Два путника в ночи

Инна Бачинская, 2014

Они стояли, словно пригвожденные к полу, не в силах отвести взглядов от женской фигуры в кресле. Темно-красные шторы были задернуты, и в комнате царил густой полумрак. Луч света, неожиданно яркий, пробивался из узкой щели между шторами и падал на женщину за столом. Она сидела, запрокинув голову, с прямой спиной и улыбалась незваным гостям. Через долгую минуту они поняли, что женщина не улыбается. Мертвые глаза смотрели поверх их голов. Толстый золотистый шелковый шнур, обвивающий ее шею, был завязан узлом вокруг высокой спинки кресла и удерживал тело в неестественно прямом положении, не давая ему упасть… Вычурный маятник высоких готических часов в углу комнаты с металлическим стуком двигался из стороны в сторону, и чудилось что-то пугающе странное в неподвижной человеческой фигуре в кресле и живом движении бездушного механизма…

Глава 1

Римма

Пусть она избегает произносить дурные слова,

глядеть со злобой, говорить, отвернувшись,

стоять на пороге и смотреть на прохожих…

Множество украшений, различные цветы,

одежда, сияющая разными красками, — таков наряд ее для любовной встречи.

Камасутра, ч. 1, гл. 32. О поведении единственной супруги

Молодая и красивая женщина по имени Римма стремительно шла по улице. Она пребывала в том самом бойцовском настроении, когда удается все задуманное, даже самые рискованные и нахальные планы. То есть для исполнения этих самых рискованных и нахальных планов как раз и требуется такое настроение: глаза сверкают и губы растягиваются в торжествующей улыбке; встречные мужчины и женщины оглядываются и долго смотрят вслед, одни — с восхищением, другие — полные зависти; а в сердце гремят медные трубы — предвестники победы, и любое море по колено. Сердце бьется сильно и уверенно, походка упругая, кровь молоточком стучит в висках, выбивая маршевые ритмы: «Да-вай! Впе-ред! Раз-два! Три-четыре!»

Она стремительно, не теряя темпа, влетела в мраморный розово-бежевый вестибюль здания, где располагались с десяток отечественных и зарубежных фирм, не замедляя шага, на ходу бросила охраннику: «Толик, привет, родной!» — и улыбнулась самой ослепительной из своих улыбок.

Успешно миновав контрольно-пропускной пункт, Римма поздравила себя с удачей и, не торопясь, пошла по длинному коридору. В конце коридора она зашла в туалет, раскрыла сумочку и достала плоскую перламутровую пудреницу и губную помаду. Внимательно оглядела себя в зеркале, провела щеткой по волосам, расстегнула еще одну пуговку на блузке. Вздернула подбородок, приподняла левую бровь и слегка выпятила нижнюю губу. Потом посмотрела на часы — без трех одиннадцать. Подруга Глория, клерк в «Мадам де ЛаРош», говорила, что утреннее совещание заканчивается в десять сорок пять. Пора!

Самое трудное — преданная секретарша, одинокая немолодая девушка с тяжелым характером, тайно влюбленная в шефа. Римма на секунду остановилась перед дверью, втянула в себя воздух, как перед прыжком в воду, и решительно дернула за ручку двери. Секретарша разговаривала по телефону. Прикрыв микрофон трубки ладонью, она вопросительно взглянула на Римму.

— Я по личному! — бросила Римма и, не останавливаясь, направилась к сверкающей лаком и позолотой двери.

— Туда нельзя! — вскрикнула раненой чайкой секретарша, роняя телефонную трубку, но было уже поздно: Римма исчезла за нарядной дверью. — Извините, — сказала секретарша в трубку и бросилась вдогонку.

— Я занят! — раздраженно сказал мужчина, сидевший за громадным письменным столом. — Лиана Юрьевна! Я же просил!

— Я говорила ей! — вскричала секретарша, хватая Римму за рукав шубки и пытаясь вытащить из кабинета. — Она же лезет без спроса!

