Крах всего святого

Илья Попов, 2023

Трио охотников на чудовищ, берущихся за опасный заказ, чтобы пережить будущую зиму. Юный оруженосец, мечтающий стать великим воином. Новоявленный король, грезящий отомстить за поражение в кровавой войне.Великий магистр, отправляющийся в провинциальный городок, где восстают мертвецы и бесчинствуют стриги.Никто из них еще не подозревает о своей роли в событиях, которые повлияют на судьбу всего мира. Или уничтожат его.Арт для обложки сгенерирован с помощью нейросети fusionbrain.ai.

Пролог

Почему ты горько плачешь?

Отчего опять не спишь?

В злобный мир пришел ты мальчик,

В годы грусти, мой малыш.

Засыпай же на коленях

Материнских, крепко спи.

Этот мир мы не изменим,

Здесь рабы и я, и ты.

Я рукой тебя укрою,

Стану я твоим щитом,

Раны я слезой умою,

Забывайся крепким сном.

Фриданская колыбельная

Весна 778 г., монастырь имени Амарэйнт Молчащей

Этьен прилежно таращился в лежащую перед ним толстую книгу, хотя уже давно стемнело. Перелистнув страницу, он широко зевнул и потер ноющие глаза. Огарок свечи едва разгонял мрак; хороводы выцветших букв сливались в одно целое, но делать нечего — если он не прочтет до завтра хотя бы треть, ему не избежать нагоняя, а то и палки. Этьен поморщился и потер запястье, покрытое несколькими расплывшимися синяками.

Вдруг за его спиной хлопнула дверь — Этьен оглянулся и увидел приора Иоанна. Обычно аккуратный, не терпящий и складки ни на себе, ни на других, сейчас он выглядел так, будто одевался в дикой спешке: вместо привычного белоснежного одеяния на нем была лишь выцветшая камиза с несколькими заплатками, да видавшие лучшие годы брэ.

— Собирайся, Этьен, — произнес Иоанн. — Ты уезжаешь.

— Что? Я? Но куда…

— Нет времени объяснять. Я помогу уложить вещи.

Этьен не стал спорить и послушно захлопнул книгу. На сборы в дорогу ушло не более тридцати ударов сердца — все нехитрое имущество Этьена уместилось в небольшой котомке: пара рубах, запасные штаны и молитвенный томик, доставшийся ему от покойной матушки. Несмотря на то, что Этьен торопился как мог, приор притоптывал ногой в нетерпении и непрестанно озирался на дверь.

Наконец, они покинули спальню и вышли в длинный узкий коридор, где располагались кельи других сирот, живущих при монастыре. Большинство из них уже видели третий сон, но из-под нескольких дверей выбивался тусклый свет. Видимо, кто-то тоже готовился к завтрашнему занятию. Вспомнив о недочитанном томике, беспокойство Этьена от нежданного отъезда сменилось облегчением — во всяком случае, завтра ему не придется терпеть очередную трепку.

К удивлению Этьена, они с Иоанном отправились к черному входу, что вел на хозяйственный двор с голубятнями и амбарами. Выйдя в ночь, Этьен сразу же увидел нескольких всадников, что кутались в длинные плащи и прятали свои лица под глубокими капюшонами. Один из незнакомцев спрыгнул на землю и направился прямо к Этьену с Иоанном — высокий и широкоплечий, чужак возвышался над Этьеном на несколько голов. Когда незнакомец приблизился, Этьен попытался было спрятаться за Иоанном — однако тот мягко вытолкнул Этьена вперед.

Незнакомец присел на корточки, чтобы быть с Этьеном вровень, и какое-то время просто молча его оглядывал. Потом незнакомец снял капюшон — и Этьен увидел, что лицо незнакомца закрывает черная бархатная маска, сквозь которую были видны только глаза; серые, почти темные.

— Здравствуй, Этьен, — говорил он тихо, но голос его, сильный и глубокий, даже так пробирал до костей.

— Доб-брой ночи, господин, — неуклюже поклонился Этьен.

— Можешь звать меня Раймунд. Не бойся. Я — старый друг твоего отца. Когда-то мы бок о бок сражались против визрийцев. Мне повезло уцелеть, ему, увы, нет, но перед самой его смертью он взял с меня клятву найти его сына и воспитать как своего. И вот я здесь, чтобы исполнить обещанное. Что ты скажешь на то, чтобы стать моим оруженосцем?

Поначалу Этьен не поверил своим ушам — все происходящее напоминало чью-то злую шутку. Об отце он знал только из скупых рассказов матери, которая ни разу даже не упомянула его имени. А теперь… Словно бы самый лучший сон Этьена в один миг стал былью и он боялся пошевелить и пальцем, чтобы вдруг случайно не проснуться.

— Я не собираюсь тебя заставлять, — мягко произнес Раймунд. — Если хочешь, можешь остаться в монастыре и…

— Нет! — чересчур громко воскликнул Этьен, оглянулся на Иоанна и вжал голову в плечи, точно ожидая нагоняя, однако тот лишь прижал палец к губам. После Этьен вновь повернул голову к Раймунду и прошептал. — А вы расскажете мне о моем отце? Он был воином? Рыцарем?

— О, он был выдающимся человеком. Но всему свое время. Я бы с удовольствием дал тебе время на раздумья, так как выбор, безусловно, не легкий, но… решать нужно здесь и сейчас. К рассвету мы должны быть в пяти лигах отсюда, а светает еще довольно рано.

Выдохнув, Этьен решительно кивнул и покрепче вцепился кулек с вещами. Этьен попрощался с Иоанном, который напоследок неуклюже потрепал воспитанника по волосам, кинул последний взгляд на монастырь и направился к лошади

Через несколько мгновений Этьен уже трясся в седле, крепко вцепившись в луку.

***

Стоило Жану зайти в трактир, как он тут же закашлялся и закрыл нос рукавом. Едкий и громкий запах жареного лука, идущий из кухни, был чуть ли не самым приятным ароматом, витающим в огромном зале. Развешенные под потолком охапки высушенных трав едва ли спасали дело, и Жан поспешно огляделся, в надежде как можно скорее покончить с делом и покинуть это злачное место.

Неподалеку от двери гоготали несколько вооруженных юнцов, слушающих про любовные похождения своего господина, который, судя по еле проклюнувшемуся пушку на покрасневших щеках, был старше спутников едва ли на пару лет. Чуть поодаль четыре человека перебрасывались в кости под наблюдением дюжины зевак, издающих такие вопли, будто это они ставили на кон последний простак. За соседним столом худющая женщина с помятым лицом костерила храпевшего под скамьей мужика, безуспешно пытаясь поднять его на ноги, а вторил всей этой какофонии менестрель, задумчиво щиплющий струны небольшой лиры.

Но вниманием Жана завладел стол в самом дальнем углу, на который ему указал молчаливый трактирщик. Там сидело трое: невысокий круглолицый парень, который что-то увлеченно рассказывал своим спутникам — мрачному юноше с обезображенным ухом и худой девушке со спадающей на грудь черной тугой косой. Подойдя поближе, Жан громко откашлялся, но ни один из троицы не обратил на него внимания. Тогда Жан откашлялся еще раз и как можно громче произнес:

— Извиняйте, что мешаю…

Круглолицый замолчал и бросил на него недовольный взгляд.

— Че надо?

— Я тут местных порасспрашивал, говорят, вы мастера по всякой дряни… — Жан покосился на ножны с мечом, лежавшие на коленях у одноухого. — Чудищам да кудесию. А у нас в деревне как раз для таких работка есть.

Парень со шрамом переглянулся с друзьями и жестом пригласил Жана за стол, покрытый слоем грязи и сажи. Жан присел на самый краешек скамьи и, заметив серебряный медальон в виде полумесяца, сплетающегося с солнцем, что поблескивал на шее у девушки, пробормотал несколько слов и осенил себя полукругом от плеча до плеча. Она же ответила Жану благосклонным кивком.

— Ты к нам помолиться подсел? — поинтересовался круглолицый.

— Нет, господин, — Жан то клал руки на стол, то прятал за спиной, не зная, куда их лучше деть. — В деревеньке нашей, Крутой Ключ, тварь какая-то по округе бродит… людей тащит. Сначала рыбаков несколько пропало — ну, мы подумали, что потонули они. Накеры и рыболюды на глубинке обычно обитают, а у нас речушка меленькая совсем, но течение опасное, всякое бывает. Потом сосед мой пошел хворост собирать и домой не вернулся — на волков подумали, но средь люда уже слухи всякие поползли нехорошие. А недавно совсем паренек пропал — малой совсем, только вот десятую осень встретил. Сынишка лесорубский. В подлесок играть пошел с другими детишками и не вернулся. Уж мы их ругаем, чтоб одни по лесу не шастали, а они слушают разве? Хоть пори, хоть не пори…

— Ближе к делу, — перебил одноухий.

— Ага… так вот, — Жан с шумом сглотнул и откашлялся. — Прибегают, значится, детишки в деревню и кричат, что Мишель в кусты забрел, а дальше визг дикий и… Мы потом место то отыскали — но мальчонки ни следа. Только лужа крови и башмачок… В общем, лесник топор взял, сына своего искать пошел и сгинул тоже. А я слышал как раз, что какая-то троица горга в округе прибила. Вот я вас кое-как и отыскал.

— Что за тварь? — спросил одноухий и припал к кружке.

— Уж это не знаю, — Жан развел руками. — Сначала думали — грюла, но старики сказали, что у нас в округе их сто лет уж не видали. Может оборотень какой, аль волколак…

— А что если это и впрямь волки? Или медведь? — вмешалась в разговор девушка.

— Если бы, сестра… Мы сначала сами решили чудищу бой дать. Мотыги с топорищами взяли и пошли по следу Реми — это лесоруб наш, значит. Шли, шли и набрели на пещеру одну… Перед ней костей — гора, а из самого хода рев раздался как сотня быков. Драпали мы оттуда, — Жан смущенно откашлялся, но никто из троих даже не улыбнулся. — Вот мы совет взяли и решили… Мечей-то теперь нет почти, и они в основном знатным господинам помощники, да и ждать помощи ордена мочи нет — вдруг еще кого-то тварина загрызет…

— Сколько? — произнес круглолицый. В ответ на недоуменный взгляд Жана, парень дополнил слова красноречивым жестом, потерев друг о друга большой и указательный пальцы.

— Это вам лучше со старостой нашим говорить, господин. Но наградой не обидим, вы не думайте. Деревня у нас пусть и не самая большая, но цветем, как говорится.

Одноухий обменялся взглядами с друзьями, крикнул трактирщика и повернул голову к Жану.

— Ладно, где твоя деревня?

— По восточному тракту до леса пару лиг, его обогнуть — и по полю, там одна дорога, прямо к нам и выведет. Если сейчас выйдем, то до темноты доберемся.

— Мы приедем к полудню, — произнес круглолицый, поморщился и обратился к девушке. — У меня на пятках такие мозоли, что скоро без сапог смогу шландать.

— Странно, что не на языке, — заметила девушка.

В ответ на ее замечание круглолицый и одноухий дружно заржали и стукнулись кружками. Не совсем понимая их веселье — как-никак, говорили они все ж о серьезном деле — Жан оглядел всех троих и озабоченно произнес:

— Но господин, а вдруг…

— Мы все равно не станем охотиться на тварь ночью, — пожал плечами одноухий. — Передай своим — пусть ждут нас завтра.

— И монеты приготовьте заранее, — добавил круглолицый. — Будь уверен — считать мы умеем, и медь от серебра отличим.

Жан пробормотал слова благодарности, кинул последний взгляд на медальон девушки и неловко выскользнул из-за стола. Покинув трактир и усевшись на козлы, Жан поспешил домой, подгоняя худосочную кобылку, чтобы вернуться в деревню до полуночи.

***

Мужчина лет тридцати сидел на полу, подложив под себя ноги и закрыв глаза. Находился он на последнем этаже постоялого двора в небольшом тупичке, что располагался почти на самой окраине столицы этой чужеземной страны. Пробыл он здесь не так долго, но уже успел изучить тот кусок города, который сами жители называли «нижним» — с узкими грязными улочками, переплетающимися ручейками вокруг притонов, ремесленных и питейных; неказистыми домами, чьи крыши, казалось, пытались дотронуться друг до друга, закрывая собой небо.

Жизнь здесь просто кипела, в особенности после заката, когда люди запирались по домам и даже бескровные нищие предпочитали забиться в какой-нибудь укромный уголок, лишь бы не ночевать на улице; ведь всем известно, что людская желчь помогает при лихорадке, столченный язык девственницы возвращает мужскую силу, а снадобье, настоявшееся на глазных яблоках, может показать будущее.

Ворожеи, колдуны, гадалки, чаровницы и торговцы амулетами — обычно они орудовали из-под полы да по знакомству, маскируя свое ремесло под лавку с травами или пекарню, дабы скрыться от глаз местной церкви. И ничего, что приворотное зелье могло оказаться дрянным вином, смешанным с кислым молоком и медом, а талисман, защищающий от злых духов — на скорую руку сделанной безделушкой; ведь на одного разочаровавшегося простака находилось десяток новых, и даже суровое наказание не пугало любителей быстрой наживы.

Иной раз в нижнем городе можно было столкнуться и со знатной госпожой, что, кутаясь в рубище, шарахалась от любого встречного — не приведи боги, если кто-то вдруг узнает, что старшая дочка местного графа ищет снадобье от нежеланной тяжести, нагулянной от симпатичного ловчего, пока муж отлучался по своим делам.

На самом деле, мужчине не было дела до местных жителей и их предрассудков, но он днями и ночами бродил по грязным улицам, изредка наведываясь в богатые кварталы — изучал, слушал, наблюдал. «Познай одного человека — и ты познаешь тысячу», как говаривали его учителя. Они же долгое время терпеливо передавали ему всю свою мудрость — умение сливаться с окружением и быть незаметным даже на виду; впоследствии же он понял, что сильные миры сего редко обращают внимание на слабых, так что он терпеливо изучал повадки простых людей.

Он взял в руки кинжал, что выдали ему перед отъездом, и взглянул на покрытое узорами лезвие — из отражения на него смотрело худое лицо со сбитым носом и тонкими, почти невидимыми бровями. Мужчина провел подушечкой пальца по резным фигуркам, водившим хоровод вокруг рукояти. Мастера говорили, что убив человека этим ножом, ты заключишь в одну из фигурок его душу — и у мужчины не было причин не верить их словам.

Мужчина поднялся ан ноги, открыл ставни и выставил наружу графин, повернув его ручкой на восток. Это был условный сигнал — человек, привезший его сюда, сказал, что за мужчиной придут накануне местного церковного праздника, то есть уже сегодня.

После мужчина кинул взгляд наружу — первые лучи солнца ударили на землю и жители города понемногу оживали: улицы заполняли замотанные в платки женщины с усталыми глазами, партачи — из тех, кто слишком неумел, склочен или вороват, чтобы вписаться в ремесленный цех — босоногие мальчишки, мнимые калеки, скрывающие руку иль ногу, дабы выклянчить лишнюю монету, Мужчина достал из кармана небольшой пузырек, поднес его к свету и посмотрел на бесцветную жидкость, плещущуюся за мутным стекла. Величайшая ценность — одно из самых смертоносных и редких снадобий, что было сделано из ядов разом нескольких чудовищ. Добыть их — та еще задача, но правильно смешать — и вовсе отдельная наука. Одна капля этой смеси стоит баснословное состояние, но если эта капля попадет в кровь или слюну человека…

Мужчина убрал пузырек, посмотрел на трясущиеся пальцы и медленно сжал их в кулак. Он долгими часами практиковал учения, что должны были очистить его разум от лишних мыслей, но… К собственному стыду, волнение все еще царапалось изнутри, подобно дикому зверю, запертому в клетке, заставляя кровь в висках бить молотками. Начав свой путь с убийства уличных головорезов и беглых рабов, вскоре мужчина перешел на мелких служащих и торговцев; он отправлял на встречу с Великим Змеем чиновников, главнокомандующих, жрецов и знать, но ему никогда еще не выпадала возможность войти в историю.

Ведь даже не все куда более опытные собратья могли похвастаться убийством короля.

Глава 1

Уверены лишь боги

Фриданская поговорка

Осень 778 г., месяц Плодов, неподалеку от деревушки Крутой Ключ.

— Ну, так че?

Джейми ничего не ответил. Присев на корточки, он взял в руки обглоданную человеческую кость и окинул ее задумчивым взглядом. Чуть поодаль треснутый череп пялился на него впадинами пустых глазниц, раззявив рот в безмолвном вопросе: «Зачем ты тревожишь мои останки?». На мосле, который держал Джейми, виднелись круглые отметины чьих-то крепких клыков — видимо, мослак разгрызли, чтобы добраться до костного мозга.

— Упырь.

Джейми бросил кость на землю, поднялся на ноги и провел рукой по волосам. Он давно перестал сбривать их под корень, но отросшие светло-каштановые пряди все равно еле скрывали обрубок, который когда-то был его левым ухом. Стефан потянулся и зевнул, обнажив желтоватые зубы.

— А мож гули?

— Гуль не стал бы глодать кости, — пожал плечами Джейми.

— Горгон?

— Сожрал бы целиком.

— И то верно. Ладно, уж с упырем-то мы справимся. Пошли, подтащим колымагу поближе, я не собираюсь торчать на виду у твари.

Джейми и Стефан направились к повозке, которую оставили в подлеске неподалеку от пещеры. Взявшись за жерди, они поставили телегу прямо напротив зияющей черной ниши. Мелэйна, до сих пор хранившая молчание, закрыла глаза и начала тихо проговаривать слова молитвы: «… матерь небесная, защити нас в борьбе нашей… низвергни их назад во тьму…».

— Ты бы лучше не причитала, а помогла, — буркнул Стефан, вытирая со лба пот, смешанный с пылью и грязью.

Мелэйна ничего не ответила, продолжая возносить просьбы богам. Закончив, она прокашлялась и буркнула:

— Отвали, безбожник.

— Ох, простите меня грешного, — закатил глаза Стефан, доставая из повозки арбалет.

Джейми снял с пояса ножны с мечом и положил на дно повозки. «Слишком длинный. Бесполезный, если бой начнется в пещере», — подумал Джейми и с тоской оглядел их нехитрый скарб. Пара кинжалов, годных разве что резать хлеб или сыр. Короткое копье со сломанным древком, кое-как стянутым ремнем. Неаккуратно вырезанная дубина, покрытая засохшими бурыми пятнами. Короткий меч, который, с виду, готов был рассыпаться в крах от малейшего удара. Что-то их троица прикупила сами, а что-то досталось им от менее удачливых «охотников». Последний хороший клинок, что побывал в руках Джейми — подарок от одного зажиточного барона, чьи земли они избавили от вирмов — остался торчать обломком в пасти горга, и Джейми лишь тяжело вздохнул, понимая, что позволить себе приличную сталь они смогут ой как не скоро.

Он уже почти решил пойти на тварь с мечом, как ему на глаза попался топор с широким полукруглым лезвием и крюком на обухе. «То, что нужно, — взяв топор в руки, Джейми осторожно провел подушечкой пальца по краю и цокнул языком. — Слегка затупился. Не страшно».

Перехватив рукоять одной рукой, он направился ко входу в пещеру. Стефан и Мелэйна к тому времени перестали обмениваться колкостями и заняли места за повозкой. Оглянувшись на друзей и убедившись, что они готовы, Джейми произнес:

— Я зайду вовнутрь и выманю упыря наружу. Когда тварь выскочит, попытайся ее подстрелить. Не спеши — на второй болт может не хватить времени. Мелэйна — если бой затянется, постарайся его отвлечь, но береги силы. Нас могут ранить, а дотянуть до храма или лекаря мы вряд ли успеем.

Стефан проворчал о том, что они проделывали все это десятки раз, и каждый из них прекрасно знает, что нужно делать. Но Джейми никогда не слушал жалобы приятеля — даже самый очевидный и проверенный план лучше проговорить лишний раз. На всякий случай. Нередко все катится в бездну из-за какой-то мелочи.

Оставив позади свежий воздух, Джейми нырнул в логово чудовища. Джейми не стал сразу заходить вглубь, подождав пока его глаза привыкнут к темноте. Он не торопился, аккуратно продвигаясь по тоннелю и внимательно смотря себе под ноги. Малейшая расщелина или камень на его пути, которые он вовремя не заметит, могут стоить ему жизни.

В нос ударил сладковатый запах гнили, и Джейми едва не наступил на кисть раздувшегося полуразложившегося трупа, рядом с которым валялся топор с поломанным обухом. Судя по всему, это и был тот самый лесоруб, ушедший на поиски сына. Джейми на миг замер — ему вдруг почудилось, что лицо покойника до боли напоминает ему… Джейми моргнул, и наваждение спало — перед ним все также лежал незнакомец с покатым лбом и спутавшимися от крови волосами.

Почерневшие щеки селянина уже изъели черви, обнажив осколки зубов, челюсти были разодраны, а на месте живота чернела огромная дыра с рваными краями. Камни вокруг покойника — испещренные мелкими царапинами — были покрыты коркой из засохшей крови и какой-то бело-зеленой жижи, а на земле виднелись отпечатки мелких когтистых лап. «Молодь? Опять? Дурной знак», — подумал Джейми и внимательно огляделся. Но, думается, упырев приплод сразу бы дал о себе знать — вряд ли целая стая побоится напасть одного человека — так что Джейми вновь двинулся вперед.

Пройдя еще немного, он остановился и собрался с духом, пытаясь унять дрожь в конечностях. Сердце в его груди подпрыгивало, будто стремясь вырваться наружу, в висках стучало, а под животом разлился сладкий холод. Он вдруг вспомнил тот момент, когда впервые ощутил это странное, но приятное чувство. Его первый бой — воздух тогда будто бы превратился в густое вязкое варево. Помнится, он мог разглядеть мельчайшие заклепки на доспехе имперца, что напоролся на его копье…

Выдохнув, Джейми с размаху ударил набалдашником топора по стене. Звук от удара отдался гулким эхом по всей пещере. Джейми прислушался. Из глубины тоннеля послышался какой-то шорох. Через мгновение он увидел перед собой тварь, выползшую посмотреть на того, кто осмелился ступить в ее логово.

Бледное тело с прорезающими тонкую кожу острыми позвонками. Короткие пальцы с широкими, словно лопата, когтями. Вытянутая будто у гончей собаки морда. Длинный язык, свисающий из пасти, полнящейся острыми клыками. Упырь. Желтые глаза чудовища превратились в щели при виде добычи, самой пришедшей в ее лапы.

Завладев вниманием твари, Джейми развернулся и со всех ног бросился к выходу. А сзади все ближе слышалось тяжелое дыхание. Скрежет когтей. Шипение капающей на пол слюны. Выскочив из пещеры, Джейми нырнул за ближайший валун, пропуская упыря вперед. Выскочив на площадку, тварь невольно зажмурилась от солнца, ударившего ей в глаза. Пока чудовище не успело опомниться, Джейми выскочил из-за укрытия, отрезав упырю путь к бегству, и широким взмахом заставил тварь отступить.

Едва упырь отшатнулся от лезвия, как Стефан, высунув язык, щелкнул тетивой. Резкий свист — болт пронзил бледное тело твари и Джейми едва не оглушил рев раненого чудища. Пока Стефан в спешке перезаряжал арбалет, упырь обхватил крючковатой лапой древко и попытался выдернуть болт, но зазубренный наконечник плотно вгрызся в его плоть. Джейми бросился на тварь, намереваясь добить ее одним ударом, однако поскользнулся на камне и рухнул на одно колено, с трудом сохранив равновесие. Рот тут же наполнился солоноватым привкусом, а упырь, глухо зарычав, кинулся прямо на Джейми — к счастью, он успел бросить топор и перекатиться в сторону. Но недостаточно быстро. Длинный коготь полоснул по щеке, заставив стиснуть зубы от боли. Джейми вскочил на ноги, но между ним и оружием теперь стояла взбешенная, раненая, и полная ненависти тварь.

Упырь уже припал к земле, готовясь к прыжку, как со стороны телеги послышался хриплый крик:

— Эй, ты, блядина голозадая!

Тварь на миг замешалась, отвлекшись на голос Стефана, и, скорее всего, то спасло Джейми жизнь. Второй болт вошел рядом с первым, а за ним раздался выкрик Мелэйны — Джейми едва успел отвести глаза от яркой вспышки, ударившей прямо в упыря. Пока тот визжал от боли и метался по площадке, ослепший, с обожженной кожей, Джейми, не теряя времени даром, схватил лежащий на земле топор и бросился на тварь.

Удар — когтистая лапа упала на землю, орошая почву густой черной кровью.

Удар — чудовище с перерубленным позвоночником забилось в агонии.

Удар — безобразная голова упыря покатилась в сторону, а сам он, дернувшись в последний раз, затих на земле. Джейми вытер лицо рукавом, оглянулся на друзей и взмахнул рукой, давая понять, что с ним все в порядке.

Стефан бросил в телегу арбалет и помахал в ответ. Но вот Мелэйна отвернулась, обхватила себя руками и принялась шумно опустошать на землю содержимое своего желудка. Странно. Джейми казалось, что она уже давно привыкла к подобным вещам.

Джейми присел на валун и осторожно дотронулся до щеки, радуясь, что тварь не задела глаз. Рана горела, будто от ее прижгли огнем, а штанина быстро намокла от капающей крови.

В этот момент к Джейми подошли Стефан и Мелэйна, утирающая рот тыльной стороной ладони.

— Ну и видок у тя, — присвистнул Стефан, приглаживая непослушные вихры. — Зато терь среди нас я главный красавчик.

Джейми позволил себе скривить губы в улыбке, но тут же пожалел об этом — новая вспышка боли пронзила скулу, заставив его скривиться. Мелэйна подошла к валуну и присела рядом с Джейми. Протянув руку, она аккуратно дотронулась до раны и закрыла глаза. Когда она начала говорить, Джейми почувствовал, как от пальцев девушки исходит тепло, наполняющее его тело. С каждым сказанным словом тонкие пальцы Мелэйны будто накалялись, мускулы на лице напряглись, а по лбу скатилось несколько капель пота. Щека перестала дергаться, а через несколько мгновений боль ушла. Открыв глаза, Мелэйна убрала руку и произнесла:

— Получилось… Но останется небольшой шрам.

— Еще один лишним не будет, — усмехнулся Джейми.

Мелэйна в ответ тоже выдавила слабую улыбку, но тут же вскочила на ноги и вновь отвернулась в новом приступе тошноты. Пока Мелэйна занималась раной Джейми, Стефан взял голову упыря за длинную прядь черных ломких волос, подошел к повозке и кинул ее в раскрытый мешок.

— Потрошить будем? — спросил Стефан, оценивающим взглядом окидывая труп твари.

Джейми в ответ лишь мотнул головой. Зубы, печень, сердце и многие другие внутренности чудовищ можно было продать за хорошую цену — но знахаря в деревне нет, а соваться с таким товаром в город слишком рискованно. В лучшем случае незадачливых «охотников» оберут до нитки, наградят палками и выкинут за стены с наказом никогда не возвращаться, в худшем — отправят на костер. Получив отказ, Стефан тяжело вздохнул, но спорить не стал, а вместо этого достал из телеги бутыль масла и охапку соломы.

Подождав, пока тело чудовища превратится в обугленные останки, все трое не спеша двинулись в сторону деревни и спустя некоторое время вдали показались дымящиеся крыши домов и невысокий частокол. Не успели Джейми с друзьями дойти до ворот, как чумазый мальчишка, сидевший на заборе, спрыгнул в грязь и с криками побежал в селение. Через несколько мгновений всех троих уже окружила толпа селян. Несколько рыдающих женщин выспрашивали о пропавших детях, кто-то хотел узнать, что за тварь скрывалась в пещере, коренастый крестьянин допытывался о своем брате, ушедшим убивать чудище, но все трое хранили гробовое молчание.

Мелэйна бросила взгляд на заплаканное лицо молодой крестьянки и хотела было остановиться, как Стефан дернул подругу за рукав и многозначительно кашлянул. Фыркнув, Мелэйна тряхнула косой и демонстративно отвернулась в сторону. Она, конечно, считает, что они поступают неправильно, но Джейми знал — стоит ответить на один вопрос, как последует другой, а за ним третий, четвертый, пятый… Все это может занять прорву времени.

Вместе с толпой зевак их троица остановились около крепкого бревенчатого дома, где жил староста деревни. Джейми забрал из телеги мешок с головой упыря и зашел внутрь сквозь низенькую дверь. Стефан скользнул за ним, а Мелэйна осталась ждать друзей около повозки. Нередко после прощания с «благодарными» местными жителями троица недосчитывалась какой-нибудь поклажи или части припасов, а медальон Посвященной нередко внушал куда больше почтения и страха, чем меч или арбалет.

В просторной комнате, где густой полумрак слегка рассеивали горевший очаг и несколько лучин, за покосившимся столом сидел староста деревни. Джейми достал из мешка голову твари и кинул прямо на столешницу, между миской с дымящейся похлебкой и краюхой хлеба. Староста — пожилой грузный мужчина с седыми усами — вздрогнул и отставил деревянную ложку, увидев оскаленную пасть, полную кривых зубов, и длинный язык, вывалившийся наружу. Скривившись от отвращения, староста перевел взгляд на Джейми и произнес:

— Энто вот та самая тварь, что столько народу перетащила?

— Да. Упырь, — ответил Джейми.

Староста покачал головой и достал из внутреннего кармана кафтана кошель. Стараясь не смотреть на башку твари, заляпавшую стол черной кровью, он кинул Джейми их награду. Тот поймал мошну в воздухе и взвесил. Она была слишком легкой. Джейми заглянул вовнутрь и произнес:

— Здесь не хватает.

Староста откинулся на стуле.

— Так энто, мы думали, что у нас тут оборотень людев грызет, а не упырина. За такую гадину и награда меньше.

— У нас был уговор, — с нажимом повторил Джейми. — И деньги ты приготовил заранее, не зная, кого мы встретим. Ты с самого начала не думал платить нам всю сумму.

Руки старосты будто бы сами собой нырнули под стол.

— Энто, сынки, я, конечно, понимаю, работенка у вас тяжкая, но…

–…а я вот че не понимаю, так это откуда на одном из ваших заборов свежие оленьи кишки сушатся, — вмешался в разговор Стефан, смотря себе под ноги и будто бы размышляя вслух.

Староста побагровел, но промолчал. Джейми окинул друга непонимающим взглядом, но через несколько мгновений понял его замысел. Что ж, может быть, крови удастся избежать. Либо наоборот — она прольется еще быстрее. Стефан же продолжил:

— А мож вы в лесу не только ягодки собираете, но еще королевский указ нарушаете? Есть у них разрешение на охоту, как считаешь, Джейми?

Он ничего не ответил, внимательно наблюдая за старостой. Тот о чем-то размышлял, покусывая седой ус и кидая то на Джейми, то на Стефана хмурые взгляды. Он прислонился к двери, невзначай положив ладонь на рукоять меч, а Джейми прикинул, сколько человек в деревне могут держать оружие, если придется прорываться с боем — если есть охотники, то есть и луки. А это уже могло стать проблемой…

Прошло несколько мгновений и староста, к счастью, сдался. Он достал из-за пазухи еще один позвякивающий мешочек, запустил в него заскорузлые пальцы, вытащил несколько серебряных, спрятал монеты за пояс и кинул мошну Джейми.

— За то, что нас от тварины зубастой избавили — благодарствую, — проворчал староста. — Но вряд ли вы в нашей деревне ночлег найдете.

Джейми молча убрал кошель в карман и вышел на улицу. Стефан, напоследок одарив старосту красноречивым взглядом и не менее говорящим жестом, поспешил следом. Крестьяне уже практически разошлись, и Мелэйну окружали лишь несколько женщин — самая пожилая из них стояла на коленях, а другие просто склонили головы. Мелэйна терпеливо обводила круг в воздухе возле каждой, произнося слова благословления и селянки, одна за другой, уходили прочь, осыпая ее благодарностями. Когда последняя женщина, то и дело кланяясь, ушла, Стефан зевнул:

— Ты бы хоть по паре простаков с каждой брала.

