Окаянный император. Роковое путешествие

Илья Юрьевич Леонтьев, 2018

Подающий надежды программист Николай Романов отправляется в Японию, чтобы познакомится с будущим работодателем. В городе Оцу он попадает на место покушения на наследника российского престола Николая Александровича. Из-за сбоя матрицы наш современник оказывается в теле царевича в XIX веке. Очень быстро он понимает, что "балы, красавицы, лакеи, юнкера" – это иллюзия. Ему приходится устраиваться в новом мире и жалеть, что плохо учил историю в школе. Путешествуя, Николай сталкивается с реалиями жизни России и понимает, что если он не хочет оказаться у расстрельной стенки в одном из Екатеринбургских подвалов, то надо срочно принимать меры.

Глава II

Май 1891 г.

–…чество! Николай Александрович! Вы меня слышите? Ваше…

— Смотрите, он открыл глаза! Николай Александрович, вы меня слышите?

Голоса доносились словно сквозь толстый слой ваты, мелькали непонятные пятна. Спустя мгновение голову прострелило острой болью. Желудок скрутило спазмом, и остатки завтрака из отеля покинули мое бренное тело. Стало немного лучше, но состояние все равно оставалось отвратительным.

Примерно так же я себя чувствовал утром после первой студенческой попойки. Вырвавшиеся из-под родительской опеки вчерашние школьники упились до потери сознания. Причем случилось это помимо желания. Гуляли в университетской общаге. Как на подбор все ботаники, которых одноклассники любя дразнили очкариками, а со злости… даже вспоминать не хочется. Лишенные опыта подростковых гулянок, мы собрались в одной из комнат. На импровизированном столе красовалось вино, пиво и пара бутылок настоек. Закуска тоже получилась разнообразной, от шоколадных конфет до малюсенького кусочка балыка.

Стесняясь самих себя, расселись. Повисла пауза. В итоге слово взял однофамилец — Ванька Романов.

— Ну что, ребята, за знакомство! Если никто не против?

Возражающих не нашлось. Разнокалиберная посуда собралась в кучу, горячительное провалилось в непривыкшее к подобным упражнениям нутро, заработали челюсти. Без пригляда взрослых напитки кончились на удивление быстро. Решение послать гонцов за добавкой созрело скорее, чем грузится операционная система.

Я оказался в составе делегации, захотелось проветриться. В супермаркете через дорогу подсчитали наличность. Ее вышло неожиданно много. Запасы, привезенные из дому, еще не истощились. До коронного блюда, сосисок с лапшой быстрого приготовления, было еще далеко.

— Ребята, а давайте купим коньяк, — млея от собственной смелости, заявил Игорь Кулькин.

— Согласен, — поддержал его Ванька.

Еды в этот раз взяли побольше. Колбасы с хлебом и готовых салатов в пластиковых контейнерах. Правда, Игорь еще зацепил банку сгущенки. По его словам, тягучая сладкая субстанция — лучшее, что может быть после рюмки. Нагруженные желтыми пакетами, мы прошли мимо сонной вахтерши. Она сделала вид, что не заметила наши горящие глаза и просвечивающие сквозь тонкую пленку бутылки. В ближайшие выходные после 1 сентября гудела вся общага.

Хохоча, мы ввалились к своим и начали готовить вторую очередь застолья. Приняв на грудь, будущие программисты оказались вполне разговорчивыми и даже горячими. Причем споры о компьютерах продолжались недолго. Как все нормальные парни, говорили о девушках, машинах и боевиках. Кто-то даже успел сцепиться, но их вовремя растащили.

Я же, запив сухое красное сначала настойкой рябины на коньяке, а потом и собственно трехзвездочным, решил попробовать покурить. Жертв этой вредной привычки на факультете было немного. Сидение перед монитором не позволяет отвлекаться на такие мелочи. Но пара курильщиков в компании была, и я решился.

— Смотри, Колька, — наставительно произнес один из них. — Хреново завтра будет.

— Ничего, переживу, — заявил я и затянулся.

«Хреново» стало сразу. Сознание помутилось, а выпитое и съеденное рвануло наружу. В себя я пришел в туалете. Кто-то из более опытных однокурсников сунул мою голову под струю холодной воды. Душа просила продолжения банкета, поэтому ноги принесли меня обратно. На естоле к этому времени возникла водка с квашеной капустой и пельменями, а в комнате появились старшекурсники. Они научили нас, что каждый грамм — за создателей программ и самый короткий тост: «Enter!». Именно после него ощущение реальности пропало окончательно.