— Я по личному делу! — высокомерно заявила Римма, вырываясь из рук Лианы Юрьевны. — Пожа-а-луйста! — пропела она низким голосом с очаровательной хрипотцой, вкладывая в него сексуальный разряд такой мощности, что мужчина за столом дрогнул. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что вокруг его головы вспыхнул светящийся нимб. Менее романтичный или даже грубый человек подумал бы, что «этот старый гриб» отсвечивает лысиной.

Мужчина не остался равнодушен к сигналу — Глория была права, обозвав его старым козлом. Он поймал сигнал и впитал. Долгую минуту он рассматривал женщину, ворвавшуюся в его кабинет. А посмотреть было на что! Перед ним стояла, улыбаясь и глядя на него в упор, роскошная синеглазая брюнетка в серебристой норковой шубке нараспашку, в серой шелковой, глубоко расстегнутой блузке и длинной узкой юбке с разрезом до середины бедра. На ногах ее были изящные серые башмаки на тонких высоких каблуках. Рядом стояла Лиана Юрьевна, которая явно проигрывала незнакомке во внешности, хотя тоже была видной женщиной. Недовольным выражением лица она напомнила Виктору Станиславовичу — так звали этого человека — его собственную жену. Он почувствовал раздражение, подумал: «Вот чертов цербер!» — и сказал мягко: «Спасибо, Лиана Юрьевна». После этих слов недовольной секретарше не оставалось ничего другого, как выйти.

— Я вас слушаю, — сказал мужчина, с любопытством рассматривая Римму.

Римма, не дожидаясь приглашения, уселась в кожаное кресло перед письменным столом и положила ногу на ногу. С удовлетворением отметила, как за толстыми линзами очков испуганными стрекозами заметались глаза мужчины, скользнувшие по ее обнаженному бедру. Переменив позу, она переместилась на кончик кресла, что позволило ей наклониться вперед и, обволакивая Виктора Станиславовича пряным запахом своих духов, а также давая ему возможность заглянуть в вырез блузки, сказала:

— Меня зовут Римма Владимировна Якубовская, я совладелица художественного магазина-салона «Вернисаж». По поводу объявления.

— Какого объявления? — мужчина с трудом оторвал взгляд от ее выреза.

— Съемки для рекламы… вот! — она вытащила из сумочки газетную вырезку и протянула мужчине, для чего ей пришлось наклониться еще ниже.

— Это не ко мне! — сказал мужчина поскучневшим голосом, приходя в себя.

— Я знаю! — в голосе Риммы послышался журчащий смешок. — Ну, конечно, не к вам! Я знаю. Но я пришла именно к вам как к руководителю фирмы. Пришла, потому что, к сожалению, дозвониться вам не сумела. Вас все время нет. Вот и пришлось, так сказать, действовать партизанскими методами. Дело в том, что объявление вашей фирмы составлено абсолютно непрофессионально, без учета психологии потребителя. — Она с удовлетворением отметила огонек заинтересованности в глазах мужчины. — Ваш потребитель — женщина, а объявление составлено, я уверена, мужчиной. Правда?

Римма прекрасно знала от Глории, что рекламой у них заведует мужик, и, лукаво улыбаясь, смотрела на Виктора Станиславовича, ожидая ответа.

— Ну… да, в общем! — произнес тот. — А в чем, собственно… вы усмотрели непрофессионализм?

Виктор Станиславович был невидным мужчиной, мужчинкой, можно сказать, с глубокими залысинами над мощным выпирающим лбом мыслителя, невыразительными глазами и тощей грудью. Он постоянно хмурился, пытаясь придать себе значительный вид, надувал щеки и говорил неторопливо, неожиданно низким и каким-то утробным голосом. А еще он безумно любил женщин, но, будучи по натуре человеком трусоватым и неуверенным в себе, а также до смерти боящимся собственной жены, рук к ним не тянул и ничего такого себе не позволял.

— В объявлении вы приглашаете девушек от шестнадцати до двадцати для рекламы вашей продукции… Я еще понимаю, эти девочки могут рекламировать декоративную косметику, всякие там копеечные блестки и звездочки, но кремы, бальзамы, биологически активные маски, которыми, как вы везде пишете, славится «Мадам де ЛаРош» — это ведь для другой потребительской категории. Это для богатых женщин. Цены ведь у вас ой-ой-ой!