Синие глаза Мелэйны сверкнули из-под тонких бровей. Она взмахнула черной косой и пылко произнесла:

— Благословления — не товар, а милость божьей воли. Но если тебе будет легче, одна крестьянка дала нам немного сыра и молока. Староста заплатил?

— Угу, — промычал Джейми, проверяя колеса телеги. Одно из них еле-еле держалось, да и другие были не лучше. Дотянуть бы до города…

— Но селюка пришлось поуговаривать, — шмыгнул носом Стефан. — Так что лучше нам двигать отсюда подальше, пока не стемнело.

— Понятно, — вздохнула Мелэйна. — А я уж понадеялась, что сегодня посплю в постели…

Все трое покинули деревню и направились прочь по колдобистой дороге. Пока Стефан крыл бранью старосту, а Мелэйна вздыхала о ванне, Джейми молча слушал их жалобы, думая о том, сможет ли телега дотянуть до Мьезы. Сам он за время, проведенное на войне, быстро привык спать в любых условиях — на земле, в повозке, под ней, стоя и сидя, так что не сказать, что он сильно опечалился еще одной предстоящей ночевкой под открытым небом. Через некоторое время, когда покосившиеся дома остались далеко позади, Стефан оглянулся и сплюнул на землю:

— Вот уебки. Эти деревенские выблядки нам ноги целовать должны. От какой только хероты мы их не спасали. А что взамен? То вилами ткнут, то репу гнилую вместо монет сунуть пытаются. Вот что с ними не так?

— Крестьянам сейчас тяжело, — пожала плечами Мелэйна, вышагивая рядом с ним. — Церковь стала брать в два раза больше, корона тоже подняла налоги, почти везде запретили охоту, а год выдался неурожайный. И кстати — вилами ткнуть пытались только тебя, когда застукали в стоге сена с дочерью кузнеца.

— А мы-то тут причем? — возразил Стефан. — Я вот ничьи налоги не забираю. Только женские сердца, — он ухмыльнулся. — И кстати — та девка сама была не прочь прыгнуть на мой член. Ох, слышали бы вы, какие грязные штучки она стонала мне на ухо! «Стеффи, Стеффи, загони жеребца в мое стойло…».

Мелэйна громко фыркнула, и они начали очередную беззлобную перепалку, скорее из-за скуки, нежели из-за реального желания хоть как-то досадить друг другу. Поначалу Джейми слегка раздражали постоянные переругивания друзей, но потом он привык и даже находил их отчасти забавными. Пока Стефан и Мелэйна перебрасывались колкостями, Джейми молча размышлял о том, что увидел в пещере.

–… ты оглох?

Джейми встрепенулся и взглянул на Стефана. Он шмыгнул носом и повторил вопрос.

— Куда мы чешем?

— В Мьезу. Передохнем, а дальше посмотрим, — ответил Джейми. — Может, найдем выгодную охоту и сможем перезимовать в городе. Или нет.

— Как думаете, хорошие там бордели? — задумчиво протянул Стефан, сорвав длинную травинку и засунув ее в рот.

— У тебя только об одном мысли, — покачала головой Мелэйна и обратилась к Джейми. — Что-то не так? Ты ни слова не проронил с того момента, как мы покинули деревню.

Джейми задумался о том, стоит ли сообщать друзьям о том, что видел. Однако они трое — отряд, а значит между ними не должно быть тайн.

— В пещере было гнездо. Уже третье, что мы видели в этих землях. Повезло, что нам не попался молодняк.

Следом наступила тишина, которую нарушал лишь скрип деревянных колес и беззаботное посвистывание Стефана. Какое-то время Мелэйна о чем-то размышляла, покусывая нижнюю губу, а потом произнесла:

— Богиня, то есть эти твари могут… размножаться? — ее просто передернуло от отвращения. Видимо, она представила себе, как может выглядеть совокупление упырей. На самом деле Джейми сам не знал, как происходит этот процесс, и, если честно, надеялся остаться в блаженном неведении.

— А ты думала, они из земли вырастают? — хмыкнул Стефан и сплюнул травинку под ноги. — Трахаться все любят, даже такие уродцы. О, к слову про молодняк, помнишь нашу первую охоту, Джейми? Тот мелкий ублюдок мне чуть пальцы не отхватил.

***

Джейми помнил.

Тогда он без малого пару месяцев таскался по округе, перебиваясь случайными заработками, едва хватающими оплатить еду и скудный кров. Идти ему было некуда — все его копье осталось лежать земле, а родной городок вместо невесты и матери встретил лишь опустевшими домами и свежими могилами. Так что Джейми просто пошел дальше, сам не ведая, куда держит путь.

Четверть луны и несколько пятаков, которые он припрятал в сапоге, растаяли столь быстро, что Джейми не успел и оглянуться, и он не имел ни малейшего представления, как заработать хоть бы пару медяков. Джейми не умел вспахивать почву, чинить кровлю, ковать железо или возводить дома, а меч — единственное, что у него осталось за исключением шрамов — вряд ли мог помочь заработать на жизнь.

Конечно, иногда к Джейми подсаживался какой-нибудь мутный муж с бегающими глазами и хриплым шепотом предлагал «поговорить» с каким-нибудь его недоброжелателем, намекая на то, что тот после разговора должен остаться в ближайшей канаве с перерезанным горлом, но Джейми был воином, а не наемным убийцей. Хотя многие не видели разницы.

В конце концов, Джейми осел в захолустном постоялом дворе, что стоял на отшибе одного не слишком популярного тракта, следя за тем, чтобы посетители не поубивали друг друга в пьяной драке, попутно прирезав хозяина. Не самая завидная работенка — но все же лучше, чем умереть от голода. Трактирщик не платил Джейми ни монетки, но зато исправно кормил дважды в день, а еще отдал ему угол на конюшне. Джейми как раз пережевывал свой нехитрый обед из слегка подгорелой каши с парой луковиц, запивая его пинтой разбавленного пива, как возле его стола возник какой-то незнакомец.

— Эй, привет. Работа не нужна?

Джейми окинул незнакомца взглядом. То был невысокий паренек, младше Джейми на несколько лет. Возможно, незнакомец казался юным в силу своей худобы — грязная куртка из грубой шерсти раньше принадлежала явно кому-то повыше и поплечистее, штаны были подтянуты чуть ли не до пояса и туго-натуго перетянуты бечевой, а сапоги, казалось, вот-вот развалятся на куски. Лицо парня покрывали шрамы от какой-то болезни и веснушки, россыпью раскинувшиеся вокруг сплющенного и слегка свернутого набок носа. Парень пригладил пятерней торчащие волосы, напоминающие охапку выцветшего сена, и повторил свой вопрос:

— Так че, интересует работенка-то?

— Возможно.

— Меня Стефан зовут, — он неловко протянул руку.

— Джейми.

Несмотря на тщедушный внешний вид, рукопожатие у Стефана оказалось крепким.

— Я смотрю, ты походу мечом управляться умеешь? — он кивнул на ножны Джейми, лежавшие рядом с ним на скамье. — В общем, дело есть. Тут неподалеку у одного селюка зажиточного в погреб какая-то тварь залезла — то ли волколак, то ли еще хер пойми кто. Мужик по всей округе второй день бегает и волосы рвет, обещает щедро заплатить тому, кто чудище завалит, вот только в округе одни бабы, старики да калеки. Так вот, грохнем образину — а награду пополам. Ну, че скажешь?

Джейми задумался над неожиданным предложением. Что ж, он провел в этом трактире не меньше месяца, а ломаного простака и в глаза не видел — есть повод рискнуть. Вряд ли какая-либо тварь могла оказаться опасней имперцев. Да и чего Джейми бояться? За душой у него не осталось ничего — ни дома, ни близких. Погибнет в когтях — так тому и быть, может, оно и к лучшему. Джейми взял ножны, встал из-за стола, вышел на улицу в компании своего нового знакомого и невольно защурился от яркого полуденного солнца.

Как сказал Стефан, хозяйство крестьянина находилось в паре лиг от трактира, так что они двое не спеша двинулись по пыльной проселочной дороге. Спустя время Джейми заметил, что его Стефан то и дело косился то на меч, что Джейми нес на плече, то на его покалеченное ухо.

— С войны что ль подарочек? — наконец спросил Стефан.

— Да.

Стефан смерил Джейми заинтересованным взглядом, и открыл было рот, но все же промолчал. Некоторое время они шли молча, пока Джейми не разобрало любопытство:

— А как ты узнал?

— Да в тебе солдафона не увидеть — в глаза ебстись надо, — ухмыльнулся Стефан и сплюнул прилипшую к губе травинку. — Ну, во-первых — волосы из здешних никто под корень не сбривает, если ты не святоша, конечно. А во-вторых, ты сам себя представь со стороны — ты ж не шагаешь, а маршируешь, едва ли руки не вскидывая. Да и шрамы у тебя что надо. Не в поле ж ты на мотыгу упал.

Действительно, Джейми только сейчас понял, что идет привычным походным шагом. Он попытался на ходу перестроить шаг, но сложно было так сразу отказаться от старой привычки. После Джейми попытался расспросить, чем занимается сам Стефан, но тот в ответ лишь мялся и путался, так что Джейми быстро отстал, решив, что если Стефан захочет — расскажет сам.

Когда солнце уже перевалило за полдень, вдалеке показалась бревенчатая крыша с широкой трубой, из которой валил густой дым. Не успели Джейми со Стефаном миновать крепкий забор, как из дома выскочил невысокий бородатый мужчина лет сорока с выцветшим лицом, одетый в шерстяной жилет поверх коричневой рубахи, измазанные землей штаны и сапоги до колена.

— Хвала богам! Я уж думал, вы не придете, — воскликнул он, заламывая руки. — Чудовище все еще прячется в погребе, но я успел запереть дверь. Боги, я слышал, как оно скребется! Будто огромная мышь или собака, или…

— Ладно, ладно, мы поняли, — перебил крестьянина Стефан, доставая из-за пояса длинный нож, что до того прятал под курткой. — Надеюсь, ты помнишь, что обещал?

— Да-да, я заплачу, сколько скажете, — закивал крестьянин. — Идемте!

Погреб находился на заднем дворе и вел в него квадратный люк, закрытый на засов и для верности заваленный сверху бревнами. Когда Джейми со Стефаном раскидали их в стороны, крестьянин спешно отошел подальше.

— Вы умеете убивать подобных тварей?

— Сотни раз это делали, — фыркнул Стефан, и хоть голос у него был уверенным, но руки подрагивали.

Джейми откинул крышку и заглянул вовнутрь — но не увидел ничего, кроме многочисленных бочек, ящиков и мешков. Оглянувшись на Стефана, Джейми мягко спрыгнул в могильную прохладу погреба, подождал, пока глаза не привыкнут к темноте, и медленно пошел вглубь, вдыхая запах пряностей и сырой земли.

— Оно все еще там? — раздался сверху голос крестьянина.

— Ты б так глотку не рвал, а то еще подманишь! Лучше вообще съебись подальше, покуда кровью не запачкали, — ответил Стефан, идя следом за Джейми и, судя по звуку быстро удаляющихся шагов, крестьянин не замедлил воспользоваться советом.

И вот, пройдя погреб почти наполовину, Джейми услыхал свистящий звук, идущий из дальнего угла. Джейми потрепал Стефана по плечу и указал в сторону свиста. Обогнув несколько закрытых ящиков, они увидели упыря — к удивлению Джейми, тварь оказался куда меньше, чем он представлял. Упырь, что был размером с небольшую собаку, спал — его спина мерно опускалась и поднималась, а рядом валялись останки растерзанной и наполовину съеденной курицы. Джейми несколько раз видал упырей, только издалека — эти твари любили кружить возле полей сражений точно предчувствуя скорый пир — но те создания были куда больше. Вероятно это… детеныш?

— А он меньше, чем я думал, — с облегчением прошептал Стефан, которого, похоже, посетили те же мысли.

Разбуженная его голосом тварь глухо заворчала и вытянула морду в их сторону. Ее желтые глаза сузились, и не успели Джейми со Стефаном пошевелить и пальцем, как упырь вскочил на лапы и с рычанием бросился на Стефана. Он застыл на месте, но Джейми успел дернуть его за воротник и клыки твари щелкнули около руки Стефана. Упырь упал на землю, моментально поднялся на ноги и снова бросился в бой.

Стряхнув оцепенение, Стефан пинком отправил чудовище на землю, а Джейми, не мешкая, пригвоздил чудовище к земле. Оно издало громкий визг, но Стефан несколькими ударами по тонкой шее заставил упыря умолкнуть навсегда. Джейми выдохнул и трясущимися руками убрал меч в ножны, а Стефан, пригладив торчащие волосы, взглянул на Джейми и вдруг нервно рассмеялся. Похоже, любопытство крестьянина все же победило страх, так как от входа раздался его голос:

— Оно мертво?

— Угу, — ответил Джейми.

Через несколько мгновений к ним подошел крестьянин, сжимая в руках мотыгу. Подойдя к телу упыреныша, крестьянин дотронулся до скрюченного тела носком сапога и отскочил на несколько шагов, будто думая, что тварь может вдруг воскреснуть. Когда же крестьянин убедился, что упырь мертв, то заметно повеселел и поставил мотыгу у земляной стены.

— А оно вроде побольше мне представлялось, — с облегчением выдохнул крестьянин, качая головой. — Или это я со страху себе понавыдумывал…

— Меж прочим, этот тоже не маленький, — заверил крестьянина Стефан, вытирая лезвие ножа об останки твари. — Был бы он хоть чуть больше, ты бы с нами не разговаривал.

— Даже не знаю, как вас благодарить, — крестьянин широко улыбнулся. — Я уж думал все, заваливать погреб придется, а мне еще…

— Гм, — прервал его Стефан, многозначительно похлопав по карману.

— Конечно-конечно, — крестьянин поспешно вытащил из кармана кошель и передал его Стефану, который тут же отсчитал Джейми его половину. — Может, останетесь на обед? Жена похлебку из курей варит. Заодно и про тварей этих расскажете. Вдруг еще одна в округе объявится. Я слышал, их сейчас много стало…

Стефан взглянул на Джейми, но тот лишь пожал плечами, не видя ни одной причины отказываться от приглашения. Продолжая осыпать своих спасителей благодарностями, крестьянин повел их в дом, где улыбчивая женщина тут же усадила их за стол и захлопотала вокруг с горшками и тарелками.

На следующее утро, отоспавшиеся и плотно позавтракавшие, Джейми со Стефаном не спеша шагали по дороге, довольно жмурясь от солнца, по очереди потягивая слабое пиво из бурдюка, что выдал им в дорогу радушный крестьянин.

— Какие планы? — спросил Стефан, передавая Джейми мех и вытирая губы тыльной стороной ладони. — Вернешься в трактир и будешь дальше разнимать пьяниц, пока один из них не воткнет сталь тебе под ребра?

Джейми в ответ только пожал плечами.

— Есть предложения?

— Водится одна идейка, — ухмыльнулся Стефан. — Селюк не преувеличивал — всякой херотени в округе и впрямь хватает, только убивать ее некому. В полудне пути, я слыхивал, есть деревушка, поле возле которой вирмы захватили — крестьяне в ту сторону и взглянуть боятся. А сын какой-то местной шишки ищет желающих прибить пару горгов, сожравших какого-то его родича. Сечешь, к чему я клоню?

***

— Нужно вернуться и рассказать, что неподалеку могут быть еще упыри, — Мелэйна оглянулась в сторону деревни, уже давно скрывшейся из виду. — Что если чудовища убьют кого-нибудь еще?

— Невелика потеря, — хмыкнул Стефан. — Парой селюков больше, парой меньше. Сама говоришь — год неурожайный. Вот тебе и голодных ртов поубавится.

Мелэйна поджала губы и покачала головой. Она уже было открыла рот, как в разговор вмешался Джейми:

— В этом нет смысла. Думаю, упыри уже далеко отсюда — они не любят охотиться рядом с другими тварями, а если бы кто-то остался, то уже дал бы о себе знать.

Судя по всему, Мелэйна хотела возразить, но вместо этого лишь вздохнула и дотронулась до медальона. Спустя время, когда мир вокруг погрузилось во мрак, а на небе вместо солнца воссияла луна, их троица сошла с дороги и принялись разбивать лагерь.

Стефан ставил вокруг их ночлега веревки с колокольчиками на случай нежданных гостей, Джейми же решил заняться мечом. Пока он чиркал камнем об лезвие, Мелэйна сидела у костра, обняв колени, и молча смотрела на танцующие языки пламени. Джейми оторвал глаза от меча и взглянул на ее бледное осунувшееся лицо. Огромные круги под глазами, впавшие щеки. Закутанная в плащ фигурка казалось, принадлежит маленькой девочке, а не взрослой девушке. Джейми заметил, что Мелэйна то и дело смотрит ввысь, дотрагиваясь до медальона и беззвучно шевеля губами.

— Что-то не так?

Мелэйна чуть вздрогнула и натужно улыбнулась.

— Со мной? Нет, все хорошо. Просто… немного устала, вот и все.

Джейми переглянулся со Стефаном, что закончил со своим занятием и уселся рядом с Мелэйной, но он в ответ только скорчил рожу и вцепился зубами в кусок сыра. Закончив жевать, Стефан громко рыгнул и достал из мешка бурдюк с вином. Крепко приложившись, Стефан довольно ухнул и передал мех Джейми. Тот сделал несколько глотков и слегка поморщился — вино оказалось той еще дрянью, но хотя бы согревало нутро. Джейми протянул бурдюк Мелэйне, но та лишь тряхнула косой, поэтому Джейми отдал мех обратно Стефану. Тот отпил еще пару раз и широко зевнул, глядя на огонь сонными глазами.

Через некоторое время Мелэйна отвернулась от костра и растянулась на земле, укрывшись большим шерстяным одеялом. Немного погодя Стефан допил вино и, зевая, улегся на бок, укутавшись так, что стал походить на огромную гусеницу; и вскоре до Джейми донесся его громкий храп.

Джейми подложил под голову истрепанный дублет и вгляделся в ночное небо, где тысячами белых точек раскинулись звезды. Помнится, Мелэйна как-то рассказывала, что они — слезы богини Манессы, оплакивающей гибель своего возлюбленного, бога Феба; а еще в детстве Джейми и Рочелл любили искать те созвездия, что при желании можно было принять за какую-либо фигуру: рукоять меча, ковш или даже спящую собаку… Джейми вдруг увидел, что несколько самых крупных точек — ярких и жирных, словно кляксы — будто бы встали шеренгой; лишь одна звезда убежала из ряда, оказавшись чуть ниже остальных. Подивившись, Джейми натянул грубое покрывало почти до подбородка, все еще смотря вверх под треск горящего хвороста, и сам не заметил, как уснул.

Глава 2

Безусловно — еретик представляет собой живое посягательство на слово божье, пронесенное сквозь время; вероотступник, разносящий смуту и сеющий семена раздора средь рядов благочестивой паствы. Но если создали боги весь род людской, то, может, и еретики предназначены для какой-либо цели? Проверить наше благочестие и веру, ведь сказано в толковании от Манон: «Люби брата и сестру своих как любишь себя; а коли злобу ты таишь и смерти желаешь… чувство то не боги в тебя вложили… покайся ты перед ними и перед теми, кого ненавидел…»

Фрагмент переписки между богословом Мишелем Контом и великим магистром ордена Святых Мечей Одриком Лорром

Мелэйна со своим спуником пробирались по темному коридору, почти касаясь макушками низкого потолка. От каменных стен эхом отдавались шаги, а всполохи одинокой свечи, которую держала Мелэйна, с трудом рассеивал сумрак. Налетев на камень, ее спутник споткнулся и упал на одно колено, издав тихий стон. Потеряв несколько драгоценных мгновений, Мелэйна все же кое-как подняла его на ноги и они продолжили путь. Оглянувшись, Мелэйна не увидела ничего, кроме темноты, но была уверена, что за ними по пятам следует погоня. Богиня, она уже слышала крики и топот сапог — или это всего лишь воображение?

Ноги практически не слушались, зубы выдавали дробь, сердце стремилось прорвать грудную клетку, а голова кружилась от спертого воздуха и ужаса. Но, тем не менее, Мелэйна упрямо шла вперед, практически таща повисшего на ее плече худого парня с землистым лицом и длинными волосами, что спутались в грязные космы.

Наконец, они выбрались наружу и оказались на свежем ночном воздухе. Сердце Мелэйны на миг остановилось, когда она не увидела обещанную повозку, но тут же забилось вновь. Адель сдержала слово — чуть поодаль, скрываясь под развесистыми ветвями, стояла закрытая телега, запряженная парой коней. Увидав их двоицу, возница — молодой парень по имени Одрик, тайный воздыхатель Адель — поспешил помочь Мелэйна загрузить парня и, подождав, пока она сама заберется вовнутрь, щелкнул поводьями.

Не успела Мелэйна с облегчением выдохнуть, как снаружи послышался топот копыт, чей-то крик и повозка, в последний раз скрипнув колесами, остановилась. Мелэйна кинула взгляд на изможденное лицо того, чье имя она даже и не знала — он то ли уснул, то ли потерял сознание, привалившись к ее плечу. Глаза его были закрыты и чуть подрагивали, а грудь еле-еле приподнималась, так незаметно, что могло показаться, будто он и вовсе не дышит. «Матерь наша, сокрой детей своих от взглядов, что рыщут во тьме…», — пробормотала Мелэйна свою последнюю просьбу, не веря, что ее слова долетят до богов. Кто-то постучал по двери повозки и…

— Ты долго дрыхнуть будешь? Вставай уже, жричка, только тебя и ждем.

Мелэйна открыла глаза и увидела веснушчатое лицо Стефана, который бесцеремонно тряс ее за плечо. Увидев, что Мелэйна проснулась, Стефан отошел к багряным углям, оставшимся от костра, чтобы засыпать их землей. Джейми тоже успел подняться и теперь осматривал колесо телеги, недовольно цокая языком и что-то неслышно бормоча себе под нос.

Мелэйна потянулась и невольно вздрогнула, припомнив свой сон. Уже несколько месяцев Мелэйна не видела кошмаров, мучавших ее с тех пор, как она покинула храм, но в последнее время тревожные сновидения вернулись, став еще реальнее, а оттого — страшнее. Богиня, Мелэйна будто переживала те мгновения снова и снова…

Судя по коротким теням, был почти полдень. Мелэйна, Джейми и Стефан наспех перекусили и отправились в путь. До Мьезы оставалось не больше нескольких лиг и всем троим не терпелось наконец-то поесть что-нибудь, напоминающее горячую еду и поспать на чем-то, напоминающее кровать. Мелэйна, не раздумывая, отдала бы пару золотых за горячую ванну и большой кусок мыла, а вот Стефану не терпелось заняться кое-чем другим, о чем он не уставал напоминать, сопровождая свои слова красноречивыми жестами и неприличными звуками.

Мелэйна как-то раз бывала в Мьезе, давным-давно, еще до того, как ее забрали в храм — отец направился в город за рыбой и решил взять дочь с собой. Это было одним из лучших воспоминаний в жизни Мелэйны — Мьеза предстала перед ее глазами уютным старинным городком, раскинувшимся на берегу одноименного озера. Вокруг Мьезы раскинулись многочисленные рыбацкие поселки, а на лежавшим посредь озера острове возвышался величественный замок — отец рассказывал Мелэйне, что первый камень крепости заложили едва ли не два века назад. Мелэйна помнила, как стояла на деревянной пристани и смотрела на далекие квадратные башни и крепкие стены, подножия которых утопали в тумане. Сжимая крепкую мозолистую ладонь отца, и вдыхая мокрый воздух, смешанный с запахом рыбы, Мелэйна готова была поверить, что замку не двести лет, а двести тысячелетий…

Но отец давно умер. О нем остались лишь воспоминания и одинокая могилка неподалеку от родного храма… куда путь Мелэйне более заказан, как и в любой другой. По пути их троице попадались крестьяне на телегах или просто одинокие путники, устало бредущие по широкой дороге с нехитрой поклажей наперевес. Иной раз тех, кто шел пешком, обгоняли прикрикивающие всадники или запряженные резные повозки, оставляя Мелэйну, Джейми и Стефана глотать пыль и с завистью смотреть вслед — старого худосочного ослика, которого Стефан умудрился выиграть в карты, им не так давно пришлось продать, так как почти два месяца они мотались без дела, не в состоянии найти мало-мальски приличную работенку и перебивались с воды на репу.

Вдалеке показались конники с развевающимся знаменем и спустя некоторое время мимо их троицы проехали вооруженные солдаты: шлемы, похожие на котелки, кольчуги поверх шерстяных туник, щиты и мечи. Один из них держал в руках высокое древко с черным стягом, колыхающимся на ветру. Золотые нити изображали двуглавого ворона: каждую из голов венчала корона, а клювы сжимали по ключу. Если Мелэйна не ошибалась, герб принадлежал новому королю — не сказать, что она была сильна в геральдике, но память у нее была неплохая — так что перед ними, скорее всего, были люди короны.

Мелэйна, Джейми и Стефан шли молча, пока последний не начал мурлыкать себе под нос мотив какой-то песни. В конце концов, он откашлялся и загорланил во весь голос:

В рианской деревушке жила крестьянка Мелла,

И к двадцати годам своим уж много, что умела!

Дарила радость каждый день бродягам и солдатам,

Своей молочной кожею и круглым толстым задом…

Джейми не преминул присоединиться к другу и вот они запели уже в две глотки — хриплый, слегка отдающий в нос голос Стефана, и низкая глубокая втора Джейми. Слыша их нестройное пение, Мелэйна поначалу пыталась сохранить серьезное лицо, но на четвертом куплете прыснула со смеху и тоже начала подхватывать окончания строчек, которые невольно успела выучить за то время, что вместе с друзьями провела в трактирах и харчевнях.

Некоторые люди, мимо которых проходила их троица, недоуменно смотрели им вслед, а то и вовсе шарахались в сторону, осеняя себя полукругом, но Мелэйне было наплевать — пусть думают, что хотят. Она больше не жрица и вольна делать все, что хочет. Распевать неприличные песни, спать под открытым небом и пить вино с теми, кого ее аббатиса, поджав губы, презрительно нарекла бы «безродными бродягами».

За одной песней последовала другая, а за ней — третья. Стефан, казалось, знал весь репертуар кабацких менестрелей, а если и забывал слова, то тут же на ходу заменял их нескладными строчками собственного сочинения. Спустя несколько песен слегка повеселев и изрядно охрипнув, все трое пересекли крепкий мост и вот вдалеке показались городские стены. В город они прошли без проблем, смешавшись с толпой крестьян, что везли в город кувшины с молоком и маслом, зелень, птицу и прочую снедь — и вот, обождав свою очередь к большому навесу, где за столом сидел сборщик пошлин, их троица уже вышагивала по мощеным улицам Мьезы с изрядно опустевшими карманами.

Путь их лежал вдоль булочных, что заманивали внутрь запахом свежих крендельков и хрустящего хлеба; мимо перекрикивающихся женщин, что мозолистыми руками да колотушками топили белье в лоханях и корытах, а потом вывешивали его на длинные жерди; через давки, у дверей которых хозяева выкладывали на прилавки — а то и прямо на землю — свой товар, расхваливая самих себя, костеря конкурентов и переругиваясь друг с другом.

— Хочу выпить, — заявил Стефан, жадно заглядывая в окна ближайшей харчевни.

— Сначала дела, — покачал головой Джейми, но потом уголки его рта чуть приподнялись. — А потом мы все выпьем.

В конце концов, они вышли на городскую площадь — настолько большую, что стоя на одном ее крае нельзя было увидать другой. Бесчисленные ряды торговцев рыбой сменяли лотки с тканью и украшениями, возы с фруктами и овощами, свечные лавочки и навесы с мясом. Меж ними сновали босоногие мальчишки, крутящиеся вокруг прилавков словно стервятники, только и ожидая момента, дабы что-нибудь стащить; знатные дамы в высоких кокошниках, разгуливающих со свитой в лице служанок и стражей; ученые в длинных платьях с цепями на шеях и учениками, что тащили на горбу покупки своих мастеров; а также купцы и монахи, крестьяне и нищие, младые и старики — в общем, с виду площадь напоминала встревоженный муравейник, а гомон над ней стоял такой, что у Мелэйны с непривычки заложило уши.

Пока Джейми и Стефан расспрашивали местных жителей о том, где тут ближайшая плотницкая мастерская — желательно с мастером, что умеет правильным концом держать долото и пьет хотя бы с обеда, а не прям с утра — Мелэйна невольно засмотрелась на церковь, около которой их троица невольно остановилась. Высокая, выстроенная из белого камня, с множеством круглых окон, в которых сверкала в солнечных лучах разноцветная мозаика. Острый шпиль казалось, пронзал само небо, а перед входом стояли статуи богов света — Феба и Манессы. Каждая в два, а то и три человеческих роста; отец-защитник, одетый лишь в длинную тунику и сандалии, сжимал в могучих руках копье; длинные кудри его спадали на широкие плечи, лицом он был строг, но не жесток. По левую же руку от него стояла Манесса — мать-покровительница, само воплощение красоты; одну руку она прижимала к груди, а вторую положила на плечо мужу; одетая в похожую тунику, но босая, голова ее была не повязана и длинная коса спадала на спину.

Раньше лишь при взгляде на что-то подобное Мелэйна ощущала себя причастной к чему-то большему, светлому и великому. Но теперь… теперь она чувствовала лишь пустоту и горечь утраты. Пока она рассматривала церковь, Стефан и Джейми узнали-таки, куда им нужно, и уже успели дотащить повозку через всю толпу почти до самого конца площади. Стефан что-то прокричал — голос его потонул в общем гаме, но, думается, он вопил что-то вроде: «Эй, жричка! Я не собираюсь торчать здесь весь день, пока ты наглазеешься!».

Мелэйна начала было пробираться к друзьям, как вдруг нос к носу столкнулась со жрицей — невысокой девушкой с короткой прической, одетой в длинную белоснежную мантию. Атласная ткань была украшена узорами, вышитыми синей нитью, а на груди висел выпущенный наружу медальон. Почти такой же, как и у Мелэйны: полумесяц обнимающий солнце, что распускалось лучами в разные стороны; но у незнакомки он был отлит из бронзы, не серебра. Посвященная бросила взгляд на кулон Мелэйны и тепло улыбнулась, почтительно склонив голову.

— Здравствуй, сестра! Я тебя тут раньше не видела. Тебя прислали из Съеля?

— Нет, я не… я…

— Какого ты круга? — полюбопытствовала жрица.

Оглянувшись, Мелэйна увидала, что за их разговором стали наблюдать несколько служек и, пробормотав себе под нос что-то бессвязное, поспешила к Джейми и Стефану, оставив недоумевающую жрицу позади. Когда Мелэйна приблизилась, Стефан громко фыркнул и уже открыл рот, видимо, чтобы отпустить очередную шуточку, но заметив выражение ее лица, проглотил уже почти выпущенную остроту и просто покачал головой. «Эх, жричка, жричка…».

Плотницкая внутри сверху донизу пропахла смолой и древесиной; под ногами тут и там валялись щепки и стружки, а по углам усердно трудились опытные мастера с учениками. Отстранив Джейми в сторону, Стефан напустил на себя непринужденно-скучающий вид — как делал всегда, когда собирался пуститься в затяжные торги — и не спеша двинулся прямо к хозяину, что внимательно осматривал какие—то резные стулья. Пока Стефан нещадно торговался, выгрызая каждую монетку, Джейми отправился искать ближайшую кузницу, а Мелэйна решила остаться, дабы приглядеть за Стефаном. Иной раз он так увлекался, что торговля перерастала в потасовку.

Мелэйна не прогадал — бросив взгляд на побагровевшую шею хозяина плотницкой, который явно еле сдерживался, чтобы не пустить в ход бревно, стоявшее неподалеку, Мелэйна уже хотела было вмешаться в спор, как невольно услышала разговор двух работников — молодого парня с рябым лицом и сухого старика.