Ну а утром я узнал, что такое жуткое похмелье. Но даже тогда, на первом курсе мне не было так плохо, как сейчас. Я не понимал, где нахожусь, кто меня окружает и что вообще происходит. В голове крутились обрывки мыслей: я в Японии, прилетел для переговоров с потенциальным работодателем, отправился на экскурсию на рикше. Каком рикше? Если не ошибаюсь, это тележка, которую тащит человек; или я все-таки ехал? Меня окружала большая толпа, причем многие говорили… на великом и могучем. Откуда в Оцу взялось так много русских? Меня подхватили и куда-то понесли. Организм тут же отреагировал на это новой вспышкой боли и рвотными позывами.

Издевательство, к счастью, продолжалось недолго. Гул стих. Меня уложили. Чьи-то руки принялись обтирать лицо. Затихшая, было, дурнота вернулась и вместе с собой прихватила очередной желудочный спазм. Обычного облегчения он не принес. «Вертолетики» вновь набрали скорость.

— Ваше императорское высочество, как вы? Вы меня слышите? — послышался чей то взволнованный голос.

— За доктором уже послали. Он будет здесь примерно через четверть часа, — подключился второй.

«О как! Тут еще какое-то пострадавшее высочество», — проскочила мысль, и сознание милосердно покинуло бренное тело.

Когда я пришел в себя в следующий раз, вокруг было тихо. Дурнота стала чуть меньше, удалось сфокусировать взгляд. Меня положили на кровать в небольшой комнате, оформленной в чисто японском стиле. По крайней мере, именно так я его себе представлял по кинофильмам. У изголовья неожиданно оказался молодой мужчина с пышными усами и оттопыренными ушами, облаченный в какую то нелепую форму, по виду похожую на морскую. «Боцманмат», — всплыло из глубин сознания незнакомое слово. Увидев, что я очнулся, он буквально подскочил на месте и побежал к выходу. Провозившись несколько секунд с непривычной сдвижной дверью, выскочил вон. И только звучали удаляющиеся шаги. Вокруг было удивительно тихо. Я попытался оглядеться вокруг и тут же пожалел об этом. Вновь накатили волны дурноты и полетели винтокрылые машины. К тому же выяснилось, что голова у меня замотана. Судя по всему, бинтами. Значит, я в больнице. Но только какой-то странной. Оцу, конечно, не Токио, но современная клиника должна выглядеть по-другому. Как конкретно, сказать бы я не смог, но явно не с дверями из деревянной решетки, оклеенной бумагой, которые к тому же сдвигаются вбок, и без боцманматов вместо медсестры. В коридоре тем временем послышались шаги. Они приблизились, и в палату вошел представительный мужчина, тоже в морской форме, но с погонами.

— Здравствуйте, ваше императорское высочество! Как вы себя чувствуете? — спросил он.

Приехали, подумал я. Опять говорят о каком-то высочестве. Оно что — лежит на соседней койке? Однако взгляд неизвестного был направлен точно на меня. Не дождавшись ответа, он приблизился и, слегка сдвинув повязку, положил руку на лоб. Мне она показалась холодной. Понятно, температура подскочила. Потом достал часы из кармана (я такие только на картинках видел) и стал считать пульс. Удовлетворенный осмотром, он вновь поглядел на меня и произнес:

— Как вы себя чувствуете?

Я попытался честно ответить на заданный вопрос, но смог лишь болезненно поморщиться.

— Вы помните, кто вы и где находитесь? — продолжил он чуть более встревоженным тоном.

В ответ я закрыл глаза. Врач выдохнул и произнес:

— Ну-с, отлично! Отдыхайте. Вас, ваше императорское высочество, ударил саблей местный полицейский. У вас две раны на голове. Вы в безопасности, в доме губернатора. Надо набраться терпения и отдыхать. Все будет хорошо, — закончил он преувеличенно бодро.

После этой тирады «вертолеты» в моей голове резко увеличили скорость, и я впал в беспамятство.

Не знаю, сколько провел без сознания, но, когда пришел в себя, доктора в помещении не было, а моряк опять занял место на стуле рядом с изголовьем. Заметив, что я открыл глаза, он вскочил со стула, помялся с ноги на ногу, присел обратно. Я ободряюще улыбнулся. Боцманмат, или как его там, явно был не в своей тарелке и не знал, что делать дальше.

