Лучшие уходят первыми

Инна Бачинская, 2012

Тринадцатого июня в полночь в Черном урочище собралось тринадцать человек. Жгли костер, сидели на траве. Потом они разъехались, а у догорающего огня осталась лежать мертвая женщина, завернутая в черную ткань. Ей нанесли тринадцать ударов ножом… Саша наконец-то закончила перевод любовного романа английской писательницы и решила это отпраздновать. Телефон лучшей подруги не отвечал, но Саша не удивилась: у Людмилы был в разгаре роман с шефом, она даже собиралась за него замуж. Ее не смущало, что директор их телекомпании безнадежно женат на Регине, главе лучшего в городе дома моды, а та своего не отдаст… Саша еще не подозревала: когда она слушала в трубке длинные гудки, Люська уже лежала у догорающего огня, завернутая в черную ткань…

Глава 4

Оперативные раздумья

Капитан Федор Алексеев, шагая по улице, раздумывал о событиях на поляне Черного урочища.

«Тринадцатое июня, — мысленно загибал палец капитан. — Тринадцать ножевых ранений. Одно — смертельное, остальные несерьезные. Как в романе Агаты Кристи «Восточный экспресс».

Тринадцатого июня в полночь в Черном урочище собрались люди. Человек десять-двенадцать, а скорее всего, тринадцать. Снова тринадцать! Жгли костер. Сидели на траве. Или стояли на коленях. Затем они разошлись. Вернее, разъехались. На двух автомобилях. У догорающего костра осталась лежать мертвая женщина, завернутая в черную ткань. С серебряным черепом на груди. Что не лезло ни в какие ворота.

— Чертовщина какая-то! — недоумевал капитан. — Ритуальное убийство? Жертвоприношение? Человеческая жертва? У нас в городе?

Мысль о жертвоприношении была нелепой и дикой, но никаких других у капитана на данный момент не появилось.

Десять лет назад Федор Алексеев закончил философский факультет столичного университета, поступил в аспирантуру. Собирал материал на диссертацию по теме «Религиозно-философские течения Центральной Европы в эпоху Реформации», а потом вдруг пошел работать в отдел внутренних дел, в поисках романтики, не иначе. Причиной столь необычного поступка стало желание сменить обстановку, а также познать жизнь, вернее, ее изнанку, для чего уйти в народ, как свойственно было представителям старой русской интеллигенции. Алексеев — интеллигент в четвертом или пятом колене. Прадед его был из семьи священника. После окончания духовной семинарии он не принял сана, примкнул к разночинцам и стал писателем. Пописывал в либеральные журналы о ветре свободы, грядущей революции и народовластии. Дед — врач, имея от роду тридцать четыре года, погиб от оспы где-то в Средней Азии, куда отправился добровольно, оставив семью. Отец, горный инженер, всю жизнь мотался по экспедициям. Наверное, охота к перемене мест заложена в мужчинах их рода на генном уровне. Как объяснить иначе более чем странный поступок Федора?

Ноги сами принесли капитана Алексеева на улицу, где располагалась городская библиотека. Он очнулся от мыслей о событиях в Черном урочище, заметив, что стоит перед массивной дверью, украшенной по периметру медными гвоздями. Он поднялся на второй этаж и вошел в читальный зал для научных работников. Дежурила пожилая библиотекарша Вера Максимовна, с которой он дружил. Если бы дежурила молодая, Валечка, Федор отправился бы прямиком к читательскому каталогу. Вера Максимовна же знала фонды библиотеки как собственную кладовку, и он попросил принести ему что-нибудь о религиозных сектах.

— Каких именно? — уточнила она.

— Обо всех, — ответил Федор задумчиво. Он намеренно не хотел упоминать о жертвоприношениях.

— Материал обширный, — озадачилась библиотекарша.

— О сатанистах, — решился капитан.

— О сатанистах? — переспросила Вера Максимовна, и жадный огонек интереса вспыхнул в ее глазах. Оглянувшись, она прошептала: — Неужели?

— Что? — Федор притворился, что не понимает, и чертыхнулся про себя. Уж лучше бы дежурила глупенькая Валечка.

