Девушка с синей луны

Инна Бачинская, 2018

К Олегу Монахову, называющему себя ясновидящим и волхвом, обратилась за помощью Диана Рудник – странная молодая женщина, из тех, про кого говорят «не от мира сего». Она попросила Монаха помочь найти убийцу своего возлюбленного, Леонида Краснова. Диана одинока: ее сестра покончила с собой, брат уехал в Бразилию, и от него нет вестей, мать, известная актриса, умерла… И вот теперь Леонида, с которым они познакомились в Интернете, обнаружили мертвым в весьма пикантной позе – он был привязан к кровати шелковым шарфом ручной работы, который расписала и подарила ему Диана. Никто не связал воедино все эти случаи, кроме Монаха. Но он сразу понял – если в окружении Дианы за последнее время произошло столько странных смертей, ей тоже угрожает опасность…

Глава 3

Странная история

Толстая одышливая женщина в зеленых лосинах и свободной пестрой блузе с раздражением давила на кнопку звонка. Снова и снова. Потом вытащила мобильный телефон, набрала номер. Приложила к уху и долго слушала, бормоча ругательства; потом с раздражением сунула его в сумку. Напоследок пнула дверь ногой в золотой сандалии, собираясь уходить. К ее изумлению, дверь приоткрылась. Черт, открыто! Этот халдей забыл запереть дверь! Или чего похуже — вообще свалил, и плакали ее денежки.

Она ворвалась в квартиру, пролетела по коридору, отметила горящую люстру и свет в кухне и распахнула дверь в крошечную спальню. На миг застыла на пороге и, уронив увесистую торбу, тяжело осела на пол. Сидела, выпучив глаза, хватая воздух по-рыбьи раскрытым ртом, прижав к сердцу руку. Разлетелись по полу ключи, монетки, косметика, шоколадка и пластиковая заколка для волос. Разлетелись какие-то бумажки и несколько мятых купюр.

Горел торшер под красным абажуром, где-то работал телевизор и капала вода из крана. Тишина квартиры впитала и втянула в себя всякие мелкие звуки и звучки, стала густой и тягучей; неприятный затхлый запах старых вещей органично сочетался с ней; красный полумрак в спальне был вполне тошнотворен. И тошнотворным было зрелище обнаженного человека на разобранной кровати. Запрокинутая голова, разбросанные в стороны руки и общая неподвижность не оставляли сомнения, что человек был мертв. Кожа его была слишком белой, до синевы, мускулы рук и ног, казалось, были напряжены; белое постельное белье казалось красным в свете торшера…

…Майор Мельник поднялся на третий этаж, тяжело уставился на толстую растрепанную женщину в расстегнутой пестрой блузке — она поджидала его, прислонившись к стене. Вы, спросил он, и она кивнула, облизнув сухие губы. Где, спросил майор Мельник, и она дернула головой на дверь. Понятно, сказал он и толкнул дверь.

Майор Мельник был мрачным, очень спокойным и немногословным опером, много повидавшим за свою оперативную карьеру. Он никогда не удивлялся и не улыбался, от его пытливого взгляда не ускользала ни малейшая мелочь, он умел слушать и задавать вопросы. Причем задавал он их не только словами, а еще вздергиванием бровей, почесыванием носа, наклоном головы, и было сразу видно, что он не верит, сомневается или предлагает уточнить сказанное. Прозвище у него было Робокоп из-за манеры сидеть неподвижно и напряженно думать. Стороннему наблюдателю казалось, он видит, как размеренно и неторопливо вращаются шестеренки и всякие колесики в крупной голове майора.

Майор Мельник был крупным молчаливым мужчиной с тяжелым испытующим взглядом. Попав под прицел его взгляда, даже невиновный человек, еще минуту назад вполне благополучный и уверенный в себе, тут же поднял бы руки вверх и сдался в плен без единого выстрела.