— Слыхал? — сказал первый. — Недавно еще два человека исчезли. Шляпник и купец какой-то проезжий.

— Знаю я, куда они «исчезли», — старик цокнул языком. — Последний медяк пропили и теперь женам на глаза боятся показываться. Ты не болтай, а лучше доску придержи.

— Я держу. Ага, как же, загуляли… Русси тоже загулял? А Бенас? А? Вышли ночью из харчевни и с концами — никто их больше не видел. Нечистое тут что-то творится…

— Не болтай. У нас церковь есть и Посвященная.

— А толку-то? — шмыгнул парень. — Жрица твоя… Боги нам не помогли войну выиграть и короля не спасли — а ведь тот, дескать, их помазанник.

— Ты давай не заговаривайся, — старик сверкнул глазами, — и богов не приплетай попусту, а то услышит кто — не отбрехаешься. И ладно церковники — а то ведь сам знаешь, Мечи с тобой долго лясы точить не станут. Знаешь, что они с одним бродягой сделали, что на храм помочился? Заковали в дыбы, а потом…

Тут старик заметил Мелэйну и, бросив быстрый взгляд на ее амулет, замолчал, быстрым жестом осенив себя полукругом. Рябой парень тоже уставился на кулон, приоткрыв рот, а потом принялся строгать доску, да с таким усердием, точно от этого зависела его жизнь. Мелэйна сделала вид, что ничего не услышала, но все же на всякий случай спрятала медальон под одежду, чтобы не привлекать лишнее внимание.

К счастью, Стефан и плотник закончили спорить, плюнули на ладони и скрепили сделку рукопожатием. Тут вернулся Джейми — и все трое, наконец, получили возможность отдохнуть; а после недолгих подсчетов дружно решили, что сделать это необходимо как следует. Заслужили. Стефан кинул четвертинку простака сидящему неподалеку нищему, за что получил тысячу благословлений и сведения о том, где в Мьезе можно поесть что-то не слишком сырое, и выпить чего-нибудь, не слишком сильно разбавленное водой.

Когда все трое нырнули в сонный полумрак таверны, их обдало запахом свежих опилок, рассыпанных по полу, и скисшей капусты. Хозяин, будто бы почуяв, что у новых гостей за душой водится монетка-другая, сразу же поспешил к ним навстречу, скаля рот в щербатой улыбке, усадил их за стол и через некоторое время вернулся с огромным подносом, что просто ломился от еды и питья. Воистину сказочный пир: хлеб — хоть и чуть подгоревший — обжигал язык и хрустел корочкой, на суп явно не пожалели гущи, сыр просто таял во рту, а овощи будто только что сняли с грядок. Некоторое время все трое лишь жевали и пили, набивая животы за десятерых.

— Ну и что делать будем? — спросил Стефан, наконец-то оторвавшись от кружки.

Джейми не ответил ему даже взглядом, лениво обгладывая куриную кость, выловленную из супа, а Мелэйна отщипнула хлебный мякиш и произнесла:

— Не знаю как насчет вас, а я собираюсь весь оставшийся вечер провести в ванне. Вам бы она тоже не помешала.

— Я не о сегодняшнем вечере, — буркнул Стефан, стукнув кружкой о стол. — Что мы будем делать завтра? Через месяц? Спустя год?

Мелэйна вздохнула и взглянула на Джейми, но тот лишь отхлебнул пива и пожал плечами. Мелэйна тоже не знала, что ответить Стефану — раньше ее целью было служение богам, а теперь… теперь ее волновало лишь то, как избавить мир от очередного порождения тьмы. А заодно заработать чуть-чуть монет, попутно не умерев от когтей или клыков и переночевать под сухой крышей.

— Вам самим такая жизнь не надоела? — Стефан пригладил непослушный вихор. — Мотаемся по всякому захолустью и рискуем шеями за жалкие гроши, которых едва хватает пожрать и гнилую солому подложить. Меня уже тошнит от разных тварей и неблагодарных селюков. И я даже не знаю, от кого больше.

— Ну и что ты предлагаешь? — поинтересовалась Мелэйна.

Стефан не впервой заводил подобный разговор. Правда, обычно этому предшествовали несколько графинов вина. Но все его до ужаса претенциозные и нелепые замыслы на будущее рассеивались с первым лучом рассвета, оставляя после себя лишь головную боль и пустые карманы. Что он предлагал в прошлый раз? Купить харчевню и переделать ее под бордель или поймать пару чудищ и устроить бродячую ярмарку?

— Я не знаю, — Стефан откинулся на скамье. — Думал, мож вы че-нить придумаете в кои-веки. Че скажешь, Джейми? Ты и впрямь мечтаешь всю жизнь провести, охотясь на всяких страшилищ? Джейми? Джейми, хер ты одноухий, ты глухой?

Он оторвал взгляд от пятна на столе и недоуменно моргнул, словно только-только очнувшись от сна. С ним такое часто бывало — он будто уходил в себя, не видя и не слыша ничего вокруг. Иногда Мелэйна хотела узнать, о чем он думает в такие моменты… но в тоже время понимала, что услышанное вряд ли ей понравится. Ей и самой было что скрывать.

Мелэйна окинула взглядом друзей — худое, слегка вытянутое лицо Джейми, со свежим розоватым шрамом и круглую недовольную физиономию Стефана, покрытую рубцами от какой-то перенесенной болезни. Хоть с того момента, как Мелэйна впервые встретила эту двоицу, прошло не больше года, казалось, они провели вместе всю жизнь…

***

Мелэйна, то и дело спотыкаясь, брела по тропинке, которую еле отыскала среди деревьев, раскинувших над ней свои крючковатые ветви. Лес пугал ее. Мелэйна отшатывалась от каждой тени, видя в ней силуэт чудовища и замирала от любого шороха, в котором слышала шаги разбойников. Мелэйна не сомневалась, что подобные чащи просто кишат и теми, и другими.

Ступни ныли, натертые неудобными туфлями из бараньей кожи, волосы цеплялись за ветки, желудок сводило от голода, и, что самое ужасное — похоже, она заблудилась. Но отступать поздно. Мелэйна стиснула зубы и принялась продираться сквозь очередной колючий кустарник.

Вдруг вдали среди мелькнул небольшой огонек. Первой мыслью Мелэйны было броситься назад и она уже было развернулась, когда ее посетила холодная мысль — если она сейчас сойдет с тропы, то попросту сгинет в этом проклятом месте, умерев от голода и холода. Именно поэтому Мелэйна, трясясь от ужаса и стараясь ступать как можно тише, направилась прямо к огню.

Подойдя поближе и спрятавшись за дерево, Мелэйна осторожно выглянула из-за ствола — на небольшой поляне перед костром сидели двое мужчин, неслышно переговаривающихся друг с другом. Один незнакомец затачивал меч, второй же неторопливо помешивал что-то в котелке, висящем на воткнутых в землю палках. Едва ноздри Мелэйны уловили аромат похлебки, как рот ее непроизвольно наполнился слюной, а желудок издал низкий звук.

Пока она раздумывала, что предпринять, где-то сверху ухнула какая-то птица, уронив на Мелэйну несколько листьев. От неожиданности Мелэйна тихо вскрикнула, отшатнулась в сторону и наступила на предательски хрустнувшую ветку. Незнакомец, колдовавший над ужином, отбросил палку и схватил лежащий на земле арбалет, а его спутник кинул на землю камень и вскочил на ноги с мечом в руках.

— Эй, ты! Покажись! — хриплым голосом крикнул первый.

Мелэйна облизнула губы, судорожно выдохнула и вышла на поляну. Будь, что будет. Терять ей больше нечего. Если они убьют ее или того хуже… значит, Манесса решила наказать нерадивую дочь и та готова принять любую кару за свои прегрешения.

Мелэйна медленно подошла к костру и обнаружила двух парней, возрастом едва ли старше нее. Увидев перед собой всего лишь дрожащую от холода и страха девушку, незнакомцы чуть расслабились, но оружие не убрали. Тот, что повыше и поплечистей, задал Мелэйна короткий вопрос:

— Ты кто?

— И какого хера к нам подкрадываешься? — добавил второй, не сводя с нее настороженного взгляда.

Сначала Мелэйна лихорадочно раздумывала о том, какую ложь ей выдать на этот раз, но потом, окончательно устав врать — за последнее время она успела побывать монахиней, графской служанкой, крестьянкой, ищущей сгинувшего мужа, и даже паломницей — она отбросила эту мысль и решила сказать правду. Язык ее немного заплетался от волнения и усталости, а голос дрожал листком на ветру.

— Я… жрица. То есть уже нет, или… простите, я не хотела вас пугать или еще что-то… я… я просто заблудилась.

В подтверждение своих слов Мелэйна вытащила из-под одежды серебряный медальон, блеснувший в отблеске пламени. Парни переглянулись и о чем-то зашептались — через несколько мгновений тот, что был с арбалетом, щелкнул клином, положил оружие на землю и вернулся к похлебке, а другой, сжимающий меч, опустил его, поднял с земли камень и жестом пригласил Мелэйну к костру. Подойдя к коряге, она подобрала длинный плащ, уселась поудобнее и с наслаждением вытянула озябшие пальцы к гостеприимному пламени.

— Меня зовут Стефан, — произнес невысокий парень, осторожно принюхиваясь к содержимому котла. — А рядом с тобой сидит Джейми.

— Мелэйна, — представилась она.

Стефан достал из мешка, лежащего у костра, три деревянных миски и осторожно разлил варево, стараясь не пролить и капли. Приняв угощение, Мелэйна искреннее поблагодарила своих новых знакомых — она не ела горячей пищи уже несколько дней и даже не представляла, как по ней соскучилась. Не так давно она бы повела носом от слегка переваренной похлебки с грубо нарезанными овощами и редкими кусками мяса, но сейчас даже за такое нехитрое блюдо Мелэйна, не раздумывая, отдала бы и десять лун.

Она уже хотела было спросить у парней, нет ли у них ложек, но они принялись шумно отхлебывать прямо из мисок, то и дело дуя на похлебку и причмокивая. Недолго думая, Мелэйна последовала их примеру — голод легко заставлял позабыть любые стеснения и правила приличия. Через некоторое время Джейми отставил миску и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Что ты тут делаешь? — спросил он.

— Это долгая история. Я… в общем, я сбежала из храма, — призналась Медэйна, ожидая не то града вопросов, не то порицания.

К ее удивлению, такой ответ вполне удовлетворил и Джейми, и Стефана, так что они не стали выспрашивать какие-либо подробности. Стефан подцепил пальцами кусок мяса, отправил его в рот и произнес:

— Понимаю. Порядки у вас там, наверное, те еще — ни выпить, ни на шест присесть, если ты понимаешь, о чем я. А куда бежишь-то?

— В деревне неподалеку… — Мелэйна сделала слишком большой глоток и зашипела от боли. Аккуратно потрогав языком едва не сгоревшее небо, она продолжила. — Мне сказали, что где-то в этом лесу живет прорицательница. Я иду к ней за помощью, чтобы она помогла мне разобраться с тем, что делать дальше.

Услышав слова Мелэйны, громко чавкающий Стефан подавился и задался в приступе кашля. Джейми же отставил миску и начал с силой хлопать друга по спине. Когда коварный кусок-таки покинул глотку Стефана, он повернул голову к Джейми и скривился:

— А я че те говорил? Селюки те еще сучары.

— Я что-то не так сказала? — протянула Мелэйна, смущенная такой реакцией.

— В этом лесу нет никакой прорицательницы, — объяснил Джейми. — Здесь на всю округу лишь одна ведьма…

–… а мы как раз идем к ней в гости, — закончил за него Стефан и похлопал по лежащему рядом с ним арбалету. — Проводить старую блядь прямо в бездну.

— Ведьма? Но ведь…

— Тебя надули, — перебил Мелэйну Стефан. — Послали на убой, как овечку.

Мелэйна не могла поверить своим ушам. Она вспомнила тех добродушных крестьян, что приютили ее и объясняли, как найти в лесу тропу, ведущую к таинственной мудрой женщине, что распутывает клубки судеб и помогает найти дорогу заблудшим душам. А теперь… ведьма? Однако вряд ли новым знакомым Мелэйны есть смысл ей врать. Глядя на танцующие языки пламени, она протянула:

— Так вы, значит, охотитесь на всяких… тварей и колдунов?

— Ага, — шмыгнул носом Стефан. — Делаем за святош их дерьмовую работу, — он сплюнул на землю, взглянул на кулон Мелэйны, и добавил. — Уж без обид, жричка.

Она внимательно оглядела ее новую компанию. Вблизи парни выглядели еще моложе, чем ей показалось на первый взгляд. Хотя Джейми все-таки был чуть старше и Мелэйны, и Стефана, а вот он, казалось, лишь совсем недавно обзавелся короткой щетиной, которую прямо сейчас яростно скреб грязными обломанными ногтями.

Мелэйна слышала, что в последнее время по всей Фридании появились множество людей, подобных Джейми и Стефану — вернувшиеся с войны воины, что прочему заработку предпочитали проливать кровь, простые крестьяне, променявшие мотыги на копья, банды головорезов, почуявшие запах монет; в общем — любой отчаянный люд, хоть как-то владеющий оружием и готовый рискнуть головой за монеты. Конечно, обычно чудовищами и чародеями занимались Святые Мечи — но большая ордена полегла в бою с визрийцами, а оставшиеся не могли быть везде и всюду.

— Ты умеешь творить всякое? — вдруг спросил Джейми.

— Вся… всякое?

— Ну, колдовать, — объяснил за друга Стефан. — Тебе же амулет не за красивые глазки дали, верно?

— Это не колдовство, — пылко ответила Мелэйна, дотронувшись до кулона. — То, что мы делаем — благословление Манессы, дающее нам силы для борьбы со злом. Орден воюет сталью, а наше оружие — вера. Сравнивать дар и чернокнижие, это все равно что, все равно что…

Мелэйна умокла, от возмущения не сумев подобрать нужное сравнение, но казалось, ее пылкая речь не произвела ни малейшего впечатления, ни на Джейми, ни на Стефана.

— Так умеешь? — повторил свой вопрос первый, взглянув на Мелэйну. Она же невольно отметила про себя правильные, пускай и чуть угловатые черты его лица. В отблесках огня оно казалось высеченным из камня: крепкий подбородок, резкие скулы, жесткий, но не жестокий взгляд; и даже шрамы скорее не уродовали, но придавали мужества — вдоль виска тянулась длинная белесая полоса, а от левого уха остался маленький кусочек.

Мелэйна вздохнула, поглубже закуталась в плащ и кивнула. Остаток ночи все трое провели за разговором, а на следующий день Джейми растолкал Мелэйну, едва первые лучи солнца пробились сквозь густые кроны. Они позавтракали остатками холодной похлебки и выдвинулись в путь — признаться, Мелэйна сама не понимала, как ответила согласием на просьбу ее новых знакомых. Но она будто бы нутром чуяла, что поступает так, как должно.

Хижина ведьмы находилась не более чем в лиге от их лагеря. Когда они остановились около большого крепкого дома с дымящейся трубой, что-то хрустнуло под ногой Мелэйны. Опустив глаза, она в спешке прикрыла рот, так как ее нехитрый завтрак чуть не полез наружу. Мелэйна в отвращении разглядывала обломки человеческих костей, слишком маленьких, чтобы принадлежать взрослому человеку, тогда как Джейми и Стефан с интересом склонились над останками.

— Ну и блядище, — покачал головой Стефан.

— Ведьма-то? — спросил Джейми.

— Ага. А селюки еще хуже, — Стефан сплюнул на землю и скривился. — Вы что думаете, карга лично сопляков ворует? Ага, как же, крестьяне ей сами своих выблядков несут. Родился лишний рот — отнеси его к хижине в лесу и оставь у порога. Сын постоянно болеет и не может работать? Отправь его в лес во-о-он по той тропинке, дескать, отнеси-ка сынка корзинку одной милой старушке. Появилась в деревне незнакомая девица? Давай к гадалке прогуляйся, милая.

— Ты… ты сейчас серьезно? — Мелэйну передернуло.

Она даже представить не могла, что кто-то может послать ребенка на верную и мучительную смерть. Но те крестьяне отправили Мелэйну на верную смерть не поведя и глазом. И кто же тут настоящее зло?..

— Ну да. Зато взамен вот тебе настоечка, чтобы член стоял днями и ночами. Или зернышки, которые даже поливать не нужно — в землю кинул, они по весне сами и вырастут. А коли святоши по округе вынюхивать будут — не-а, господин, какая такая ведьма? Ничего не слышали.

Мелэйна невольно сжала кулаки. Кто знает — если бы она прошлой ночью не встретила Джейми и Стефана, может быть и ее кости в скором будущем валялись где-нибудь поблизости… Нет, она обязана положить конец всему этому. Пусть Мелэйна больше не в милости Манессы, но все еще несет ее волю.

— Интересно, зачем тогда тому купцу ее смерть, — задумчиво потер подбородок Джейми.

— А тебе не похер? — зевнул Стефан. — Может у него стручок отпал после ее зелий или у женушки после бальзама дырка заросла.

— Ладно. Надо осмотреть дом, — предложил Джейми.

Все трое обошли жилище ведьмы со всех сторон, но в нем напрочь отсутствовали окна, в которые можно было заглянуть, так что это вряд ли им помогло. Мелэйна невольно отметила, что представляла себе логово колдуньи немного иначе. Может быть, чуть более… зловещим? Домик, находившийся перед ними, легко мог сойти за пристанище лесоруба или простого охотника — крепкие бревна, покатая крыша, вымазанная глиной и соломой, аккуратные ступени, ведущие к большой двери, но… Мелэйна не могла отделаться от мысли, что в домишке этом что-то не так. Воздух вокруг него точно звенел какой-то потусторонней силой, заставляя все волоски подыматься дыбом.

— Делать нечего. Идем через главный вход, — произнес Джейми, доставая меч.

— Погоди-ка, у меня есть идея получше, — вдруг ухмыльнулся Стефан.

Сняв с себя плащ, он достал из мешка бурдюк с водой и принялся тщательно как следует смачивать грубую ткань. Мелэйна с немым вопросом взглянула на Джейми, но тот лишь пожал плечами. Закончив, Стефан свернул плащ под мышкой, с легкостью белки вскарабкался на крышу, подполз к трубе, накрыл ее и тотчас кубарем свалился вниз.

— Сейчас карга сама выползет, как миленькая, — пробормотал он, щелкнув клином арбалета.

И вот их троица принялась ждать. Через несколько мгновений из дома донеслись какие-то скребущиеся звуки и глухое ворчание — Стефан приставил арбалет к плечу, и высунул язык, Джейми перехватил рукоять меча двумя руками, а Мелэйна дотронулась рукой до медальона.

«Помоги нам мать небесная, разгони тьму светом и дай надежду детям своим…»

Дверь распахнулась и наружу с диким лаем выскочили две псины. Огромные — каждая едва ли не с теленка — покрытые короткой темно-рыжей шерстью, блестевшей, будто от масла. Лапы их — широкие, точно мотыги — заканчивались острыми когтями, длинные заостренные уши смахивали на рога, из ощеренных пастей с огромные клыками на землю падала слюна вперемешку с пеной, а красные глаза горели ненавистью.

Издав утробный рык, звери кинулись прямо на незваных гостей. Щелчок тетивы — казалось, собака и не заметила болта, вонзившегося в ее грудь. Одним прыжком она взмыла в воздух — однако напоролась на меч Джейми, который прыгнул ей навстречу и поднял лезвие в самый последний момент. Тварь взревела и грохнулась на землю, силясь подняться — но следующий удар перерубил ей шею, лишив жизни.

Вторая же собака понеслась прямо на Мелэйну — на какой-то миг она растерялась, но припомнив детские останки, что, возможно, глодала как раз эта тварь, выдохнула и прикрыла глаза, очищая разум от мыслей. Почувствовав иголки, заигравшие на подушечках пальцев, и тепло, переполнявшее кожу, она вскинула руки перед собой и сделала шаг назад. Вспышка света ударила прямо в пса, что уже тянулся к ней оскаленной пастью — через миг воздух наполнился запахом паленой шерсти и горелого мяса, псина же, визжа и слепо мотая обожженной мордой, бросилась было в сторону, но наткнулась на Джейми, что и закончил дело.

— Недурно, жричка, — с одобрением пропыхтел Стефан, взводя арбалет. — Интересно, чем ведьма этих сволочей кормила… хотя лучше и не знать, — добавил он, заметив как передернуло Мелэйну.

— Ладно, пошлите внутрь, — произнес Джейми, смахнув со лба пот.

Логово ведьмы встретило их гробовой тишиной — казалось, можно было услышать, как пауки по углам плетут свои сети. На первый взгляд, внутри дом выглядел также обычно, как и снаружи: с потолка свисали пучки едко пахнущих трав, в углу лежала груда дров, по левую же руку находилась замызганная лохань с густым месивом, а по правую стояла короткая кровать, заваленная каким-то грязными тряпками.

Джейми указал на чуть приоткрытую дверь, из которой лился тусклый свет. Но не успел Стефан дотронуться до нее, как Джейми с силой дернул друга за воротник. «Что еще?», — одними губами произнес Стефан, но вместо ответа Джейми лишь указал на тонкую нить, натянутую над порогом. Отойдя назад, он поддел бечеву мечом — раздался громкий скрежет, и с потолка упал взведенный капкан на длинной цепи.

Пройдя сквозь дверь, они очутились в просторном зале, провонявшим дымом. Прямо перед ними находился погасший очаг с котлом, вдоль стен висели покосившиеся полки — со ступками, черепками, как человеческими, так и теми, что принадлежали зверям, грызунам и птицам, костями, стеклянными шарами, минералами и прочими малопонятные вещами — и горящие подсвечники, а на полу лежал мягкий разноцветный ковер. Приглядевшись, Мелэйна с шумом сглотнула слюну, когда поняла, что соткан он был из человеческих волос. Богиня, сколько же людей нашли тут свой последний приют…

С верхней полки раздался протяжный скрип, а когда все трое повернули головы, один из вороньих черепов клацнул зубами.

— Так-так-так… Завтрак, обед и ужин. Съем вас, сожру, сварю кишочки…

— Манесса, матерь наша, защити нас детей своих… — начала молиться Мелэйна, как череп разразился визгливым хохотом, от которого у нее по всему телу пробежали мурашки.

— Твоя мать — небесная потаскуха, как и ты.

— Не обращайте внимания, — произнес Джейми, внимательно оглядывая зал. — Ведьма просто пытается нас запугать.

— Запугать, затоптать, а потом сожрать, — каркнул другой череп, человеческий, с аккуратной дырой меж пустыми глазницами. — Интересно, какой ты на вкус? Мягкий или жестковатый?

Стефан вдруг выпучил глаза и открыл рот, а потом дрожащим голосом прошептал, глядя на свою ногу.

— Снимите с меня ЭТО.

— Снять что? — с недоумением спросила Мелэйна, окидывая взглядом его штанину.

— Оно ползет по мне, — Стефан едва не выронил арбалет из дрожащих рук. — Помогите…

Не тратя времени на разговоры, Джейми попросту отвесил ему крепкую затрещину. Как ни странно, видимо, это помогло, так как Стефан вздрогнул, потер ухо и быстро-быстро заморгал, а потом, оглядев себя, со злобой сплюнул на пол:

— А, так это все твои фокусы. Выходи, сука. Мы тебе свои покажем.

— Как скажешь, — согласился череп.

После этих слов все свечи вмиг погасли, и комнату захватила тьма, точно кто-то надел Мелэйне на голову плотный мешок, а откуда-то издалека раздались быстрые шаркающие шаги.

— Свет! — закричал Джейми, чей голос звучал глухо, как из закрытой бочки.

Собрав всю волю в кулак, Мелэйна закрыла глаза, почувствовав, как ее тело наполняется теплом, и через миг яркая вспышка осветила все вокруг — и весьма вовремя. Джейми еле-еле успел уклониться от топора горбатой низкой старухи, рассекшего воздух прямо над его головой; Стефан же, не мешкая, вскинул арбалет, резкий щелчок — и болт пронзил плечо ведьмы, заставив ее зашипеть от боли и выронить топор.

В тот же миг мрак исчез, и Мелэйна смогла разглядеть колдунью. Пергаментная кожа обтягивала череп старухи, на плечи спускались спутанные пряди белых волосы, напоминающие паутину; одета ведьма была в покрытые бурыми пятнами лохмотья, а ее лицо искажала перекошенная гримаса.

Карга на удивление резво прыгнула к очагу, хоть до него и было не меньше семи футов, схватила котел и кинула его в сторону незваных гостей. Джейми оттолкнул Стефана, спешно заряжающего арбалет, и рухнул на пол, увлекая за собой Мелэйну. Котел пролетел прямо над ними — и через миг едкое варево попало на стену и начало с шипением разъедать древесину.

Выхватив из-за пазухи небольшой пузырек, ведьма осушила его одним глотком — казалось, можно было увидеть, как сквозь тонкую кожу в глотку льется густая темная жидкость. Сосуд упал на пол, разбившись на меленькие осколки, а через мгновение колдунья рухнула на колени, издавая протяжный вой, что сменился хрустом раздираемой плоти — Мелэйна не поверила своим глазам, когда увидела, как из-под грязного рубища показались еще несколько пар скрюченных рук. Поначалу маленькие, точно у младенцев, конечности становились все больше и длиннее — богиня, ведьма походила на какого-то демонического паука, вылезшего из самой темной бездны. Колдунья же наклонила голову на длинной тонкой шее и заклокотала:

— Я убью вас и обсосу ваши косточки.

— Обсоси мой член, старая ты блядь!.. — выкрикнул Стефан, судорожно ища на полу упавший болт.

Ведьма разинула рот, обнажив кривые зубы, и бросилась на Джейми. Тот взмахнул мечом и пара отрубленных кистей упала на пол, все еще сжимая и разжимая длинные пальцы, но старуха, казалось, этого даже не заметила. Один удар сердца — и клинок Джейми отлетел в сторону, а карга прижала его к полу, тянясь когтями к глазам.

Стефан подскочил к корчившемуся под ведьмой Джейми и словно дубиной взмахнул арбалетом — и челюсть старухи с громким треском разлетелась на куски. Колдунья отшатнулась в сторону, выплюнув крошки зубов, а Джейми пинком отбросил ее подальше от себя и вскочил на ноги. Карга зашипела, скривила рот в беззубой ухмылке, выхватила из-за пазухи человеческую кость, разломила ее надвое и начала произносить слова на неизвестном Мелэйне гортанном наречии.

В то же мгновение ее голову будто сдавили изнутри щипцами, так сильно, что она не могла думать ни о чем боле, кроме как о пульсирующей боли, разрывающей затылок, а сердце точно сжала незримая рука, пытаясь вырвать его из груди. Видимо, то же самое чувствовали и Джейми со Стефаном, так как первый, уже наклонившись за мечом, рухнул подле него, тряся головой, а второй попросту катался по ковру, закрыв уши ладонями. Мелэйна упала на колени, оперлась ладонями о пол и увидела, как из ее носа на ворс упали несколько капель крови.

— Жричка, колдуй! — в отчаянии взвыл Стефан.

Богиня, помоги своей дочери… Мелэйна закрыла глаза, пытаясь не обращать внимания на резь в висках, что усиливалась с каждым словом старухи, и начала говорить сама — сначала язык Мелэйны заплетался от боли и ужаса, но слог от слога голос ее крепчал, начиная перекрывать говор ведьмы, чьи вопли уже перешли в визг, а руки Мелэйны запылали изнутри от переполняющей их силы.

Она — жрица Манессы, истинная дочь небесной матери, впитавшая ее дух и направляющая ее волю.

Она — оплот света в царстве тьмы, щит, что укрывает мир этот от зла.

Она — Посвященная.

Мелэйна медленно поднялась на ноги и с вызовом заглянула прямо в глаза ведьме. Мелэйна больше не видела в них ни злобы, ни ненависти — лишь страх, оголенный и неприкрытый, точно колдунья-таки поняла, что столкнулась с силами, что ей не одолеть. Мелэйна сделала шаг вперед и повысила голос — карга заверещала от ужаса, вцепилась крючковатыми пальцами в волосы и упала на колени, тряся башкой и покачиваясь взад-вперед. Боль ушла, точно ее и не было, а сердце забилось в обычном ритме; выкинув вперед руки, Мелэйна закончила молитву — следом комнату разрезал яркий свет, а ведьма, чей вопль уже сошел в хрип, вцепилась руками в обожженное лицо. Первым в себя пришел Джейми. Схватив меч он, тяжело дыша, ринулся на ведьму, пронзил ее лезвием, протащил на несколько шагов вперед и пригвоздил к стене.

— Владыки проснутся… — ослепшие глаза ведьмы бешено вращались, а из разбитой челюсти на обвисшую грудь стекала кровь, смешанная с желтоватой слюной, — их сон не вечен. А вы все… умрете… умрете… УМРЕТЕ!

Стефан подхватил топор, подбежал к чернокнижнице и одним ударом закончил ее жизнь. Джейми вытащил меч, и старуха с раскроенным черепом рухнула на пол — и в тот же миг ее тело принялось ссыхаться прямо на глазах, распадаясь на сотни мелких прозрачных червей, которые, беспрестанно извиваясь, начали расползаться в разные стороны, стремясь уйти в щели меж досками, но Джейми со Стефаном тут же принялись топтать паразитов сапогами, и вот от ведьмы остались лишь горстка костей да грязные лохмотья. Криво ухмыльнувшись, Стефан сплюнул прямо на ее череп.

— Сказал же — обсосешь мой член. Как думаете, здесь есть чем поживиться? Пахнет, вроде, прилично.

Стефан подошел к одному из горшков, стоявших возле очага, и приподнял глиняную крышечку. Но стоило ему одним глазком заглянуть вовнутрь, как он отшатнулся и едва не налетел на Джейми, вытирающего с лезвия меча кровь ведьмы об ее же лохмотья.

— Что там? — устало поинтересовалась Мелэйна.

— Ничего, — буркнул Стефан. От его бахвальства не осталось и следа; выглядел он так, словно успел пожалеть о своем любопытстве. — Давайте просто спалим эту ебучую дыру и уберемся подальше.

В углу нашлись запасы масла, которое щедро было разлито по всему, что могло гореть. После Стефан кинул на ковер свечу и все трое поспешили выскочить наружу. Подождав, пока пламя не начнет отплясывать на крыше, они не спеша направились прочь, оставляя дом ведьмы за спиной. Вышагивая рядом со своими новыми друзьями, Мелэйна оглянулась на огромный костер, в который превратилось жилище ведьмы. Хоть прорицательница и оказалась чернокнижницей, все же она волей-неволей помогла Мелэйне найти свой путь. Путь, который вернет ее назад к свету.

***

Воспоминания Мелэйны прервал недовольный голос Стефана.

— А? Я так и думал, что сказать вам нечего, — фыркнул он. — Ладно, хер с вами, пойду прогуляюсь.

Стефан встал из-за стола, даже не допив пиво, и буквально выскочил из таверны, чуть не сшибя по дороге какого-то старика. Мелэйна взглянула на Джейми, но тот лишь пожал плечами. А что он мог сказать? Мелэйна вздохнула и подозвала хозяина, чтобы спросить, как скоро он сможет приготовить ванну.

Глава 3

… все это время — от самого начала приготовлений, до того момента, когда сегодняшним туманным утром носы наших лодок врылись в рыхлую землю — от меня не ускользали косые взгляды и перешептывания среди простых рабочих, что явственно были обращены в сторону моей скромной персоны. Ни в коей мере не хочу сказать, что эти люди настроены ко мне враждебно или хотя бы пренебрежительно — скорее они удивлены, что человек такого происхождения запросто делит с ними один стол и говорит на равных. Но я уже давно успел убедиться, опираясь в том числе и на собственный опыт, что среди простого люда нередко можно встретить не менее достойных людей, чем в выходцах из знатных родов — пускай это и вызывает усмешки Джосса, что не упускает шанса подколоть меня моей причудой — так что вскоре подозрения прочих мужчин сменились равнодушием, а после, не побоюсь этого слова, и уважением, так что чувствую я себя словно в кругу старых приятелей.

