Летопись голодной стали. Ростки зла

Илья Полетаев, 2021

В Миндхарде окончилась очередная война между двумя государствами и на континенте наконец воцарился мир. Дункан – опытный наёмник, профессионал своего дела. За его плечами смертельно опасные контракты, реки пролитой крови. У него особо важное задание: сопроводить государственного посла до столицы. Живым и невредимым. А на дорогах огромной страны буйствуют мародёры, различные мерзкие и жестокие твари, сама смерть таится за каждым их поворотом. Путь оказался нелёгким. Посол добирается до столицы в самый разгар крупного празднества. Казалось, задание выполнено успешно и Дункан может спокойно отдохнуть в одном из столичных трактиров. Однако он невольно становится свидетелем жестокого заговора против царской семьи. Обстоятельства разыгрываются самым неожиданным образом, возлагая на плечи наёмника тяжёлое бремя ответственности. Выдержит ли он новое испытание, когда на кону стоит не только его жизнь, но и, возможно, судьба всего государства? Содержит нецензурную брань.

Путь предназначения

Однако же нельзя назвать и доблестью убийство сограждан, предательство, вероломство, жестокость и нечестивость: всем этим можно стяжать власть, но не славу.

Никколо Макиавелли. «Государь»

Ярко-золотистый диск постепенно снижался на горизонте, окрасив небосвод алым светом. Его лучи пронизывались сквозь щели сомкнувшегося хмурого марева, которое к вечеру постепенно рассеялось, освободив бесконечную тёмно-голубую бездну. Небо было чистым, как-то необычно умиротворённым. Редкое явление, а оттого и красивое. Закат на фоне чистого неба выглядел как пейзаж на масляной картине: настоящее произведение искусства. Рукой умелого художника очерчена багровая граница между уходящим днём и приходящей ночью.

Такая вечерняя умиротворённость, тихая и беззаботная, была противоположностью всему, что творилось внизу, в мире людей, на площади большой столицы.

Соборная площадь гудела неисчислимым количеством людских голосов. Она была сплошь заполнена горожанами. Сюда стекались практически со всего конца города, самые разные масти самых разных жителей: были здесь купцы, богачи, обычные работники, нищие и даже бездомные. В этот вечер жизненные противоположности словно сомкнулись в один огромный океан беспокойства, что затопил всю площадь. А над всеми ними, над живым ковром людских голов возвышался гранитный шпиль с сияющим на его вершине позолоченным кольцом — символом веры всего людского на континенте.

Была также заполнена и дорога, ведущая на третий ярус города. Туда, где находился царский дворец. Стояли на ступенях, забирались на выступы, на заборы частников. А те словно и не замечали этого, ибо всё внимание было приковано к центральному входу собора. Некогда было их прогонять, да и некуда. Общая солидарность связывала всех присутствующих здесь, общая тревога, общий интерес.

Ровно в полдень забили громко колокола собора, разнося тревожный гул по всему Оплоту. Сотни горожан тотчас бросили своё ремесло, прекратились постпраздничные представления, резко сменился тон настроения. Большой гусеницей народ стал заполнять соборную площадь ещё с полудня. Долго ждали, ибо понимали, что может означать громовой раскат соборных колоколов: не знали, что конкретно, но понимали, что ничего хорошего. Интрига и интерес заставляли их пол дня таращиться на собор, находится здесь, обсуждая со своими знакомыми, да и с незнакомыми, причину столь внезапного оповещения. Взвешивали «за» и «против», гадали, что это может означать? Ибо само такое явление происходит редко, и только тогда, когда народ должен быть оповещён о чём-то важном, что изменит их жизнь. И по этому звону, как дрессированные собачки, люди собирались на соборной площади, перед религиозным строением, толпились в шуме.

И вот подходит вечер. Небо озарено багровыми красками уходящего солнца. Оно возвышалось над шумным городом, тихое и безмолвное. Кто-то, сидя на чьём-то заборе, молча разглядывал его, находясь в продолжительном ожидании чего-то и на миг абстрагируясь от этой шипящей суеты, ибо небо действительно притягивало. Те редкие моменты, когда ты можешь наблюдать чистую глазурь бесконечной бездны. И мысли уводят куда-то вдаль, за горизонт материального мира, заставляют мечтать и забывать о том, что ты являешься маленькой каплей огромного, нервно колышущегося океана людских тел. Ибо, смотря пристально на небо, огромное и возвышающееся, самому чувствуется его величие.

Но не всем было дело до этого чистого вечернего неба.

Мужчина в коричневом льняном плаще, спрятав своё лицо под свисающим капюшоном, медленно протискивался сквозь непрекращающийся лес живых тел. Со всех сторон стоял гул голосов и речей. Высоты собора возвышались над горизонтом голов. Человек осторожно касался чьего-то плеча, плавно проскальзывал мимо, стараясь не задеть кого-либо. Да и никто не обращал на него внимания, словно был он призраком для всех. Густая плотность людей заставляла его извиваться меж ними. Но когда он поднял свою голову и взглянул на шпиль, то стал проталкиваться меж горожан грубее. Кого-то подтолкнул, ибо тот стоял на его пути. А они лишь мимолётно бросали ему вслед взгляд, как он тут же терялся в людской массе, словно внезапно проскользнувший сквозняк: появился невесть откуда и тут же растворился в огромной гуще.

Чтобы преодолеть всю площадь, человеку потребовалось много времени. В такой толкучке сделать это было затруднительно. Да и сама площадь была огромна, больше, чем перед царским дворцом. Это первая причина, по которой народ решили собрать здесь. Но даже и тут не всем хватило места. Спустя какое-то время стали забираться на крыши домов. И вот тогда у частников кончалось терпение.

— А ну пошли вон отсюда, оборванцы! — кричали владельцы домов, лишь завидя незваных на своих крышах. Проталкивались, бранясь ругательствами. А сидящие на крышах тотчас прятались, но через какое-то время вновь забирались, ибо любопытство брало над ними верх.

Человек в капюшоне протолкнулся сквозь очередную линию плеч. Уже виднелись соборные ступени, заполненные царской гвардией. Параллельные линии серебристых солдат тянулись вниз от самого входа собора. Словно вылитые из серебра статуи, они безмолвно стояли, обратившись лицом друг к другу. Над их острыми шлемами вздымались серебристые пики, а спины покрывали жёлтые длинные плащи.

Человек в капюшоне внимательно осмотрелся, потом перевёл взгляд в сторону дороги, ведущей на третий ярус. Царская площадь была перекрыта живой изгородью: плотная линия стражников сомкнула свои ряды. Поэтому люди громоздились на самой дороге.

И тут гул голосов резко повысился. Кто-то начал кричать. Посмотрев на вход собора, мужчина понял, в чём дело. Из-за открытых ворот вышла процессия. Впереди неё шли двое: первым был прокуратор, облачённый в чёрный дорогой кафтан. Рядом с ним, мерно постукивая длинным золотым жезлом, на верхушке которого был тот же символ, что и на шпиле, шёл старец, облачённый в тёмно-синюю пышную рясу, увенчанную золотистыми узорами. На его голове, покрывая седые длинные волосы, находилась шапка городского архиерея. Густая седая борода, гладко уложенная, спадала до его груди. Выглядел он статно и, несмотря на возраст, внушительно. Острый взгляд архиерея пронизывал людской горизонт. Они остановились на краю соборной террасы. За ними тянулась небольшая линия, состоящая из соборных монахов, важных лиц из местной аристократии, а также облачённый в дорогие сверкающие посеребренные доспехи солдат. Тот остановился по левое плечо от прокуратора.

«Новый капитан царской гвардии, — подумал мужчина, внимательно изучая появившуюся группу. — А прокуратор зря времени не терял. Быстро окружил себя новыми союзниками».