Майор Мельник никогда не улыбался. Майор Мельник был нетороплив, спокоен, пил умеренно, взяв след, уже не сворачивал в сторону и не торопясь шел к финишу. Была у него особенность, о которой ходили анекдоты: обостренное чувство времени. Он никогда не говорил, допустим, выходя в кафешку по соседству, вернусь через пятнадцать минут, а уточнял: вернусь через четырнадцать с половиной. Коллеги неоднократно бились об заклад, и те, кто сомневался, проигрывали: майор Мельник возвращался ровно через четырнадцать с половиной минут.

Он прошел через прихожую, заглянул в кухню, отметил, что везде горит свет, несмотря на середину дня. Прошел через гостиную и встал на пороге спальни. Из-за его плеча выглядывал судмедэксперт Лисица, маленький седенький старичок-боровичок, бодрый и свежий как всегда, оптимист по жизни, благоухающий хорошей туалетной водой и свежевыглаженной рубашкой.

Из-за красноватого света торшера спальня казалась гротом. На красных простынях лежал мужчина. Лисица издал звук, похожий на кряканье, похоже, у него перехватило дыхание.

Мужчина был обнажен — тело его неприятно белело на красном, — с руками, привязанными к спинке кровати; голова его была неестественно свернута набок, глаза уставились в угол комнаты, рот мучительно оскален…

— Это ваш родственник? — спросил Мельник женщину; бледная, с вытаращенными глазами, она смотрела бессмысленно и явно не понимала. — Воды? — Она все еще не понимала. — Кто вы такая? Как попали в квартиру?

— Это моя квартира, я сдаю… — Она облизнула сухие губы. — Есть договор… ага.

— Имя?

— Чье?

— Ваше. Документы есть?

— Есть! — Она засуетилась, раскрыла торбу, достала паспорт. — Вот! Галина Андреевна Крутовая, на пенсии… ага, не работаю… уже пять лет, иногда подрабатываю… — Полуоткрыв рот от напряжения, она уставилась на него в упор, боясь пропустить хоть слово.

Майор Мельник перелистал паспорт, поднял на нее тяжелый взгляд:

— Как зовут жильца?

— Леня… Леонид Семенович Краснов. У меня документ есть… договор! И паспортные данные… все!

— Как давно он снимает квартиру?

— Четыре месяца… будет через неделю, заехал в конце апреля, двадцатого числа. Я вообще-то мужикам не сдаю, загадят, неряхи, девок водят, пьянки-гулянки… в смысле, беру всегда девочек, а тут знакомый попросил… — Она снова облизнула губы и поправила волосы; на скулах появился румянец; она все время сглатывала и поводила шеей.

— Кто?

— Боря Крючков, бармен… раньше работали вместе, в ресторане «Прадо», я поваром, он барменом, только… — Она осеклась.

— Что?

— Ну… всякое говорили, знаете, какие люди, сбрешут и не почешутся… черноротые… вроде кинул он кого-то на бабки… — промямлила она, ежась под пристальным взглядом майора; на лице ее рисовалась досада, она жалела, что распустила язык, но удержаться не могла — ей нужно было выговориться, ее била дрожь, слова вылетали сами, ее несло. — Ну типа… не знаю точно, говорили, что-то вроде с менеджером не поделили, и его… в смысле, ушел. Он ничего, только пьющий, ага… а так нормальный. — Стремясь унять дрожь, она сцепила пальцы.

— Где его можно найти?

— В «Сове»… в смысле «Белая сова», ресторан… ночной типа. По сменам… ага.

— Воды? — тяжело спросил майор Мельник, сверля ее неприятным взглядом исподлобья.

— Чего? — испугалась она.

— Водички не хотите?

— А! Нет… спасибо. Да! Выпью… я сама, можно?

Она тяжело поднялась, шагнула к буфету, достала чашку. Майор Мельник смотрел, как она пьет, шумно глотая, оживая на глазах, как пойманная рыба. Она ему не нравилась — хабалка, крикливая скандалистка, чума для соседей, но это к делу не относилось, она могла быть какой угодно. Она не убийца… во всяком случае, вряд ли.