Признаться, едва ступив на остров, я тотчас преисполнился каким-то странным чувством — не то страхом, не то тревогой, словно кто-то незримый наблюдает за мной, следя за каждым моим движением и вслушиваясь в каждое брошенное мной слово. Надо признать, это весьма и весьма неуютное ощущение — словно кусочек льда, что запал за шиворот — но, думается, то всего лишь мое разыгравшееся воображение; тем более что замок, пустовавший годами, и впрямь выглядит весьма пугающе, особенно по ночам, когда из всех щелей завывают сквозняки, а на стенах пляшут причудливые тени…

Из дневника Мартина Отеса

Раздался тихий, но настойчивый стук в дверь. Матиас Моро оторвал воспаленные глаза от распростертой на столе карты и потер виски. Боги, он и не думал, что его послание доставят так скоро. Да и гость, ждущий в коридоре, обычно не торопился принимать приглашения, ссылаясь на множество забот и пошатнувшееся здоровье. И если насчет первого трудно было поспорить — все же титул обязывал — то вот второй аргумент вызывал большие сомнения. Но деваться некуда — Матиасу предстоял невообразимо долгий, безумно трудный, совершенно точно неприятный, но, тем не менее, донельзя необходимый разговор.

Не успел он произнести хоть слово, как дверь открылась, и в комнату проскользнул невысокий сухой мужчина, чьи короткие жесткие волосы, напоминающие топорщащиеся вперед иглы, уже были покрыты изрядной проседью. Несмотря на возраст, ступал он по-кошачьи быстро и бесшумно, спину держал прямо, на худом лице его торчал вздернутый нос, а под тонкими и почти бесцветными бровями сверкали карие глаза. Амадиу Тома, великий магистр ордена Святых Мечей собственной персоной.

Даже не дождавшись приглашения, Амадиу занял стул напротив Матиаса. Что ж, положение великого магистра вполне допускало подобные вольности, хоть они и шли вразрез с придворным этикетом. Но Амадиу — пускай и воспитанный в весьма и весьма знатной семье — по духу своему был ближе к простоте солдата, чем к утонченности аристократа, и Матиас не ждал от своего гостя излишнего проявления светских манер. Матиас отставил в сторону помятую карту и произнес:

— Свет разгонит тьму…

–… ведь тьма не вечна, — закончил за него Амадиу девиз и приветствие Святых Мечей.

Матиас сплел пальцы, внимательно рассматривая Амадиу, хоть и видел его сотни, если не тысячи раз. Ярко-алый плащ до щиколоток с вышитым на спине гербом ордена — клинок с пламенем вместо лезвия на фоне восходящего солнца — застегнутый на серебряную брошь; под ним — белоснежная туника поверх камизы, грубые штаны да высокие сапоги. В руках он сжимал отороченную мехом шляпу, а из-под плаща выбивались двое ножен: на поясе висел меч, на груди — кинжал.

Матиас покривил бы душой, если бы сказал, что ему симпатичен Амадиу — в отличие от его покойного брата Неля, с которыми у Матиаса всегда были теплые отношения. С покойным старшим отпрыском семьи Тома Матиаса много лет связывали если и не дружеские — вряд ли бы он покривил душой, если бы сказал, что за столько лет обзавелся хоть кем-то, кого мог назвать другом — но довольно тесные связи, однако Амадиу был прямой противоположностью брату. Упрямство великого магистра раздражало, вольномыслие вызывало множество неудобных вопросов, а неслыханная дерзость стала притчей во всех языках, от севера до юга. Казалось, Амадиу рискнул бы поспорить даже с богами, явись они пред ним в своем сияющем обличии.

Но Матиас не мог не признать и достоинства Амадиу, благодаря которым тот смог достигнуть самой высокой ступени в ордене и заслужить уважение даже среди злопыхателей: искренняя преданность божьему делу, ум, такой же острый, как лезвие его клинка, и редкая на сегодняшний день честность. Амадиу не стал бы расшаркиваться перед человеком, которого считал недостойным своего общества, какой бы знатной и богатой персоной тот не был; многие называли это грубостью, но, как считал Матиас, лучше уж подобная дерзкая прямота, чем лукавые слова и лживые улыбки, коими он уже успел изрядно насытиться.

— Как вы доехали, великий магистр?

— С милостью богов, ваше величество.

Матиасу показалось, что по лицу Амадиу, разрезанному морщинами и шрамами, скользнула легкая усмешка. Матиас моргнул — но лицо Амадиу вновь стало непроницаемым, словно маска, отлитая из гипса. Матиас устало потер глаза — боги, он даже не мог припомнить, когда в последний раз их смыкал.

— На все их воля. Я надеюсь, орден процветает и здравствует?

— Посаженные зерна считают с урожаем, — Амадиу пожал плечами, будто Матиас поинтересовался, что великий магистр предпочитает на ужин.

— Воистину. Вина?

— Не откажусь.

Матиас не стал вызывать слуг, решив выказать своему гостю уважение, с трудом поднялся на ноги — боги, подагра делала невыносимым каждый шаг!.. — и, еле сдерживая гримасу боли, подошел к шкафу, наполнил два хрустальных кубка, вернулся обратно, поставил один из них перед Амадиу и осторожно уселся обратно.

— Я слышал, что у ордена в последнее время появляется все больше сторонников, что по доброй воле помогают братьям бороться со злом.

— Сторонников? Ах, вы про шайки вооруженных головорезов, с гиканьем носящихся по всей стране, — Амадиу поморщился. — Наемники. Гонятся лишь за наживой, хорошими намерениями там и не пахнет. Но пусть — пока не путаются у нас под ногами. Ржавый нож тоже может ударить в сердце.

— Вы говорите мудрые вещи, великий магистр.

Тонкие пальцы Матиаса забарабанили по столешнице, пока Амадиу наблюдал за Моро сквозь полуприкрытые веки. Матиас не раз слышал о том, что великий магистр — непримиримый фанатик, видящий все и вся лишь в черно-белом цвете. Кто-то напротив, распускал слухи противоположного толка, называя Амадиу праздным глупцом, пьяницей и распутником, занявшим свой пост за счет хорошего отношения с капитулом, удачного родства и счастливой случайности. Некоторые же считали Амадиу хладнокровным дельцом, который плевать хотел на дело ордена и всеобщее благо, утверждая, что все, что он делает, направлено исключительно на его благосостояние. Но видят боги, все они ошибались. Матиас солгал бы сам себе, если бы сказал, что знает Амадиу, но великий магистр ордена не фанатик, не пропойца и уж точно не простой жадюга, дорвавшийся до власти и использующий ее в своих целях.

А жаль.

С всеми ими легко можно было договориться, подарив то, что требуют их души. Одному — залить в уши сладкую ложь, другому — устроить бесконечные пиры и празднества. Рвущемуся до власти достаточно пожаловать какой-нибудь громкий, но бесполезный титул, а сребролюбивому — показать блеск злата. Но вот что хотел получить Амадиу, казалось, не знал никто. Вполне может быть, что он и сам того не ведал или тщательно скрывал свои желания.

Амадиу взял кубок в руки, задумчиво разглядывая танцующие на хрустальных стенках огоньки:

— Вы пригласили меня к себе ради того, чтобы угостить вином? В следующий раз просто пришлите в Алый Оплот пару бочонков.

Что ж, видимо, ему надоела игра в ничего не значащую дружескую беседу. Практически все, с кем Матиас имел дело в последнее время, могли долгими вечерами разговаривать о погоде, сортах вин, женщинах, сплетнях и прочих насущных вещах, ни на шаг не приближаясь к истинной причине их встречи. Амадиу Тома был из другой породы — тех, кто предпочитает сходу разрубить узел, чем пытаться его распутать.

— Несомненно, вы уже наслышаны о самозванце, смеющим называть себя сыном почившего Лоренса, храни боги его душу. Многие добрые жители Фридании пускают себе в уши его приторные, но лживые речи, тем самым отдавая души на откуп тьме. Обманом выдавать себя за последнего из рода Фабио, зная, что никто не может опровергнуть грязную ложь — кощунство и попирание наших незыблемых устоев…

Матиас сделал паузу, но Амадиу хранил молчание.

–… так могу ли я в случае чего рассчитывать на поддержку ордена, великий магистр?

— Поддержку? Хм, кажется, я понимаю, к чему вы клоните. И мой ответ — нет, — Амадиу перестал любоваться хрусталем и поднял взгляд на Матиаса.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Не сомневайтесь, что капитул полностью поддержит мое решение. Поднять оружие на собрата по вере — одно из самых гнуснейших преступлений, что может совершить простой смертный. Вам ли не знать это.

— Боюсь, мы с вами не совсем друг друга поняли, — Матиас откинулся на резную спинку и сложил руки на животе. — Я ни словом, ни мыслью не вел к тому, чтобы орден напрямую выступил против мятежников. Но, скажем, если Церковь Света признает Черного Принца еретиком…

Амадиу пригубил вино, облизнул тонкие губы и ответил:

— Объявить кого-то в ереси — весьма серьезное обвинение и должно иметь под собой хоть какие-либо основания, кроме как претензии на трон. Пускай и не обоснованные. Неплохое вино. Съель?

— Благодарю. Соронна. Но что это, если не еретичество? Идя против законного короля, мятежник нарушает все возможные священные заветы. Тем более, используя в своих корыстных целях доброе имя семьи Фабио и оскверняя их знамя, собирая под ним головорезов, бродячих рыцарей, дезертиров и прочий сброд. Подрывать изнутри нашу страну, когда мы еще не оправились от затянувшейся войны…

–… которую мы сами же начали и затянули… — будто невзначай вставил Амадиу.

–… с Визрийской империей — как еще это можно назвать? — закончил Матиас, не обратив внимания на слова Амадиу. Если он думает, что сможет вывести Матиаса из себя, то жестоко ошибается. — Вы как никто должны меня понимать.

Амадиу поставил кубок на стол и некоторое время молчал, поигрывая пальцами по тонкому стеклу, но потом заговорил:

— Что ж, если вы хотите моего мнения, то вот оно. Увы, но мой голос останется при мне. Если так человек, известный под именем Черный Принц проходимец, беспокоиться не о чем. Правда, как и дерьмо, — Матиас поморщился, — всегда выплывает на поверхность. Боги рассудят правых и не позволят нечестивцу занять престол. Но если он…

— Черный Принц — самозванец и предатель, — отрезал Матиас. — Единственный сын Лоренса погиб при родах вместе с матерью, спаси боги их души. Мы с вами оба знаем, как король любил свою жену и подозревать, что где-то в королевстве есть его бастард — неуважение к памяти его величества. У Лоренса не осталось никого, кто мог бы назвать себя его законным преемником.

— Но к счастью у Лоренса были вы, — Амадиу слегка наклонил голову, будто воздавая заслугу Матиасу. Он попытался, но не смог найти и тени усмешки на лице великого магистра. После он сделал еще один глоток и продолжил. — Орден уже помог короне золотом, но в стали вынужден отказать. Да и что братьям до передела власти, уж простите за прямоту? Мы служим богам, а не королям. Защищаем людей, а не чьи-то интересы. Война у нас своя и длится она много веков. Еще одну мы попросту не потянем.

Своими словами Амадиу ударил сразу по двум целям: напомнил Матиасу об огромной сумме золотых, что орден ссудил короне на борьбу с Визром, и намекнул на то, что в самом конце войны большая часть Святых Мечей отправились на помощь фриданским силам, чтобы помочь королю. К сожалению, Лоренс не послушал гласа рассудка и вместо отступления решил лично повести все силы в решающий бой, в котором Фридания потерпела сокрушительное поражение, а сам правитель, как и большая часть его армии, отправились к богам.

Но Амадиу все же лукавил — орден Святых Мечей едва ли не со дня своего основания влиял на политику, как внутреннюю, так и внешнюю. Ссориться с орденом было опасно даже для знатных родов — а нередко и сам король говорил с магистрами на равных — что уж говорить о куда менее влиятельных особах. Конечно, сейчас Мечи находятся не в лучшем положении, но слово их все еще имеет немалый вес, да и обученных воинов среди людей в алых плащах хватает.

— Как вы сами только что сказали, орден далек от дипломатических дрязг, — парировал Матиас, — но я слышал, что предателя и самозванца сопровождают немало ваших собратьев…

— Если вы думаете, что это мой приказ, то вынужден вас разочаровать, — пожал плечами Амадиу. — Мои братья просто выполняют свой долг. Мы защищаем простых людей от сил тьмы. Всех, — он заметно выделил это слово, — людей.

На каждый вопрос у него находился ответ. Логичный, без сомнения правильный, но, тем не менее, насквозь фальшивый. Как он не понимает — нельзя просто стоять в стороне, наблюдая за тем, как и без того ослабевшую державу буквально раздирают на куски. Боги, великий магистр либо и в правду самый большой в мире глупец, либо умело им притворяется. Устало вздохнув, Матиас потер виски и взглянул прямо в глаза Амадиу.

— Мне всегда было интересно, на чьей вы стороне, господин Тома.

— Я всегда был, есть и буду на стороне Фридании, — ответил он и большим глотком допил вино. — Думается, как и вы, господин Моро.

Еще некоторое время Матиас и Амадиу молча терзали друг друга взглядами, точно две статуи, но вот, наконец, первый отставил кубок и достал из кармана золотой колокольчик. Услышав звон, в комнату зашли несколько слуг, стоявших в коридоре, дабы проводить Амадиу на выход. Уже у самого порога, он оглянулся через плечо и дотронулся до шляпы:

— «Благо народа — высший закон», Матиас. Благодарю за вино. Мое почтение.

Произнеся это, он Амадиу сопровождении прислуги вышел в коридор. Матиас же тяжело вздохнул и промокнул платком мокрые волосы на обросшей тонзуре. Каждый разговор с великим магистром напоминал скорее поединок, чем беседу. А выматывал и того сильнее, хоть Матиас никогда в жизни и не держал в руках меч.

Матиас невольно задумался над последними словами Амадиу: «Благо народа — высший закон». Цитата Пирра Брилльского, известного мыслителя и философа. Что хотел сказать Амадиу? Упрекнуть? Задеть? Навести на какую-то мысль? На что-то намекнуть? Или просто заставить Матиаса провести ночь без сна, ломая голову? Ох, он многое бы отдал, чтобы хоть на миг заглянуть в мысли Амадиу…

Видят боги, Матиас всю жизнь посвятил своей стране и людям, ее населявшим, не жалея ни себя, ни своих сил. Но, несмотря на всего усилия Матиаса, всевышние, казалось, не внимали его молитвам. Война проиграна, казна в долгах, знать едва ли не в открытую грызут друг другу в глотки и дерзят короне, земли заполонили чудовища и колдуны, где-то на границах затаились имперцы, а теперь вдобавок еще и мятежники…

Нет, Фридания заслужила свою победу. Плевать — с Амадиу Тома и его орденом или без него. Фриды заплатили слишком много, чтобы с позором склониться перед захватчиками, как того требует император.

Но для начала следует разобраться с проблемами поближе. Матиас придвинул к себе карту и окинул ее опухшими глазами. Немного подумав, он встал со стула и осторожно подошел к шкафу, морщась от боли при каждом шаге. Вино лучше оставить на столе. Воистину, ночь обещает быть долгой и оно Матиасу еще понадобится. Но и излишне налегать на выпивку тоже не стоит — тот же Пирр говаривал: «Хмель как цепь, что ты сам затягиваешь на своей шее». Довольно мудрые слова для того, кто окончил жизнь, сломав шею, упавши с лестнице вусмерть пьяный…

— Ваше величество?..

От неожиданности Матиас, полностью погруженный в свои мысли, едва не выпустил из рук графин, разлив на пол несколько капель. Он оглянулся — около двери стоял чуть сгобленный мужчина, кутающийся в темно-желтый плащ, покрытый засохшими грязными пятнами. Заметив, что Матиас, наконец, обратил на него внимание, незваный гость сделал шаг вперед и коротко поклонился.

— Мне зайти позже?

Мотнув головой, Матиас жестом пригласил вошедшего за стол. Сняв капюшон, он показал на свет слегка вытянутое, гладко выбритое лицо. Аккуратно подстриженные волосы спадали чуть ниже ушей, узкий лоб разрезала сеточка морщин, но то не возраст оставил свой след — в полумраке его можно было принять за юношу, хотя прошлой зимой он отметил свой третий с половиной десяток. Однако в особенности выделялись его глаза — живые и ярко-синие; казалось, они без рук могли ощупать то, на что смотрели.

Перед Матиасом, сложив руки на груди, сидел Реджис Пти. Практически для всех прочих он был всего лишь сыном мелкого барона и королевским сенешалем, ведомым по всем хозяйственным делам и управляющим виночерпиями, прачками, кухарями и прочей обслугой. Но лишь немногие знали то, что именно он — глава им же созданной шпионской сети, опутывающей всю страну и ее пределы. В отличие от прочей знати, Реджис не гнушался заводить близкое знакомство с чернью: шлюхи, нищие, бродячие артисты, менестрели, корчмари и даже уличные воришки — через глаза своих сподручных Пти смотрел в замочную скважину на востоке, тогда как их ушами слушал то, о чем шепчутся на западе. Не пускаясь в излишние любезности, Реджис сходу перешел к делу:

— Мятежники стали лагерем около Валлона и, судя по всему, решили там задержаться.

— Сколько?

— Не меньше четырех с половиной сотен. Из них около трети женщин и детей, а также с три десятка Мечей, включая магистра Гаспарда. Прочие — несколько дюжин рыцарей, беглые крестьяне, наемники, дезертиры и…, — Пти на миг замялся, — совсем недавно в лагерь прибыл герцог Алан Лефевр во главе большого отряда. В том числе, он привел свои знаменитые длинные луки.

Матиас цокнул языком и застучал пальцами по столешнице. Все куда хуже, чем он предполагал. Известие о вероломстве Лефевра не сильно его удивило — Алан никогда не отличался порядочностью и всю войну с визрийцами отсиживался за стенами своего замка, не отправив на помощь войскам ни одного меча. От Реджиса Матиас знал, что много кто из мелкой знати поддерживал предателя — золотом, припасами или воинами — однако Алан первый, кто открыто высказал свою позицию. И это не могло не вызывать опасения — многие вассалы герцога могут вслед за господином нарушить священные клятвы и перейти под знамена мятежников, а если лже-принц перетянет на свою сторону хотя бы еще пару влиятельных людей…

Заметив взгляд Реджиса, которым он ласкал графин, Матиас протянул руку за и налил своему гостю вина. Поблагодарив Матиаса легким кивком, Реджис припал к кубку, дергая кадыком, а потом с шумом выдохнул и вытер губы тыльной стороной ладони. На длинном тонком мизинце сверкнул вычурный золотой перстень, выполненный в форме виноградины.

Сплетя пальцы, Матиас положил на них свой подбородок и задумчиво провел глазами по развернутой на столе карте. Самозванец, которого народ называет «Черным Принцем», судя по всему, движется на юг. Интересно, куда он хочет добраться? Наиболее выгодно ему было бы объединить силы с Лефевром и попытаться захватить пару фортов на землях герцога Ривьера — тот хоть и всегда поддерживал законную власть, но войск у него маловато и, думается, с лезвием у шеи и мятежниками под стенами он предпочтет стать предателем, нежели мертвецом. Но тогда бунтовщиками необходимо повернуть в совершенно другую сторону, а они упрямо двигаются к землям, что заняли имперцы.

— Один из моих людей слышал, что у Черного Принца есть доказательства его родства с… — нарушил молчание Реджис, но в ответ Матиас лишь отмахнулся.

— Ты и впрямь поверишь какому-то проходимцу? Уверяю — он будет рассказывать что угодно, лишь бы как можно больше людей поверило в его россказни. Доказательства? Чушь! Подделка и не более.

Реджис не стал спорить, лишь пожал плечами. Отставив кубок, он наклонился к карте и ткнул в нее аккуратно подпиленным ногтем:

— Основные силы визрийцев отступили назад к сердцу империи, но они все еще держат несколько наших крупных крепостей у южных границ. А чем славятся имперцы, так это логистикой — маршировать они могут днями напролет, так что им не понадобится много времени перебросить подкрепления. Если Дементий решит нанести удар, то пройдет сквозь Фриданию ножом сквозь масло и возьмет столицу еще до середины зимы. Я опасаюсь, что мятежник может заручиться поддержкой императора и единственное наше спасение — опередить Черного Принца. Если прямо сейчас начать переговоры, то мы сможем…

— Я не собираюсь договариваться с иноверцами и захватчиками, которые убили нашего доброго короля и предали огню наши земли, — чеканя каждое слово, ответил Матиас. — И впредь попрошу тебя больше не начинать подобного разговора. Иначе он может стать последним.

Реджис приподнял брови, поджал губы и, судя по всему, хотел возразить, но потом лишь выдавил слабую улыбку и произнес:

— Как вам будет угодно. Но все же, положение наше хуже некуда и я, увы, не вижу предпосылок, чтобы оно улучшилось. Почти вся морская торговля шла через Гисс. Ссора с покойным Хардегудом и так свела ее практически на нет, а его старший сын, что давеча надел корону, уже принял у себя визрийских послов — так что об этом источнике дохода можно позабыть. Нас могли бы спасти договора с Союзом, но девять из десяти сухопутных путей контролируют марионетки императора, а те, кто еще осмеливается вести с нами дела, вот-вот оборвут все сделки, боясь навлечь на себя гнев Визра. Одними налогами сыт не будешь — тем более, что предыдущий год, по сути, мы потеряли, а этот выдался довольно скудным.

— Пускай урожай и не радует глаз, но не сомневаюсь, что все наши подданные с радостью пожертвуют лишнюю горсть зерна, чтобы помочь родному королевству, — произнес Матиас, сделав вид, что не заметил, как Реджис скривился. — Что же касается внешней политики — как раз сейчас я веду переговоры с послами Нирании, Кетании и представителями Вольных Городов из Лоргардена и Верхнего Норра.

Реджис лишь хмыкнул, не сдержав кислой гримасы, но Матиас вряд ли мог винить его в этом, сам не до конца веря в то, что сможет добиться хоть какого-либо успеха. Нирания, и Кетания — мелкое государство и небольшое княжество — просто пытаются усидеть на двух стульях разом, сохранив добрые отношения с Фриданией, но при этом угодив императору, так что Матиас мог только надеяться на мало-мальски выгодный союз. Что касается же Союза Вольных Городов, то они хотя бы не пытаются строить из себя порядочных людей, прямо заявляя о том, что выберут того, кто предложит более выгодные условия. И Матиас не сомневался, что визрийцы с лихвой перекроют все его предложения — не золотом, так силой. Да, каждый из городов союза обладает мощной армией и высокими стенами — но спасет ли она от многотысячной рати императора? Вряд ли.

Еще какое-то время Матиас и Реджис обсуждали дворовые дела, куда более пустяковые, но все же необходимые. Матиас хоть немного отвлекся от тяжких мыслей, выбирая блюда, которые подадут в Проводы, да раздумывая, как рассадить гостей — к слову, Реджис показывал себя великолепным шпионом, но и со своими официальными обязанностями тоже справлялся блестяще — но вот Реджис, наконец, встал со стула, поклонился и выскользнул в коридор.

Едва за ним закрылась дверь, как Матиас тяжело вздохнул и потер виски, ненароком бросив взгляд на закрытое окно, за которым мир уже погрузился в густое черное варево тьмы. Подойдя к нему, еле слышно крякнув от боли, Матиас слегка приоткрыл ставни, впуская в комнату холодный ветер.

Он окинул взглядом раскинувшийся под замком город — вспыхивающие тут и там фонари, свечи и факелы напоминали о старых легендах о блуждающих огоньках, заманивающих неосторожных путников на болотах. Видят боги — Матиас не просил взваливать себе на плечи ношу тяжестью в целое королевство… Но если такова божья воля — он донесет ее до конца.

Глава 4

… что же можно сказать о причинах, послуживших поражению Фридании?

Безусловно, первой на ум на ум приходит острая проблема со снабжением: привыкнув вести бой на своих землях, редкий командир задумывался о том, чтобы пред походом запастись пропитанием, чистой питьевой водой, сухой одеждой, болтами, стрелами, одеялами, сменными лошадьми и прочими вещами, которые, быть может, на первый взгляд кажутся не столь важными, но без коих любая длительная кампания заранее обречена на провал. Тем более, что фриды, за многие годы не сталкивающиеся с серьезным соперником, были столь уверены в скорой победе, что надеялись вернуться домой еще до первых заморозков.

Когда же война затянулась и армию Лоренса начали прореживать бесхлебица и холода, немало людей сбежали именно из-за начавшегося голода; прочие же были вынуждены приобретать еду у местного населения, а то и вовсе не брезговали открытым грабежом. Что уж говорить, многие крестьяне, едва завидев на горизонте знамена — неважно, зеленые или красные — спешили скрыться в лесах вместе со всем скарбом и скотом.

Также стоит отметить, как разительно отличался подход к организации войска — пока визрийская армия подчинялась строгой иерархии, во фриданской постоянно вспыхивали междоусобицы. Вассал, собравший под стяг несколько крупных копий, мог спокойно игнорировать приказы своего сеньора, который привел за собой меньшее число людей; а некоторые и вовсе не стеснялись разбираться со старыми обидами прямо на поле боя, ударяя в спину кровных врагов или устраивая свару посреди лагеря.

Конечно, прибытие Святых Мечей — хочу напомнить, что в те годы едва ли не каждый член ордена обладал незыблемым авторитетом — временно помогло королю навести какой-никакой порядок, но, увы, как мы все уже знаем, этого оказалось недостаточно.

Однако, время показало, что и у Визрийской империи дела шли далеко не так гладко, как могло показаться на первый взгляд…

Бруно Тош, «Война змеи и солнца»

Люди на площадь набились как сельди в бочку и продолжали стекать ручейками с улиц и переулочков: босоногие сопляки, нищие, крестьяне с детьми, ряженые бабы под руку со своими содержателями и слугами, пузатые торгаши, менялы в зеленых кафтанах, сапожники, кровельщики и прочие мастера с учениками, неприметные типчики с быстрыми глазами и ловкими пальцами, вынюхивающие полные карманы, и даже несколько святош.

Казалось, вся Мьеза собралась поглазеть на то, как несколько человек сегодня лишатся голов. Стефан бесцеремонно ткнул какого-то дылду в бок и спросил, в чем, собственно, обвиняют приговоренных. Тот бросил на него недовольный взгляд, видимо, боясь пропустить начало веселья, но все же свистящим шепотом произнес одно слово: «Предатели».

Стефан вытянул голову и попытался разглядеть, что творится на помосте, но не смог ничего увидеть за спинами других людей. Оглядевшись по сторонам, он поплевал на ладони и без труда залез на ближайшее дерево. Не удивительно, что эта идея пришла в голову не только ему одному — помимо ветвей, опасно склонившихся к земле под гроздьями зевак, некоторые люди залезали на крыши домов или свешивались из окон.

На эшафоте находилось семеро, но казнить собирались лишь троих — вихрастого парня, толстяка и бородатого крепыша. Помимо бедолаг, чьи руки и головы были закреплены в колодки, на подмостках стояли: палач — огромный верзила в красном капюшоне, сжимающий в бугристых руках топор, какой-то расфуфыренный франт (Стефану он сразу не понравился — похож на тощего индюка), прохаживающийся туда-сюда, короткостриженая девушка в белой хламиде — судя по медальону, Посвященная — и невысокий старик с крючковатым носом, то и дело промакивающий плешь платком.

Франт оглядел толпу («Да и пахнет от него, наверное, как от бабы») и с шумом прочистил горло. Спустя несколько мгновений он поднял руки к небу, призывая людей к тишине, и завопил надрывающимся голоском:

— Добрые жители Мьезы! Все мы знаем, что жизнь наша таит множество опасностей — леса и пещеры кишат чудовищами, колдуны отравляют колодцы и похищают детей, а шайки разбойников стерегут вас на ближайшем тракте. Но не меньшее зло притаилось прямо у нас под боком — да, да, милейший господин в синем камзоле! именно рядом с вами! — и зло это пытается столкнуть нас с пути истинного, скрывая свои помыслы под маской благочестия. Нечестивцы среди нас и получить они хотят ни больше, ни меньше — наши души!

По толпе прошел легкий гул, но Стефан лишь лениво зевнул. Он не какой-нибудь тупой пентюх, чтобы его впечатлили заумные словечки от подобного заморыша. Стефан не помнил, чтобы кто-то хотел заграбастать его душу (если она вообще существует — в подобных вопросах он соображал с трудом, это лучше спросить Мелэйну), но вот его задницу пытались слопать не единожды. Однако Стефан ни разу не слышал, чтобы хоть кто-нибудь беспокоился о спасении его седалища. Тем временем, франт продолжил:

— Кто эти трое? Может быть, вы узнаете в них своих соседей, знакомых по кружке или даже друзей. Но не дайте себя обмануть! Они — гнусные предатели, — он скривился, будто даже произносить это слово было ему противно, — которые плели интриги против его величества Матиаса Моро — первого советника и королевского регента, сменившего на престоле погибшего короля Фридании, всеми нами любимого Лоренса II Фабио, также известного как Лоренс Добрый, сына…

Из толпы донеслось несколько криков, которые красноречиво и просто выразили мнение насчет «его величества первого регента», или как его там кликали. Стражники бросились было искать наглецов, но с тем же успехом они могли ловить блох в гриве кобылы. Некоторые зеваки поддержали крикунов, другие полезли на них с кулаками, и площадь едва не захватила массовая драка. Подождав, пока стража не утихомирит особо распалившихся людей, «индюк» вновь закричал:

— Все они денно и нощно вносили смуту в наши ряды, пытаясь разъединить нас, ослабить, очернить доблесть нашей победоносной войны…

Услыхав его слова, Стефан не сдержал кривой ухмылки. Едва ли не две трети фриданского войска осталось гнить в земле от мечей имперцев, морозов, голода и болезней, а вернувшиеся представляли собой жалкое зрелище из калек, пьяниц и бродяг. Часть южных земель сожжены дотла или заняты визрийцами, а его корольничество Лоренс так и не вернулся с поля боя, оставив корону какому-то советничку. Действительно, такую войну иначе как «доблестной» не назовешь.

—… призывали поддержать самозванца, смеющего называть себя королевским отпрыском, ставленником богов и законным наследником престола. А за измену лишь одно справедливое наказание, — франт замолчал и обвел толпу выпученными как у жабы глазами. — Смерть!

Возгласы нескольких недовольных погрязли во всеобщем одобрительном реве. Может быть, кто-то недолюбливал «его величественного регента», не считал помершего Лоренса добрым или вообще чхать хотел, кто там греет задницу на троне (собственно, сам Стефан придерживался именно такого мнения), но хорошее зрелище любили все. Высокий мужчина, стоявший у дерева, где сидел Стефан, посадил своего малолетнего сына на шею, дабы тот ничего случайно не упустил, а задние ряды начали напирать на стоявших спереди, к недовольству последних. Едва франт умолк, как слово взял старик — достав из-за пазухи длинный пергамент, он откашлялся и забубнил:

–… Тибо Роше, его брат Джори Роше и шурин Сириль Норм… обвиняются в заговоре против короны, а точнее: оказании помощи мятежникам денежной суммой более сорока серебром каждый, подстрекательство к измене среди цеховых мастеров и подмастерьев, хуле королевского имени и отрицании законности его правления… суду были представлены доказательства… согласно словам мастера Матиу, мастера Гюстава и мастера Робера, что принесли пред судом и богами клятву говорить только правду… а также ознакомившись с расписками, подписанными рукой самого Джори Роше…

Старый хрыч все говорил и говорил, запинаясь и отхаркиваясь, сбиваясь и начиная заново. Толпа едва не уснула — Стефан тоже начал клевать носом — когда старик, наконец, закончил свою речь словами: «… приговор — смерть всем троим через отрубание головы», и отступил назад, протирая вспотевшую голову. И вот вперед снова вышел франт. Повернувшись к приговоренным, он произнес:

— Вы хотите покаяться перед смертью? Признайте вину перед честным людом, — он обвел рукой толпу, — и, быть может, боги воздадут вам за это!