— Как зовут братец? — едва шевеля губами, с трудом выдавил я. Не знаю почему, но мне захотелось использовать именно это обращение.

— Боцманмат Андрей Деревенько, ваше императорское высочество, — вытянувшись по струнке, гаркнул служака.

У меня от этого крика голову тут же прострелило болью, в глазах помутилось.

— Не так громко, любезный (еще одно старорежимное словечко), не так громко… Какой сегодня день? Давно лежу?

— Третий день уж, почитай, хвораете.

— А что случилось? Почему у меня голова перевязана?

— Так ведь эта… желтая макака бросилась на вас с саблей. Пока скрутили, несколько раз успел ударить, ирод. Сам не видел, но, говорят, вы от него бежать пытались, да споткнулись, упали, — доложил моряк.

От полученной информации голова опять закружилась. Почему он считает, что я императорское высочество, откуда взялся полицейский с холодным оружием? Хорошо помню, что рядом со мной на улице никого не было. Падение было, за что-то зацепился. И почему меня отнесли в дом губернатора, а не в больницу? Почему вместо медсестры у кровати дежурит военный моряк с чудным званием. По числам все вроде совпадает… Мама дорогая! Я же еще вчера должен был отправиться в Токийский университет на встречу с потенциальным работодателем! Похоже, моя карьера в Стране восходящего солнца закончилась, так и не начавшись. Надо позвонить, хотя бы попытаться поговорить. В конце концов, не каждый день оказываешься на больничной койке с пробитой головой.

— Андрей, а где мои вещи? Рюкзак с планшетом и смартфон?

— Чего, ваше императорское высочество, — непонимающе уставился на меня боцманмат.

— Вещи, компьютер, телефон…

— Не понимаю, о чем вы, ваше императорское высочество… Телефон, кхомпютер какой-то… Давайте я лучше доктора позову, — сорвался он со стула.

— Подожди, братец, не торопись, — остановил я его. — Присядь…

Мозги, пострадавшие после нападения, работали с трудом, но не заметить все возрастающее количество несуразностей было невозможно.

— Давай начнем сначала… Я шел по улице, и на меня напала жел… напал полицейский. Так?

— Почему шли? Ехали в коляске. Рикса их тута называют…

— Рикша, — автоматически поправил я.

— Ну да, на рикше. Этот супостат стоял в оцеплении, а потом выхватил саблю и кинулся.

— Постой. В каком оцеплении? Улица же была пустая, и рикши никакого не было, я шел пешком.

На лице моего собеседника появилось непонимание, потом работа мысли, и в итоге он заявил:

— Я, ваше императорское высочество, все-таки лучше доктора позову, — и решительным шагом вышел из комнаты.

Мне только и осталось откинуться на подушку и попытаться собрать разбегающиеся мысли воедино. Похоже, у меня последствия травмы головы. Провалы в памяти. Только какие-то странные. Рикша, полицейские, загадочный моряк и порядком уже надоевшее «ваше императорское высочество». Кстати, к кому так раньше обращались? К принцам, что ли? Самым правдоподобным объяснением было самое грустное. Я действительно сильно ударился головой и сейчас лежу в больнице, а все, что происходит вокруг меня, — это бред.

Непонятно только, почему с каким-то историческим уклоном. Если учесть, сколько времени в сутки я провожу перед компьютером, то мне должно было привидеться что-то другое.

За дверью послышался шум, и перед кроватью появился давешний эскулап.

— Доброе утро, ваше императорское высочество! Как вы себя чувствуете? — завел он знакомую песню.

— Лучше, доктор. Слава Богу, лучше!

Врач автоматически перекрестился и приступил к осмотру. Поверхностному даже на мой непрофессиональный взгляд. Он пощупал лоб, посчитал удары пульса, для чего снова достал свой раритетный хронометр, а после этого заявил, что надо делать перевязку. В комнату вошел матрос с чистыми бинтами и какими-то пузырьками из толстого мутного стекла. Боцманмат, ставший для меня кем-то вроде няньки, помог сесть на кровати. Следующие несколько минут превратились в настоящую муку. Тот, кому хоть раз отдирали присохшие повязки от ран, знают, насколько это неприятно. Пока медик колдовал над моей головой, я обратил внимание на собственные руки. Они были мои и не мои одновременно! Я мог поднять и опустить их, сжать ладонь в кулак, почесаться. Но руки были не мои. Тонкие аристократические пальцы с маникюром совсем не походили на мои с наскоро обрезанными ногтями и заусенцами. Появилась нехорошая догадка.