— Что вы знаете о жильце?

— Он приезжий, вроде за границей жил, говорил, работал по компьютерам, этим… программистом! Вроде в Чехословакии, ага. Вернулся, говорил, надоело, народ неприветливый, одни жлобы, за копейку удавятся, менты… в смысле полиция всюду лезет, ни посидеть нормально, ни погулять… Он там тоже снимал, комнату, а у меня за те же бабки вся квартира. Вот он и вернулся.

— Он работал?

Она нахмурилась.

— Нет вроде. И задолжал за два месяца. Говорил, вот-вот устроюсь, уже есть хорошее место, чтобы я сердце не рвала… ага. Я и пришла, звоню-звоню, а он не открывает. У меня есть ключ, но я ж хотела по-людски, а он не открывает…

— Во сколько это было?

— Часов? Наверное, десять с минутами. Он еще спит в такое время, он рано не встает, я с утречка, чтоб застать. А дверь-то была открытая, как сквозняк дунул, она и щелкнула. Я еще подумала, что он забыл запереть, охламон, так весь дом вынесут, заскакиваю, а тут везде свет горит, бегу в кухню, никого нету, в залу, тоже никого, в спальню, а он там… я чуть умом не тронулась! Стою, глазам своим не верю! В страшном сне такое… мамочки родные! Сердце выскакивает! Голый… ну совсем без ничего, привязанный… как в кино, и смотрит в угол. И красный свет… торшер горит. — Она прижимает ладони к щекам. — Век не забуду! Стою, как прикипела, а потом вдруг повело, я хватаюсь за дверь, чувствую, сердце останавливается… Кое-как я оттуда ходу, в зале достаю телефон и ну вам звонить… а сама слушаю, а вдруг он там шевелится… а потом меня как по голове хватило, а вдруг кто живой есть в квартире, я ходу оттуда! Вас на лестнице дожидалась…

— Где его документы?

— В серванте должно, больше негде… достать?

— Мы сами. — Он кивнул парню в черной куртке; тот стал вытаскивать ящики серванта и рассматривать содержимое. Взяв за уголок паспорт, он передал его майору. Тот перелистнул. Леонид Семенович Краснов, тридцать пять, местный уроженец.

— Девушки к нему ходили? — спросил майор Мельник. — Или парни?

Женщина, раскрыв рот от напряжения, всматривалась в бесстрастное лицо майора.

— В смысле, гулянки? Не было ничего такого! Соседка Анюта, моя давняя подруга, говорила, тихо, пристойно. Приходила девушка… — она понизила голос до шепота, — на ночь! Ну, пришла и ушла. Тихо, ни музыки, ни криков… знаете, как бывает! У меня знакомая сдает, так они, охламоны, чего удумали…

— Галина Андреевна, вы сказали, задолжал за квартиру, так? — Она кивнула и облизнула губы. — Значит, поначалу платил, а потом перестал, и не работал, вы сказали.

— Ну да! Говорил, вот-вот заплотит, ага. Может, нашел работу, не скажу, не знаю. Я ему говорила, ты бы, Леня, делом занялся, специальность у тебя есть, а он говорит, будь спок, тетя Галя… он меня тетя Галя называл, прикалывался вроде, а я его племянничек, будь спок, говорит, уже пошла карта…

— Он играл?

— Да нет вроде, я сама подумала, спрашиваю, ты чего, дурачок, в карты играешь или, не дай бог, в этом… в казино? Смотри, без штанов останешься. А он — никогда не играл и не играю. Я, говорит, в жизнь играю. Во как!

— Что он имел в виду, не знаете?

Она пожимает плечами.

— Да он вообще много чего говорил, всего и не упомнишь. Дурачился. Может, жениться надумал, а чего, парень видный и чисто себя содержал, вон, сколько всяких шампуней да лосьонов в ванной, чисто девка.

— То есть он был холост?