Молодой парень лишь громко всхлипывал, уткнувшись глазами в эшафот, толстяк рядом с ним обмяк, похоже, потеряв сознание, а вот третий — крепкий мужик с густой бородой — попытался что-то сказать. Толпа притихла, а франт склонился над мужчиной, но вместо слов тот просто смачно харкнул прямо в рожу голосистого педрилы.

Стефан не мог не отдать должное бородатому — характер у него кремень, ничего не скажешь. Хотя на плахе это уже не имеет никакого значения — храбрецы и трусы умирают одинаково, но первые куда более медленно и гораздо мучительно. Тем временем, по рядам зевак прошла волна смешков и одобрительных выкриков — хотя пару мгновений назад все они жаждали увидеть, как здоровяк лишится башки (хотя и сейчас они хотели этого не меньше), но все же какие-никакие симпатии своей дерзостью он явно заслужил. Франт вытащил из кармана платок и отошел от колодок, утирая красную и перекошенную от злобы харю. Подойдя к палачу, он шепнул ему несколько слов, на что тот ответил коротким кивком.

Жрица (Стефан не был уверен, но вроде это была та лярва, что говорила с Мелэйной) подошла к бедолагам — что-то бормоча себе под нос, она осенила всех троих святым знамением, а напоследок поцеловала каждого в лоб. Закончив, девушка вскинула нос к небу и сошла с помоста, даже не взглянув на франта.

Палач подошел поближе к толпе и поднял топор над головой. Стефан громко фыркнул — бугай видно мнит себя жестким парнем. Рубить головы людям с закованными руками любой селюк может, посмотрел бы Стефан на этого умника, выскочившего против какой-нибудь твари — обдристал бы исподнее со страху как миленький.

Сделав несколько шагов, палач взмахнул топором — и голова самого молодого смертника покатилась по покрытой засохшими пятнами древесине. Толпа довольно зашумела. Вторым на тот свет отправился толстяк — один удар и лысая голова упала с плеч, оставляя за собой кровавый след. Гул стал еще громче. Палач поднял топор в третий раз и — Стефан был уверен, что верзила сделал это нарочно — лезвие вошло лишь наполовину в шею бородача, плюнувшего во франта. Брызнула кровь, бедняга захрипел и задергался.

Парочка особо впечатлительных бабенок потеряли сознание, некоторые же, в спешке отвернувшись, рыгали на сапоги и штаны соседей, а то и свои собственные. Раздалось несколько неодобрительных криков и на эшафот полетели гнилые овощи, камни и прочий мусор. Зрелище зрелищем, но подобное уже чересчур — такое могли простить зеленому юнцу, впервые вышедшему проводить приговоренных в последний путь, но не опытному мастеру. Стефан сорвал с ближайшей ветки яблоко, куснул, и, высунув язык, запустил в сторону эшафота. К сожалению, бросок оказался так себе — яблоко даже не долетело до франта, разбившись об землю липкими кусочками.

Палач подождал несколько мгновений, взмахнул топором во второй раз и окончил жизнь несчастного. Франт же смотрел за этим, не скрывая довольной ухмылки. Мерзкий типчик. Стефан не раз видал таких любителей разгребать дерьмо чужими руками — в сущности, именно на таких они трое в основном и гнули спины, очищая подлески, дороги и курганы от всякой херотени.

Стефан аккуратно слез с дерева и пошел прочь, с трудом продираясь сквозь переговаривающуюся толпу. Сцена казни немного отвлекла его от тяжелых мыслей, но теперь они снова заняли его голову. Стефан все еще немного злился на своих друзей, хоть и понимал, что они виноваты не больше него самого. Но, казалось, их общая проблема волнует только его.

Признаться, после первой убитой твари Стефан был полон воодушевления, особенно когда они на пару с Джейми получили сотню благодарностей от того крестьянина (хоть и селюк, но оказался порядочным типом), а главное — весьма увесистый кошель, половину которого они спустили в таверне, добравшись до ближайшего города. Охмелевший Стефан уже представлял себе будущее — убийство чудовищ, почести, золото и девки, так и норовящие прыгнуть к нему в постель. Может быть, потом Стефан с Джейми даже соберут свой отряд — лихих парней, при виде которых любая образина, подвывая от ужаса, зароется поглубже в землю, а чародей притворится сельским фокусником.

А что на деле? Нет, конечно, чудищ и колдовства они получили сполна. Даже чересчур. Но вот насчет золота и почестей… Одна захолустная деревенька сменяла другую, иногда все трое ночевали под открытым небом, дрожа от холода, жевали харчи, от которых и свинья бы отвернула рыло, вместо благодарностей получали проклятия и брань, а те монеты, что добывались потом и даже кровью, таяли быстрее, чем успевали осесть в карманах.

Вот Джейми казалось, подобными мыслями себе голову не забивал. Стефан ни разу не слышал от друга ни слова жалобы — ну, это понятно, он-то привык махать мечом по колено в дерьме и крови, особо не спрашивая, зачем это вообще нужно. Что взять с солдафона, хоть и бывшего — может быть, ему даже нравится подобная работенка.

Вот что действительно удивляло Стефана так это то, что с ними до сих пор оставалась Мелэйна. После встречи с ведьмой Стефан готов был поставить золотой на то, что жричка сбежит после первой охоты и осядет в ближайшем городке, возносить молитвы и исцелять богатеев — но не тут-то было. Она мужественно терпела все лишения и лезла с друзьями в любое пекло, а иногда даже уговаривала их уничтожить какую-нибудь тварь задарма — чудачка, что с нее взять.

Покинув площадь, Стефан в задумчивости застыл посреди улицы в размышлениях, чем бы ему заняться. Можно было вернуться в корчму — но пить ему пока было неохота, да и к тому же, он хотел немного побыть один. Один ли? Хотя… Карман приятно тяготили монеты — несколько серебряных и горсть меди — так что Стефан решил пойти туда, где всегда можно скрасить трудные моменты жизни.

Но для начала это самое место нужно было найти. Несмотря на то, что было еще не так поздно, улицы опустели — лишь какая-то старуха катила тачку с тряпьем, да пара сопляков возилось в пыли. Повертев головой, Стефан заметил спящего на земле нищего с перемотанной культей. Наградив его несколькими пинками, Стефан смог разбудить полупьяного бродягу и получить от него запутанные объяснения, как добраться до общего дома. Кинув забулдыге монетку на прощание, Стефан, посвистывая, направился вниз по улице, освещаемой свечными фонарями.

Признаться, Мьеза ему понравилась — во всяком случае, дерьмо с улиц тут хотя бы пытались убирать, а в кружке, которую ему принесли в харчевне, пива было все же больше, чем воды. Да и домишки ничего — аккуратные, с покатыми крышами, отделанными черной или красной черепицей. Все же лучше покосившихся деревянных хибар, видом которых он успел наесться по самое не хочу. Стефан свистнул вслед проходящей мимо девицы с аппетитной попкой, но городская недотрога даже не обернулась. Да и хер с ней. Неплохо было бы кинуть тут кости до весны — но где взять денег? Даже утянув пояса, монет хватит до конца месяца, не более. Ладно, этим вопросом можно озадачиться завтра — глядишь, втроем чего-нибудь придумают.

Стефан уже было подумал, что заплутал, когда наконец вышел на нужную улочку. Дома на ней не сильно отличались от прочих строений в жилых кварталах, но вместо фонарей или сохнущего белья возле окон с закрытыми ставнями висели какие-нибудь разноцветные тряпки, а на стенах красовались грубые изображения цветов, накарябанные мелом или углем.

Тут Стефану пришлось пораскинуть мозгами, размышля, в какой из домов ему лучше податься. Дело хитрое, требующее опыта и толики удачи. Он знал, что на красные тряпки даже смотреть не стоит — девки там, как правило, самые хорошие, молодые да умелые, вытворяют ого-го, но берут ого-го-го. С другой стороны, бордели с черной тканью обычно населяли пускай и потрепанные жизнью, зато дешевые шлюхи. Помнится, Безносый — негласный главарь банды Висельников, в которой когда-то состоял Стефан — тоже продешевил в юности, вследствие чего потерял шнобель, но получил зычное прозвище. Упокой боги душу ублюдка, как любит говорить Мелэйна. Хотя вот у Безносого души точно не было — более жестокого и беспринципного мудака Стефан в своей жизни еще не встречал.

Он невольно вспомнил каркающий голос Безносого: «Головастик Стеффи, — он ненавидел это прозвище, но пререкаться с верзилой было себе дороже; нрав у него был как у ужаленного в яйца быка, а кулак мог расколоть камень — вот тебе еще один урок: никогда не скупись на шалав и перед тем, как пустить в ход кожаный меч, загляни бабе под юбку». Да уж, Безносый был буквально напичкан различной житейской мудростью: от того, как распознать набитые карманы какого-нибудь доходяги с первого взгляда, до того, как лучше ударить, чтобы уронить того же бедолагу без лишней возни.

Вспомнив о Безносом и Веселых Висельниках, Стефан невольно потер правое предплечье, где под рукавом красовался полукруглый шрам от ожога — выводить метку банды оказалось куда больнее, чем ее наносить, но чего вспоминать былое…

— Эй, красавчик, не меня ищешь?

Стефан поднял голову и увидел девушку в длинном платье с разрезом на бедрах, что сидела на окне, свесив вниз длинную ногу. Кудрявые рыжие локоны, небольшая родинка возле пухлых губ, огромные глаза с пляшущими в них лукавыми огоньками — да она красивей, чем все бабы вместе взятые, которых он когда-либо трахал. Но и берет, наверное, целое состояние — естественно, что возле ее окна подергивался на легком ветру кусок ярко-алой ткани. Такие девахи обычно проводят время в банях или поместьях, одетые в шелка; с брюхатыми купцами или надутыми вельможами, поедая лебедей и запивая их сладким вином с корицей. Интересно, чего она вообще тут забыла. Стефан почесал затылок и вздохнул:

— Сомневаюсь, красавица. В карманах сегодня не густо.

— Правда? Может, все-таки поднимешься? Посидим, выпьем… А там и посмотрим, кто кому должен останется.

Девушка подмигнула и исчезла внутри, взмахнув платьем. Стефан никогда не был святошей, но сейчас готов был расцеловать землю и помолиться всем богам в мире за столь удачный вечер. Хоть где-то ему улыбнулась удача. Все еще не веря в привалившее счастье, Стефан поспешил зайти вовнутрь и очутился в низкой комнатке, где за покосившимся столом сидело двое — корявый старик с длинным носом, откинувшийся на спинке стула, и огромный верзила, уткнувшийся лбом в столешницу. Оба храпели на всю округу, а несло от них как от погреба с вином. Громила держал на коленях небольшую дубинку, а у стены подле его друга стоял заряженный арбалет — видно то была охрана, следящая за тем, чтобы гости не попортили «товар».

Не успел Стефан подняться по лестнице, как ему открыла та самая девушка, что говорила с ним на улице — увидев ее на расстояние вытянутой руки, у Стефана моментально пересохло во рту. Вблизи она была еще красивей — красное тонкое платье облегало аппетитную фигуру как вторая кожа, подчеркивая все прелести, губы походили на спелые персики, а кожа, казалось, отливала серебром.

Стефан вдруг слегка смутился, представив себя со стороны — одетый в какие-то перелатанные да кое-как сшитые одежки, пропитавшиеся потом и дорожной пылью; нескладный, со шрамами от оспы на роже. Рядом с такой красоткой он смотрится как ебаный селюк, последние пару лет возившийся в навозе. И несло от него, наверное, не лучше, тогда как от девушки шел головокружительный аромат каких-то пряностей и масел.

Ничего не сказав, она прижала палец к губам, улыбнулась и, взяв его за руки, утянула за собой в комнату. Оглядевшись, Стефан невольно присвистнул — а бордель воистину королевский, ничего лучше он пока не видел. На стенах висели расписные ковры и картины в резных рамках, всюду таяли свечи — судя по всему не простые, так как от них шел едкий сладковатый запах, щекочущий ноздри и кружащий голову — и горели лампады, создавая легкий полумрак. У стены стояла высокая кровать с балдахином, а в углу — наполненная водой бадья, сделанная в виде лодки. Вдруг полог балдахина раскрылся и из него выскользнула еще одна девушка — не менее красивая, чем первая, но чуть ниже и более пышная; на босу ногу и одетая в просторную черную котту, на которую спадали длинные волосы того же цвета.

— А вас двое? — брякнул Стефан. Отчего он почувствовал себя глупым мальчуганом, что случайно зашел не в ту дверь; щеки его начали гореть, а за шиворот сползла капля пота.

— Ты против? — шепнула рыжеволосая, приобняла его сзади и начала расстегивать пояс.

Стефан и не заметил, как оказался на кровати с девушкой под каждым боком. Голова его слегка кружилась, а на губах играла широкая улыбка — запах, витавший в воздухе, бил в голову не хуже крепкой выпивки, а девицы непрестанно что-то шептали, щекоча уши Стефана горячим дыханием. Чернуля уселась на него сверху — Стефану вдруг показалось, что на стене позади нее мелькнула какая-то странная тень… но рыженькая засунула руку ему под исподнее и мысли Стефана взвились куда-то ввысь.

Черноволосая девушка медленно скинула с себя платье — оголив сначала одно плечо, следом второе, а затем и аппетитную грудь. Стефан откинул голову на пуховую подушку и провел рукой по плоскому животику — его пальцы скользили по бархатной коже все выше и выше, и вот он уже почти дотронулся до нежных темных окружностей… но тут дверь с грохотом распахнулась и в комнату влетел Джейми — почему-то с арбалетом наперевес. Стефан поднял голову и лениво произнес:

— О, привет Джейми. Присоединяйся.

Вместо ответа раздался щелчок — и через мгновение черноволосая девушка скатилась на пол с болтом в груди. Стефан перевел взгляд на рыжулю, выпучил глаза и открыл рот, но вместо крика из его глотки вырвался лишь невразумительный писк.

Глава 5

… мой коллега не зря упомянул в своих записях довольно любопытный случай, произошедший в Мьезе. Споры вокруг него шли довольно долго, но, в конце концов, коллегия лекарей, прибывшая из Ниама, сошлись на том, что всему виною послужила плесень, поразившая запасы ржи. Именно гниль могла стать причиной болезни, что называют «горячкой», «огненной чумой» или «демоническим огнем».

При употреблении пищи, приготовленной из зараженных растений, люди быстро начинают страдать от тошноты, головных болей, спазмов всех чресл и отмирания плоти; человек точно сгорает изнутри, умирая медленной мучительной смертью.

Но заболевание это не щадит как тело, так и разум: многие больные, пораженные сем недугом, начинают видеть призраков и фантомов, слышат чьи-то голоса у себя в голове или же словно дикие звери бросаются на окружающих людей, переставая узнавать их в горячечном бреду.

К сожалению, даже мудрейшие ученые и опытнейшие лекари до сих пор не смогли вывести лекарство от «огненной чумы» — иной раз даже ампутация пораженных конечностей не спасает жизнь несчастного, что уж говорить о куда менее радикальных средствах…

Годрик Сторр, «Необычные хвори и методы их лечения»

— Пойду, отыщу Стефана, — вздохнул Джейми и поднялся со скамьи. — Не стоит оставлять его в таком настроении одного.

Этот урок Джейми усвоил давно. Как-то раз после очередной удачной охоты — когда с ними еще не было Мелэйны — Джейми со Стефаном решили пару-тройку дней провести в ближайшем городе. И все бы шло ничего; сняв неплохую комнатку, они с утра до ночи лишь шастали по улицам, глазея по сторонам, набивали животы и заливали глотки, но вот поздним вечером они засели в корчме и Стефан — успевший к тому времени изрядно приложиться к стакану — услыхал (но скорее всего, ему почудилось, так как вот Джейми мог поклясться, что никто даже не смотрел в их сторону), как пара незнакомцев за соседним столом высмеивают его шрамы от оспы.

Недолго думая в сторону шутников полетела кружка, те схватились за стулья — и через мгновение в полумраке питейной вспыхнула короткая, но яростная драка. Джейми отделался сколотым зубом и сбитыми костяшками, Стефану расквасили нос, но вот один из бедолаг — который, к слову, оказался сыном не последнего купца — закончил вечер в отключке со сломанной рукой.

Ввалившаяся стража, которую кликнул кормчий, мигом скрутила Джейми со Стефаном и кинула в ямы, а наутро — как будто дикой жажды и головной боли им оказалось недостаточно — каждому назначили выплатить пострадавшему по пятнадцать серебряных. Естественно, что столько они бы не наскребли при всем желании, и не миновать бы им розг или палок, как в дело вмешался местный граф, чей лес до этого они очистили от гулей. Правда, им все равно пришлось в тот же день отправиться восвояси — Стефан справедливо заметил, что граф графом, но от ножа под ребра в каком-нибудь темном переулке его благодарность не защитит и Джейми не стал спорить.

— Я с тобой, — поднялась было Мелэйна, но Джейми лишь отмахнулся.

— Не стоит, один я управлюсь быстрей. Отдыхай.

Джейми показалось, что на лице Мелэйны на миг промелькнуло разочарование, но, быть может, он ошибся. Выбравшись наружу, Джейми начал рассуждать о том, где ему искать друга. Куда обычно идет Стефан, когда оказывается в городе? В корчму и бордель — порядок не так важен. А так как он уже выпил, остается лишь общий дом. Поплутав некоторое время по кривым улочкам, Джейми вышел на публичную площадь Мьезы — прямо напротив стояла городская ратуша, едва ли не самое крупное строение в городе, уступающее разве что церкви: с узкими острыми башенками, каменной лестницей, ведущей к большим полукруглым вратам, могучими колоннами и окнами, украшенными разноцветными стеклами.

В отличие от торговой площади эта была заметно меньше; не было видно ни лотков, ни повозок, лишь несколько праздничных столбов, которые, видимо, приготовили под Проводы, да крупный эшафот, перед коим толпились переговаривающиеся друг с другом люди, глазеющие на грязные доски. Судя по всему, казнь провели не так давно — покойников уже убрали, но земля перед подмостками все еще сырела от крови, а на кольях перед помостом торчали три отрубленных головы, которые уже облюбовали воронье.

Джейми попытался было расспросить зевак о том, где ему найти общую улицу, но потерпел неудачу — женщины все как одна брезгливо отворачивали нос, а их спутники делали удивленные глаза, будто не понимая, о чем идет речь. Какой-то проходивший мимо старик окинул Джейми презрительным взглядом и буркнул, что Мьеза вообще-то приличный город. Как же. Во Фридании подобного рода развлечения можно найти даже в самой захудалой деревеньке — главное знать, где искать. Во всяком случае, так утверждал Стефан, а у Джейми не было ни малейшей причины не доверять богатому опыту друга. Наконец, низкорослая девушка в замызганном переднике и залатанном платке, окинула Джейми оценивающим взглядом, улыбнулась и уперла руку в бок.

— А зачем тебе тамошние драные бабенки? Можем пойти ко мне, я живу неподалеку. Возьму меньше, а сделаю больше.

— Извини, но я ищу друга, — объяснил Джейми.

— А-а-а, — девушка тут же изменилась в лице, сложила руки на груди и поджала губы. — Ну, тогда выйди во-он на ту-у улицу, пройди до конца и поверни налево. Через пару кварталов увидишь таверну — с бронзовой кружкой над дверью — после нее есть проулок, в него ныряй и топай дальше до конца, общий дом не проморгаешь. В нем ты сможешь найти себе… друга.

Поблагодарив девушку за помощь, Джейми зашагал по засыпающей Мьезе с любопытством озираясь вокруг. Неплохой городок — уютный. Мощеные улицы, ладные дома из кирпича или камня, тянущиеся вверх на два, а то и три этажа. Дележки кварталов на нищих и богатых здесь похоже не было, так что видный фасад с искусным барельефом мог соседствовать с кривенькой лачугой, а изысканная галерея упираться в кое-как сколоченный балкончик. Да и защищен город неплохо — с одной стороны возвышаются крепкие стены, с другой лежит озеро. Хорошо бы остаться здесь до весны — но нужно найти выгодную охоту. Думается, стоит завтра порасспрашивать по округе, быть может, чего-то, да отыщется.

Под эти мысли Джейми, наконец, вышел на общую улицу, где и увидал Стефана — в этот момент он как раз переговаривался с рыжеволосой девушкой, свесившийся из окна. Через несколько мгновений она скрылась внутри, а следом в дом вошел и Стефан. Джейми же развернулся, чтобы уйти назад в корчму. Стефан разозлится еще больше, если вломиться к нему, когда он… ну, немного занят. Как-то раз такое уже случилось — смущенной донельзя девицы и след простыл, а Стефан дулся и не разговаривал с Джейми целых три дня.

Но не успел Джейми сделать и шаг, как волосы на его затылке стали дыбом, а по телу пробежали мурашки. Что-то в облике той рыжей показалось ему странным… даже неестественным. Подобное чувство он испытал в детстве, когда увидел искусно сделанную фарфоровую куклу, ростом со взрослого человека, привезенную из столицы на городскую ярмарку вместе с прочими диковинками. Тогда Джейми впервые покинул родную деревню, так что запомнил этот день на всю жизнь. Рочелл была в полном восторге, а вот Джейми — напротив. Нет, работа мастера не могла не вызывать восхищение — настолько правдоподобно и искусно кукла была сделана. Но вместе с тем игрушка всем своим видом вызывала неприязнь — будто нечто приняло облик человека ради какого-то злого умысла.

Джейми подошел к дому, поднял голову и взглянул на полуоткрытые ставни, из-за которых раздавались тихие голоса, размышляя, как ему лучше поступить. С одной стороны, вряд ли какая-то опасность могла таиться в борделе. Ну, если только девица обчистит карманы Стефана, пока он спит, или напоит его до того, как тот вообще успеет что-то сделать. Неприятно, но не более — подобное тоже бывало не в первой. Но все же Джейми решил убедиться, что все в порядке. Если он ошибся — оплатит Стефану лишнюю ночь из своей доли или будет поить его пару вечеров. А может и Джейми попробовать… Нет. его передернуло, стоило ему лишь представить себя в постели с кем-то, кроме Ро.

Джейми осторожно приоткрыл дверь и зашел вовнутрь. Он никогда не был в общем доме, хотя Стефан постоянно зазывал его с собой, и, если честно, не знал чего ожидать. Вереницы полуголых девушек стоявших вдоль стен? Похабные гобелены? Статуи в форме женских и мужских?..

Но приют похоти изнутри оказался точно таким же обычным строением, как и снаружи. В полутемной тесной комнате, провонявшей луком и потом, за столом спали двое — полулысый старик и здоровенный бугай. Со второго этажа опять раздались голоса и громкий смех, который явно принадлежал Стефану. Джейми с кислым видом покосился на пояс, где обычно висели ножны — хозяин корчмы сразу же объяснил, что в Мьезе носить на виду оружие с лезвием длиннее ладони запрещено, так что меч пришлось оставить в спальне, а без оружия Джейми чувствовал себя словно голым.

Он уже покосился было на дубинку, что сжимал в руках один из охранников, как увидал стоявший у стены арбалет — как никогда кстати. Взяв его в руки, Джейми поднялся по лестнице на второй этаж, толкнул дверь и очутился в просторной зале, где в нос ударил резкий запах каких-то благовоний.

Стефан лежал на широкой кровати в одном исподнем, вместе с двумя девушками: первая — рыжеволосая, с коей он разговаривал на улице — лежала подле, что-то нашептывая ему на ухо, а другая — с длиннющими черными волосами — сидела на нем сверху, поглаживая Стефана по безволосой голой груди. При виде Джейми Стефан приподнял голову и губы его растянулись в широкой улыбке:

— О, привет Джейми. Присоединяйся.

— Так это ты Джейми? — черноволосая повернула к нему голову и широко улыбнулась. — Рада с тобой познакомиться. Твой друг уже успел немного о тебе рассказать. Быть может, отложишь эту штуку и попробуешь немного расслабиться? Здесь хватит места для четверых.

Рубаха Джейми уже успела прилипнуть к спине, сладковатый запах, витавший вокруг, заставлял голову кружиться, а голос девушки звучал столь мелодично, что, казалось, она пела, а не говорила; Джейми вдруг на миг заколебался — может ему и вправду стоит отдохнуть. Не может же он столько времени думать только о… Но тут перед его глазами снова промелькнуло лицо Ро и он мигом стряхнул с себя наваждение. Пропустив мимо ушей трель девушки, что все еще пыталась заговорить ему зубы, он заметил, как на стене позади нее вдруг мелькнул скрюченный силуэт — Джейми похолодел и прищурился, вглядываясь в незнакомку, а после увидал чересчур длинные зубы, которые скорее походили на… Не тратя времени на лишние раздумья, Джейми щелкнул клином и выстрелил в тварь, что сидела на Стефане. Поймав болт прямо в грудь, та взвизгнула, скатилась с кровати и грохнулась на пол.

Стефан перевел взгляд на оставшееся в живых чудовище, что лежало около, издал какой-то странный звук и буквально улетел в ближайший угол. Рыжая бестия, что теперь приняла свой истинный облик, медленно поднялась на ноги, фырча, точно озлобленная кошка, и скаля выпирающие наружу клыки. Выпученные глаза с вертикальными, как у змеи, зрачками. Три свисающих груди. Огромный от уха до уха жабий рот. Бледная до синевы кожа. Острые когти на пальцах рук и ног. Стрыга. Но в городе? Прямо под носом у церковников?

— А вот сейчас ты совершил самую глупую ошибку в своей жизни, — прошипела тварь. — Позабавившись, мы бы просто перерезали вам глотки — вы бы подохли с улыбками на лицах, даже не ведая, что уже мертвы. Но теперь ты будешь умолять меня о смерти.

— Скоро здесь будут Мечи, — не моргнув и глазом соврал Джейми, перехватив арбалет как кистень, надеясь выгадать себе немного времени и судорожно размышляя, что предпринять. — Так что ты умрешь вместе с нами.

Стрыга, уже изготовившаяся для прыжка, на мгновение замешкалась, точно размышляя, лжет ли он или нет, так что его план отчасти сработал; и тут в комнату ворвались двое мужчин, что спали снизу, видимо, услышавшие шум на втором этаже. Верзила сжимал в руках шипованную дубинку, а старик в спешке подтягивал сползающие штаны.

— Какого хера тут происходит? — рыкнул здоровяк.

Тварь огляделась, злобно рыкнула и тут же бросилась к окну. Не успел никто из произнести хоть слово, как чудище выбило ставни и выскользнуло в ночь. Но праздновать было рано — вторая стрыга оказалась чуть более живучей, чем предполагал Джейми, и, судя по всему, отступать не планировала. Одним прыжком преодолев полкомнаты, тварь ринулась прямо на него, вереща как сотня трещоток — Джейми едва успел рухнуть на пол, как воздух над ним разрезала когтистая лапа.

Детина, было бросился на помощь — храбрый поступок, но, увы, последний в его жизни. Стрыга с легкостью увернулась от обитой сталью дубины и метнулась к новой жертве — острющие когти мелькали в воздухе словно ножи, и через несколько мгновений мужчина рухнул ничком, располосованный с искусством заправского мясника.

— Это и есть твои Мечи? — ухмыльнулась стрыга и переступила через останки несчастного, глядя прямо на Джейми. — Два недотепы, что думали, будто мы с сестрой обычные человеческие шлюшки?

Джейми ничего не ответил и окинул комнату быстрым взглядом, впрочем, не найдя ничего, что могло бы хоть как-то послужить оружием. К счастью ему на выручку подоспел Стефан. Громкий треск — и стул обрушился прямо на башку стрыги. Древесина разлетелась на куски, тварь пошатнулась, но устояла на ногах. Резко развернувшись, она оскалила пасть, как Стефан что есть силы вонзил острый обломок, оставшийся в его руках от ножки, прямо ей в глаз. Вопль боли и ярости взлетел до небес — Джейми же, не теряя времени, подхватил дубинку, что лежала подле мертвого верзилы.

Разбитым горшком хрустнуло колено — и стрыга рухнула на пол словно подкошенная, дабы следом лишиться сразу нескольких зубов. Она попыталась было подняться, но Джейми снова занес руку. Удар, еще удар — из треснувшего черепа полилось что-то густое и мерзкое, походившее на смолу, но демоница все еще упорно цеплялась за жизнь, хрипя и пытаясь достать Джейми острыми когтями. Запыхавшись, Джейми перехватил дубину двумя руками и поднял над головой — однако его опередил Стефан, схвативший с небольшого столика две лампады.

Через мгновение волосы чудища, облитые маслом, вспыхнули как сухая солома, комнату наполнил запах горелого мяса, а от визга твари чуть не задрожали стены. Отойдя на несколько шагов, Джейми и Стефан лишь тяжело дышали, наблюдая за тем, как умирающая стрыга медленно превращается в обугленную головешку.

Едва она дернулась в последний раз, как Джейми переглянулся со Стефаном, подошел к тому, что от осталось от твари, и пинком перевернул ее на спину. Глаза чудища лопнули, вытекши на щеки, плоть обгорела, а пасть раскрылась в последнем безмолвном крике, обнажая два ряда похожих на иглы зубов, правда, изрядно поредевших — вот теперь, похоже, тварь отправилась в бездну окончательно. Но все ж лучше отрубить ей голову и сжечь тело — до сего момента со стрыгой Джейми еще не сталкивался, однако слыхал, каким могущественным колдовством могут владеть эти создания, так что лучше не рисковать. Отбросив дубину, Джейми присел на краешек кровати, а Стефан пригладил торчащие во все стороны волосы и произнес:

— Ну и ну. Это ж стрыга?

— Она самая, — ответил Джейми, размышляя, кто в Мьезе может заплатить за голову чудовища.

— Катись оно все к херам собачьим, я даже шлюху не могу трахнуть, чтобы она мне член откусить не пыталась, — Стефан сплюнул на останки стрыги и упал на кровать рядом с Джейми. — Если бы не ты… Кстати, как ты меня нашел?

— А куда ты еще мог пойти? В церковь? — хмыкнул Джейми.

— И то верно, — Стефан ухмыльнулся, но улыбка сползла с его лица, едва он взглянул в сторону чудища. — Повезло, что я такой предсказуемый.

В этот момент со стороны сундука, что стоял в самом дальнем углу, раздался тихий писк:

— Оно… мертво?

— Да, — ответил Джейми. — Вылезай.

С тарик на четвереньках кое-как выполз из своего укрытия, и, держась рукой за стену, попытался встать, но, увидав останки стрыги и растерзанного приятеля, рухнул обратно на пол, тыча в сторону мертвой твари двумя растопыренными пальцами.

— Это как такое вообще… мы же… у нас Посвященная…

Тут с лестницы послышался топот тяжелых сапог и спустя мгновение в комнату ворвался десяток рослых мужчин, судя по всему — городская стража: головы их защищали кожаные шлемы, на груди звенели кольчуги, некоторые сжимали в руках фонари, другие же — короткие копья, мечи или палицы. Один из стражников — невысокий бородатый муж с большим пером на вороте — растолкал прочих, выступил вперед и рявкнул:

— Так! Вы! Я слышал крики! Где девушки, сучьи вы…

Но едва бородач перевел взгляд на останки стрыги, как слова его потонули в приступе булькающего кашля. Как и другие стражники — некоторые из которых осеняли себя полукругом или делали пальцами «козу» — он, разинув рот, пялился то на лишнюю грудь твари и когтистые лапы, скрюченные в последней агонии, то на раскрытую пасть, полную кривых длинных зубов. Еле-еле оторвав глаза от чудища, бородач медленно обвел взглядом кавардак, царивший в комнате — покойник с разорванным горлом, обломки мебели, стены и потолок, заляпанные кровью — а потом уставился на Джейми. С шумом сглотнув слюну, блюститель власти просипел:

— Это еще что за мать ее в зад?..

— Стрыга, — буркнул Стефан, натягивая штаны.

— Их было двое, но одна сбежала, — добавил Джейми.