Последним из собора вышел человек в белом одеянии. Это был главный столичный лекарь. И вид у него был какой-то мрачный. Он уныло оглядел скопившуюся народную массу на площади и тихо встал позади всех остальных. На фоне всей вышедшей группы человек был похож на белую ворону.

Прокуратор, скрестив руки за спиной и держа гордую осанку, молча осматривал скопление людей, не прекращающее шуметь. Но как только архиерей поднял свой жезл, гул и шум начали постепенно снижаться. И вскоре вся площадь погрузилась в тишину, в молчаливое ожидание.

Выдержав паузу, площадь вновь наполнилась голосом. Одним единственным голосом прокуратора.

— Жители нашей столицы! Народ Венерии! Дорогие гости из-за границы! Вы все собраны в этот день на площади, чтобы услышать прискорбную весть. Наш всеми любимый царь Демитрий Первый Вилейнский этой ночью скончался от болезненного недуга!

И тут вновь поднялся шум. Горожане пуще прежнего заёрзали, вся площадь в миг наполнилась нескончаемым гомоном голосов. Мужчина в капюшоне молча смотрел на прокуратора и его свиту.

Архиерей вновь поднял жезл. Однако в этот раз народ так быстро не успокоился. Ошеломление и отчаяние пробрали огромную людскую массу. Нашлись даже те, кто впал в истерику.

— К спокойствию призываю вас всех я! — прозвучал глубокий и уверенный голос архиерея, что буквально возвысился над всеобщим гулом. Уж уверенно он лился. И постепенно горожане вновь обращали своё взволнованное внимание на соборную террасу, голоса начали умолкать.

— Я разделяю с вами ваше горе, горожане! Я опечален этим событием. Он был мне братом. Он моя родная кровь. И от того боль моя становится сильнее… Наш правитель скончался в ночь главного и важного для всех нас празднества! И теперь это оставит на нас неизгладимый след! — Голос прокуратора звучал также уверенно. — Царь Демитрий для всех был правителем достойным и справедливым. И несмотря на жизненные трудности, на тяжёлые обстоятельства, которые обвалились на нашу родину, его все уважали и любили. Но злой рог судьбы решил иначе! Смерть забрала нашего государя в свои объятия. Тяжёлая болезнь, протекавшая уже долгое время, в конце концов одолела его. И, к сожалению, под её ударом пал не только он, но и его сын: юный царевич Яков. Сейчас его судьба решается борьбой наших лекарей. Мы не знаем точно, поправится он или нет. Его здоровье ухудшается с каждым днём. И, не дай Бог, мы перетерпим ещё одну потерю. Но я, уважаемые граждане Венерии, дорогие наши заграничные гости, надеюсь на лучшее, на светлое. И вам всем советую крепиться силой!

Вновь послышались взволнованные голоса. Откуда-то донёсся женский плач. Мужчина в капюшоне медленно осмотрел окружающую его толпу горожан. Многие померкли. Кто-то снял свой головной убор и прискорбно опустил голову. Кто-то молился Все-Создателю. Кто-то наоборот радовался. Кто-то скептически мотал головой, а кто-то до сих пор не понял смысл слов, ибо ударило его ошеломление. Единая масса людей разлилась контрастом.

А прокуратор продолжал свою уверенную речь.

— Тяжёлые времена настали, дорогие жители столицы! Судьба испытывает нашу родину на прочность, нашу веру на силу, нашу решимость на стойкость! Смерть нашего правителя вскоре пошатнёт чашу равновесия: наши враги, несомненно, предпримут попытки навредить нам, пошатнуть целостность нашего государства! — Прокуратор медленно осмотрел многочисленную массу перед ним. — Воспользовавшись этой трагедией, злоумышленники похитили юную царевну Елену. Царский род стоит под угрозой. Мы не знаем точно, какой мотив был и преступников, но нас волнует безопасность царевны и её будущее. Мы не знаем, кто совершил это вероломное преступление, но уверены, что он будет найден и понесёт достойное наказание за это! И мы приложим все усилия для этого и для того, чтобы обезопасить нашу страну от возможных нападок интервентов!

Народ пребывал в большом возбуждении. Люди начали громко обсуждать услышанное. Кто-то откуда-то громогласно выкрикнул:

— От чего умер наш царь?

Прокуратор взглянул на толпу, потом посмотрел через плечо. Лекарь уныло ответил ему взглядом. Ярген кивком подозвал его к себе, после чего перевёл взгляд на людей.

— Мы не знаем точно, что это за болезнь. Как она протекает. Сколько времени занимает инкубационный период! И вообще, как она лечится! Но она уже проявила себя, и проявила жёстко. Наш главный лекарь, — он указал рукой на подошедшего к нему человека в белом одеянии, — пока не может дать точного прогноза. Но он и вся врачебная свита денно и нощно будут работать над этим. И во избежание распространения заразы, царский дворец и его площадь будут временно закрыты. Юный царевич отправлен на изоляцию. А на поиски похищенной царевны уже отправлены следопыты!

— А что дальше? — вновь донеслось из толпы, но с другой части. — Кто же встанет во главе государства?

Ярген поднял ладонь, показав знак, дабы все успокоились.

— Ваша тревога оправдана и справедлива. Безопасность Венерии и её граждан, целостность наших границ и наш суверенитет — вот главные приоритеты в политике! И новая власть будет придерживаться их, во что бы это ни стало!

— Кто? Кто будет править?

В толпе разбушевалось настоящее кипение. В её гуще стали слышаться выкрики, ругательства. Люди стали браниться, спорить между собой, опять взвешивать «за» и «против». В миг народная масса стала похожа на взволнованный океан, бушующий негодованием перед собором.

Архиерей вновь поднял жезл.

— Спокойствие, граждане! Спокойствие! Воистину, открылась мрачная история нашей жизни! Тяжёлые времена, о которых говорилось в предсказаниях, уже стоят у наших порогов. И только вера, единство и сила помогут нам выстоять в эти тёмные дни!

Архиерей сделал шаг вперёд. В мгновение гул затих, прекратились бессмысленные споры, смолкли голоса. Мужчина в капюшоне был удивлён силе слова этого человека.

— На нашу долю выпало испытание, тяжёлое испытание, которое послал нам Все-Создатель! Его воля направлена на то, чтобы проверить нашу веру на прочность. Как близки мы с Богом не только в час блаженства и радости, но и в час горя и смятения. Сможем ли мы осознать это единство и доказать, что мы достойны его? Ведь вера в Бога нашего подразумевает и веру в ближнего своего. «Полюби своего ближнего, и ты полюбишь своего Бога.» Эту строку оставили нам двенадцать Божьих Заветов. И именно сейчас настал момент, когда мы должны доказать Все-Создателю, что не только понимаем написанное как житейскую памятку, но и воспринимаем это, как жизненный закон. Пропускаем наставления Бога через себя и повинуемся им! Именно такие времена настали! Тяжёлые, тёмные. Приспешники зла захотят совратить вас и завести в бездну, и лишь огонь веры, что горит в ваших сердцах, поможет всем найти проблеск света в наступившем мраке!

После этих слов архиерей повернулся к прокуратору, посмотрев ему в глаза.

— Три столпа удерживает наш мир от пропасти. Священное Трио гласит: сила веры, мощь власти и стойкость народа! Вот основа всей добродетели государства. Единство — опора наша в тяжёлые времена. И если мы будем едины не только телом, но и душой своей, мы обязательно преодолеем все напасти.

Народ молча внимал речи архиерея. Никто не посмел ни сказать что-либо, ни произвести какого-либо звука. Безмолвие окутало наполненную людской массой площадь. И лишь праведная речь священнослужителя пронизала её.

