмотрел такое… художественное. Так иногда говорят — ну, дает, ну, артистка! Ну, художница!

— Она художница, — повторил Алик. — В прошлом, до замужества.

Шибаев воззрился на приятеля. Алик, изогнув бровь, улыбнулся неуверенно. Кашлянул и сказал, не глядя на него:

— Я тут пробил по своим каналам этого Григорьева.

— Ну и?..

— Действительно, есть такой. Банк «Народный кредит». Их там двое, совладельцев, Григорьев и еще один, некий Воробьев. Начинали втроем, но третий погиб три года назад в автокатастрофе — слетел с моста в реку. Экспертиза установила, что он был пьян. Ходили слухи, что это заказуха, но доказать ничего не удалось. Он был в машине один, упившийся в хлам, и никаких тебе выведенных из строя тормозов или взрывчатки. Ехал на дачу. Дорога была скользкая, шел мокрый снег. Пробил ограждение моста и слетел. Был свидетель, который и позвонил в милицию. Партнеры — Григорьев и Воробьев — вскоре выкупили у вдовы его долю и партнерствуют до сих пор.

— С чего вдруг стал выяснять? — спросил Шибаев, ухмыляясь. — Женщина понравилась?

— Ну, как тебе сказать… — промямлил Алик. — Понравилась, наверное. Что-то в ней есть такое… — Он посмотрел на потолок. — …Необычное. — Помолчал немного и сказал: — Они женаты восемь лет. Детей нет. Брак не особенно удачный, но наверняка никто ничего не знает. Григорьев грубый, жесткий, напористый мужик, «прет, как дикий кабан», по выражению моего… источника. Не столько умный, сколько хитрый, силен смекалкой. Источник уверен, что Григорьев приложил руку к автокатастрофе, потому как способен на все. И женщины у него постоянно, причем он даже особенно не прячется. Хозяин жизни. Жена в тени, на людях они вместе почти не бывают…

Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга. Шибаев наконец пожал плечами — видимо, Алик уже видел себя знаменитым адвокатом, героем криминального романа, а клиентку — несчастной жертвой преступного мужа.

— Ты там осторожнее действуй, — попросил Алик. — Будь начеку. Мне кажется, он действительно что-то задумал. Хитрая скотина!

Шибаев снова пожал плечами, но промолчал. В отличие от Алика он не думал, будто хитрая скотина Григорьев что-то задумал. Вчера брякнул так с досады, от жизненного разочарования, уж очень морда несимпатичная у этого Григорьева. Хамская морда, можно сказать. Но таких много, и необязательно все убийцы. Обычное дело. Реальная действительность, и в результате грязный бракоразводный процесс, выкручивание рук, обливание друг друга помоями. Алик хороший мужик и опытный адвокат, но его иногда заносит, особенно в отношениях с женщинами. Какой-то нездоровый идеализм невесть откуда берется.

Шибаев так же молча отобрал пять снимков. Потом отстукал «оперативную сводку». Перечитал, вложил в конверт, надписал.

Из «офиса» они вышли вместе, и всю дорогу Алик болтал о любви, одиночестве, даже стихи читал. Шибаев слушал вполуха, ему хотелось спать — давал себя знать день, проведенный на свежем воздухе.

Дрючин все бубнил про Ирину, и Шибаев подумал, что это неспроста. Год назад у Алика случилась очередная несчастная любовь, он плакался ему в жилетку и кричал, что никогда! ни за что! чтоб ему провалиться на этом самом месте, пусть он будет трижды проклят, если когда-нибудь опять, в обозримом будущем!

Был в той истории и положительный момент — они не поженились официально, а потому обошлось без изнурительного судебного марафона.

И вот, похоже, рецидив. Тоска в глазах, трепливость, стихи о любви, долгое изучение фотографий женщины с одной серьгой. Снова глупая надежда воспаряет, побеждая опыт и здравый смысл.

* * *

…Клиент был придирчив. Клиент был высокомерен, самоуверен, шикарно одет — эдакий хозяин жизни, оседлавший удачу, а кроме того, с маникюром. Знала Рокся эту породу — надувают щеки, все им не то, все им не так. Она с улыбкой выслушивала занудные замечания и пожелания, мягко, без нажима объясняла достоинства квартиры, приглашала полюбоваться видом из окна и время от времени повторяла, что такой товар — только для понимающего и знающего толк человека. Не очень тонкая лесть, но, как правило, действует. Все считают себя понимающими и знающими толк.

Клиент — господин Басов, вернувшийся на родину после долгого отсутствия, как он обронил вскользь, желал что-нибудь эдакое. Он шевелил пальцами в воздухе — солидное, в небольшом доме, упаси боже, не в этих навороченных новостройках, разумеется, в центре, желательно парк поблизости… и вообще!

Он исподтишка разглядывал брокера; она чувствовала его жадные взгляды, внутренне забавляясь. Она привыкла к тому, что представители сильного пола глупеют в ее присутствии.

«Хороша, — думал меж тем господин Басов, вдумчиво хмурясь и делая вид, что внимает ее словам и рассматривает вид из окна. — До чего же хороша, чертовка! Волосы, как вороново крыло, глаза синие, чудо, чудо! А имя! Роксана… Прекрасное имя, под стать ей. Восточный колорит… всякие там серали, гаремы, наложницы… пряные, тонкие, чувственные удовольствия».

— Роксана… где тут у вас подают хороший кофе? — произнес он внезапно слегка осипшим голосом. — Выпьем по чашечке, обсудим наши дела.

«Наши дела» прозвучало интимно и многообещающе.

— Мне еще на работу, — сказала Роксана и улыбнулась уголками губ. Ответ вполне дипломатичный — ни да ни нет.

— Хотите, я позвоню вашему начальнику, что вы задержитесь?

Рокси рассмеялась. Нет!

…Они сидят за столиком почти пустого кафе. Мужчина вполне очарован и «распушил хвост», как называет это состояние Рокся. Рассказывает о своей картинной галерее, о тоске по родине, которая всегда здесь — он прикасается рукой к сердцу. Потом, словно невзначай, кладет ладонь на ее руку. Она нравится ему все больше и больше. Красива, прекрасно одета, безупречные манеры. Простой риелтор, кто бы мог подумать… Он невольно вздыхает, вспомнив о жене. У него скорое воображение, ему мнится уже красивая квартира где-нибудь в центре, шикарно обставленная и задрапированная, куда будет приходить эта девушка… Роксана. Ждать с нетерпением его приездов и являться к нему! Он будет часто звонить ей, из Германии, рассказывать о галерее, о том, что безумно соскучился, безумно хочет видеть ее, готов все бросить к чертовой матери и лететь к ней немедленно. Он удивлен, даже поражен, так как считает себя рассудочным и выдержанным человеком, а тут такой внезапный эмоциональный всплеск! Такая… нерастраченность чувств! Бывшая родина влияет, не иначе.

На лице Рокси скука, замаскированная приветливой улыбкой. Она видит господина Басова насквозь.