В комнату влетел еще один стражник, что тяжело дышал и отдувался. Видимо, он не заметил ни останков создания, ни его товарищей по оружию, что бормотали под нос молитвы, так как тут же затараторил, обращаясь к бородачу:

— Льен, ты конеш грил на улице ждать, но тама ко мне какой-то бродяга прицепился пуще репья к жопе — клялся всеми святыми, что своими глазами видел голую девицу с тремя сиськами. Грит из окна сиганула и драпу дала, что твой мерин. Ну, я, конечно, ему объяснил, что пить меньше надо, а пьяница…

Тут мужчина проследил за взглядами прочих стражников и умолк, разинув рот; их командир оглядел своих бойцов — некоторые из которых, судя по побелевшим лицам, едва сдерживались от того, чтоб не рухнуть рядом прямо рядом с трупом верзилы. Встряхнувшись, Льен мигом превратился из испуганного бюргера — который знавал чудищ лишь по картинкам да рассказам — обратно в сурового вояку, представителя городской власти. Ткнув в бок ближайшего парня и отвесив затрещину другому, Льен начал раздавать приказы:

— А ну чего глаза вылупили, как девки на хер?! Ты и ты — покойника на руки и бегом к ближайшему цирюльнику. Пущает тело омоет да подтвердит, от чего тот помер. Вы двое — стрыгину эту во-о-он в тот ковер заворачивайте и на улицу тащите, покажем ее Авару. Вы двое, — бородач вновь повернул голову к Джейми, — пойдете с нами. Расскажете нам, какого хера тут вообще произошло.

— Ну, уж нет, — один из стражников тряхнул кудрями, выбивающимися из-под шлема. — Я к этой штуковине и пальцем не притронусь, хоть убей.

— А я и чего похуже могу сделать, башка ты ослиная! — рявкнул Льен. — Ты вообще-то городской стражник, а не козлотрах деревенский!

Парень покраснел, но не сделал и шага к мертвой стрыге, как и прочие его товарищи, что тоже начали роптать и переговариваться. Льен прочистил горло, надулся как индюк и после этого Джейми услышал такую забористую брань, что некоторых слова даже и не знал — а, признаться, слыхивал он многое.

В конце концов, два молодых и, видимо, самых отважных стражника все же сняли со стены ковер развернули его на полу истали осторожно перекладывать на него останки стрыги. Едва они бухнули ее на ворс, как из пробитого черепа вновь брызнула черная жижа. Несколько стражников прикрыли рты, а старик, что все еще трясся на полу, и вовсе отвернулся — спустя пару мгновений весь ужин старика оказался у него же на штанах. Смахнув рукой тянущуюся изо рта нить слюны, он попытался было подняться, но тут же бухнулся обратно.

— Возьмите кто-нибудь этого придурка, — бросил Льен, хмуря брови.

Один из вояк — крепкий детина едва ли не на голову выше Джейми — подошел к старику, одним рывком за шиворот поднял его на ноги и потащил в сторону двери, а следом за ним направились и стражники со свернутым в рулет ковром — несли они его так медленно и осторожно, точно боялись, что находившаяся внутри стрыга вот-вот восстанет из мертвых. Как только в комнате остались лишь Льен, Джейми и Стефан, первый смерил последних оценивающим взглядом и поправил пояс:

— Так значит, это вы двое ее так разделали? Ловко, ничего не скажешь. А вы, стал быть, сталкивались уже с… ну, всякими там стрыганами?

— О, и не раз, — пробурчал Стефан, продевая руки в рукава потрепанной куртки. — Мы только с ними и сталкиваемся.

Спустившись вслед за Льеном и выйдя на улицу, Джейми с наслаждением ощутил на лице свежий ветер. Запах пряностей, смешанный с вонью горелого мяса и рвотой старика, сделали воздух в комнате настолько ядовитым, что Джейми и сам готов был рухнуть без сознания, проведя в ней еще несколько мгновений.

Они со Стефаном не спеша зашагали по узкой улице вслед за стражей. Из окон домов, мимо которых шла их процессия, пялились полураздетые мужчины и женщины, хлопая ставнями, стоило кому-нибудь бросить взгляд в их сторону. Да уж, шум в борделе, похоже, прогремел на весь город — Джейми не сомневался, что завтра утром вся Мьеза будет судачить о том, что произошло прошлой ночью.

Дом господина Авара — как оказалось, мэра Мьезы — находился неподалеку от ратуши и публичной площади. Вскоре Джейми со Стефаном в компании стражи со стариком уже стояли перед крепким зданием в три этажа; с высокой кровлей из черепицы, фасадом, изукрашенным различными рисунками и круглыми окнами в свинцовых рамах. Тяжелая дверь, обитая железом, напоминала скорее небольшие ворота — сквозь нее легко мог проехать не спешившийся всадник, быть может, лишь чуть опустив голову. Льен забарабанил в дверь колотушкой в виде башки какого-то зверя, что висела на толстой цепи — и вскоре дверь открыл пожилой слуга, сонный, но не слишком удивленный визитом нежданных гостей.

Внутри на первом этаже находилась просторная ремесленная, где днем, видимо, кипела работа — всюду стояли всевозможные сундуки, бочки и крепкие столы, а пол был усеян обрывками ткани, нитками, обломками игл и прочим мусором. Отозвав Льена в сторону, слуга некоторое время о чем-то с ним шептался, кидая взгляды то на ковер, то на Джейми со Стефаном и, в конце концов, юркнул наверх по широкой лестнице. Вернувшись через некоторое время, слуга жестом пригласил их за собой.

Судя по всему, дела у мэра шли довольно неплохо — пол был выложен черно-белыми плитками, стены до самого потолка покрыты различными узорами; по правую руку находился массивный камин, в котором только-только начинало разгораться пламя, а по левую — многочисленные полки, уставленные чернильницами, свернутыми в трубочук пергаментами и книгами.

За массивным столом сидел невысокий толстяк с парой лишних подбородков и мешками под глазами — господин Авар, член городского совета и мэр Мьезы. Похоже, Авара вырвали прямо из постели — вид у него был заспанный, он то и дело тер глаза и зевал, прикрывая рот тыльной стороной ладони.

Но когда стражники бухнули на пол ковер и представили чиновнику то, что осталось от твари, последний сон слетел с него словно по волшебству. Вздрогнув, он осенил себя полукругом и замахал пухлыми руками — Льен кивнул в сторону двери и стражники, забрав стрыгу, вышли прочь. Кивнув напоследок Джейми и Стефану, Льен направился за своими людьми, а Авар перевел взгляд на старика, что все это время мялся у двери, точно стесняясь сделать лишний шаг.

— Каким образом это… создание вообще очутилось в моем… то есть местном борделе?

— Так мы это… не знаю я, — залепетал старик, приглаживая редкие пряди. — Девки эти… я вроде как их давно уж знаю, вот… Я сам как увидел так чуть аж…

— Ясно, — Авар сверкнул глазами, и старик моментально захлопнул рот, клацнув остатками зубов. — Ступай вниз. Я вызову тебя чуть позже. И ради всех святых, приведи себя в порядок, от тебя воняет, как от сточной канавы.

Старик, бормоча себе под нос благодарности и беспрестанно кланяясь, вышмыгнул прочь. Авар достал из кармана серебряный колокольчик и через несколько мгновений в комнату вошел тот же слуга, что встретил гостей на входе. Несколько коротких указаний — и вот на столе уже стояли поднос с графином, три фужера и тарелка с тонко нарезанными ломтями сыра, кусками вяленого мяса и мелкими сушеными рыбками.

— Что ж, господа, думаю, мне стоит поблагодарить вас за уничтожение этой самой… как ее там… — произнес Авар, разливая вино.

— Стрыги, — ответил Стефан, кладя в рот целую рыбешку.

— Их было двое и одна все еще в городе, — добавил Джейми, протягивая руку за стаканом. — На вашем месте я бы оповестил жителей остерегаться рыжеволосой бледной девушки с вертикальными зрачками.

Услышав его слова, Авар слегка поморщился и сделал небольшой глоток.

— Понимаю ваше беспокойство. Я, конечно же, не медля усилю стражу, но, думаю, лучше оставить события сегодняшней ночи между нами. Если горожане узнают, что где-то среди них разгуливает подобная бестия… волнения и беспорядки еще никому не помогли, верно?

Джейми прекрасно понимал, что Авар не печется о горожанах, а просто опасается за собственную шкуру. С городским советом он бы еще мог договориться, но если церковь или орден узнают о том, что в Мьезе объявились стрыги — мэру придется ответить на множество неудобных вопросов, а город наполнят Мечи, заглядывающие в каждый угол.

— Полностью с вами согласен, господин, — кивнул Стефан с набитым ртом. — Покой людей превыше всего. Но получается, волей-неволей мы избавили вас от опасного чудовища и хотели бы получить законное вознаграждение за свою работу. Скажем… ну, одну корону. Обычно мы берем куда больше, но ради вашего славного городка сделаем исключение.

Услыхав его слова, Джейми едва не поперхнулся, что не могло не уйти от глаз мэра. Золотой? Джейми и не помнил, когда их награда превышала несколько лун на троих, а тут целое богатство. Обведя Джейми со Стефаном подозрительным взглядом, Авар поджал губы:

— Корона?

— Покой горожан дорогого стоит, — ответил Стефан и невинно улыбнулся.

Джейми уже было подумал, что Стефан перегнул палку — но мэр все же нехотя запустил руку за пазуху и достал толстый кошель. Взяв золотой, Стефан попробовал его на зуб и отдал Джейми. Тот привычным жестом осмотрел монету, зажав ее между большим и указательным пальцем. Не обрезанная ни на волос, идеально круглая; с одной стороны была изображена корона, с другой — профиль худого мужчины с выбритым затылком, что опоясывали короткие волосы и чуть скрюченным носом. Чеканки еще не истерлись и золотой приятной тяжестью оседал в руке — судя по всему, монета была совсем новенькая, быть может, даже королевской пробы.

Подождав, пока Джейми со Стефаном закончат любоваться золотым, Авар дернул себя за мочку уха и спросил:

— Как я понимаю, охота на подобных тварей — ваше ремесло?

— Верно, — кивнул Стефан, взял монету у Джейми и одним неуловимым движениям спрятал ее куда-то в недра своей потасканной куртки. — Изничтожаем все, что кусается, плюется ядом, колдует и жрет людей. Дело лишь в цене.

— Но я никогда о вас не слышал. Вы не местные? — вновь полюбопытствовал Авар.

— В Мьезу мы въехали только вчера, около полудня, — ответил Джейми.

Авар сложил пальцы на объемистом животе и некоторое время о чем-то размышлял, но вот, наконец, произнес:

— Знаете, мне бы пригодилась помощь людей вроде вас. Которые, так скажем, имеют опыт в столкновениях с нечистой силой, но при этом держат язык за зубами и не болтают лишнего. Вас может заинтересовать подобное предложение?

Стефан покосился на Джейми, но тот не видел хоть одной причины отказываться от работы. Золотой золотым, но все знают, сколь легко деньги утекают сквозь пальцы, и лишние монеты явно не помешают. Если повезет, зиму их троица проведет под теплой крышей, а не кутаясь в плащи и дрожа от холода на промерзлой земле.

— Мы немы как эти рыбки, — добавил Стефан, набивая рот.

Джейми же пригубил вино. Неплохое — слегка теплое, с какими-то пряностями, придававшими ему интересный привкус.

— Вы хотите нанять нас найти сбежавшую стрыгу? — спросил он.

— Не совсем, — пальца Авара забарабанили по подлокотнику. — А хотя, может быть, вы и правы. Я не знаю в точности, что вас может ожидать, но думаю, что дело окажется довольно опасным. И на будущее — скажу сразу, я не жду, что вы сразу же ответите согласием, но даже в случае отказа — этого разговора не было. Так будет лучше для всех нас.

— Хотелось бы услышать подробности, — сказал Джейми, переглянувшись со Стефаном.

— Понимаю.

Подойдя к окну, Авар закрыл ставни, точно боясь, что его слова улетят в лишние уши и уселся обратно.

— Итак, несколько месяцев назад в Мьезе начали пропадать люди. Бесследно. Вот человек зашел в переулок, дабы срезать путь до дома — а после несчастного никто не видел. Ни свидетелей, ни единого следа. Поначалу мало кто обращал на это внимание — конечно, кроме семей несчастных — но когда за неполных семь дней из собственных постелей пропали одиннадцать человек, по городу начали ползти дурные слухи.

— Это стрыги, — с видом знатока кивнул Стефан. — Вы уж поверьте. Они так башку одурманят, что сам им дверь откроешь и еще «Спасибо!» скажешь.

— Возможно, — согласился Авар. — Но на этом странности не закончились. Не так давно кто-то раскопал несколько могил на кладбище, что находится подле храма. Я приказал моим люди проследить за местными цирюльниками и лекарями — нескольких особо подозрительных даже взяли под стражу, но осквернение мертвых не прекратилось. Я не знаю, кому и зачем тревожить останки, но склоняюсь к мнению, что вряд ли они послужили благому делу. И, наконец, третье по счету, но самое важное: герцог Эрбер Отес, правитель этих земель, вместе со своей личной стражей и слугами отправился в замок, расположенный на острове посреди озера — причем сделал это глубокой ночью с другого берега, не заезжая в город. Герцога заприметил местный рыбак, что любит поудить в темени — но хоть господин Отес и отплыл на остров, назад он так не вернулся. Как и ни один из его людей. Сложив все эти события — включая произошедшее сегодня ночью — я предполагаю, что во всем этом виноваты как раз эти мерзкие твари, — Авара невольно передернуло, — и корень зла таится именно в том замке. Быть может, у них там… логово?

— На острове кто-нибудь живет? — Джейми потянулся к ломтю сыра.

— Нет. На самом деле, он пустует уже больше сотни лет. Прежние его хозяева сменялись один за другим — кто-то погиб при Бароньей Смуте, кто-то от чумы или дизентерии, а некоторые и вовсе умирали при весьма туманных обстоятельствах, что окружило крепость довольно зловещим ореолом из слухов и суеверий. С полвека назад городские власти вместе с семьей Отесов решили отстроить крепость, что со временем уже превратилась в развалины. Туда направили несколько отрядов местных цеховых, но… Произошел, скажем так, один неприятный инцидент.

— И какой же? — поинтересовался Джейми.

— Если верить записям, хранящимся в городской библиотеке, — Авар потер переносицу, — то отплывших на остров поразила какая-то опасная хворь. Все до единого погибли — в том числе и родной дядя господина Отеса — а на посещение острова наложили эмбарго, дабы не допустить распространения эпидемии. Но горожане и без сторонних запретов до сих пор предпочитают держаться подальше от крепости.

— А там случайно заразу подхватить нельзя? — с подозрением спросил Стефан. — Я один раз чуть не сдох от оспы и не хочу прыгать в одну яму дважды.

— Увы, я не лекарь и не знахарь, чтобы дать вам ответ на этот вопрос, — развел руками Авар. — Однако перейдем, наконец, к сути дела. В ночь под Проводы в Мьезу приедет отряд наемников, коих я нанял для поисков Отеса. Опытные воины — но вряд ли сведущи в том, как вести бой с нечистью, так что я предлагаю вам двоим отправиться вместе с ними. Вы должны будете проникнуть в замок, уничтожить стрыгу — или какую другую бестию, что там затаилась — отыскать господина Отеса и вернуться назад.

— Надеюсь, вы понимаете, что герцог, скорее всего, мертв, — Джейми поднял глаза на Авара.

— Безусловно, я не требую от вас невозможного, — вздохнул Авар и пригладил волосы. — Я молюсь богам, чтобы Эрбер был еще жив, но если герцог погиб, то вам нужно будет вернуть его тело, дабы мы оказали покойному все надлежащие почести. Что касается его людей — неплохо, если вы сумеете спасти вдобавок и их, но это далеко не обязательно. Однако поговорим немного о другом. Думаю, вас волнует вопрос вознаграждения — быть может, мы сойдемся на, ну, скажем… четырнадцати коронах? Разумеется, на двоих — по семь каждому.

Джейми мысленно присвистнул. Либо Авар действительно переживает за герцога Отеса, раз предлагает такую сумму, либо настолько боится людей ордена, что готов раскошелиться, вместо того, чтобы обратиться к Мечам. Джейми не стал спешить принимать предложение мэра, вместо этого взглянув на Стефана. Тот же всем своим видом изобразил такое глубочайшее оскорбление, будто только что услышал что-то донельзя грязное про родную мать. Стефан протянул руку к графину, подлил себе еще вина и откашлялся, а Джейми просто откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Когда речь заходила о деньгах, лучше предоставить дело Стефану.

— Двадцать на двоих, — Авар поджал губы и кивнул, но Стефан продолжил, — мне и Джейми. Вместе с нами работает жрица — настоящая Посвященная, не какая-нибудь ряженая сельская лярва. За такое дело ей причитается не менее десяти. И короны мы берем только королевские.

Брови мэра взлетели до потолка, Стефан надул щеки, набирая в грудь воздух, и в комнате началась долгая и шумная беседа, скорее напоминающая перепалку.

Пока Стефан яростно торговался с мэром, Джейми размышлял о том, что могло ждать их на острове. Пустующий замок действительно вполне мог служить логовом для стрыг, но зачем им раскапывать могилы? Твари вполне могли похищать людей, однако стрыги не трупоеды и не падальщики. Во всяком случае, так слышал Джейми. Быть может, эти два происшествия никак не связаны? И могла ли одна стрыга справиться с целым отрядом? Вполне. Если запутать, заколдовать и перебить по одному.

Наконец, после жарких споров, Стефан и Авар смогли прийти к соглашению. С обоих стекали ручьи пота, и, судя по выражению их лиц, каждый думал, что другой его просто-напросто обманул.

— Что ж, надеюсь, мечами вы работаете столь же умело, как и торгуетесь, — Авар пригладил прилипшие к голове волосы. — По восемь корон вам двоим, девять вашей жрице и оплата за постой на месяц вперед в той таверне, где вы остановились. Но золотой, что вы получили, идет как задаток, — Стефан чуть скривился, но все же уступил, видимо, не желая чересчур наглеть. Как-никак он уже выторговал всем троим целое богатство. — Отряд, который будет вас сопровождать, приедет в Мьезу через три дня. В ночь на Проводы я отправлю за вами своего человека.

Все трое скрепили сделку рукопожатием, и Джейми со Стефаном покинули дом Авара, окунувшись в утреннюю прохладу. Уже почти рассвело, и первые лучи солнца лениво ложились на крыши домов, а улицы наполняли сонные, зевающие бюргеры, спешащие по своим делам. Джейми взглянул на шагающего рядом Стефана, что, весело посвистывая, лыбился каждой встречной девке, и не сдержал ухмылки:

— Ты так рад предстоящей встрече со стрыгой?

— Я так рад предстоящим денежкам, что осядут в наши карманы, когда мы прибьем ту тварь, — ухмыльнулся Стефан и хлопнул Джейми по плечу. — В кои-то веки нам свезло — двадцать пять корон! Да мы… да мы… да мы себе целую таверну купить сможем и не шландать больше по лесам, вынюхивая какую-нибудь вонючую херню, что мечтает нас слопать!

Не сказать, что Джейми прельщало до конца жизни разливать пиво да полировать тарелки, но все же, если подумать, это, наверное, не самый плохой вариант. До корчмы они добрались, когда уже вовсю светило солнце, и не успели переступить порог, как на них налетела Мелэйна.

— Где вы шлялись всю ночь? Я тут чуть с ума не сошла!

— Долгая история, — зевнул Стефан. — Дай хоть горло промочить.

Зал был пуст, если не считать хозяина, что дремал в дальнем углу прямо за столом, да пары помятых бродяг, сидящих в углу и цедивших что-то из одной кружки на двоих. Стефан подошел к ближайшему столу и плюхнулся на скамейку, Мелэйна села рядом с ним, а Джейми занял место напротив.

Обычно сплетенные в тугую косу иссиня-черные волосы Мелэйны блестели, спадая на плечи, а от оливковой кожи пахло какими-то маслами. Она сидела в одной камизе, накинув на плечи лишь старый потрепанный дуплет Джейми, который тот обычно клал под голову; удивительное дело — сердилась она почти так же, как и Ро. Похоже хмурила брови и морщила нос, да и огоньки в глазах плясали почти те же…

— Я, конечно, понимаю, что проводить время в борделе очень интересное занятие, но можно было хотя бы предупредить, что вы… — начала было говорить Мелэйна назидательным тоном, как ее перебил Стефан, до того крикнувший кормчего.

— Остынь, жричка. Мы нашли нам нашу последнюю охоту. Двадцать пять королевских корон на троих, как тебе?

— Двадцать пять золотых? — девушка поперхнулась и на миг потеряла дар речи. — Вы что, открыли вход в преисподнюю и пообещали принести головы Павших? Джейми, признавайся, сколько выпил Стефан?

Он осклабился, подмигнул Джейми и достал из-за пазухи монету. Щелчок — монета прокатилась колесом и упала на стол прямо перед Мелэйной. Та широко распахнула глаза и недоверчиво завертела золотой в руках, будто бы не веря, что он настоящий.

— Вы… — Мелэйна понизила голоса и огляделась, — вы кого-то ограбили?..

— Нет, — покачал головой Джейми. — Какой-то местный аристократ пропал в заброшенном замке посреди озера. А нас наняли найти его живым или мертвым.

— Дай-ка лучше я объяснюсь, а то ты как обычно упустишь все интересное, — заявил Стефан, пряча монету обратно, откашлялся и пустился в рассказ. — В общем, вышел я на общую улицу и — ба! Такая деваха ко мне из окна высунулась…

Стефан подробно пересказал Мелэйне события предыдущей ночи, не упустив ни малейшей подробности. Джейми оставил право говорить за другом, лишь иногда вмешиваясь в разговор, как, например, тогда, когда Стефан начал подробно описывать грудь стрыги, наслаждаясь вытягивающимся лицом Мелэйны. Едва Стефан закончил, как Мелэйна накрутила локон на палец и протянула:

— Стрыги? В городе? Да еще около церкви? Как то это все очень странно… А что если исчезновение Отеса и твари из борделя никак не связаны? Получается, стрыга еще может таиться где-то в Мьезе…

Стефан возбужденно хлопнул ладонью по столу.

— Да хер с этой голозадой — в любом случае мы получим целое состояние. Что может прятаться в старых развалинах? Горгон? Пара гулей? Накер? Да даже если там запряталась стрыга — с целым отрядом за спиной мы ее на кусочки нашинкуем, а потом вернем мэру тушку его герцога и перезимуем в Мьезе королями!

— Ты прав, но… — Мелэйна подперла ладонью подбородок и вздохнула. — Не нравится мне вся эта история… Что ж, хотя бы немного мы сможем пожить приличными людьми, а не бродягами.

Проснувшийся хозяин подошел к их столу, почесывая брюхо, и пока Стефан разговаривал с зевающим кормчим, Джейми заметил, что Мелэйна, сидящая напротив, не сводит с него взгляда.

— Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке, — почему-то смутилась Мелэйна и опустила глаза. — Просто… у тебя пятнышко крови над левой бровью.

Джейми послюнявил пальцы и принялся тщательно тереть лоб. Заказав кувшин пива, сельдь и яйца на всех троих, Стефан широко зевнул, сложил руки на столе и положил на них голову. Мелэйна кинула на него взгляд, а потом вдруг подмигнула Джейми и улыбнулась.

— Джейми, а помнишь, Стефан как-то признался, что мечтает умереть, держа одну руку на женской груди, а вторую на кувшине с вином?

— Не бреши, — буркнул Стефан.

Мелэйна беззвучно прыснула себе в кулак, да и Джейми тоже не смог сдержать улыбки. Подняв голову, Стефан поначалу недовольно оглядел друзей, но потом только вздохнул, пригладил вихор, ухмыльнулся и потянулся к графину, который поставила перед ними дочь кормчего.

Глава 6

… и началась великая война, что грозила стать либо концом, либо новым началом нашего мира: великий бог света Феб вместе со своими ангелами пошел на тех, кого ныне зовем мы Падшими — ибо упоминать имена их, значит оказывать честь им.

Моря выходили из берегов, небеса разверзались, плача пламенем, а земли раскалывались и собирались сызнова.

Молились люди за спасителя своего денно и нощно, дабы поразил он врагов своих; и низверг Феб нечестивых в Бездну, где место им до скончания веков.

Но в последнем бою смертельно ранен был Феб; склонилась Манесса над умирающим супругом, оплакивая смерть любимого, и исцелили слезы раны его.

Однако не смог Феб более существовать на земле — ушел он на небо светить миру людскому, а за ним ушла и Манесса, надеясь быть ближе к супругу.

И смотрят они за людьми, и плачет Манесса каждую ночь, зная, что никогда более не будет вместе с суженым…

Сказ о Фебе и Манессе

Амадиу поднял глаза и взглянул на толстые, покрытые мхом стены, которые соединяли между собой выпирающие чуть вперед зубчатые башни. Алый Оплот, сердце ордена Святых Мечей, что, помимо этого, являлся, наверное, одним из самых неприступных замков Фридании. Слухи о приезде Амадиу неслись впереди его гнедой кобылы — мост через глубокий ров уже был перекинут, а ворота подняты. Хотя великий магистр и не торопился: с того момента, как он пересек реку, после которой начинались земли ордена, уже успел миновать полдень. Взмахом руки поприветствовав братьев, дежуривших на стенах, Амадиу толкнул покатые бока лошади каблуками и проехал под каменным сводом.

По крепостному двору кружились около десятка пар, наполняя воздух криками и лязгом стали. Еще не полноправные воины, но уже не зеленые юнцы, раз вместо деревянного учебного оружия им выдали настоящее, пускай даже утяжеленное и намеренно затупленное. Каждый из неофитов сосредоточенно отплясывал вокруг своего партнера, будто от этого зависели их жизни. Что ж, это было недалеко от истины. Без ежедневных изнурительных учений в настоящем бою каждого ждет только смерть. «Учиться нужно не для учений, но ради жизни», как говаривал Камиль, храни боги его душу.

За боем внимательно наблюдал молодой мужчина в форме Мечей, стоявший на невысоком деревянном помосте посреди двора. Ветер трепал его длинные золотые волосы, а плащ развевался так яростно, что, казалось, сделай его хозяин шаг вперед, и он взлетит. Его высокий лоб разрезала глубокая морщина, глаза успевали высматривать все и вся, а изо рта вылетала искусная брань каждый раз, когда кто-то из новобранцев пропускал удар или просто слишком мешкался.

Амадиу не смог сдержать легкой усмешки. Казалось, вот только вчера он стоял на том же самом месте, наблюдая за тем, как совсем еще юный мальчик старательно размахивает потрескавшимся деревянным мечом. Помнится, клинок едва ли не перевешивал своего мальчугана, когда тот поднимал его слишком высоко над головой. Боги, годы летят как стрелы. Сколько времени прошло с тех пор? Не меньше двадцати лет, это точно.

Амадиу спрыгнул с лошади, которой тут же занялись конюшие, и встал неподалеку, внимательно наблюдая за теми, кто стремился заслужить свое место в ордене. Разумеется, не все они удостоятся права носить плащ — лишь самые достойные. Остальным придется довольствоваться куда менее высоким, но не менее важным положением полубрата: кто-то вместо меча будет орудовать пером, переписывая книги или подсчитывая доходы с расходами, кто-то станет ушами и глазами ордена, разнося вести и собирая новости, кто-то будет ухаживать за голубятнями или ковать сталь — в общем, заниматься мирской, не военной жизнью.

Ближе всего к Амадиу бились двое молодых парней — один из них орудовал коротким мечом, а другой отмахивался от двухсторонней секирой. Наконец, устав стоять в защите, второй новобранец улучил удобный момент и бросился в яростную атаку. Его соперник сделал вид, что хочет нанести ответный удар, но вместо этого просто ушел в сторону, ловко поднырнув под лезвие.

И тут ему подыграло солнце — выбравшись из-за облаков, оно коварно ослепило будущего Меча; тот оступился лишь на миг, но второй новобранец не преминул воспользоваться шансом — сделав подсечку, он уронил приятеля на землю, плоской стороной лезвия ударил его по шлему и издал победный вопль.

— Это нечестно, — проворчал проигравший, принимая руку собрата и поднимаясь на ноги. — Мне просто солнце в глаза ударило.

— Ты думаешь, настоящий враг будет драться с тобой по правилам? — громко произнес Амадиу.

Оба новобранца повернули головы в его сторону и тут же упали на одно колено, прижав кулак к сердцу. Светловолосый мужчина взглянул в их сторону и нахмурил брови — но едва он заметил Амадиу, как по худому лицу скользнула улыбка. Маркел, племянник Амадиу по брату, выкрикнул короткую команду — и прочие новобранцы в недоумении застыли на месте, опустив оружие.

Однако заметив пред собой великого магистра, все как один упали на одно колено и склонили голову. Амадиу взмахнул рукой, разрешая неофитам подняться, и прошел сквозь их ряды к помосту, Маркел же легко спрыгнул навстречу дяде.

— Свет разгонит тьму, великий магистр, — произнес Маркел и отвесил легкий поклон.

— Ведь тьма не вечна, командор.

Амадиу шагнул вперед, заключил племянника в крепкие объятия и с силой похлопал его по спине. Выпустив дядю, Маркел обвел взглядом рекрутов, что наблюдали за ними с разинутыми ртами — видимо, они впервые видели, как их суровый командор проявляет человеческие чувства. Амадиу подавил улыбку, вспомнив о том, с каким удивлением узнал, что у его наставника, казалось, умеющего разговаривать лишь криками, бранью и палками, есть жена и трое детей. Маркел тем временем с шумом прочистил горло:

— Ладно, хватит с вас на сегодня. Сдать оружие в арсенал и разойтись!

Уже вскоре Амадиу с Маркелом поднялись по высоким ступеням и вошли в главную крепость, где находились жилые помещения братьев-рыцарей — увы, в последний год практически пустые — отдельные покои для более высокопоставленных Мечей, залы для собраний, обедов, молитв и прочие немаловажные помещения. Амадиу тоже имел здесь личную опочивальню — к слову, не большую, чем у прочих, а может и куда скромнее. Амадиу слыхивал различные сплетни, одну краше другой — к примеру, некий граф уверял, что кровать и стулья лидера ордена отлиты из чистого золота, а прислуживают ему с десяток обнаженных девственниц, но реальность была куда более прозаичной. Большую часть службы великий магистр проводил в разъездах; встречи с чиновниками и аристократами, принятие последних в фамилиары, участие в религиозных празднествах и светских пирах — правда, в последние годы Амадиу старался держаться подальше от подобных мероприятий, дабы уберечь тело от лишних соблазнов, а разум от новых сплетен — разрешение споров между братьями, коль прения быль столь серьезны, что их не могли рассудить даже магистры, и прочее, и прочее, так что спальня месяцами могла пустовать без хозяина.

Проходя по длинным извилистым коридорам, Амадиу с горечью заметил, что от прежнего убранства остались лишь воспоминания: красные ковры, украшающие пол, заметно поистрепались, съеденные молью и стоптанные сапогами; в бифорах вместо мозаики было вдето обычное стекло — или же и вовсе бычий пузырь — а с декоративного оружия и доспехов, развешанных вдоль стен, изрядно осыпалась позолота. Не внешний лоск придает силу нутру, но все же…

Да и самих рекрутов во дворе было не более двух дюжин, если не того меньше. Что уж говорить — орден переживал не лучшие времена. Впрочем, как и вся Фридания — наверное, это было единственным, в чем Амадиу и Матиас могли прийти к соглашению. Казалось, совсем недавно едва ли не один из десяти претендентов заслуживал право называть себя хотя бы полубратом, тогда как его менее удачливые приятели возвращались домой, но теперь любой человек был на вес золота. Вышагивающий рядом с Амадиу Маркел спросил:

— Мы ждали тебя еще несколько дней назад. Что-то случилось?

— Меня перехватил гонец его величества, так что мне пришлось сделать небольшой крюк и заехать в столицу.