Прокуратор посмотрел на архиерея, потом, сделав шаг вперёд, обратился к народу.

— Дорогие жители столицы! Уважаемый народ Венерии! Власть земная даётся от Бога, и является Его прислужником на земле! И все мы являемся Его подданными! И любовь к Нему наша проистекает через веру в Него. А Его любовь к нам — через Его благословение! И посему, дабы выстоять в эти тяжёлые времена, мы должны верить не только в Бога, но и в самих себя, в свои силы! И силы эти должны быть объединены под рукой сильного правителя — главного подданного нашего Бога!

После последних слов прокуратор выдержал паузу, смотря на многочисленный перед ним народ глазами полными тяжести, печали и боли.

«А он неплохо играет свою роль, — подумал про себя мужчина в капюшоне».

— Дорогие граждане… Власть — это тяжёлое бремя. Оно как камень давит на плечи и затягивает на дно. И лишь сильные способны выдержать эту ношу. Лишь те, которые готовы принести себя в жертву во благо народа и государства. И этим человеком будет тот, кого вы сами назовёте.

Вновь повисло продолжительное молчание. Ярген, выпрямившись, смотрел гордо на скопившуюся внизу за ступенями собора городскую массу. Человек в капюшоне слабо улыбнулся.

«А кто, кроме тебя, достоин этой ноши? Это ты забыл сказать».

— Прокуратор! — внезапно раздался чей-то громкий голос откуда-то из толпы. Вскоре это слово произнесли и в другой части площади. Потом снова, но уже не один раз и не один голос. И вскоре площадь наполнили людские голоса, которые трезвонили это слово уже огромным хором. — Прокуратор! Прокуратор!

Ярген слабо улыбнулся, поднял вверх свою ладонь.

— Я принимаю эту ношу как должное. На мои плечи ложится обязанность сохранения величия нашего государства. Я буду защитником нашего народа и стойким хранителем нашей священной веры!

Ярген отчаянно поднял вверх правую руку, указывая через плечо на сияющий над шпилем божественный знак, что вычерчивал золотые контуры на фоне чернеющего вечернего неба.

— И я предприму все попытки, чтобы сохранить целостность нашего государства, защитить своих подданных от посягательств внешних врагов, и сохранить наши многовековые традиции!

Вскоре толпу охватили овации. Она громко закричала, торжественно приветствуя нового царя Венерии.

Мужчина в капюшоне лишь слабо вздохнул. Он уже собирался разворачиваться и протискиваться сквозь толпу прочь отсюда, как Ярген продолжил:

— И первым делом я позабочусь о том, чтобы все наши внутренние враги, которые посягнули на нашу безопасность, были найдены и понесли достойное наказание. Я тотчас займусь поиском похищенной царевны. Мы приложим все усилия, чтобы выискать её местонахождение. Ну а пока, дабы развеять ваше смятение, мы поделимся тем, что уже знаем. За эту ночь мы провели расследование. Мы намерены делать всё быстро и оперативно, ибо если наши заграничные соседи попытаются воспользоваться этим моментом, нашей слабостью, мы должны быть готовы защититься.

Новый названный и признанный царь осмотрел своих подданных.

— Царь Демитрий скончался во время вчерашнего пира. До этого он чувствовал сильный недуг и стоял вопрос об отмене проведения празднества. Но наш ныне покойный царь настоял на том, чтобы праздник был отмечен. И отмечен с размахом, даже несмотря на его состояние здоровья. Во время пиршества было много гостей. Все они сейчас помещены в изоляцию, это принуждённая мера, но очень необходимая. Все, кроме одного человека!

Мужчина в капюшоне, проталкиваясь сквозь людскую толпу, резко остановился и взглянул в сторону собора. За горизонтом голов не было видно ни Яргена, никого из его свиты. Только стены огромного собора, что вырисовывались снежным контуром мраморных стен на фоне вечернего чернеющего неба, да слышен был громкий голос оратора.

— Одним из гостей, кто был приглашён на пир, является членом древнего наёмничьего синдиката Соколов. После трагического происшествия он пропал вместе с юной царевной. В ходе поисков в городе его обнаружено не было. Ни его, ни похищенной дочери покойного царя. Поэтому, любая информация о местоположении данного лица является помощью в ходе расследования и будет щедро вознаграждена. А любое укрывательство предполагаемого похитителя будет наказано по всей строгости!

После этих слов человек в капюшоне развернулся и стал пронырливо протискиваться через непрекращающийся лес живых тел.

Ярген властно осмотрел шумную массу. Все приветствовали нового царя. Кругом гудели голоса. Много голосов, крики. Вся площадь превратилась в одну большую живую массу. Кто-то был недоволен. Кто-то, как и тот человек в капюшоне, уходил прочь с места сборища. Однако этого никто не замечал. Нахлынувшее некоторое время назад отчаяние перелилось в порыв ликования.

Ярген медленно развернулся, подошёл к капитану царской гвардии. Тот был высок, строен. Его голову закрывал серебристый заострённый шлем с тонкой иглой на навершии, тщательно отполированный, слабо поблескивающий. А серебристые латы придавали ему поистине аристократический вид.

— Разошлите гонцов во все концы Венерии. Скажите всем, что пришло время новой власти.

Капитан молча и учтиво кивнул. Ярген смерил его взглядом, потом слабо улыбнулся и продолжил:

— Также разошлите везде охотников и следопытов. Пусть идут по следам того наёмника. Пусть его ищут везде, даже под землёй, если он решил там спрятаться. Я уверен, что царевна у него. Развесьте объявление о награде за их поимку. Мы должны найти Елену и вернуть её в столицу как можно скорее.

— Слушаюсь и повинуюсь, Ваше Высочество. — Капитан повторно поклонился, после чего зашагал по террасе прочь.

Ярген вновь обернулся на толпу. Она по-прежнему ликовала, приветствуя нового царя. И его решимость.

«Вот он — момент власти, — подумал про себя новоизбранный царь. — Хочешь показать людям, что именно ты достоин носить царскую корону — показывай это ненавязчиво».

И поднял обе руки, широко улыбаясь.

А на площади ещё долго царил шум и гомон людей.

Тем временем человек в капюшоне спустился на первый ярус города, не такой многолюдный, как площадь, и свернул с широкой улицы в переулок. Обойдя несколько двухэтажных толстых домов из белого кирпича, он повернул налево и вышел на небольшой внутренний двор, пребывающий в запустении. Но не пустой. Здесь находилась группа людей. Ждала его уже достаточно долго. Все облачённые в кольчугу и кожаные нагрудники. Двое стояли возле покосившегося деревянного высокого забора, оперевшись на него спиной и скрестив руки на груди. Один шаркал возле выхода в переулок. Как только пришедший вступил на пологую дорожку дворика, он зашёл ему за спину, встав поодаль. Ещё один сидел на старых чёрных деревянных бочках, вертя у себя в руке кинжал. Кинув взгляд на пришедшего, он остановил крутящееся лезвие и ловко просунул его в ножны на поясе.

В центр вышел здоровяк с огромным молотом, висячем на спине. Того их всех было пятеро, что окружили пришедшего. Тот снял капюшон, осмотрев каждого перед собой, после чего обернулся и кинул взор на человека, преградившего выход.

— Мы тебя уже заждались, — медвежьим басом проговорил здоровяк, прижав свои могучие руки по бокам. — Выяснил что-нибудь?

— Да, — сказал пришедший отрывисто. — Дело дрянь, коротко говоря.

— Конкретнее?

— Прокуратор только что выступил с речью на площади. Теперь он наш новый царь.

— То-то я слышу восторженный рёв горожан. Орут, словно стадо, которому с лопаты подали куски свежего мяса, — сказал наёмник, сидящий на бочках.

