Кроха для эгоиста

Инга Максимовская, 2022

Жизнь Дмитрия Воронцова – успешного и эгоистичного любимца женщин, казалась восхитительной и прекрасной, пока однажды, вернувшись домой, он не обнаружил под дверью корзину с младенцем. Эта кроха способна превратить устоявшийся мир мужчины в самый страшный из кошмаров, по крайней мере на ту неделю, что будут длиться самые долгие в его жизни новогодние праздники. Если только странная девушка, возникшая на пороге словно из ниоткуда, не согласится принять его безумное предложение…

Глава 6

Дмитрий Воронцов

«Дорогой Дима, это Лика, твоя дочь. Знаешь, я думала, что справлюсь. Но… Есть вещи, которые способны перевернуть жизнь в одно мгновение. Отказываться от них грешно и просто глупо. Мне предложили работу мечты. Год в Милане, миллионный контракт, в который не входят крошечные девочки. Мне запрещено беременеть, выходить замуж и иметь детей. Я знаю, ты бы даже не стал раздумывать и сразу дал согласие. И я поступила правильно. Мы с тобой похожи, что бы ты там не говорил. Но… Воронцов, Лика, все же твоя дочь. Ты хоть и подонок, конечно, но человечность тебе не чужда. Я не прошу тебя любить девочку, или ее воспитывать. Понимаю, что это было бы глупо. Найми ей няньку, это в твоих силах, ну или проплати какой-нибудь дорогой приют. Ей то сейчас все равно, где и с кем. И не вспомнит, когда подрастет. А через год я вернусь, и мы решим, что делать дальше. В конверте свидетельство о рождении. Я позаботилась, о твоем комфорте и облегчила задачу. Извиняться не буду, считаю, что ты должен нести ответственность за существо, в котором течет половина твоей крови. Твое решение будет на твоей совести. И еще, Воронцов, ты конченый мерзавец.

Твоя Алиса»

Да какой там душ мне был? Я письмо дочитал с трудом, не мог поймать взглядом строчки. Гребаный лист бумаги скакал в трясущейся руке, как танцор, больной полиомиелитом. Ну не могу я быть отцом этого ревущего монстра. Абсурд. И кто такая эта Алиса, подписавшая чертову маляву, пыталась меня в письменной форме убедить в обратном? Хоть убей не мог вспомнить бабу. Этим глупым охотницам за моими тестикулами имя легион. Да еще свидетельство о рождении приложила, мразь. Интересно, как ей вообще удалось вписать мое имя в документ, без моего на то ведома и согласия?

Твою мать, что делают в таких случаях? Какие-то анализы? Но сейчас праздники. Черт, черт, черт. Нянька. Нужна бонна, за любые деньги. Еще одну ночь мне не пережить, даже если я как Хома Брут очерчу себя меловым кругом и буду молиться истово, это адское созданье меня выманит и сведет с ума. Я ухватился за телефон. Гребаные праздники, мерзкие неработающие агентства по подбору персонала. Через час я осознал, что жить мне осталось от силы четыре часа. До двух часов. Ровно до того момента, когда поганка Галина Павловна свалит к своим ссыкучим спиногрызам-внукам, оставив меня на растерзание сладко спящей в переноске Лике. Это что же? Крошку зовут Анжелика? Ангел? Какая ирония. Тварь, произведшая ее на свет не лишена чувства юмора. А может просто подкинуть девчонку на порог детского дома? А что, я ж не уверен, что она реально плоть от плоти моей, тьфу ты, прости господи. А если не знаешь, так и не было значит.

— Я эгоист. Нет. Эгоистище, — словно мантру пробурчал под нос. Не полегчало.

Да мать твою, не могу. Я вдруг осознал, что не могу поступить с этой чертовой крошкой так, как моя мать поступила со мной. Не смогу. И эта дрянь Алиса, сама того не ведая, вернула меня в мой самый страшный кошмар, который я много лет вытравливал из своей памяти. Мне повезло, моя родительница подкинула маленького мальчика Диму на порог родной бабушки, отцовой матери. Хватило ума в глупой башке. Я мотнул головой, гоня злые мысли. Чертова кукушка. Точно. Птица. Мелкая противная курочка-снегурочка. Как там называется рыгаловка, в которой она стаптывает свои нищенские баретки? Наименование омерзительной харчевни стерло из памяти, словно ластиком. Я взревел от чувства беспомощности, схватил с вешалки разодранное, воняющее мусоркой пальто и ломанулся к двери. Если нужно, перетрясу все куриные карусельные точки в этом городе. У меня есть четыре часа. Успею до канадской границы добежать.