— Вот как? И что же хотел Моро?

— Выпить бокал вина, вспомнить былые годы, — сказал Амадиу. — Все мы становимся чуть сентиментальнее с возрастом.

Маркел хмыкнул, но не стал допытываться до правды. И не то чтобы Амадиу не доверял племяннику — совсем наоборот, после смерти Неля его сын, наверное, был чуть ли не единственным, кому Амадиу бы не раздумывая доверил свою жизнь — просто он не видел смысла забивать Маркелу голову лишними заботами; думается, дел у него и без того навалом.

Теперь они вышагивали по широкому коридору, на стенах которого были вывешены портреты всех, кто когда-либо возглавлял орден — от Святого Иоанна, единогласно избранного первым капитулом более трех веков назад, до предшественника и друга Амадиу — Камиля Фье, почившего десять лет назад. Лишь один великий магистр не удостоился упоминания в этой галерее… Но Амадиу тут же отогнал от себя тяжелые мысли, что до сих пор иногда бередили его душу.

Настанет день, когда и Амадиу будет строго смотреть на проходящих мимо Мечей, полубратьев и слуг, давно привыкших и даже не обращающих внимания на реликты давно ушедших времен. Амадиу отметил, что лучше заранее найти более-менее приличного живописца — некоторые из картину воистину вгоняли в трепет, но не величием изображенной персоны, а скорее специфическим исполнением и довольно интересными пропорциями. В особенности не повезло бедняге Годрику — он и при жизни не слыл красавцем, а уж на собственном портрете… Амадиу, помня нрав покойного, подозревал, что тот мог легко отправить сына музы на тот свет, даже будучи прикованным к постели, как в последний год своей жизни, но, к счастью для художника, он закончил полотно уже после смерти Годрика.

— А между вином и воспоминаниями его величество случайно не упомянул о том, когда корона планирует возвращать долги? — не без доли ехидства поинтересовался Маркел.

— Вино оказалось слегка кисловатым, — усмехнулся Амадиу. — И единственное золото, что мы увидим в ближайшее время, упадет нам под ноги с деревьев.

— Боюсь, Моро нарывается на то, лично пообщаться с Боссэ, — с нарочито суровым видом сказал Маркел.

Он переглянулся с Амадиу и через мгновение по пустому коридору прокатился дружный хохот. Боссэ — главный казначей ордена — был тихим невысоким старичком с несмываемыми чернильными пятнами на пальцах и вечной грудой свитков, что вываливались чуть ли не из рукавов; но во всех вопросах, где мелькала хоть монетка, принадлежащая Святым Мечам, Боссэ тут же превращался в неумолимого хищника, что не остановится, пока последний ломаный простак не вернется в хранилище Алого Оплота. Смех утих и после короткого молчания Маркел произнес:

— А я думал, Матиас хотел узнать твое мнение о новом претенденте на трон.

Амадиу взглянул на племянника, что спокойно смотрел пред собой, точно они обсуждали вчерашнюю погоду. Да уж, не стоит недооценивать сына покойного брата Амадиу. Пускай внешне Маркел и вылитый Нель, но вот характер унаследовал от матери, не зря прозванной Валлонской Орлицей.

— В какой-то момент разговор зашел и про него, — нехотя согласился Амадиу. — Наш король весьма обеспокоен нарастающей смутой и попросил меня обозначить позицию ордена. Но я воздержался от ответа. Во всяком случае, пока.

— Для простых людей Черный Принц уже успел стать героем, — задумчиво протянул Маркел. — Народ любил Лоренса и с радостью воспринял появление его сына…

— Которым он является лишь с собственных слов, — заметил Амадиу.

— Я не был бы столь категоричен, — возразил Маркел. — Многие верные семьи Фабио встали под знамена мятежника. Ходят слухи, что у Принца за душой не только слова, но и доказательства того, что в его жилах течет королевская кровь. Скажем, письма его почти не отличить от тех, что были написаны рукой самого Лоренса, и на всех своих посланиях Принц ставит печать Фабио — а известно, что ее не было даже у Моро…

— Говорить могут многое, — сухо ответил Амадиу, надеясь закончить этот разговор, и так пресытивший его на встрече с Матиасом, — но не все из этого следует воспринимать всерьез. Почерк можно подделать, а уж печать — тем более. Но признаю — пуститься на такой амбициозную и дерзкую авантюру, не имея за спиной ничего, кроме собственной наглости — рисковый шаг, даже если на кону стоит корона. Черный Принц либо самый отчаянный наглец от запада до востока, либо и вправду считает себя законным преемником покойного короля. В любом случае, я не собираюсь принимать чью-то сторону — надеюсь, как и ты. Наша вотчина — орден, и встревать в политические распри нам не с руки.

Судя по выражению лица, Маркелу еще было что сказать, однако спорить он более не стал, так что остаток пути был проделан в тишине. И вот Амадиу вошел в личные покои командора. Убранство в комнате было еще более скромным, чем помнил Амадиу — казалось, племянник решил прославиться среди братьев как самый непритязательный аскет. Крепкий стол, расположенный у окна, пара стульев, большой шкаф, аккуратно застеленная кровать — ровная, словно по нитке. Ничего лишнего. Маркел уселся за стол, Амадиу присел напротив, снял шляпу и положил ее на колени.

— Есть что-нибудь, заслуживающее моего внимания? — спросил он.

— Три неофита принесли клятвы и получили плащи братьев. Услышав о твоем возвращении, они набрались духу и попросили твоего благословления.

— Всего трое? — невольно вздохнул Амадиу.

В ответ Маркел лишь пожал плечами. Эх, а помнится, когда-то принесение клятвы считалось священным днем. Даже самые строгие из Мечей отставляли дела, в предвкушении ритуала посвящения, а в Алый Оплот стекалось не меньше народу, чем на столичную ярмарку. Столы ломились от угощений, а ворота не опускались ни на миг, принимая родственников и друзей новоявленных Мечей, рядовых членов ордена, магистров, что спешили поприветствовать новых братьев и прочих гостей. Даже государи и иноземные послы считали за честь поприсутствовать на церемонии… Ах, что уж там. Сейчас явно не время грустить об ушедшем.

— Как только мы закончим, я выполню их просьбу, — кивнул Амадиу.

Хоть в ряды ордена мог принять любой из членов капитула, но многие стремились получить это звание именно от великого магистра. Амадиу понимал силу традиций, но не совсем смекал, почему кому-то так важно именно его напутствие — все же он даже не священнослужитель, раз уж на то пошло — но если людям это было так важно, Амадиу не вправе отказывать им в столь пустяковой просьбе. Иногда даже простые слова могут закалить сердце не хуже, чем молот кузнеца укрощает податливую сталь, превращая ее в грозное оружие.

— Вижу, работы у нас не убавилось, — произнес Амадиу и кивнул в сторону груды пергаментов, сваленных в углу стола, что лишь каким-то чудом не падали на пол.

— Куда больше, чем мы можем себе позволить, — вздохнул Маркел и взял в руки один из свитков. — И каждое послание гаже некуда. Вот, к примеру: в начале прошлого месяца несколько рыбаков вблизи Брилля видели в устье реки вблизи своей деревни нескольких рыболюдов. К счастью, обошлось без жертв — когда крестьяне успели кликнуть толпу и вернулись к водоему с сетями и вилами, тварей и след простыл. Но весть тревожная.

— Рыболюды? — недоверчиво хмыкнул Амадиу. — Около Брилля? Да быть того не может. Так далеко от моря они сроду не заплывали.

Однако то было не совсем верно, спустя миг поправил он сам себя. Помнится, Амадиу лично прикончил одну из этих тварей, что облюбовала себе запруду неподалеку от одной мельницы и успела потопить пару человек. Амадиу еще долго рассматривал останки уродливого существа, дивясь, как одновременно оно походило на человека, и в то же время будто являлось злой шуткой на людской род: чуть вытянутая рыбья башка с выпученными глазами, что, казалось, росла сразу из спины, на которой гребнем торчал плавник; длинные руки и ноги, с тонкими перепончатыми пальцами, бледная, почти просвечивающая на свету кожа и огромный рот, усеянный мелкими зубами. Правда, то случай был скорее исключением, чем правилом — и хвала богам.

— Будем надеяться, что ты прав, — Маркел покачал головой и развернул другой свиток. — А вот это привезли позавчерашним утром — во владениях Лефевра почти на самой границе с Валлоном какие-то твари ночью атаковали торговый обоз. Хочу отметить, что в нем было не менее двадцати возов, а сопровождали торговцев вооруженные опытные наемники. Нападение отбили — но скорее с помощью удачи, нежели мастерства. Чудовища отступили, однако оставили около трех десятков убитых и столько же раненых — и это не считая задранного скота.

Амадиу невольно присвистнул. Да уж, вряд ли бы такое смогли сотворить грюлы, парочка упырей или даже горгоны.

— Быть может, это дело рук разбойников, что пытались замаскировать следы? — предположил Амадиу. — Помнится, в мою молодость на юге печально прославилась шайка головорезов, что носили медвежьи шкуры. Даже многие опытные воины при встрече с ними бросали оружие и пускались наутек, считая, что столкнулись с оборотнями.

— Если только эти бандиты целиком покрыты шерстью, ростом в добрых восемь футов и могут оторвать коню голову одним ударом, — заметил Маркел и протянул Амадиу мятый пергамент.

— Отчет о нападении на торговцев? — он сощурил глаза и откинул голову, с трудом вглядываясь в расплывавшиеся перед глазами кривоватые буквы.

— Нет, но кое-что не менее интересное. Сегодня утром почтовый голубь принес послание из Мьезы, — пальцы Маркела забарабанили по столешнице. — Прошлой ночью в городе объявились стрыги. Одно чудовище погибло, но второму удалось скрыться.

— Стрыги? — Амадиу поднял бровь и положил пергамент на стол. — Сразу две, да посреди города? Если это правда, то меня интересует, почему о тварях сообщает какой-то рядовой стражник, а не Дюпон. Как-никак, он мэр Мьезы и всегда был ордену добрым другом.

— Господин Дюпон умер полгода назад.

— Правда? Упокой боги его душу. А что случилось?

— Насколько мне известно, дизентерия.

— Печально. И кого городской совет выбрал вместо него?

— Понятия не имею. Но видимо того, кто решил скрыть появление стрыг от ордена, раз приказал сжечь останки твари и купил молчание свидетелей, — Маркел задумчиво почесал подбородок. — К счастью, среди них нашелся один благочестивый человек.

«Который сначала благочестиво взял деньги мэра, а уже потом благочестиво сообщил нам, намекая на награду», — подумал Амадиу и произнес:

— Кто уничтожил тварь? Городская стража?

— Нет, какие-то проезжие простолюдины. Правда, судя по всему, они оказались не так уж просты, раз сумели справиться с тварью без единой царапинки. Перед тем, как сбежать, вторая стрыга убила одного человека, но в письме сказано, что в Мьезе с начала лета бесследно пропали не меньше двух-трех десятков жителей — подозреваю, дело рук демоницы.

— Согласен.

Стрыга, наверное, одно из самых опасных чудовищ, с которым может столкнуться человек. Пускай в схватке она не может потягаться силой с упырем, а шкуру ее не защищает плотная чешуя, как у горгона, но разум стрыги не уступает людскому, а хитростью и коварством много превосходит; тем более, что большинство стрыг владеют черной магией. Стрыга может годами скрываться подле человеческих селений, колдовством и обманом выдавая себя за человека. Но сразу две? Быть может, кто-то просто изрядно перебрал настойки. Либо же отвергнутый девушкой парень пытается свести счеты. И с тем, и с другим Амадиу сталкивался не раз, но все же не стоит оставлять послание без внимания, ведь если это правда, и одна из стрыг еще жива и находится где-то в Мьезе, над ее жителями нависла страшная угроза.

— На днях в Оплот должен вернуться Пьер вместе со своим отрядом, — прервал размышление Амадиу Маркел. — Он с радостью возьмется за это дело.

— Не стоит, — произнес Амадиу. — Я сам съезжу в Мьезу.

— Ты уверен? — с сомнением в голос сказал Маркел.

— Считаешь, я не в состоянии провести в седле лишние пару дней? — усмехнулся Амадиу.

— Отнюдь, — Маркел вернул дяде улыбку. — Хоть ты и любишь строить из себя развалину, но покрепче любого из нас. Однако я предлагаю тебе дождаться возвращения братьев — в Оплоте сейчас нет свободных воинов, которые могут отправиться вместе с тобой… ну, кроме тех рекрутов.

— Думаю, троих мне хватит сполна, — немного подумав, сказал Амадиу. — Пусть покажут, на что способны, а я заодно познакомлюсь с новым мэром. Что ж, если на этом у тебя все, я буду в библиотеке. Пусть те, кто хочет получить мое благословление, зайдут чуть позже.

— Хорошо, — Маркел кивнул. — Я передам братьям.

Покинув его кабинет, Амадиу не спеша направился в западное крыло, где находилась библиотека ордена. Бесчисленные ряды шкафов, заполненные от и до, напоминали горные гряды, вершины которых иногда могли доходить до потолка, который был столь высок, что разглядеть его в полумраке виделось невозможной задачей. Зал был почти пуст. Лишь несколько полубратьев перетаскивали рукописи под присмотром библиотекарей. Все они упали на колено, едва Амадиу переступил порог. Отказавшись от помощи, Амадиу попросил оставить его на некоторое время в одиночестве, и члены ордена поспешно покинули библиотеку.

Амадиу снял со стены один из светильников и осмотрел стремящиеся к потолку шкафы, сверху донизу забитые фолиантами; многие из них были настолько толсты, что, казалось, не каждый меч способен перерубить их пополам. Некоторые из рукописей хранились только в библиотеке Алого Оплота — как правило, запрещенные, те, за обладание коими любого простолюдина или даже знатного человека ждет суровая кара.

На самом деле Амадиу и сам в точности не знал, что хочет отыскать средь пыльных страниц. Но после разговора с племянником какая-то мысль закралась в голову Амадиу и скреблась изнутри, не давая покоя, а он привык доверять подобному чувству. Лучше лишний раз ошибиться, чем потом сожалеть о бездействии. Почему-то мысли великого магистра крутились вокруг Мьезы, хотя он и не мог понять, по какой причине.

Для начала Амадиу бегло осмотрел список — а если быть честным, малую его долю — книг, содержавшихся в библиотеке ордена. Большинство рукописей содержали ничего не значащие каракули, написанные руками безумцев или шарлатанов, считающих себя приобщенными к каким-то высшим знаниям. Часть представляли собой достаточно безобидные писания об астрологии, эзотерики, нумерологии и других изотерических учениях. Размышления о влиянии небесных светил и чисел на судьбу человека, перепись давно забытых обрядов и суеверий, бестиарии…

И только совсем немногие книги были воистину опасны. На их страницах рассказывалось о черной магии и кровавых ритуалах, изготовлении смертоносных ядов, одна капля которых может отравить целый колодец, из самых безобидных на первый взгляд ингредиентов, способе встретить Человека в Желтом, способным исполнить любое желание, и многое другое. И хотя большинство Мечей — включая Маркела — считали все это выдумками, но не зря некоторые фолианты до сих пор запрещено было брать в руки даже магистрам…

Щурясь на выцветшие буквы, Амадиу раз за разом перелистывал пожелтевшие страницы, хрустевшие как сухой хворост, но не нашел ничего, что могло бы удовлетворить его любопытство. Амадиу захлопнул том и забарабанил пальцами по столу. Он, было, присмотрелся к ближайшим полкам, но о том, чтобы перекопать все это в одиночку не могло быть и речи — ему не хватит и десятка лет.

Размышления Амадиу прервал тихий кашель, донесшийся из-за его спины. Оглянувшись, Амадиу увидел смущенного парня, стоявшего на пороге. Руки его то лезли в карманы, то прятались за спину, то нервно теребили отороченную мехом шляпу.

— Прошу прощения если мы помешали, великий магистр. Командор сказал, что вы будете в библиотеке. Нам зайти позже?

— Не стоит, — ответил Амадиу и поставил книгу обратно на полку. — Я к вашим услугам.

Глава 7

Какая чушь! — воскликнул он, в сердцах сорвав колпак.

В гробу мы все будем равны — и герцог, и дурак…

Эльмин из Тирилля, «Последний сон поэта»

Начало осени, первые дни месяца Винограда — под ногами хрустящим ковром стелются опавшие листья, холода подкрадываются все ближе, уже отираясь у порогов, крестьяне начинают собирать урожай, а все благочестивые прихожане отмечают Священные Проводы. Согласно писаниям, именно в этот день тысячи лет назад бог света Феб объявил войну самим Падшим — темным демиургам, владыкам тьмы и ужаса, чьи настоящие имена забыты и прокляты в летах. Весь род людской неистово молился за Феба, желая, чтобы его поход увенчался успехом, и он как можно быстрее одержал победу — и молитвы были услышаны. Феб низверг Падших в Бездну, хоть и был смертельно ранен, и Проводы один из тех дней, когда люди поминают Отца и благодарят его за жертву, что он принес.

«Но для многих это лишь еще один повод набить животы и залить глотки», — подумал Матиас, сплетая пальцы. Сидя за столом на высоком помосте, он мог обозревать весь зал, внимательно наблюдая за пирующей знатью. Перед ним стояло блюдо с уткой, фаршированной виноградом, и обильно посыпанной душистыми пряностями — дичь уже успела остыть, но Матиас едва ли попробовал хотя бы кусочек. Виночерпий поспешил вновь наполнить опустевший кубок; сделав глоток, Матиас невольно цокнул языком: хоть он и всей душой презирал визрийцев и все, что с ними связано, но в виноделии имперцами не было равных. Напиток был слегка непривычен на вкус, но приятен: едва заметная кислинка придавала интересный тон, а щепоть специй оторачивала аромат.

— Мясо просто великолепно, ваше величество, — с набитым ртом произнес Сириль Русси, первый королевский советник, сидящий справа от Матиаса. — Так и тает во рту. Птица в этом году уродилась на славу. Жирная, еле-еле крыльями машет — хоть руками лови. Помнится, прошлой весной мы с девочками…

Полностью погруженный в собственные мысли Матиас лишь изредка кивал, даже не пытаясь вслушаться в слова Сириля. Матиас никогда не интересовался охотой — собственно, какая разница, каким образом еда попадает в тарелку? — а уж болтовня Сириля волновала его еще меньше. Высокой должностью при королевском дворе круглолицый любитель охоты был обязан плодовитым предкам, которым в свое время удалось породниться едва ли не с половиной знати Фридании; а семейные узы подчас решали вопросы лучше золота. По большей части от Сириля требовалось ставить формальные подписи, развлекать послов и почетных гостей (преимущественно тех, на кого Матиас не желал тратить хоть толику собственного времени), присутствовать на приемах, собраниях, празднествах и заниматься прочими не слишком важными, но довольно утомительными делами. Но если на советах Сириль обычно отмалчивался, лишь изредка пытаясь изобразить участие, то о своих «девочках» — собаках с вытянутыми мордами — и охоте мог говорить долгими часами.

Кажется, Сириль понял, что мысли Матиаса витают где-то вдалеке от псов и загоне дичи, так как теперь первый советник перевел свое внимание на маршала Бруно Герена — высокого худощавого рыцаря с острыми усами, походившими на щетку, что сидел рядом. В отличие от Матиаса Бруно с воодушевлением поддержал беседу, с хрустом ломая крылья птиц длинными кривыми пальцами, и запивая мясо вином из огромного рога.

Слева от Матиаса находилась верховная жрица Беатрис — невысокая женщина примерно его возраста, в скромном белом платье и голубом платке. Она тоже почти не притронулась к мясу, предпочитая тяжелой пище салат из овощей, мед и слабое вино, на две трети разбавленное водой. Пока Сириль и Бруно с воодушевлением обсуждали ловлю зверя на силки, Беатрис вела неспешную беседу о живописи с первым казначеем (а заодно и главой всей королевской канцелярии) Одилоном Дювалем.

Прямо напротив помоста располагалась большая деревянная галерея, что выстроили и расписали специально под праздник. Каждое изображение повествовало о каком-либо событии из жизни богов или святых: от вознесения Феба и Манессы на небеса, до смерти святой мученицы Амарэйнт, убитой во время Бароньей Смуты. Менестрели без устали играли весь вечер — одна мелодия плавно переливалась в другую; флейты, хорумы, лиры и арфы ласкали слух приятным унисоном, но даже музыка с трудом перебивала гомон и шум, стоявший до свода. «Птичий базар, — с презрением подумал Матиас, наблюдая за гостями. — Сними с них шелк, наряди в лохмотья и посади среди свинопасов и прачек — кто обнаружит подмену?».

Он скользнул взглядом по послам из соседних государств, что сидели за самым ближним столом, предназначенным для наиболее важных персон. Делегаты уже достаточно давно гостили в королевском замке, наслаждаясь роскошными покоями, лучшими угощениями и постоянными празднествами, зачастую проводившимися исключительно для их увеселения. Матиас не терял надежды склонить их выступить союзом против Визрийской империи, но пока они так и не пришли хоть к какому-то соглашению, помимо смутных обещаний и пространных разговоров. Но даже это гости преподносили с таким надменными и даже слегка покровительственным видом, что Матиас еле сдерживал в себе желание выгнать их куда подальше, отправив в спину какое-нибудь крепкое выражение, пускай и стыдясь таких мыслей — все же не пристало воспитанному человеку выражаться подобно пахарю.

«Глупцы. Думают, будто сожрав Фриданию, визрийцы остановятся — но нет. Имперцы саранчой пронесутся по всему континенту, оставляя после себя лишь пепел». Признаться, в приготовлениях к празднику Матиас с трудом сдержался от искушения посадить заклятых «союзников» со слугами, а потом извиниться за ошибку и вернуть послов в общий зал — шутка, конечно, была бы грубоватой, но забавной; однако Реджис сумел отговорить Матиаса от этой затеи, чем тот сейчас была даже рад. Не стоит опускаться до их уровня, он куда выше такой низкой мести.

Рядом с послами сидела высокая женщина с хищным лицом и тугой золотой косой, спадающей на грудь. Герцогиня Арлет Гарсот, вдова погибшего на войне Неля Тома, с чьим братом Матиас не так давно имел «удовольствие» вести беседу. Как ни странно, Гарсот почтила двор своим присутствием — Матиас был уверен, что она отвергнет приглашение. До Матиаса доходили слухи — точнее, их приносил Реджис — что Арлет отчего-то винит Матиаса в смерти мужа. Что за вздор? Нель выполнял свой долг, как и все те, кто встал против визрийцев, и уж если кого и следовало ненавидеть, так это иноземцев.

Госпожу Гарсот трудно было не заметить: одетая во все зеленое — от туники, нарочито небрежно подвязанной тонким поясом, и до ободка с поблескивающим изумрудом — выглядела она распустившейся лилией среди раскинувшихся вокруг красных, желтых и лиловых цветов, тем более, что ростом не уступала даже самым высоким мужчинам. Поймав взгляд Матиаса, Арлет приподняла бокал и поднесла к губам, а получив в ответ легкий кивок, вновь вернулась к беседе с делегатами.

За тем же столом также присутствовал герцог Дотэ вместе с супругой и старшим сыном, несколько магистров ордена Святых Мечей, наиболее богатые купцы, члены городского совета Контелесса — столицы Фридании — и другие почетные гости. Не хватало лишь Алана Лефевра — но, то неудивительно с его новыми «друзьями» — и Эрбера Отеса, которого, как сообщил гонец, поразила тяжкая хворь. Оставшиеся столы были заняты графами, баронами, виконтами и прочей знатью помельче; а также рыцарями, рядовыми Мечами и другими гостями, что были не так важны, чтобы сажать их за первые столы, но и не настолько ничтожны, чтобы отказывать им в приглашении.

Разнообразные блюда сменяли одно другое — бараньи ноги с черносливами, оленье рагу под винным соусом, супы из улиток и крольчатины, печеные яблоки фаршированные медом и орехами, нежнейшие фруктовые пирожные; но вот наступила пора развлечений: зал наполнили жонглеры, шуты, трубадуры и прочие артисты, что принялись ходить меж столами, веселя гостей и внося свою долю в общий гомон.

За лицедеями безмолвными тенями скользили слуги, меняя приборы и полотенца, поднося наполненные графины или чаши для мытья рук. Матиас был уверен, что каждый второй из слуг — если не все разом — соглядатай Реджиса, между делом улавливающий любое неосторожное слово, смешок или косой взгляд. Многие люди, развязав себе язык выпивкой, говорят куда более смелые вещи, чем решились бы на трезвую голову. И практически никто не обращает внимания на виночерпия, что в это время стоит за спиной с кувшином в руках.

«А зря».

За одним из столов между двумя молодыми аристократами, чьи имена Матиас не смог бы вспомнить даже под страхом смерти, сидел мужчина средних лет с орлиным профилем и прямой спиной. Судя по длинному почти до пят одеянию, напоминающему платье для сна, и смуглой темно-оливкой коже — гость из далекого Арракана. Незнакомец явно был в фаворе, удачно влившись в новое окружение — едва он замолкал, припадая к кубку, как мужчины, сидевшие вокруг, едва ли не падали со скамей от хохота, утирая слезы, почтенные женщины качали головами и хмурили брови, пряча улыбки за платками и веерами, а юные девушки не отрывали зачарованных взглядов от остроумного чужеземца.

«Коль разум мутен, час пришел, пора нырнуть мне вглубь. И лишь допив вино, пойму — на дне бокала с каплей остается суть…» — в памяти Матиаса вдруг всплыли строфы стихотворения одного арраканского поэта и философа, чьими работами он зачитывался в юности. Помнится, в свое время и сам Матиас исписал немало пергамента… Хвала богам, немного повзрослев, у него хватило ума вовремя избавиться от своих вирш, отправив их туда, куда им было самое место — в огонь.

Бруно в очередной раз опустошил рог и криком подозвал к себе виночерпию. Пока служанка суетилась с графином, Бруно подтянул к себе тарелку с цельным гусем и застучал по столу, призывая к тишине. Матиас взглянул на раскрасневшееся лицо Бруно, чей лоб покрыла испарина — со своим крючковатым носом и круглой головой с проплешью, торчащей на длинной тонкой шее, он напоминал огромного стервятника. Наконец, завладев всеобщим вниманием, Бруно схватил в руки гуся, закапав котту жиром, поднял птицу над головой и прокаркал:

— Тишину мне! Сегодня — священный день, а значит, время давать священные обещания. Я клянусь пред богами, что когда я вернусь в этот замок в конце зимы, вы увидите на моей пике голову Черного Принца, этого трахнутого козлом изменника. А если я совру, то провалиться мне в бездну ко всем Падшим. За короля!

С этими словами Бруно грохнул гуся обратно на блюдо, выхватил с пояса огромный нож и пронзил птицу насквозь. Разгоряченные гости, многие из которых по части выпивки не отставали от Бруно, с воодушевлением поддержали его слова, выкрикивая проклятия в сторону мятежников и славя Матиаса.

Но не все. Несколько человек остались предельно равнодушны к речи Бруно, так и не оторвавшись от чарок и разговоров; кто-то обменивался косыми взглядами, а некоторые и вовсе не скрывали кривые ухмылки. Смеялись ли они над напыщенностью слов Бруно или над их смыслом? Кто знает… Арраканец наблюдал за Бруно с нескрываемым любопытством, поглаживая острую бородку, а вот Арлет напротив, даже не подняла взгляд в сторону помоста, хоть Бруно всю свою тираду жадно пожирал вдову глазами.

Немудрено. Немногие мужчины оставались равнодушны к Валлонской Орлице — столь громкое прозвище Арлет получила еще в юности, разбив кувшин с водой о голову особо настойчивого ухажера — что слыла первейшей красавицей Фридании; помнится, не успела она отметить двенадцатые именины, как к отцу Арлет выстроилось столько женихов, что поставь их одного за другим, первый обивал бы порог владений семьи Гарсот, а сапоги последнего омывали бы морские воды. В числе потенциальных женихов был и Бруно — тогда еще простой рыцарь без земель и титула маршала. Но отец Арлет предпочел скрепить союз с домом Тома, и вскоре Нель и Арлет дали перед богами супружеские клятвы.

Может, наследник семьи Тома не умел владеть копьем, но умом жалил не хуже меча, не снискал славы искусного всадника, но превосходно ладил со всеми вассалами, одним своим словом прекращая любые распри. При том Нель был мягок, ладен и чурался как сглаза любого намека на интриги или сплетни. Как жаль, что брат его, увы, был совсем другой породы…

–… ваше величество?

Моро вздрогнул и повернул голову к Беатрис. Ее золотой медальон сверкал под свечными люстрами, а лицо — которое, не смотря на возраст, едва-едва покрывали морщины, в основном скопившиеся в уголках ореховых глаз — выражало истинную озабоченность.

— Прошу прощения, ваше высокосвятейшество, — Матиас склонил голову. — Кажется, я слишком ушел в свои мысли.

— Пустое. Я слышала, что в последнее время вам нездоровится, — Беатрис заботливо дотронулась до ладони Матиаса. — Может быть, я пришлю ко двору несколько Посвященных из Съеля? Уверяю — лечить они умеют не только раны, но и душевные недуги.

«Увы, единственное лекарство, которое мне сейчас поможет — снадобье от предательства», — подумал Матиас, но вместо этого изобразил широкую улыбку:

— Благодарю, но не думаю, что из этого выйдет толк. Даже Посвященные бессильны перед подагрой — боги, казалось, я испробовал все средства, что может предложить сегодняшняя медицина. Отвары, припарки, мази и травы… Боюсь, когда-нибудь этот недуг сведет меня в могилу.

— Все мы можем лишь молиться, что ваши опасения не сбудутся, — хоть Беатрис и улыбалась, тон ее был предельно серьезен. — Второго удара мы не переживем, — она бросила взгляд в сторону пирующей знати. — Цепь, потерявшая звено с краю, становится чуть короче, но если она разорвется посередине…

Беатрис умолкла, но Матиас и сам прекрасно понимал, к чему она клонит. Вся страна сейчас напоминала промасленную пачку хвороста — лишь одной искры хватит, чтобы костер взыграл до небес. Гибель короля и огромные потери средь армии заметно ударили по духу фридов. Да, пускай визрийцы захватили лишь несколько приграничных крепостей и сожгли пару деревушек, но жители соседних селений не стали ждать, пока захватчики придут в их дома, и вскоре после поражения Лоренса вглубь страны потекли целые вереницы беженцев, которым нужно было предоставить кров и пищу. А чтобы не помереть с голода — а то и просто от жажды наживы — многие из бродяг сбивались в целые сворища, занимаясь грабежами и разбоями. Казна в долгах по самую шею — аристократам, ордену, церкви, соседним странам, всем, кому только можно — а все более высокие налоги и пошлины заставляют роптать как простолюдинов, так и знать.

Матиас всмотрелся в пламя свечи, плачущей воском, и будто бы воочию увидел, как поселки разоряют разбойники и чудовища, города пылают под факелами чужеземцев, пока фриды вгрызаются друг другу в глотки за лишний кусок, а разоренные замки и храмы стоят безмолвными некрополями…

— Вас что-то беспокоит, мой король?

«Проще сказать, что меня не беспокоит». Сделав глоток и ощущая, как вино наполняет живот приятной теплотой, Моро вдруг пошутил:

— Разве что ваше благолепие.

— Ах, вы все тот же романтик, — лукаво подмигнула Беатрис и внезапно обвила рукой его локоть. — Сколько лет мы знакомы, Матиас?

— Лучше и не вспоминать, — усмехнулся он.