— Эйфория так и плещет из их глоток, — сказал тот, что стоял у выхода.

— Бывший прокуратор уверен, что Дункан причастен к исчезновению царевны. И сразу же под шум одобрительных оваций горожан он объявил того в розыск, — сказал пришедший.

— Твою же налево… — пробурчал здоровяк. — Выходит, он теперь в опале у самого государства.

— Выходит, что так. А вместе с ним и мы под подозрение падаем, — сказал пришедший.

— Тупое дерьмо… — сплюнул наёмник, соскочив с бочек. — Дункан вляпался по самые помидоры в неприятности. И мы вместе с ним заодно.

— Всё это выглядит печально, но это не сон, к сожалению.

— Харальд будет недоволен. Дункану, если он вернётся, грозит жёсткая взбучка, — процедил здоровяк.

— А если ещё и не один…

— Я не верю в это. На кой чёрт Дункану похищать царевну? — спросил пришедший.

— Может, взял очередной контракт, в тайне от нас. Весьма дорого оплачиваемый, многообещающий, и Дункан клюнул на него, как рыбка на приманку.

— Дункан опытнее нас всех вместе взятых. Именно это не позволило бы ему так рисковать, подставляя себя и весь синдикат.

— Факт остаётся фактом — на него объявлена охота. А это значит, что и мы в немилость попадаем. Везде теперь к нам будут относиться с недоверием и презрением.

— До этого разве было по-другому? — спросил наёмник, что стоял у забора.

— Нам нужно уезжать отсюда.

— Лошади приготовлены?

— Да, как ты и приказывал, Климек. Мы заранее их вывели из конюшни.

— Отлично… — наёмник осмотрел каждого, после чего задумался, потупив взгляд и потерев подбородок.

— Что такое?

— Очень много странностей здесь. Очень много подозрительных вещей. Прокуратор сказал, что царь скончался от недуга, во время пиршества. Его сын тоже болен, по заверению самого прокуратора, смертельно болен. Елена пропала, вместе с Дунканом. Тот даже не вернулся после пира.

— Возможно, он проявил осторожность.

— А возможно, что всё это спланированная постановка. — Климек взглянул на здоровяка.

— Такое провернуть, заранее просчитывая шаги, очень трудно. И рискованно.

— Когда я покидал дворец после встречи с прокуратором, то заметил следы крови на площади. По всей кладке были размазаны кровавые следы, не засохшие полностью, некоторые ещё зияли. Такое ощущение, что там шла настоящая резня. И по свежести следов, могу предположить, что не так давно.

— О чём это нам говорит?

Климек посмотрел на наёмника, стоящего возле бочек.

— О том, что прокуратор вместе со своей свитой что-то утаивает. Мне с самого начала не понравилось это задание. Сначала неясность, кого нужно было сопровождать. Потом этот слезоточивый посол вместе со своим конвоем. Ты не задавался вопросом, что было в том вагоне?

— Нет, — уверенно ответил тот. — Я не задаю лишних вопросов, это только портит отношение клиента к себе. Мне платят — я делаю.

— На это и было рассчитано, — сказал Климек. — Привезли посла в столицу, и этой же ночью царь отбывает в мир иной. Всех, кто был на пиру, изолировали и о них ничего не известно. Проход на третий ярус города преградили ряды хорошо вооружённых стражников. Туда не попасть, как не пытайся. Дункан исчез. Возможно, он ещё в городе…

— Будем его искать — получим неприятностей. Лучше вернуться в Бостпиль. Задание мы выполнили, а политический кавардак нас не касается.

— Верно.

— Не совсем так. — Климек осмотрел каждого. — Теперь и мы втянуты в это. И по самые уши, поверьте. Новый царь не оставит нас в покое. Он сказал мне это лично.

— Что именно он тебе сказал?

— Если Дункан вернётся, мы должны выдать его властям. Если не один — тем более.

— А если не выдадим?

Климек помолчал, думая, как ответить, но потом бросил попытки подобрать нужные слова и ответил, как думает.

— А если не выдадим, то нас всех отловят, наставят нам в задницы соломины и подожгут их.

— Вот же будет потеха, — засмеялся один из наёмников.

— Ага, до тех пор, пока не почувствуешь запах своего горящего гузна.

— Так себе перспектива, согласен с Маркусом. — сказал Климек, в знак согласия кивнув здоровяку.

— Ну так что? Какие у нас планы, Климек?

Наёмник молча осмотрел каждого. Сейчас они, обступив его вокруг, смотрели на него с ожиданием решения. Его решения, которому они последуют. Очень редко Климек выступал в роли командира, и тем более не выступал при таких обстоятельствах. Он был не уверен в своих лидерских качествах, но этот день уже начался не с той ноги, поэтому открещиваться от навалившихся неудобств было поздно.

— Уезжаем из столицы. Едем в Бостпиль. Если Дункан приедет туда, я уверен, он даст достойное объяснение всему случившемуся. Только он знает всю правду.

Все молча согласились. Кони наёмников стояли недалеко, на чьём-то участке. Без разрешения, естественно. Да и не у кого было его спрашивать. Участок этот, хоть и был ограждён заборчиком с калиткой, но выглядел запустелым. Как и дом, что прилегал к нему.

Климек запрыгнул на седло своего коня. Его примеру последовали и остальные наёмники. Молча ударив поводьями, они затрусили, сминая заросшую траву под копытами.

Выехав из переулка, отряд наёмников поехал по главной асфальтированной широкой дороге в сторону городских центральных ворот. Здесь не было никого, кроме одиноких стражников. И это было отряду на руку.

Дункан стоял на небольшом пригорке на окраине лесного массива. Пышные ветви высоких хвойных деревьев создавали собой огромный навес, а высокие кусты скрывали его от ненужных глаз со стороны тракта. Тракт этот был широким и пустым. Казалось бы, прятаться было не от кого, но с наступлением ночи опасность и появляется из ниоткуда. Нужно проявлять особую осторожность именно в тёмное время суток. Да и ощущения после встречи с шайкой бандитов на опушке до сих пор покалывали острым концом. Наёмник не знал наверняка, что поблизости больше не встретится таких отморозков. Сама окраина и в лучшие времена славилась наличием разбойничьих элементов. А сейчас времена лучшими не назовёшь, это точно.

Он присел на одно колено и долго всматривался в скопление домов и небольших строений впереди, которое окаймляло тракт. Небольшая деревушка находилась прямо у дороги. С обеих сторон от неё высились отвесные крыши низеньких домов, из их труб выходили белые столбы дыма, которые растворялись в ночном сумраке. В раскрытых от ставней окнах мелькали огоньки. Дворняги одиноко гавкали, бряцали клыками друг с другом у порогов домов и на самой дороге.

С виду ничем не примечательная деревушка. Таких в округе полным-полно. В этой даже не было ограждений из частокола. И не виднелось присутствия охранительного гарнизона. По всей деревне по тракту, что пролегал через всю центральную часть селения, ходили маленькие группки патрулей с факелами и сторожевыми собаками, которые с завистью глядели на своих сородичей, свободно проводящих время в играх, драке и спаривании. Патрули эти собирались из числа местных. Шло всегда по двое, редко по трое. Из оружия у них свисали на поясах колуны, огромные ножи и вилы за спинами.