Она рассмеялась. Мужчина тоже улыбнулся. На лице его было зачарованное выражение, которое числилось под названием «Готов! Можно брать голыми руками» в составленном когда-то, очень давно, еще в студенческие времена, учебном пособии «Все о них!». Римма помнит, как они хохотали всей группой, сочиняя сей полезный труд, а потом проводили «практические занятия», тренируясь на мальчиках-однокашниках, курсантах местного летного училища и молодых преподавателях. Глупая, радостная юность! Юность ушла, а пособие осталось. И когда девочки сбегаются вместе на чей-нибудь день рождения или просто так, нечасто, раз в год, а то и в два, непременно вытаскивается и громко зачитывается знаменитое сочинение. Они по-прежнему смеются, и им кажется, что они вернулись, хоть ненадолго, в те далекие беззаботные времена.

Римма раскраснелась, глаза ее сверкают. Она откидывает назад свои прекрасные волосы и говорит, проводя по верхней губе кончиком языка:

— Жарко тут у вас!

Мужчина, неловко выбираясь из-за стола, бросается к ней. Бережно помогает снять шубку, еще раз ощутив одуряющий запах ее духов.

— Я вообще-то не вмешиваюсь в рекламу, у меня другие, так сказать, задачи. Директор компании, знаете, финансы, связи с дистрибьюторами, продвижение продукта на рынок… — Он смеется, словно извиняясь за громкие слова. Смех у него тонкий и хныкающий. Римма с трудом удерживается от улыбки.

— А ваш рекламщик, разумеется, молодой человек, — говорит она. — Мальчишка! Что он понимает в женщинах! — Римма бегло заглядывает в глаза финансовому директору и даже ухитряется слегка порозоветь.

На лице мужчины появляется озадаченно-польщенное выражение.

— Ваш потребитель — уверенная в себе деловая женщина! (Главное — не останавливаться!) Женщина, твердо стоящая на ногах. Женщина с деньгами. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю. Я отношу себя именно к таким женщинам! — Она говорит, напирая на слово «женщина», от которого Виктор Станиславович каждый раз жмурится и судорожно вздыхает. — Как я уже упомянула, я заведую художественным магазином-салоном «Вернисаж», знаете, на проспекте Мира, около площади Победы? — отвечает она на вопросительный взгляд мужчины. — Так вот, я бы никогда не купила крем, который предлагают эти… — она на секунду запнулась, подыскивая уничижительное словцо, — …эти жабки!

— Кто? — поднял брови Виктор Станиславович.

— Жабки! Знаете, «жабка» — это по-чешски девчонка-подросток! — Она рассмеялась, запрокинув голову. Мужчина издал хныкающий звук — тоже засмеялся. — Мне приходится заниматься рекламой и… — Она вдруг замолкает, словно осененная некоей мыслью. Касается подбородка кончиком указательного пальца. — Знаете, я даже могла бы открыть у себя секцию вашей косметики! — Она, широко раскрыв глаза, смотрит на собеседника (взгляд номер пять — «Обезоруживающий», из известного пособия). — И, скажем, пару месяцев ничего не брать за аренду! — добавляет она, сообразив, что дружба дружбой, а бизнес бизнесом. Никто не ценит того, что достается даром.

— Э-э-э… — выдавил из себя Виктор Станиславович. — Э-э-э… в общем-то…

Римма чувствовала: еще немного — и сопротивление, если это можно назвать сопротивлением, будет сломлено. По ее глубокому убеждению, теперь не зарабатывает только ленивый. Хотя были времена… Были! Вспоминать не хочется.

Зарабатывать на жизнь можно руками, как ее старички, шьющие кукол для «Вернисажа»; лицом, как она сейчас, — «на булавки»; и головой… Работать головой Римма тоже умеет! Открыть секцию «ЛаРош» в «Вернисаже» — отличная идея. Волошик даже не заметит. Она не видела его уже три или четыре месяца. «Надеюсь, хотя бы мои отчеты он читает!» — иногда думала Римма. Перед ее мысленным взором предстал очаровательный уголок салона, собственная большая фотография — чуть прищуренные глаза, полураскрытые призывно губы… в руке — блестящая коробочка с продукцией «ЛаРош» и подпись: «Неотразимая косметика для неотразимой женщины!» Или: «Уверенность в себе, шарм, гламур!» А то еще: «Вперед по жизни с «Мадам де ЛаРош»!»