Перед ним точно картины всплыли давние воспоминания: палящее солнце месяца Жатвы — или Плодов, здесь Матиас мог ошибаться — провинция Фрид-Конт, город Съель. Он — худощавый чуть согбенный юноша с пушком на щеках, простой викарий, прибывший в помощь местной епархии. Она — молодая девушка с копной каштановых волос и вечно озорной улыбкой. Посвященная, только-только получившая бронзовый медальон. Матиас при всем желании не мог припомнить, при каких обстоятельствах они впервые заговорили — но сколько же времени они провели в прогулках, споря о толкованиях святых, обсуждая труды богословов или же просто наслаждаясь дивной погодой. А уж тот день, когда они, затаив дыхание, наблюдали за ярко-багряным закатом, сидя на берегу реки…

Но Матиас быстро отогнал от себя внезапно нахлынувшую ностальгию — что толку вспоминать дела минувших дней, когда сегодняшние несут лишь дурные вести. Осушив кубок, Матиас жестом подозвал слугу и откашлялся, не зная, как начать тяжелый разговор. Он понимал, что Беатрис, скорее всего, откажется отлучать предателя от церкви — но Матиас должен хотя бы попытаться убедить ее принять столь непростое, но важное решение.

— На самом деле, у меня к вам довольно серьезная просьба… точнее, предложение, — поправил сам себя Матиас; как-никак, он король, а оные никогда ничего ни у кого не просят.

— Прямо во время празднества? — подняла брови Беатрис. — Не лучше ли оставить все дела до завтра?

— Вы считаете, что завтра…

— Я знаю, сколь тяжкий груз пал на ваши плечи, но сегодня у вас есть редкий шанс забыть о заботах хотя бы на один вечер, — Беатрис похлопала Матиаса по ладони и улыбнулась. — Королям тоже нужен отдых.

Матиас некоторое время колебался, глядя на Беатрис, но потом сдался, слегка расслабился и вновь припал к кубку. Действительно — еще одна ночь ничего не решит, поэтому Матиас отогнал от себя тяжелые думы, пускай и ценой немалых усилий, и принялся обсуждать с Беатрис какие-то пустяки.

Многим позже, давно за полночь, Матиас шел в свои покои в сопровождении слуг. Несмотря на поздний час, празднество и не думало заканчиваться — напротив, каждый бочонок вина, что слуги выкатывали из погребов, встречался с огромным воодушевлением. Безусловно, правила приличия требовали, чтобы хозяин провожал всех гостей до последнего лично — но законы гостеприимства легко мог соблюсти и Сириль, тогда как глаза Матиаса уже слипались. «Хоть какая-то польза от этого болвана», — подумал Матиас, отпустил слуг и зашел в спальню.

Он присел на кровать и с трудом снял туфли — распухшие ступни ныли так, будто Матиас пешком обогнул половину континента. Но не успел он стянуть перстень, как из коридора послышался вскрик и глухой звук, будто кто-то уронил на пол мешок с мукой. Скрипнула дверь — и Матиас увидел, как в спальню скользнул один из стражников, что охраняли его покои.

— Что-то случилось? — нахмурился Матиас.

Ничего не ответив, стражник шагнул в его сторону, и у Матиаса вдруг пересохло во рту — только сейчас в свете ламп он увидел, что лицо мужчины закрывает шарф, обнажая лишь темные глаза, а в руке поблескивает кинжал.

Матиас кинул в убийцу одну из подушек, однако он лишь отмахнулся от нее, словно от мухи, и бросился к кровати. Но Матиас — который сам не ожидал от себя такой прыти — успел ухватить стилет, что лежал на тумбочке. Неловкий взмах хоть и заставил незнакомца отшатнуться, но даже не оцарапал. В следующий момент Матиас еле-еле успел перехватить руку душегуба — лезвие, метившее прямо в сердце Матиаса, задрожало в ногте от его груди. Несколько мгновений Матиас отчаянно боролся за свою жизнь, но силы, увы, были слишком неравны.

Тяжелый кулак ударил его в подбородок — Матиас упал на кровать, но не ослабил хватку, мысленно взывая на помощь богов. Следующий удар прилетел ему в висок — в голове словно разом забили тысячи колоколов, а перед глазами запрыгали цветные пятна. Матиас выпустил руку убийцы, но успел скатиться на пол — и вместо живой плоти лезвие вспороло пуховую перину

От порога раздался пронзительный вопль — юная служанка уронила поднос с посудой и с криками выбежала в коридор. Незнакомец на мгновение замешкался и оглянулся на дверь — и в том Матиас увидел свое спасение. Он кое-как вскочил на ноги и бросился в коридор, позабыв даже о больной ноге, однако крепкая рука ухватила его за мантию. Матиас оглянулся и поднял перед собой руки, будто надеясь, что они остановят сталь, но…

Следующие несколько мгновений показались Матиасу вечностью. Зажав руками бок, он безучастно смотрел на то, как ткань котты быстро чернела от крови. Крики, топот и голоса раздавались откуда-то издалека, будто кто-то залепил ему уши воском. Матиас потом медленно осел на пол, и последнее, что он видел, перед тем как опуститься во тьму была хохочущая черная маска, отплясывающая тенью на стене.

Глава 8

… стрыга же есмь одно из самых опаснейших созданий, что можно повстречать на своем пути, ибо не бездумная тварь она; силой сие чудовище превосходит несколько мужчин, а коварством — десять женщин. Помимо мощи звериной владеет стрыга чернокнижием, позволяющей ей тенью скрываться средь людей, до последнего не выдавая свой истинный облик.

Существует поверье, что стрыга — ведьма, продавшая собственную душу в обмен на вечную жизнь. Дабы получить желаемое, колдунья должна принести в жертву самое ценное — своего первенца, притом сделать это сразу же после его рождения, едва маленькая грудь поднимется в первом вдохе.

И если владыки тьмы услышат зов чародейки и примут сей дар ужасный, то тотчас заберут себе душу магички, заменив ее неутолимой жаждой крови.

Выглядит стрыга как юная девушка, да столь прекрасная, что лишь взглянув на нее, любой мужчина теряет дар речи.

Используя собственную красоту и чудесие, стрыга заманивает несчастных в свое логовище, дабы удовлетворить собственную похоть, терзающую ее черную душу, а потом напиться крови людской; но не брезгует тварь не только мужчинами, но девушками и даже детьми.

Оставшись без пропитания, стрыга дряхлеет на глазах, превращаясь в изгорбленную старуху, но может ли она умереть от голода, увы, доподлинно неизвестно.

Убить стрыгу можно либо обезглавив, либо пронзив насквозь оба сердца, одно из которых сродни человеческому, а второе — приобретенное после сделки с нечистой силой — находится чуть выше желудка; но лучше сделать и то, и то, а опосле сжечь останки твари, рассеять пепел по ветру и раскидать ее кости по разным местам, дабы не смогла она восстать сызнова…

К счастью, чудище сие довольно редко; и восхвалим Богов, чтобы так оно и оставалось…

Святой Иоанн, «Бестиарий или же описание порождений тьмы»

Мелэйна увидела его холодным весенним утром, кутаясь в легкий плащ, полы которого набухли от росы — худая фигурка, скрюченная на огромном коне, которого вел под узды один из воинов ордена. Мелэйна вместе с прочими послушницами столпились во дворе храма, глядя на то, как Мечи распрягают коней и перекидываются шутками в предвкушении скорого отдыха. На своего пленника они обращали внимания не более, чем на лежащий под ногами камень — попирая юношу бранью и зуботычинами, пока он неловко слазил с лошади. «Еретик, — прошептала подруга Мелэйны Фебиан, стоявшая рядом. — Единобожец. Я слышала, у него в лавке нашли запрещенные книги…».

Несколько особо юных послушниц, услыхав ее слова, поспешно осенили себя полукругом и поспешили прочь, будто бы сам вид богохульника мог заразить их лживыми учениями. Главная жрица и аббатиса как раз вышли наружу и спешили приветствовать гостей, тогда как остальные понемногу начали расходиться — звон колокола созывал всех на утреннюю трапезу.

«Пошли, — Фебиан тронула Мелэйну за плечо. — А то опять опоздаем». Но уже ступив на ступени храма Мелэйна чуть задержалась — она не могла оторвать взгляда от худого сгорбившегося парня, так ни разу и не поднявшего голову. Длинные космы, сбившиеся в колтуны, были серо-бурыми от грязи, разбитые губы затянулись сплошной кровавой коркой, а на лице красовалось несколько огромных лиловых синяков.

Юноша повернул голову и Мелэйна невольно вздрогнула от его пустого взгляда, в котором не читалось ни страха, ни усталости, ни боли — только холодная обреченность. И тут… парень вспыхнул как факел! Пронзительно закричав, он упал на землю и принялся кататься, пытаясь сбить пламя, но тщетно — уже через мгновение одежда на нем превратилась в дырявые лохмотья, а кожа вздулась огромными пузырями.

Мелэйна в отчаянии огляделась, но, казалось, лишь она одна видела эту ужасную картину — ни прочие жрицы, ни Мечи не обращали внимания на вопли несчастного. «Помогите ему!» — попыталась крикнуть Мелэйна, но не смогла вымолвить и слова. На последнем издыхании пленник протянул к ней руку, будто бы моля о помощи — в ноздри ударил запах горелой ткани и, опустив глаза, Мелэйна увидела, как язычки пламени скачут на ее мантии…

Мелэйна открыла глаза и резко поднялась на постели. Оглядевшись и увидев вокруг себя гостевую комнатку таверны, она с шумом выдохнула и обняла себя за плечи, пытаясь унять дрожь. Мелэйна присела на кровати, коснувшись голыми ступнями деревянного пола, и потрогала простынь — грубая ткань пропиталась потом насквозь, хоть бери и выжимай. Подойдя к бадье, Мелэйна несколько раз сполоснула лицо и вгляделась в мутную воду — ее скулы казалось, вот-вот разрежут кожу, а круги под глазами были будто нарисованы углем; да уж, выглядит она еще хуже, чем думала…

Стараясь не вспоминать ночной кошмар, она оделась и спустилась вниз. Зал был практически пуст — лишь за столом у лестницы сидел пожилой мужчина, неторопливо поглощающий густую кашу вприкуску с вареными яйцами и хлебом, да дочь хозяина харчевни безуспешно пыталась оттереть от стола въевшиеся пятна, а в самом дальнем и темном углу сидел Стефан — угрюмый и нахохлившийся, словно мокрый птенец.

— Доброе утро, — зевнула Мелэйна, усаживаясь рядом.

В ответ тот лишь одарил ее тяжелым взглядом и что-то пробурчав себе под нос — немудрено, после того, что ему пришлось вчера пережить; да и последняя кружка пива явно была лишней, хоть большая часть ее и осталась у него на рубахе. Заказав у сонного кормчего жареного ерша, пару кусков хлеба и графин разбавленного вина, Мелэйна вновь обратилась к Стефану.

— А где Джейми?

В ответ она услышала еще более невнятные звуки. Поняв, что Стефан пока что не в настроении разговаривать — что большая редкость, так как обычно он молол языком без продыху — Мелэйна стала дожидаться завтрака, попутно попытавшись расчесать спутавшиеся волосы деревянным гребнем. Но не успела она закончить ни с тем, ни с другим, как в корчму вернулся Джейми и под причитания Стефана поволок его и Мелэйну в кузницу, пока — редкое событие! — в их карманах гуляло серебро, а не ветер; после же, проходя мимо местного рынка, Мелэйна еле-еле смогла уговорить друзей пройтись вдоль лотков и повозок, чтобы купить новую одежду. То, что они носили в последние месяцы, и на тряпки в хлев сгодилось бы с трудом, но вот Джейми и Стефан явно были противоположного мнения. Первому, судя по всему, было вообще наплевать на свой костюм, хотя его штаны уже больше походили на жеваную мочалку, а Стефан, который, в общем-то, и сам иной раз был не прочь принарядиться, просто жал потратить лишний простак.

Последующие три дня прошли один за другим и не сильно отличались друг от друга. Днем все трое гуляли по Мьезе, наслаждаясь суетной городской жизнью и глазея по сторонам, а посмотреть было на что — жители вовсю готовились к Священным Проводам и весь город гудел, как встревоженный улей. Публичную площадь уставили столбами, помостами, сценами и шатрами; бюргеры украшали жилища цветастыми тряпками, трещотками и венками; проповедники с утра до ночи вели службы прямо на улицах, так как даже самая крупная церковь не могла принять всех желающих, а вскоре в город прибыла шумная ватага артистов и музыкантов всех мастей.

Вечера же их троица проводила в таверне, зачастую засиживаясь то ли до поздней ночи, то ли до раннего утра. Стефан пребывал в на удивление благодушном настроении, видимо, опьяненный мелькавшими перед его носом монетами, и за все время не проронил ни слова жалобы и не затеял ни единой склоки, хоть и не стеснял себя в выпивке. Джейми тоже был спокоен, пускай за кружкой не отставал от друга. Впрочем, на памяти Мелэйны он никогда не начинал ссору первый, но и не давал спуска. Однако редкий кабацкий драчун, обшаривающий помутневшими глазами соседние столики в поисках нового соперника, осмеливался слишком долго смотреть в глаза Джейми — признаться, даже самой Мелэйне иной раз было не по себе от его холодного взгляда, хоть она и знала, что Джейми и в мыслях не сделает ей ничего дурного.

Казалось, им в кои-то веки улыбнулась удача — хотя Стефан выражался куда более прямо и грубо — но все же… Все же, Мелэйну не отпускало дурное предчувствие; и чем ближе становились Проводы, тем более усиливалась тревога. Кошмары тревожили ее каждую ночь, заставляя просыпаться по три-четыре раза за ночь на мокрой подушке; и вдобавок к тому дню, что раз и навсегда перечеркнул ее жизнь, иногда ей виделось нечто другое — наутро Мелэйна не могла и припомнить, что ей снилось, но она с содроганием вспоминала тот животный ужас, что сковывал ее цепями…

Признаться, Мелэйна уже раздумывала отговорить друзей от этой охоты — хоть она бы с трудом могла объяснить и сама себе, что же ее тревожит — но пока она колебалась, наступил тот самый вечер. Никто и не заметил, как около стола возник невзрачный пожилой мужчина, кутавшийся в серый плащ. Даже рассматривая его в упор, Мелэйна с трудом могла бы описать старика — такое впечатление, что он исчезал лишь стоит отвести от него взгляд — походя, Стефан шепнул ей, что перед ними слуга мэра Мьезы. Выйдя из таверны, старик повел их по хитросплетению городских переулков и улочек, уводя все дальше от центра, где уже вовсю шел праздник — даже здесь были слышны веселый гомон, смех и песни, а ночь разрезали всполохи высоких костров.

— Плыть ночью — не к добру, — поежилась Мелэйна, припоминая свои сны.

— Да за такие деньги я с завязанными глазами любому страшилищу задницу надеру, — хмыкнул Стефан.

— Не надерешь, если не увидишь, — заметил Джейми, но его слова нисколько не сбавили боевой настрой Стефана.

Спустя некоторое время они добрались до пристани. Слуга исчез также незаметно, как появился. Стефан недоуменно огляделся, однако не успел он открыть рот, как из тени большого дерева под свет луны вышел парень с жидкой бородкой, клочками покрывающей узкое лицо, а за ним показалось еще семеро мужчин — шестеро вооруженных воинов в кольчугах и гамбезонах, да какой-то старик, жавшийся за их спинами.

Взглянув на медальон Мелэйны, юноша сделал элегантный поклон, выставив вперед ногу и взмахнув перед собой шляпой из беличьего меха, что украшало огромное перо. Потом он поднял голову и скользнул равнодушным взглядом по Джейми и Стефану, словно перед ним было пустое место, и вновь устремил взгляд на Мелэйну. Возрастом незнакомец едва ли был старше, но лицо его выражало нескрываемое превосходство; выглядел он как надменный учитель, окруженный стайкой шкодливых детей. Стоявший около Мелэйны Стефан пробормотал несколько слов, самое приличное из которых было «индюк».

— Я — Ивон Гуртьер, младший сын барона Андрера Гутьера, двоюродного племянника герцога Эрбера Отеса. А это, — Ивон небрежно кивнул за плечо, — мои люди.

Мелэйна заметила, что при его словах солдаты переглянулись и один из них, с луком на плече, скривился и сплюнул на доски.

— Пойдемте, нас уже ждут пришвартованные лодки, — продолжил Ивон. — Вы, двое, можете обращаться ко мне «Ваша милость», а вы, сестра, — он улыбнулся Мелэйне, — просто по имени.

— Как скажешь, «твоя милость», — кивнул Стефан, и, проходя мимо Ивона, нарочито неуклюже изобразил поклон, ухватившись большими и указательными пальцами за полы куртки, чем вызвал громкий смех среди наемников.

Джейми проследовал за Стефаном, не удостоив изрядно смутившегося и явно раздосадованного Ивона даже взглядом, Мелэйна же сложила ладони и тоже поклонилась Ивону, чем слегка скрасила его досаду. Не стоило попусту обижать человека — не его вина, что он был так воспитан.

Пока новые знакомые вели их троицу к лодкам, Мелэйна успела немного рассмотреть Ивона: расшитый дублет Гутьера был изрядно поношен и украшен заплаткой на локте, кожа на башмаках потрескалась, а на пальцах не было ни единого перстня. Единственное, что выдавало в нем принадлежность к высшим кругам — богато украшенный эфес изящного меча, висевшего на поясе.

Младшим сыновьям в дворянских семьях редко позволяли претендовать на наследство, и лучшее, на что можно они могли рассчитывать, это пойти на военную службу к аристократам побогаче, получить место в храме, стать каким-нибудь чиновником или — для совсем уж лихих голов — сколотить шайку головорезов, наводя ужас на деревни и села. Младший сын барона — громкий титул для простолюдинов, но за душой ни денег, ни земель, ни войск. Неудивительно, что Ивон чуть ли не из штанов выскакивает, пытаясь показать каждому встречному свое превосходство, пускай и занимает в семейной иерархии не самое завидное положение.

Пока наемники рассаживались на соседней лодке, споря о том, кому грести, Ивон и старик сели вместе с Мелэйной и ее друзьями. Ивон сразу же скрестил руки на груди, видимо, показывая, что не собирается и притрагиваться к веслам, чем заслужил уничижительный взгляд Стефан, которым он обычно смотрел в кружку с чрезмерно разбавленным вином. Мелэйна же взглянула в сторону острова, но не смогла ничего увидеть из-за густого молочного тумана, что устлал черную гладь озера пуховой периной. Что же их там ждет?

Джейми и Стефан оттолкнули лодку от причала и острая корма принялась беззвучно разрезать темные воды. Вокруг стояла полная тишина, которую нарушали лишь еле слышно переговаривающиеся наемники, плывшие где-то по левую руку, удаляющийся шум охмелевшего города и плеск весел. Но вот Стефан, пыхтя и отдуваясь, посмотрел на старика, сидящего позади Мелэйны, и прервал молчание:

— А тебя-то за каким хером с нами понесло? Жить скучно стало на старости лет?

— Я — Мишель, господин. Мой дед, упокой боги его душу, был подмастерьем у архитектора, что планировал отстроить замок, — торопливо ответил старик слегка виноватым тоном, будто бы извиняясь за свое присутствие. — Еще мальчишкой я многими вечерами разглядывал карты и схемы крепости, да так, что выучил их назубок, а сторонний человек там может и заплутать.

Мелэйна вдруг почуяла какой-то резкий запах. Похоже, не она одна — Джейми с шумом втянул воздух и громко чихнул, а Стефан поморщился и сплюнул за борт.

— Чем воняет? Это ты ветра пускаешь, старик?

— то ожерелье из чеснока, — ответил Ивон, вытащив из-под одежды едко пахнущую связку белых головок, и снисходительно покачал головой. — Даже дети знают, что он отпугивает любую нечисть.

Стефан и Джейми громко фыркнули, и даже Мелэйна не смогла сдержать улыбки, хоть и спрятала ее за рукавом. Амулеты и талисманы, зелья и пучки высушенных трав, мази и жезлы — предрассудки крепко пустили корни в сознание людей, и многие видели в этом возможность неплохо поживиться, сколачивая целые состояния на суеверных людях. Скажем, микстура, способная отвратить любое заклятье, как правило, оказывалась смешанным с перцем сидром, а стебли мандрагоры — сорняками с ближайшего огорода.

Безусловно, многие поверья возникли не просто так — но вряд ли обычный человек может отделить зерна от плевел. И, увы, нередко это приводило к печальному исходу — помнится, один раз Мелэйне, Джейми и Стефану довелось разыскивать одного крупного ремесленного, который свято был уверен в том, что вывернутая наизнанку шапка без труда поможет ему пройти мимо болотников, облюбовавших местные топи. Что иронично, пускай и грустно — найти удалось только запачканный кровью убор.

— Я сказал что-то смешное? — нахмурился Ивон.

— Чудища срать хотели на твои овощи, хоть задницу себе ими нашпигуй, — ответил Стефан. — Ну, если только ты не желаешь преподнести им себя сразу с приправой.

— Вот как? — хмыкнул Ивон. — А ты, видно, знаток в подобных делах? Может быть, и соль, рассыпанная на пороге дома, не помогает против кровососов, а железо не спасает против фейри?

— Фейри — сказки для детишек, — уверенно заявил Стефан, — но вот про железо ты, как ни странно, прав. От чудовищ помогают сталь и огонь — отруби башку твари, раскромсай ее тело на сотню кусочков и сожги останки, вот тебе и вся наука. А при виде соли или чеснока они разве что от смеха сдохнут, прежде чем тебя слопать.

Ивон ничего не ответил, смерив Стефана недоверчивым взглядом, и демонстративно отвернулся в сторону, видимо, подумав, что над ним попросту насмехаются. Некоторое время они плыли молча, как вдруг Ивон нахмурил брови и положил руку на рукоять меча, вглядываясь в озеро.

— Чеснок за борт обронил? — с невинным видом спросил Стефан.

— Под нами что-то проплыло, — ответил Ивон и наклонился за борт, почти щекоча пером черную воду. — Какая-то крупная рыба… или коряга.

По левую руку от них раздалось несколько криков и щелчок спущенной тетивы. Стефан выругался, а Джейми одной рукой выпустил весло, ухватил Ивона за ворот и с силой дернул, почти уронив «его милость» на дно лодки.

— Не высовывайся, — проворчал Джейми. — В глубине может скрываться накер или рыболюд.

— Не смей указывать мне что делать! — вспыхнул Ивон. — И уж тем более не трогай меня своими грязными руками. Я — сын барона Гутьера и…

— Если тебя какая чудотень под воду утащит, ей будет глубоко по херам, благодаря чем шарам ты появился на свет, — Стефан довольно ухмыльнулся над своей же шуткой. — Мы за твоей золотой задницей нырять не будем, если что. Нам за это не платили.

— Да как смеешь, ты… — ноздри Ивона раздулись от гнева.

Он приподнялся на скамье и схватился за ножны — Стефан бросил весло и тоже положил ладонь на рукоять меча, а вот Джейми даже не шелохнулся, глядя на разъяренного Ивона спокойным, но тяжелым взглядом. Однако Мелэйна знала — если Ивон обнажит клинок, то вряд ли успеет хотя бы замахнуться для удара. Необходимо вмешаться, пока склока не закончилась кровью.

— Мы не раз сталкивались с различными отродьями тьмы, Ивон, — Мелэйна протянула руку и дотронулась до его рукава, надеясь пробудить в нем хоть толику благоразумия. — У нас с вами одна цель — найти господина Отеса и его людей, и нам нет нужды обнажать мечи друг против друга. Джейми и Стефан просто заботятся о вашей безопасности, у них и в мыслях не было хоть словом, хоть делом оскорбить вас. Правда, Стефан? — с нажимом произнесла девушка.

Тот лишь скорчил гримасу и вновь взялся за весло, что-то проворчав себе под нос. Ивон же с шумом выдохнул, покосился на медальон Посвященной и нехотя уселся обратно на скамью. Богиня, хорошо, что у этих двоих хватило разума не раздувать свару дальше — еще не хватало устроить драку прямо посреди озера; и если даже под ними и впрямь проплыла лишь рыба, а не какая-нибудь тварь, то вот вылавливать из воды кого-то посреди ночи, да еще при таком тумане, могло стать проблемой.

Джейми поймал взгляд Мелэйны — она только покачала головой, как бы говоря: «Он всего лишь глупый напыщенный мальчишка». В ответ Джейми только пожал плечами: «Продолжит в том же духе — станет мертвым мальчишкой».

— Рыболюдов в здешних водах сроду не видали, господины, — послышался робкий голос Мишеля. — Всяк знает, что эти твари токма в морских водах водятся. Может, в заливе каком они и есть, а в нашем озере — вряд ли.

Несмотря на слова старика, Стефан на всякий случай взвел арбалет и положил его себе на колени, причем так, что оружие уставилось в сторону Ивона. Мелэйна не могла сказать, сделал ли Стефан это нарочно или случайно, но вот Ивон, бросив взгляд на болт, нацелившийся прямо на его естество, нервно сглотнул — Мелэйна же с укором посмотрела на Стефана, но он в ответ невинно захлопал глазами, будто не понимая, в чем дело.

Остаток пути прошел напряженном молчании. Даже если где-то в озере и водилась какая-то нечисть, она больше не давала о себе знать, и вскоре из тумана показался остров. Почти подплыв к берегу, Джейми и Стефан выскочили в воду, очутившись в ней по колено, ухватили суденышко с двух бортов и принялись тащить его на сушу. Наемники, причалившие чуть раньше, тут же поспешили на помощь и, когда лодка прочно осела на земле, Ивон спрыгнул за борт и подал руку Мелэйне, что старалась не обращать внимания на скабрезные гримасы Стефана, которые он выделывал за спиной Ивона. Что ж, хотя бы в манерах ему не откажешь.

Мелэйна бросила взгляд на видневшуюся вдалеке крепость. Замок походил на огромную пятерню с обломанными пальцами. Руины некогда величественного сооружения находились почти посередине острова на крутом холме, а путь до него лежал сквозь густую рощу. Наемники зажгли несколько факелов и передали один из них Джейми; Мелэйна, конечно же, могла осветить дорогу, произнеся всего несколько слов, но, немного подумав, решила поберечь силы, на случай если они вдруг понадобятся для чего-то более серьезного. К тому же, в последнее время каждая крупица ее веры была на вес золота…

— Взгляните, — вдруг произнес Джейми, не успели они двинуться в путь.

Чуть поодаль от них находилась чья-то вытянутая узкая лодчонка с зияющей дырой на борту. Подойдя к суденышку вслед за остальными, Мелэйна невольно вздрогнула, увидев на дне худого мужчину с длинными волосами — его штаны и белье были спущены почти до колен, горло разодрано, из живота свисали длинные красные нити, но на лице, что походило на маску, застыла жуткая неестественная улыбка, обнажающая щербатые зубы и вырванный почти с корнем язык.

— Так что это и есть ваш граф? — хмыкнул Стефан. — Самые легкие деньги в моей жизни.

— Господин Отес не граф, а герцог. И это не он, — протянул Ивон и попятился, пока его лицо медленно сливалось с его же дублетом цвета молодой листвы.

— Это Жорен, господа, — пробормотал Мишель, вытягивая голову из-за спины наемников. — Местный рыбак. Что ж за чудище такое сотворило…

Джейми, Стефан и Мелэйна уже знали ответ — стрыга. Мелэйна огляделась, точно думая, что тварь может находиться где-то неподалеку, наблюдая за ними, но увидела лишь расползающиеся в разные стороны тени да темную воду, блестевшую под луной.

— Это голозадая постаралась, я вам точно говорю, — Стефана передернуло, когда он, видимо, представил себя на месте этого несчастного, а потом, заметив недоумевающие взгляды наемников, пояснил. — Стрыга.

— Твою ж… — один из воинов сплюнул через плечо и осенил себя полукругом. — Так она может и герцога уже того…

— Пока не увидим тело — не узнаем, — пожал плечами Джейми и отошел от лодки.

— Пойдемте, — старик засеменил сторону рощи. — Лучше поспешить, если боги благоволят нам, мы еще можем спасти его сиятельство.

Через короткое время все они уже шли мимо скрюченных, почти осыпавшихся деревьев. Под ногами шелестели рассыпанные по земле листья, сминаемые сапогами в мелкую кашу, вокруг стрекотали какие-то насекомые и изредка доносились выкрики птиц. Мелэйна вдруг заметила, что большинство деревьев — если не все — были словно поражены какой-то хворью: сухие стволы перекосило вкривь и вкось, изломанные ветви напоминали паучьи лапы, кора была покрыта бесформенными пятнами, а листья — ломкие и жухлые — походили на старый пергамент; всем своим видом роща напоминала толпу сгорбленных больных стариков. Дурной знак.

Впереди шли наемники, за ними — Ивон и Мишель, а замыкали шествие Мелэйна, Джейми и Стефан. Один воинов — высокий мужчина с топорщащимися как у кота усами и луком на плече — то и дело оглядывался назад, о чем-то перешептываясь с приятелями; спустя некоторое время он отделился от прочих наемников и замедлил шаг, пока не поравнялся с Джейми.

— Эй, ты же Джейми, да? Меня Пьетром кличут. Ты часом на юге сапоги не стаптывал?

— Пехота, — спустя несколько мгновений ответил Джейми, прежде смерив Пьетра взглядом.

— То ль мне кажется, то ль ваше копье возле форта останавливалось, который мы держали. Ну, вблизи Рьенарда, не помнишь? Куда вы потом двинули, на Шье-Лан?

Изо рта Джейми вдруг вырвался короткий смешок, а глаза чуть смягчились; он взглянул на идущего рядом Пьетром совсем иным взглядом, точно признав в нем давнего знакомого.

— Помню. Вино там было дрянь. Нет, от Рьенарда мы сразу ушли на брод Готье, а после двинули обратно на север, когда нашему главному донесли, что король решил лично пойти на визрийцев.

Пьетр присвистнул и по-дружески хлопнул Джейми по плечу.

— «Красная река», да? Вы крепкие засранцы — говаривают, что псов имперских ниже по течению еще месяц вылавливали. А пойло там было мрак, согласен — причем не лучше девок, что его разносили, — Пьетр коротко хохотнул, но тут же вновь стал серьезен. — Сколько из твоих домой вернулось?

— Нисколько, — ответил Джейми, на что получил короткой вздох и еще один хлопок по плечу.

Мелэйна наклонилась к Стефану, что катал во рту длинную травинку, и прошептала:

— Ты понимаешь, о чем они?

— Понятия не имею, — зевнул Стефан, сплюнул стебелек на землю и повысил голос. — Может нам отвернуться, пока вы лобызаетесь, голубки?

Мелэйна цокнула языком и ткнула его в бок — казалось, Стефан так и ищет повод нарваться на драку. Но в отличие от Ивона наемник не обиделся на довольно грубую шутку и лишь отвесил Стефану широкую улыбку, обнажив редкие зубы.

— Нам стесняться нечего, мы люди простые, могем и при людях начать. Хошь присоединиться?

— Спасибо, откажусь, — Стефан отвесил короткий поклон. — Меня недавно две стрыги чуть не оттрахали, мне хватило.

Пьетр заржал, но быстро умолк, понизил голос и кивнул в спину Ивона:

— Ладно, шутки-шутками, но «наша милость», похоже, на вас двоих явно зуб точит. Мы слышали, как вы цапались. Вы б осторожней с ним — знатные херы те еще мстительные гады. Как бы он чего мэру по возвращению не наплел — получите по петле вместо золота.

— Пусть только попробует, — Стефан послал под ноги длинный плевок. — Вякнет чего лишнего — точить ему станет нечего.

— Это я так, на всякий случай, — наемник доверительно подмигнул Джейми. — Но скажу вот что — если малец вдруг случайно упадет в воду, вряд ли мы с парнями его выуживать полезем. Или, скажем, навернется с лестницы и шею свернет — всякое бывает…

— Я думала, он ваш господин, — вмешалась в разговор Мелэйна.

— Мы люди вольные и господ у нас нет, и платит нам Авар, а не этот сопляк, сестра, — дернул плечом Пьетр. — Щенок даже не наследник, а ведет себя так, будто корону нацепил. Всю дорогу трындел, словно баба базарная и губы кривил — и воняет ему, и кобыла говенная, и сами мы на пастухов похожи… Жерар уже готов был ему голову камнем проломить, пока тот спит, да сказать, что сопляк с лошади свалился, но все ж мы уговорили барончика не трогать. А сейчас думаю — зря.

Конец ознакомительного фрагмента.