У въезда в деревню с восточной и западной сторон стоял небольшой караул из трёх человек. Дункан внимательно осмотрел деревню, после чего поднялся и пошёл вглубь чащобы. Недалеко от того места, где он находился, они сделали привал. Конь был привязан к столбу дерева, напротив него, прислонившись к другому столбу, сидела Елена, плотно укутавшись в плащ и погрузившись в дремоту. Сегодняшний переезд сильно вымотал её, и девушка буквально соскальзывала с седла во время поездки, засыпая в такт ударам копыт. Пришлось искать место для ночлега. На многие мили отсюда окраина простиралась равнинами и узкими прорезями оврагов. Небольшие селения встречались через каждые шесть-десять километров, а между ними встречались и брошенные хутора. Многие люди уходили отсюда и переселялись в более благоприятные и безопасные места. А их старые обиталища заселяли новые гости: когда крысы — дикие, большие и агрессивные; когда люди — группы разбойников разных мастей обустраивали свои лагеря в заброшенных хуторах; когда различные чудовища, коих и описывать неприятно. От одного их вида кожу пробирают мурашки, а тело содрогается дрожью.

Говоря кратко: заброшенные места здесь редко бывают пустыми. И Дункан это отлично знал. Но к счастью для них они наткнулись на обычную деревушку, заселённую. И то, что в ней нет гарнизона стражи, играет им только на руку.

Наёмник подошёл к девушке.

— Подъём.

Елена лениво открыла глаза, потёрла их, зевнула. Дункан подошёл к коню и начал отвязывать узды.

— Впереди у нас небольшая деревушка. Не густо заселённая, бедная, из охраны только местные добровольцы. Но есть корчма. Там мы и переночуем.

— А разве у нас есть деньги? — спросила девушка, приподнимаясь и надевая плащ себе на плечи.

— Есть пригоршня другая. На комнату хватит, на еду тоже. Может быть.

— Я голодная.

— И конь тоже. Ладно, идём.

Он повёл коня за собой. Елена шагала рядом с ним, всё ещё потирая свои глаза. Кругом был настоящий мрак. Луна слабо пробивалась через заслоны пышных ветвей. Под их ногами с хрустом сминалась трава. Тропинки не было, поэтому шли они напрямую.

Выйдя из лесного массива, они спустились по небольшому возвышению вниз и вышли на тракт.

— Садись на коня, — сказал Дункан.

Елена с его помощью забралась на седло, крепко взялась за поводья. Наёмник повёл скакуна по тракту.

Небольшая охранная застава виднелась впереди. Издалека мелькали огоньки, освещая стоящие рядом с собой силуэты. Трое находились на въезде в деревню. Двое стояли, опершись на вилы, один был в полудреме. Третий шаркал взад-вперёд, держа в руке факел. Над ними, возвышаясь на узеньких балках, висела вывеска. Подойдя ближе, Дункан всмотрелся в неё.

«Окольничьи», — прочитал наёмник вывеску, после чего посмотрел на сторожил, что лениво несли своё ночное дежурство. Шагающий непрерывно остановился, перевёл взгляд на тракт и вперился глазами в тёмные силуэты, что постепенно вырисовывались из мрака.

— Кто такие будете? — спросил он дребезжащим, прокуренным голосом.

Дункан вышел на островок света. Вблизи он отчётливо рассмотрел физиономии караульных. Один был тощий, второй, что дремал до сего момента, толстый, заросший щетиной. Третий от него не сильно отличался. На вид ему было около пятидесяти, среднего роста, лицо закрывала поседевшая щетина. Все трое были одеты в серое засаленное пальто, перехваченное ремнями, на головах сидели тонкие меховые шапки.

— Путники, устали с дороги и ищем, где обустроить ночлег. Пустите нас в деревню? — спросил Дункан.

Мужчина с факелом внимательно осмотрел его, после чего подошёл к коню и посмотрел на девушку. Елена укуталась в накидку, спрятавшись под капюшоном.

— Откуда путь держите?

— Из Старого Дуба. Едем на юг.

— Не очень то хорошее время вы выбрали для путешествия. — Караульный обошёл коня вокруг, внимательно осматривая его, ещё раз кинул взгляд на девушку и остановился возле наёмника.

— Сейчас хороших времён не дождёшься. А ехать нужно было. — Дункан посмотрел на него.

— Да, времена нынче поганые. Кругом одно отребье ошивается. Ходют по ночам по трактам, всякие каверзные дела учиняют. Разбойники, одним словом. Ночью ходят либо разбойники, либо нелюдь какая-нибудь. Вампир, например, или ещё чего.

— На вот, убедись. — Дункан открыл рот и показал ему свои зубы. — Видишь, нет клыков. Значит, не вампир я, а обычный человек, уставший с дороги.

— А она кто? — он указал факелом на девушку.

Дункан посмотрел на девушку.

— Это моя племянница. Гостили в Старом Дубе у нашего знакомого, вот едем теперь домой.

Сторожила сухо пожевал что-то во рту, пристально смотря то на наёмника, то на девушку, не желая так просто отставать от них.

— Осмотреть тебя надобно. Сам понимаешь, кого-попало в деревню мы пустить не могём. А ночью правила ужесточаются, проверяем каждого путника.

— Ну если без этого никак… — Дункан слабо вздохнул.

— Никак.

Наёмник чуть отошёл, расставил руки, показывая на поясе свой меч.

— Оружие ещё имеется?

— Только то, что ты видишь. В сумках на попоне коня барахло всякое.

Мужчина внимательно осмотрел Дункана, потом посмотрел на девушку.

— Ну ка-сь, растопырь-ка плащёвку свою, девочка.

Елена взглянула на Дункана. Тот кивнул ей. Девушка осторожно откинула плащ.

— Яркое платьице. Богатое, сразу видно. Подумал бы, что вы купцы какие-то, помещики или обычные торговцы. Вот если бы только ты не был увешан мечом и кинжалами, и не был бы в таких доспехах. Откуда у тебя пятна крови?

Дункан выругался про себя, но с виду лишь слабо вздохнул.

— Куда сейчас ехать без оружия? Без оружия, как без рук. А доспехи я натянул на себя… Так это мне от брата достались. Воевал он когда-то в армии. Недавно умер от болезни. Его дочь теперь со мной ездит. А доспехи спасут от внезапного пера под ребро. Сам же сказал, что в округе всякое отребье ошивается. На одних вот наткнулись неподалёку. Еле отбились.

Мужчина почесал щетинистую щеку. Потом ещё раз взглянул на девушку.

— Устали с дороги мы. И очень сильно. Рассказали бы больше, будь мы при других обстоятельствах. — Постепенно голос наёмника становился всё грубее, раздражительнее. При свете факелов, висячих на балках, его глаза слабо отблёскивали их огоньки.

Караульный посмотрел на него, вздохнул.

— Ладно, проезжайте. Корчма прямо по дороге слева.

— Премного благодарен. — Дункан потянул поводья и повёл коня вперёд. Караульный отошёл и посмотрел ему в спину недоверчивым взглядом. Потом развернулся и вновь зашагал взад-вперёд, смотря в тёмную пропасть прямо на горизонте.

Конь медленно шагал по грунтовой дороге. Елена внимательно оглядывала протекающие мимо них ставни окон. Возле порогов некоторых домов кто-то сидел, курил или пил. Пришедших мимо они награждали гнусным, недоверчивым взглядом. От их вида девушка слегка поёрзала в седле.

— Разве можно жить в таком убогом захолустье? — спросила она.

— Таких деревень в округе полным-полно. Да и жизнь здесь разительно отличается от жизни в столице. А какая жизнь, такие и люди.

Корчма показалась за очередным домом. Большое одноэтажное строение немного отдалялось от дороги. Перед входом распростёрлась площадка со стойлом, стояла небольшая таблица с множеством листовок. Рядом находились местные постояльцы, курили и беседовали на разные темы.

Дункан подвёл коня к стойлу. Двое неподалёку стоящих кинули ему в спину подозрительные взгляды. Один из них, вынув изо рта люльку, фыркнул:

— Ещё один приезжий. Пропади они все пропадом.