— В Черном урочище! Неужели?

— Не знаю, — Федор тоже понизил голос и наклонился к библиотекарше. Беспроволочный телеграф в городе работал безотказно. — Пока не знаю. Но вы понимаете, Верочка Максимовна, это не для прессы. Пока.

Вера Максимовна приложила руки к груди, вздымавшейся от волнения:

— Упаси бог! Конечно! Никому!

Она была экзальтированной старой девой, эта Вера Максимовна, верила в невероятное и не замечала очевидного. Чтение дамских и детективных романов в неограниченных количествах несколько ослабило ее связь с реальным миром. Она удалилась в хранилище, а капитан уселся за стол и щелкнул от нечего делать выключателем настольной лампы. Лампа зажглась, и он снова щелкнул. Лампа выключилась. Он опять щелкнул. Человек, сидевший впереди, обернулся и внимательно посмотрел на него. «Извините», — пробормотал Федор и выключил лампу. Тут он заметил, что Вера Максимовна делает ему знаки, выглядывая из-за стеллажей.

— Федор Андреевич, — горячо зашептала она, когда капитан подошел, — садитесь сюда! Здесь вам будет удобнее и никто не увидит. — Она указала на столик между стеллажами, где лежали несколько толстых фолиантов и тонких брошюр, и удалилась на цыпочках.

Столик был обеденный; чашки, ложки, пачка печенья, всякие пакетики были сдвинуты на самый край. Федор уселся на хлипкий стул и взял верхний том.

«Магии мира. Магические системы, ведьмы и колдовство», — прочитал капитан и задумался. Всю ночь он шарил в Интернете на предмет оккультных наук и был, можно сказать, подготовлен. Но хотелось чего-то… он пошевелил пальцами в воздухе… более определенного, серьезного и конкретного. Без рекламы и обещаний успехов в любви, бизнесе и денег.

Он раскрыл книгу и углубился в чтение. В предисловии автор уверял, что данное пособие является непревзойденным инструментом для начинающих ведьм и исследователей оккультизма. Оказывается, первобытный человек, преклоняясь перед непонятными явлениями природы и богами, придумал ритуальные танцы; и танцуют не только люди, но и крупные африканские человекообразные обезьяны, особенно в полнолуние. «Но я бы не стал настаивать на мысли, что обезьяны или другие животные, птицы или насекомые обладают восприятием, которое можно было бы однозначно определить как религиозное чувство», — задумчиво поделился с читателем автор.

Федор оторвался от книги и тоже задумался. С его точки зрения не было никакой необходимости доказывать, что насекомые не обладают религиозным чувством. Он рассеянно пролистал книгу и наткнулся на главу «Черная месса».

«В отличие от радостного и полного жизни ритуала шабаша, черная месса является не чем иным, как богомерзкими происками сатаны», — начиналась глава.

«Полный жизни шабаш!» — взял себе на заметку капитан, который по наивности считал, что это одно и то же. «Мы сочетаем веселье и благоговение, — делился глава некой колдовской секты в беседе с автором книги. — Восемь шабашей отмечают годичный круговорот солнца и служат поводом для радостных празднеств. А черная месса — это пародия, нечестивость и богохульство, которые подносятся дьяволу».

Совершенно машинально Федор взял из пачки печенье. Оно было очень сладким, и он оглянулся в поисках графина с водой. Вера Максимовна, читая мысли, не иначе, появилась с чайником.

— Что вы, не нужно, — смутился капитан.

Он прочитал еще одну главу — о ведьмах — и снова задумался. Книга оставила у него впечатление расплывчатости и неопределенности.

Следующий труд, «Введение в краткую демонологию», Федор отложил в сторону. Его внимание привлекла книга «Malleus Malеficarum» — «Молот ведьм», вызвавшая чисто профессиональный интерес. Еще в университете капитан читал об этом судебном пособии пятнадцатого века по охоте на ведьм. Он пролистал книгу и сразу же наткнулся на главу «О злобе женщин. Ведьмы». «Интересно, интересно», — пробормотал капитан. Читая поучение Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея, он невольно улыбался до ушей.