Обессиленно рухнув на подушку после окончания манипуляций, попросил слабым голосом зеркало. Искали его довольно долго. Когда же принесли, я несколько мгновений не решался взглянуть в небольшой слегка тусклый диск. Когда же сделал это, вновь едва не потерял сознание. На меня сквозь мутноватое стекло смотрело отраженное от тончайшего слоя металла абсолютно незнакомое лицо.

Полный ступор, пожалуй, самое точное определение того, что со мной случилось в этот момент. Я погрузился в собственные мысли и перестал отвечать на вопросы. Врач почтительно удалился. Деревенько серым мышонком застыл на стуле. Мой взгляд то скользил, не останавливаясь ни на чем, то замирал, сфокусировавшись в одной точке. В голове было пусто, и даже дурнота куда-то отступила. Подобные чувства мы испытываем, когда получаем очень плохие новости о наших близких. Я же потерял самого себя…

Не знаю, сколько это продолжалось, но когда вернулась способность соображать, на улице смеркалось. Хватит, надо успокоиться! Будем считать, что передо мной стоит задача по программированию. Ее надо решить. Вариант первый: я сильно ударился и сейчас в больнице. Все происходящее вокруг — бред. С одной стороны, заманчивая версия, с другой — сомневаюсь, что в подобном состоянии человек может есть, спать и даже ходить в туалет. Версия вторая: все это кем-то подстроено. Но в этом случае возникает вопрос: кем и, самое главное, зачем? Да, Николай Романов — перспективный IT-шник, но не более того. Никаких секретов я не знаю, в крутых разработках замечен не был. Третье — я больше не я, а кто-то другой. Руки и лицо это подтверждали неоспоримо. С другой стороны, личность точно моя, воспоминания остались, в них нет провалов. Я помню близких и друзей. Допустим, произошел перенос сознания, ну, или души. Как такое возможно — даже не представляю. Я наталкивался в сети на статьи о попытках копировать память человека в суперкомпьютер, но из тела в тело?.. Это невозможно. Или возможно, но находится где-то за гранью современных знаний о мире? Ладно. Примем это за рабочую версию. Других все равно не предвидится. Какая теперь задача номер один? Понять, кому принадлежит этот организм. Явно кому-то высокопоставленному, одно обращение «ваше императорское высочество» чего стоит! Задавать такие вопросы в лоб не следует. Тут не только доктор, но даже ушастый морячок задумается. Ни к чему хорошему это не приведет. Как же быть? Откуда узнать, кто я теперь и что со мной случилось? Стоп-стоп-стоп! Лежу я в доме у какого-то губернатора, рикша вез меня или предшественника по улице, запруженной народом, не зря же на ней полицейское оцепление стояло. Это значит, что случившееся наверняка стало резонансным случаем, о нем рассказывала пресса. Судя по морской форме и методам работы медика, интернетом и телевидением тут и не пахнет, но газеты-то должны быть. С историей у меня, как у всякого технаря, плохо. Ладно, была не была!

— Послушай, Андрей, — боцманмат встрепенулся на своем стуле и изобразил живейшее внимание, — ты, братец, вот что, принеси-ка мне свежих газет. Какие только найдешь.

— Слушаюсь, ваше императорское величество, — Деревенько вышел из комнаты.

Пользуясь его отсутствием, я принялся осматривать собственное тело. Приступы слабости и дурноты отступили, поэтому мне удалось не только сесть в кровати, но даже встать, правда, держась при этом за изголовье, а ноги все время предательски дрожали. Сложно судить, сколько лет было моему… как, кстати, его называть? Ладно, пусть будет предшественник. Он — вполне сформировавшийся молодой мужчина. Судя по мускулатуре, ему не чужды занятия спортом. Причем не качалка с железом, а что-то типа легкой атлетики. Сказать что-либо определенное о росте было невозможно из-за отсутствия того, с чем можно сравнивать. Скорее, среднего. Никаких явных признаков травм или увечий я не обнаружил. Зато неожиданно нашлась татуировка. Как-то не сочетались у меня «высочество» и тату. На правом предплечье разлегся черный дракон с желтыми рожками, зелеными лапками и красным брюхом. Под носом были лихо закрученные гусарские, как я определил сам для себя, усы. Лицо, насколько я успел заметить, было вполне приятным, с правильными чертами. Рассмотреть его во всех подробностях мешала повязка на голове. Она же скрывала волосы.