Это шипение наёмник уловил отчётливо, но внимания не подал. Молча спустив девушку на землю, он подвёл коня к стойлу с сеном и привязал его. Елена же взглянула на двоих мужчин — один был стар, ворчлив, второй моложе, но лица обоих имели одинаковое выражение, — а те отвернулись, продолжив свою тихую беседу.

Наёмник не спеша пошёл в сторону входа, на миг остановившись возле таблицы, вбитой на длинном черенке в землю. Его глаза пробежали по листовкам, прикрепленным к деревянной поверхности железными кнопками.

— Что это? — спросила Елена.

— Новостная таблица. — Дункан внимательно осмотрел каждую листовку. — Здесь же могут попасться разные заказы на задания, просьбы о помощи. Никогда не будет лишним заглянуть, вдруг какая-нибудь работа найдётся. Но сейчас не в этом дело.

— Понимаю. — Елена, плотнее спрятавшись под капюшоном, осмотрелась.

— Ничего из того, что могло бы нам доставить неприятности. — Дункан посмотрел на девушку и пошёл вперёд, в сторону входа в корчму. Прямо перед ним дверь распахнулась, и из корчмы вышел сильно опьяневший мужчина, расхаживая шатающейся походкой. Пропустив его мимо, наёмник вошёл в помещение.

На смену ночному мраку пришёл тёплый свет горящих на стенах в канделябрах свечей. Помещение корчмы было продольным, густо заставленным столами, половина из которых пустовала. В углу в каменном очаге трескал огонь, разнося по всему залу теплоту и ярко-мерцающий свет.

Наёмник обошёл столы и подошёл к стойке с корчмарём. Мужчина, лет сорока, с бурыми бакенбардами на щеках, в белом фартуке протирал кружку серой тряпкой. Елена аккуратно виляла следом за наёмником, скрывая своё лицо под тканью капюшона, и остановилась позади него, осматриваясь. Сидевшие за столами постояльцы на миг кидали им в спины взгляды, после чего вновь курили, пили, ели или просто разговаривали. Здесь не было шума, а была какая-то неприятная тишина, прерываемая голосами посетителей. Да и говорили они не громко. Даже смех был какой-то приглушённый, осторожный, словно избегали посетители громкого веселья, ни то от страха, ни то от осторожности, ни то от неприязни к этому.

Корчмарь кинул на наёмника взгляд.

— Что будете заказывать?

— Есть комната свободная? — спросил Дункан.

— Есть такие. Две остались. В последнее время путников много останавливается.

— И это плохо? — Дункан посмотрел на хозяина корчмы, что говорил с неприязнью в голосе и чувством досады.

— Ну, платить-то они платят, вот только неприятные они все на вид какие-то. — Мужчина поставил бокал и посмотрел на наёмника, опершись руками о стол. — Сквозит мерзостью от них, как от убийц.

Дункан взглянул на него, а после перевёл взгляд на зал. Сидящие за столами посетители держались группами. Некоторые из них сидели в одиночку и поодаль ото всех. Точнее, группы людей сторонились от одиночек. Сразу было видно, кто свой, а кто приезжий. Чужой.

Наёмник бросил взгляд на Елену. Та ответила ему тем же.

— Ну тогда не будем доставлять вам излишних хлопот. Чувствую, их у вас много и так. Выделите нам комнату. Одну. И на ужин что-нибудь. — Он вновь посмотрел на корчмаря.

— Слева дверь с продольным порезом. Она свободная. Платите. — Корчмарь вперился в наёмника своими глазами.

Дункан вытащил мешочек с деньгами, отсыпал пригоршню монет. Корчмарь всё пересчитал и сгрёб монеты в ладонь.

— Комната ваша.

Дункан встал, кивнул Елене и пошёл в отведённую им комнату.

Стоит признать, что наёмник спал и в более благоприятных местах, находясь далеко от тёплых стен корчмы, в лесу, например. Комната эта была небольшой. Коморка, шагов на пять-шесть в длину и наполовину меньше в ширину. Кровать была двухместная, низкая и жёсткая. Возле неё, прислонившись к стене, стоял невысокий комод. Напротив него стоял круглый столик с одним стулом, пододвинутым к нему. Рядом с ним выходило наружу окно, закрытое ставнями снаружи. Дункан подошёл к нему, повернул ручку окна и открыл его, после чего распахнул ставни. В комнату нахлынул свежий ночной воздух вперемешку с вонью дерьма, мочи и собачины.

«Всегдашний запах деревенской жизни», — подумал про себя наёмник, после чего закрыл оконце, оставив ставни распахнутыми.

Елена сразу же свалилась на кровать. Потёртый мешочек набитой соломы, использовавшийся в качестве подушки, оказался жестковат. Да и сама кровать эта, набитая соломой и укрытая овечьим мехом, была такой же.

Дункан снял свой плащ, повесил его на спинку стула, после чего открепил ножны с мечом и кинжалами и положил на стол, а потом сел.

Елена лежала на боку, повернувшись к нему спиной. Она даже не сняла с себя плаща.

— Сейчас принесут еду. Поужинай. — Дункан посмотрел в её сторону, после чего перевёл взгляд на окно, за которым царила глубокая ночь. Окно корчмы выходило не на улицу деревни, а в сторону утонувшего в темноте леса впереди.

— А ты не голоден? — спустя какое-то время спросила девушка, не поворачиваясь.

— Голоден. — Дункан ответил коротко.

Вскоре служанка принесла на подносе в их комнату еду: горячий грибной суп, варёную картошку и жареное мясо. По одной порции обоим. Приготовленная еда была ароматной и очень вкусной. Елена и Дункан сразу же взялись за трапезу и буквально наскоро опустошили все тарелки.

Настроение девушки значительно изменилось. В лучшую сторону. Она сняла плащ, аккуратно сложила его и положила на комод рядом с кроватью. Тут она хотела начать раздеваться, как её резко осенило то, что в комнате она не одна. Дункан сидел за столом, облокотившись на спинку стула и попивая за добрую душу вино. Его взгляд прорезал заляпанное оконное стекло. В эту ночь небо было спокойным, усеянным множеством небесных светил, среди которых самым ярким была Луна. Её контуры отчётливо описывали тёмный небосвод.

Редкое явление. И от того затягивающее внимание. После недавних пережитых событий нервы требовали успокоения. Организм жаждал отдыха. И хоть наёмник прошёл через многое, видел много пролитой крови и сам проливал её, — даже самому закалённому в трудностях воину порой нужен отдых.

Постепенно глаза Дункана стали смыкаться. Он уже и забыл, что не спал нормально почти целую неделю. Сначала поездка на границу для встречи с послом. Тогда, пребывая в пути, Дункан спал от силы всего несколько часов, а потом вновь в дорогу. Сопровождение посла, сражение с чудовищем на дороге — после такого вряд ли заснёшь, тем более на равнинах Венерии, ночью. Глаза хоть и требуют, чтобы их сомкнули, а вот сознание бушует лихим вихрем. Ну а потом этот пир, закончившийся внезапной трагедией. Да уж, за это короткое время наёмник вымотался изрядно. Сейчас, сидя на скрипящем стуле в коморке в деревенской корчме, наёмник мечтал лишь об одном — поскорее вернуться в Бостпиль, в своё гнездо, чтобы отдохнуть, как следует, а после заняться привычным для себя делом — выполнять те заказы, которые он не считает такими безнадёжными, как этот.

Он посмотрел на девушку. Елена, по привычке своей, разглаживала свои длинные локоны, сидя на краю кровати спиной к наёмнику. Даже несмотря на то, что они были потрёпаны, испачканы, они до сих пор были красивыми. Дункан вздохнул: каков смысл всего этого? Он везёт её с собой непонятно куда только потому, что ему заплатили? Или здесь имеется что-то иное? То, что обычно выходит за рамки его рода деятельности? Дункану неприятно думать о благотворительности. Это уж точно не его конёк. Однако же на его плечи пал груз ответственности. И это не просто ответственность за чью-то жизнь. В его руках, возможно, лежит судьба всего государства. И лишь от его решений и действий она определится.