— Дмитрий Олегович, вы бы хоть переобулись, в тапочках то холодно, да и скользко. Шею свернете, а я только до двух сегодня. Вы же не забыли? — хлестанул меня в спину укоризненный голос уборщицы. Черт, и вправду. В тапках на босу ногу я выгляжу чересчур брутально. Но, мне плевать сейчас на все было. Гнал меня самый старый из всех инстинктов на планете — чувство самосохранения. Хотя, я нацепил ботинки, прямо на босу ногу.

Холодно. Мороз. Праздник. По улице бегут улыбающиеся люди, волокут елочки: маленькие, полуголые деревца, задубевшие на морозе. А у меня нет дома елки. Да, я никогда не ставлю символ нового года, потому что ни разу в жизни не ощущал себя счастливым в этот праздник. И эти мерзкие хвойные полутрупы, которые бабушка с маниакальным упорством наряжала каждый год, вызывали во мне всегда только чувство глухого раздражения. Она подкладывала подарок, думая, что я сплю. И врала, что его мне передала мама. Черт, черт, черт.

Это гребаное письмо, что-то во мне сломало. И теперь я подыхал от страха, стоя на обледеневшем тротуаре. Десять дней с подарочком от Алисы, которой я не помню. Всего десять. Потом я найду девчонке хороший интернат, и забуду, как страшный сон еще одну омерзительную смену цифр в календаре.

А человеку очень мало надо для того, чтобы почувствовать себя счастливым. Я открыл машину, увидел на сиденьи флайер и станцевал танец аборигенов крайнего севера, на радость охраннику паркинга. Ну да, засаленный листок с нарисованной на нем курицей, улыбающейся как Мона Лиза больная последней стадией дебилизма. Только откуда здесь он. Один же я сунул мужику вегетарианцу, ночью. А второй. Вроде же я его отдал старой ведьме, точно помню, что она его у меня забрала. Благодарила, говорила, что как только ее внук сможет, сразу же поставит оценку в приложении. Да нет, просто порой память играет с нами в странные игры.

«Курочка Ко-Ко» оказалась у черта на рогах. Я добрался до киоска, гордо именующего себя рестораном быстрого питания, за час. Мне показалось, что я вломился в ад. Да. Рэсторан вонял, как адское пекло: машинным малом, прогорклым жиром, кровью и жженой плотью. К горлу подскочила тошнота. Мне навстречу бросился жгучий дядька, топорщащийся усами, как у Бармалея из мультика моего детства, в кепке аэродроме и дубленке, явно купленной у его соплеменника, на каком-нибудь полулегальном базаре.

— Нэлзя суда, дарагой, — гортанно гаркнул этот сын величественных гор, задвигав густой монобровью, — эта слюжебнаэ памешэние. Ми бомжам помогаэм послэ васьми вэчэра. Позже прихады? Зоя тэбэ самую вкусную ножку оставыт. И жиру налет в банку. Позжэ, позжэ, дарагой бомж джан. Иды. Распугаэшь мнэ всэх клиэнтов, с чэго я тэбя буду тогда угощать?

— Засунь себе свою ножку знаешь куда? — прорычал я. Это кого этот чернобровый джан бомжом обозвал? Я с трудом сдержался, чтобы не вытряхнуть этого хозяина жизни из его дешевой дубленки. — И жир прибереги, для смазки.

— Спакойно, я щас свыстну, мои зэмляки тэбя… — начал заводиться хозяин Курочки Ко-ко.

— Свистеть вредно. Денег не будет, — оскалился я в улыбке и достал из кармана пальто ключи от кадиллака. Свистун, блин. — А еще не будет зубов, усов и этого вонючего ларька. Андестенд?

Аэродром кивнул согласно, алчно уставившись на портмоне из крокодиловой кожи в моей руке.

— Но у меня есть к тебе… Как там тебя?

— Ашот, — послушно представился начальник мелкой курочки — снегурочки.

— У меня к тебе есть восхитительное предложение, Ашотик джан.

Кавказец напрягся, уставившись мне куда-то в переносицу. Но перебивать не решился. Видимо выглядел я сейчас совсем не по джентльменски.

— Мне нужна мелкая курица, которая вчера работала на доставке.

— Зачэм тэбэ эта нэсчастная? Там вэдь глянуть нэ на что. Ни сыски, ни пыски, и жопа с кулак, дарагой? Вон Зойка и то…

— Я не понял, я твоего мнения спрашивал? Ограбила она меня, — приподнял я бровь, и извлек из портмоне крупную купюру.

— Нэт, канешно. Мало лы изврашений. Я вот, например, лублу…

Конец ознакомительного фрагмента.