Послышались шаги Андрея. Он принес в комнату целый ворох изданий. Увидев меня стоящим у кровати, он замер, а потом улыбнулся.

— Заходи, заходи, братец, — проговорил я, занимая горизонтальное положение. Эти непривычные для меня словечки выскакивали помимо воли, как будто на автомате.

— Вот, ваше императорское высочество. Правда, пока только нипонские. За другими слугу послали, а эти прочитать вам помогут. Губернатор распорядился прислать человека, который по-нашему разумеет.

Не без трепета я взял в руки первый лист. Серовато-желтая бумага плохого качества сплошь была покрыта иероглифами разного размера. Заказывая местные издания, я очень надеялся узнать, какой на дворе год. У меня отложилось в памяти, что на вывесках в Токио были привычные арабские цифры. Однако в принесенных газетах их не было. Ни одной. Фотографий, кстати, тоже. Тем временем в дверь постучались, точнее даже поскреблись. Матрос взглянул на меня и, дождавшись кивка, сдвинул конструкцию в сторону. В помещение, постоянно кланяясь, зашел средних лет японец. На нем, вопреки ожиданиям, было европейское платье. Не уверен, что это можно описать словами, но на него мое тело отреагировало совсем иначе, нежели на доктора или Деревенько. Я устроился поудобнее и занял, как мне показалось, царственную позу.

— Ваше императорское высочество пожелали, чтобы ему почитали? — согнувшись в пол, произнес гость с довольно сильным акцентом.

— Да, желаю. И начни с описания… инцидента.

— Как будет угодно, — ответил японец и, недолго порывшись в куче, вытянул листок. — «Ужасное происшествие в Оцу. Сегодня нам стало известно о нападении на почетного гостя нашей страны, наследника российского престола, Его Высочество Николая Александровича…»

Надо же, а хозяин тела-то — мой тезка. Осталось только понять, какой это Николай. Если не ошибаюсь, их в России было двое.

«Покушение произошло на улице Симо-Когарасаки. Один из полицейских, стоящих в оцеплении, внезапно бросился к Его Высочеству и нанес ему два удара саблей. Принц выпрыгнул из коляски и попытался бежать, но упал. Первым на помощь пришел греческий принц Георг, который сопровождает наследника русского престола в этой поездке. Он ударил нападавшего бамбуковой тростью. Следом на негодяя налетели рикши, и злодей был схвачен.

Перепуганная свита в один миг окружила наследника. Ему перевязали голову и на коляске отправили в дом губернатора, где он сейчас и находится.

Что толкнуло полицейского на подлое нападение, остается неизвестным. Ни один японец, не будь он безумцем, идиотом или фанатиком, не смог бы задумать такой поступок. Злодей, нанесший раны прославленному гостю, которого весь народ стремился чтить, не будет достаточно наказан, пока его тело не будет разрезано на сто частей.

В знак уважения к раненому цесаревичу на следующий день после нападения были закрыты биржа, некоторые школы, токийский театр кабуки, а также другие места развлечений».

Ошеломленный полученной информацией, я откинулся на подушку. Впрочем, необходимо было взять в себя в руки и выяснить еще один момент.

— Послушай, э…

— Сато Канаэ, ваше императорское высочество.

— Так вот, Сато, меня интересует вопрос, как в японском языке записывают числа. Арабские же у вас не используются?

— Очень редко, ваше императорское высочество. Числа мы записываем иероглифами. Позвольте вам показать, — и, дождавшись моего кивка, он приблизился к кровати.

— Вот цифра два, а вот сто, — его палец указывал на отдельные иероглифы, которые для меня лично ничем не выделялись из ряда себе подобных.

— Хорошо, ну а, допустим, где указана дата, когда выпущена эта газета? — перешел я к главному в этот момент вопросу.

— Она напечатана 12 гогацу 2551 года от основания Японии. Если перевести на европейский манер, то получится 12 мая 1891 года, ваше императорское высочество, — закончил японец и замер в поклоне.

Конец XIX века! Я оказался в теле будущего Николая II. Последнего русского императора, которого примерно через три десятка лет вместе со всей семьей расстреляют где-то в Екатеринбурге.