Он снова посмотрел на небо за окном. Тёмная, бескрайняя бездна, утыканная неисчислимым количеством белых точек. Спокойная, бесхлопотная. Наёмник даже позавидовал небу. Оно величественное и необъятное.

«Так может, если в моих руках судьба всей Венерии, то я такой же величественный, как и небо? — подумал про себя Дункан, переведя взгляд на девушку. — Всё это можно прекратить одной лишь остановкой, или же растягивать это приключение до тех пор, пока хватит сил постоянно убегать и прятаться. Всё зависит от меня. Моё решение будет авторитетным, и девушка не сможет оспорить его, хоть она является дочерью царя. Почившего, правда, однако она высокородных кровей. И эта высокородная кровь во всём слушается меня. Я для неё сейчас всё: и спасение, и опасность. Ведь я наёмник».

Дункан поставил бокал на стол.

«Я наёмник, который взял заказ. Очередной заказ, который, может быть, не отличается от множества других заказов. Только отсутствует формулировка и ясно построенная задача. В других заказах всё гораздо просто и ясно: устранить того, защитить того, не делать того, что могло бы посрамить нашу честь, облить грязью наш кодекс».

Он вновь посмотрел на девушку, которая легла на кровать и укуталась одеялом. Платье она не сняла.

«Остановиться и ждать, пока нас найдут, а потом просто отдать её в руки предателей и заговорщиков — это и есть то, что омрачит меня. Способен ли я на это, видя, что творили те люди? Смогу ли я спокойно жить дальше, зная, что когда-то отдал невинное дитя на растерзание этих шакалов? В чём она провинилась, чтобы поступить с ней именно так? Тогда это, скорее всего, благотворительность».

Дункан сморщился, подперев лоб рукой, поставленной на стол.

— Терзаешься? Мысли не дают покоя? — вдруг донёсся до болезненного сознания наёмника девичий голос. Дункан посмотрел на Елену.

— Не знаешь, что предпринять? Хочешь оставить меня? Отдать им в руки и просто уйти? — она развернулась к нему лицом.

— Тебе надо поспать и набраться сил, — сказал Дункан, посмотрев в окно.

— Я понимаю тебя. Любой другой на твоём месте, думаю, поступил бы именно так. Ведь я для тебя и тебе подобных просто ценный куш, за который могут отвалить немало сребреников.

— Для своего возраста Вы очень много думаете, Ваше Высочество. — Дункан вновь посмотрел на девушку. — А должны поскорее уснуть.

— Мне уже что-то не хочется спать. Желание пропало. К тому же, кровать эта слишком жёсткая. Куда не повернёшься, везде не удобно.

— Это не царские мягкие перины. На таких кроватях спят обычные простолюдины. Теперь ты знаешь, какого это.

— Я это чувствую. — Елена приподнялась, взбивая мешочек. — Но знай, что я не хотела ставить тебя в такое положение… Всё могло бы закончится быстрее, поступи ты иначе…

— Я поступил так, как считал нужным. — Голос Дункана сорвался от возбуждения, а глаза вперились в девушку. — Ты сама была там и всё видела. Как поступили те люди, что они сделали. Можно ли надеяться на благоприятный исход всего этого… дерьма? Я не хочу думать, что было бы, если бы я поступил иначе. Я не хочу думать, какими мотивами я руководствуюсь до сих пор. Но знаю точно, что мои представления о мире искажены, и очень сильно.

Он горячо выдохнул, постукивая пальцами по основе столика.

— Парадокс заключается в том, что мы с тобой — разные. Разные от рождения. Ты родилась с судьбой будущей правительницы, богатой и могущественной, при дворе, в окружении сотни слуг, которые готовы были исполнить любую твою царскую прихоть. Твоё предназначение кем-то было предопределено свыше. Богом, или кем-то другим. Не знаю. Я же родился… Скажем так, моя жизнь, моя судьба кардинально отличалась от твоей. Я не жил в роскошных царских палатах, не пил дорогое вино из золотого бокала, не носил богато украшенные рясы. Я встал на путь наёмника, ибо другого выхода у меня не было. Я не понимал своего предназначения. Я просто выполнял заказы и получал за это плату. И вот мы с тобой, такие разные люди, оказались вместе в одной лодке. Наши судьбы с тобой — тех, кто не должен был вообще встретится друг с другом — странно переплелись за эти сутки. Слишком короткое время, чтобы что-то осознать. Приходиться постоянно быть в пути, ибо знаешь, что нас ищут. А мир за стенами твоего дворца совсем другой. Не такой, каким ты его представляла. И приходится обдумывать каждый шаг, чтобы прожить до завтрашнего дня.

А ошибиться слишком легко. Довериться кому-то, вложить в чьи-то руки свою судьбу, понимая, что человеческая природа непредсказуема — это рискованный шаг. Каждый стремится извлечь свою выгоду из ситуации. Кто-то эту ситуацию создаёт. Кто-то пользуется ей, выбирая подходящий момент. Мы с тобой как крысы, бегущие в колесе судьбы. И, переплетённая, она становится нам обоим неясной. И именно это заставляет меня задумываться о правильности того, что я делаю.

Девушка молчала, ибо не знала, что сказать. Она развернулась, легка на спину, подняв одеяло до своего подбородка. Её глаза простреливали невысокий деревянный потолок комнаты.

— Но я уверен в правильности того, что уже сделал, — спустя долгое время молчания сказал Дункан. — Откажись я от протянутой руки, которая просила помощи, оставив тебя на растерзание зверей, я бы изменил течение наших судеб. Для меня всё осталось бы по-прежнему. Я бы ездил по деревням и городам Венерии в поисках работы. В поисках своего предназначения и цели. И, возможно, так и не нашёл бы ни того, ни другого. Но понял бы, что имел возможность понять и то, и другое, поступи я в прошлую ночь совершенно иначе. Как и сделал. И это бы меня съедало до конца своих бессмысленных дней.

А твоя судьба, возможно, и изменилась. То, что тебе предначертано было с рождения, может не исполнится вообще. Ты можешь никогда больше не увидеть столицу из окна своих царских покоев. Но у тебя есть ещё надежда. Бросив тебя тогда, отказавшись от просьбы о помощи, её бы не было.

— И ты не можешь понять, кто ты: эгоист или благодетель? — спросила Елена, посмотрев на Дункана.

Наёмник смотрел в окно. Внезапно ночной небосвод прорезала длинная ярко-блеклая линия упавшей звезды.

— В такие моменты обычно загадывают желание, — сказал он, глядя в окно.

— Что? — спросила, не поняв, Елена.

— Звезда упала. — Дункан посмотрел на девушку и улыбнулся ей.

Девушка непонимающе глядела на наёмника. В её взгляде мелькал огонёк недоверия, оно было выражено и на её лице. Однако когда она увидела его улыбку, чистую и искреннюю, пусть и неидеальную на вид, то невольно улыбнулась сама. Не только её губы, но и глаза.

— Ты не эгоист, — сказала она.

— Эгоист, причём отменный. Я это делаю для себя, ибо воспользовался выпавшей мне ситуацией.

— Возможно, ты пытаешься понять своё предназначение, спасая чью-то жизнь? — спросила девушка.

— Наверное.

— Тогда ты эгоист, — сказала она, закрывая глаза и медленно растягивая губы в улыбке. — Но ты героический эгоист, чей эгоизм не вредит, а наоборот, помогает другим людям.