«Жениться не подобает, — поучал апостол. — Разве женщина что-либо иное, как враг дружбы, неизбежное наказание, необходимое зло, естественное искушение, вожделенное несчастье, домашняя опасность, приятная поруха, изъян природы, подмалеванный красивой краской?»

«Подмалеванный изъян природы», — повторил капитан с удовольствием, внутренне соглашаясь с автором, но, как образованный человек, стесняясь своих чувств. Он никогда не был женат. Видимо, из-за занятости. Он смутно подозревал, что женщина, с которой ему будет интересно, станет в то же время «домашней опасностью», как удачно заметил апостол. А та, которая умеет готовить, стирать, убирать и так далее, — о чем с ней разговаривать? Вопрос был нерешаем в принципе. Кроме того, рассказы женатых коллег оптимизма не добавляли. Можно было бы, конечно, подойти к союзу мужчины и женщины с философских позиций: когда у Сократа спросили совета — жениться или не жениться, он сказал: «Если ты не женишься, то тебя приютит одиночество мыслителя. Твой род исчезнет. Если же ты женишься, то у тебя будут вечные раздражения, укоры, жалобы и споры, болтливый язык тещи… и так далее».

Вот и решайте сами, иметь или не иметь.

«Если бы мир мог существовать без женщин, мы общались бы с богами», — сказал один древний женоненавистник.

Женщин судили богословы, философы, женоненавистники, историки. Все кому не лень. За грехи, суетность, бездуховность, коварство и близкое знакомство с дьяволом. Обличали, клеймили, выводили на чистую воду, подбрасывали хворост в костер. А женщины в это время были заняты всякими серьезными делами вроде мытья посуды или воспитания детей…

Капитан взглянул на часы — ого! Труба зовет!

Быстро пролистал следущую книгу-справочник «Колдовские секты мира» и задержался на разделе «Жертвоприношения живых существ». Некая леди Мэган, жившая в шестнадцатом веке в Англии, «совершала ритуалы и проклятия своего мужа, а также приносила в жертву мелких живых существ на кладбищах». В книге не упоминалось, что в итоге случилось с ее мужем…

Мысли капитана плавно переключились на события в Черном урочище. Почему «черное»? В смысле «плохое»? «Языческое»? Почему? Он вспомнил деда Андрона и пацанов Стасика и Леньку. Стасик, заглядывая ему в глаза и, мельтеша руками, рассказывал, как он увидел… это! Как дед Андрон ушел и оставил их, наказав не подходить к костру… Как они не подходили… не подходили… не подходили…

Федор поспешно поднялся, ругая себя за доверчивость. В свое время он полтора года проработал в детской комнате и знал своих подопечных как облупленных. Забыл, видимо, раз прокололся на пустяке. Он допил чай, сунул в рот последний кусочек печенья и поспешил из подсобки. Вера Максимовна смотрела на него восторженным взглядом сообщницы.

— Спасибо за помощь, — проникновенно произнес капитан. — Спасибо за хлеб-соль.

— Нашли что-нибудь? — у библиотекарши дрогнул голос.

— Вера Максимовна, — Федор повел взглядом по залу. — Пожалуйста…

— Поняла, — прошептала библиотекарша в полнейшем восторге. — Могила!

Стасик был дома, к счастью. Матери удалось затащить его на обед, выдернув со двора с корнями. Сын глотал куски мяса, не жуя, и давился хлебом. Со двора доносились вопли товарищей. Жизнь проходила мимо. Увидев капитана, Стасик сделался пунцовым и закашлялся.

— Что? — всполошилась мать Стасика. — Из-за убийства? Ужас какой! Ребенок всю ночь не спал, так испугался.

Стасик буркнул:

— Еще чего!

— Уточнить кое-что, так, ерунда, — успокоил ее капитан.

Мужчины вышли на лестничную площадку. Стасик достал из кармана штанов и протянул капитану прямоугольный кусочек картона, когда-то белый, а сейчас истерзанный и грязный:

— Вот. Нашел около костра.

В глаза капитану он не смотрел. Федор с трудом сдержался, чтобы не накидать свидетелю по шее.