Не проблема, придумаем. Идей у нее, Риммы, с избытком.

Мысли эти живо отражались на ее лице. Мужчина уже пришел в себя и откровенно любовался молодой женщиной. Он невольно повторял ее мимику — широко открывал глаза, вздергивал брови домиком, усмехался…

* * *

Римма шла по улице танцующей походкой резвой цирковой лошадки, радующейся своей блестящей сбруе, султанчику на лбу и взглядам толпы. Возвращалась в «Вернисаж». Светило солнце, уже вполне весеннее, хотя февральский день был холодным и ветреным. Воздух был по-весеннему сладок, пахло землей, талым снегом и мокрым асфальтом. Уличные звуки были звонки и радостны. Она сунула бумажку в руку инвалида-нищего, стоявшего на углу улицы. Это был молодой парень на костылях, с отекшим, красным от холода лицом и узкими глазами. Он пробормотал: «Спасибо» — и сказал уже ей в спину:

— Сестренка, сгоняй за кофе, а?

И когда Римма, удивленная, обернулась, добавил, протягивая руку с мелочью:

— Совсем на фиг застыл! Вон лавка через дорогу! — он смотрел на нее, просительно улыбаясь. — С утра стою!

Римма кивнула, машинально взяла монетки из его руки и пошла через дорогу к лавке. Она шла и улыбалась, вспоминая, как этот парень назвал ее «сестренкой» и на «ты» и дал деньги — сгоняй за кофе, а?

Она купила кофе, постояла немного, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Подошла к парню, отдала кофе и протянула мелочь. За кофе она заплатила сама.

— Спасибочки! — парень шутовски поклонился и отхлебнул из бумажного стаканчика. — Горячий, черт!

Римма стояла перед ним, не торопясь уйти, раздумывая.

— Ты пьешь? — вдруг спросила она.

— Как все! — не удивился парень.

— Почему не работаешь?

— Да кому ж я нужен такой? — он искренне удивился. Римме понравилось, что в его тоне не было жалобы.

— Работать хочешь?

— Ну… — протянул инвалид, — а что делать-то надо?

— Приходи, поговорим! — она сунула ему в руку свою визитку. — Придешь? По этому адресу, завтра с утра, часиков в одиннадцать, лады? — она скользнула взглядом по его красным ручищам. Ей нужен был мастер в «Вернисаж» — то полку укрепить, то раму поправить, одним словом, мужская рука нужна была. Василий Игнатич, который приходил помогать два раза в неделю, уехал к сыну на Дальний Восток… Здоровый мужик к ним не пойдет, а этот… очень даже! — Тебя как зовут? — спросила она.

— Петр Михайлович Береза!

— Жду, Петр Михайлович, завтра.

— Слушаюсь! — парень шутливо отдал честь. — А вы кто ж будете? — Он перешел на «вы».

— Совладелица художественного салона! — Римме нравилось рекомендовать себя именно так, «с понтом под зонтом», как говорил Игорек. «Ни зонтов, ни понтов! — отвечала она Игорьку. — Истинная правда и ничего, кроме правды. Волоша давно предлагает… были б деньги!»

— Ого! — парень присвистнул. Он так удивился, что забыл про кофе. — А что делать надо? — снова спросил он.

— Поговорим завтра. Приходи, и поговорим.

Инструктор из Делийского йога-центра господин Чарья Лал говорил, что никакое доброе дело не остается втуне. Добро движется по кругу и в итоге всегда возвращается. Может через год, а может и через десять лет. Но вернется всегда.

— Вот мы и сделали доброе дело, — сказала себе Римма. — Мы подобрали на улице человека и собираемся дать ему путевку в жизнь. Мы запустили добро по кругу, как учит господин Чарья Лал, и теперь будем ждать его обратно…