— Штампа нет, я смотрела. Я всегда смотрю, с женой оно бы поспокойнее, да очень Боря просил… Крючков. Я и взяла, хоть и холостой. От холостых одни хлопоты, вот помню как-то…

— Как зовут соседку? — снова перебил майор.

— Анюта. Анна Савельевна Топорова, восьмая квартира, ага. — Она даже рукой махнула в сторону двери для наглядности. Она уже пришла в себя, страх ушел, появилось возбуждение, на щеках вспыхнул кирпичный румянец; она поминутно облизывала сухие губы и утирала пальцами уголки рта.

Майор Мельник посмотрел на помощника, и тот выскользнул из комнаты. Соседка, низенькая рыхлая тетка средних лет в цветастом халате, с розовыми бигуди на голове, вошла с опаской, встала на пороге.

— Добрый день, Анна Савельевна. Садитесь. Я…

— Галя, что случилось? — простонала соседка. — Пришел… — она кивнула на оперативника, — говорит, прошу к соседям, побыстрее, я в халате как была…

— Леню нашего убили! — закричала Галя, скривив рот, и зарыдала.

— Черт! — пробормотал майор Мельник. — Слава, принеси воды!

— Как убили? — Соседка схватилась за сердце. — Леню? Кто? Когда? Ограбили?

— Анна Савельевна, сядьте! — майор повысил голос. Он хотел добавить: — Прекратить балаган! — но усилием воли сдержался.

Ничего нового от соседки они не узнали.

Леня был хороший, веселый, помог однажды занести сумку, вкрутил лампочку в коридоре, починил замок, никого не водил, не шумел, заскочил одолжить соль, два раза, забыл купить. Была девушка, молодая… из этих! Вздернутая красноречиво бровь и короткая пауза. Намазанная и почти голая, голос хриплый и духами всю площадку провоняла.

— Я еще подумала, приличный парень… утром позвонила Гале, помнишь? Притона нам тут еще не хватало! Один раз. Я ему на другой день, ты что же такое творишь, парень, да на ней же клейма негде ставить! А болячку какую подхватишь, а? А он зубы скалит, говорит, это сестра друга, пришла за книжкой. За книжкой! А то я не вижу.

— Анна Савельевна, а мужчины к нему не ходили? Никого не видели? Друзья, может.

— Мужчины? — Она задумалась. — Был! Был один! Высокий, рожа бандитская, голова бритая, черная, а морда, наоборот, небритая. Тоже черная! В черной кожаной куртке. Как сейчас помню, я еще подумала, ну, чистый бандюк. Сказала Леньке, ты, говорю, аккуратнее с дружбанами, а то ограбит, и код от подъезда не давай. А он обратно зубы скалит, не боись, тетя Аня, этот не ограбит. А самого, вишь, убили.

— Это Боря Крючков, — подала голос Галина Андреевна. — Я его знаю, он мухи не обидит.

— Бармен из «Белой совы»? — уточнил майор Мельник.

— Ага, я ж говорила, это он попросил сдать квартиру, я уже хотела ему звонить, что жилец не платит…

— Анна Савельевна, вы что-нибудь слышали ночью?

Она наморщила лоб.

— Нет, — сказала с сожалением. — Хотя… был звонок в дверь вроде…

— Во сколько?

— После двенадцати, я уже спала… думала, приснилось.

— Постарайтесь припомнить. Может, голоса, возня, шум.

Она уставилась на потолок, приоткрыла рот.

— Вроде голоса были… вы сказали, я вроде теперь припоминаю. Точно! Голоса! Ленькин и еще…

— Голос женский?

Она снова задумалась.

— Мужской вроде, — сказала наконец. — Точно, мужской. Или… вроде как вскрик… знаете, встретились, по спине друг друга хлопают, гогочут. Вроде мужской… это что же тогда получается?

Галина Андреевна ахнула и прикрыла рот рукой. Майор Мельник и оперативник переглянулись. Резкий аккорд бравурной мелодии заставил их вздрогнуть.

— Его мобильник, — пробормотала Галина Андреевна. — Господи! — Она перекрестилась…