Дункан посмотрел на свой бокал, что стоял на столе. Он был наполовину пуст. Наёмник взял графин, долил себе ещё половину, а после распивал багрового цвета напиток в полной тишине. Не было слышно ни голосов за дверью, ни шагов, вообще ничего. Только тихое, томное дыхание уснувшей девушки.

Он не отводил взгляд от неё. Было в ней что-то необычное, таящее в себе какую-то загадку. Она была необычайно смышлёна и мудра для своего возраста. И невероятно прекрасна.

— Герой с эгоистическими целями, вставший на путь своего предназначения… — сказал тихим голосом наёмник, вертя бокал у себя в руке. — Возможно, именно ты, юная царевна, и являешься тем, что я искал всю свою жизнь.

Он ещё долго сидел и смотрел, как девушка спокойно пребывает в сонном небытии. А потом его глаза, под воздействием усталости и вина, стали самостоятельно смыкаться. Наёмник поставил бокал на стол, боясь, что вот-вот отключится и уронит его на пол, подвинул стул ближе к столику, облокотился на него руками и положил на них свою голову. Вскоре уснул и он тоже.

Ярген уверенно шагал по тёмному коридору, бегло рассматривая льющиеся в противоположную сторону мутно-серые стены. Под его ногами шуршал бархатистый ковёр, расстеленный во всю длину каменного пола. Каждый его шаг был чётко отчеканен, как будто он маршировал на военном параде, величественно церемониальном, ответственно держа свою осанку прямой, а подбородок приподнятым. Настроение прокуратора (теперь уже бывшего, хоть и неофициально) было антагонистическим окружающему его сумраку коридора, лишь в некоторых местах, через каждые пять-восемь шагов, разгоняемому висячими в канделябрах горящими свечами, что нервно дёргали огненными языками от дуновений на них сквозняка. Внутри же Ярген сиял, подобно звезде. И такое внутреннее настроение было оправдано. Сегодня был его триумф.

Остановившись возле двери своего кабинета, он посмотрел на висячий над ней гобелен. Прокуратор тщательно проводил глазами линию, разглядывая сиреневое полотно, как только что приобретённый на дорогом торге товар, оценочно рассматривая в нём каждую деталь. Особенно остановился на двух позолоченных буквах: «П.Р.». Посмотрев на них, он улыбнулся краем губ, а после наградил вниманием двух стоящих по обеим сторонам у стен стражников, что молча выпрямились, как оловянные солдатики, в его присутствии. Потом он сделал один широкий шаг и открыл дверь.

Его кабинет не пустовал в отсутствии своего хозяина. Да и, быть может, это последний раз, когда Ярген его посещает. Теперь же его положение заметно возросло, и, стало быть, место проведения своего времени должно соответствовать его высокому, царскому статусу. А его кресло и стол вскоре займёт кто-то другой, может быть. Однако же пока до венчания на царский престол ещё есть время, и это время нужно провести с умом.

Закрыв за собой дверь, Ярген сразу же взглянул в сторону стола. За ним, откинувшись на спинку стула, по-хозяйски развалившись и положив руку на стол, сидел Луций. Как только входная дверь издала щелчок, он обернулся к пришедшему лицом.

— Отличная речь на площади. Грамотно сформулированная, дипломатичная, доходчивая и наполненная горячим пламенем патриотизма. По истине, всё выглядело весьма внушительно.

Ярген молча улыбнулся, глянув на него, потом прошёл мимо стола и подошёл к ещё одному, стоящему напротив большого окна. На том столе лежал серебристый круглый поднос, на котором находился графин и стояло несколько бокалов. Взяв графин, Ярген разлил по двум из них багрового цвета напиток.

— Да и с волеизлиянием народа вышел хороший ход. Очень грамотно показать простолюдинам, что ты настроен крайне решительно, и в то же время дать им возможность самому выбрать себе правителя. Демократическое послевкусие самодержавия, я бы это так назвал.

— Хорошая формулировка этого определения, надо будет запомнить. — Ярген повернулся к нему, держа оба наполненных бокала в руках, и подошёл к столу, поставив один рядом с послом. Тот взглянул на него, потом на Яргена.

— Надеюсь, вино в нём не отравлено? — спросил язвительным тоном посол, приподняв в наигранном недоверии одну бровь.

— Право Вам… Очень дорогостоящее удовольствие эти яды. — Ярген сделал один большой глоток, обошёл стол и подошёл к огромному окну, через который в сумрачный кабинет лился вечерний свет уходящего дня. — Один флакон слишком дорого стоит, пришлось немало заплатить за него. И он оправдывает свою стоимость. Очень смертоносный яд и не оставляет за собой практически никаких следов. «Слёзы апатии». Весьма прозаическое название.

— Этот яд создали в Дорнубргских медицинских коллегиях. Очень давно. И сначала его использовали, чтобы вытравливать разного рода паразитов. Крысы там, дикие собаки и тому подобное. А потом его стали использовать против дичи побольше. И поэтому яд совершенствовали в неисчислимом количестве экспериментах на живых телах. — Луций отпил вино, и поставил бокал рядом на стол. Он посмотрел на прокуратора, что обратил свой взор на окно, за которым расстилался вид на погружающуюся в вечерний сумрак столицу. — Всё прошло так, как и было задумано.

— Да, мы добились того, к чему шли, — сказал Ярген, повернувшись и не спеша шагая ко столу. — Правящая элита, что находилась в окружении моего брата, распущена. Жёстким методом. Наши союзники из числа первых лиц городской аристократии, банкиров и богатых дворян займут все важные посты в городе. Незаметно для всех изменился общий облик всей системы.

— А когда всё это укрепится формально? Когда будет произведено венчание на царский престол?

— Когда для этого придёт время, — сказал, улыбнувшись, Ярген. Он отодвинул стул и сел по другую сторону стола, смотря на посла. — Сейчас необходимо поддержать тот миф в народе, который был навеян им в сознании с террасы собора. Все знают о случившемся в стенах дворца. Всё то, что нам нужно. Все из тех, кто находился сегодня на соборной площади, приняли и переварили всё, что мы хотели до них донести.

— Правда, среди общей массы были и те, кто принял новости весьма скептически. И их настрой на дальнейшие события имеют такой же анфас. Я был в толпе во время выступления. Многое услышал от разных ртов. Кто-то плакал по умершему царю, кто-то плевался, кто-то радовался. Мнения окружающих меня людей различались.

— Несогласные всегда будут, что с этим поделать? Большая часть собравшегося столичного населения скандировала мою должность, когда я поставил перед ними определённый выбор.

— Ты заранее рассчитывал, что они примут именно тебя?

— Это было несложно продумать. Сам подумай: царь мёртв, умер от болезни, которая внезапно поразила его. Неожиданное происшествие, от того и шокирующее для простого народа. Его сын также болен, и народ понимает, что больному не место на царском престоле. Дочь царя, наша красавица Елена, похищена заговорщиками и неизвестно, жива ли здорова? И поэтому разумно отдать своё почтение последнему оставшемуся человеку царского рода, в ком течёт та же кровь, кто не менее отпрысков покойного царя имеет привилегии и свои права на престол. Тот, что готов вознести на себя огромный груз правления государством. И этот человек выступал перед ними на площади, не щадя своей глотки.

— Разумно. — Луций улыбнулся, преподнося к губам бокал и смотря искрящимися глазами на Яргена. Сделав глоток, он поводил вино во рту, после чего проглотил его. — И вот появляется так называемый «герой-спаситель», готовый пожертвовать собой, дабы вывести народ из пучины навалившихся проблем. С одной стороны, ты даёшь народу самому определить своё будущее, выбрав для себя нового правителя. Они могли остановить свой выбор на царевиче. И что, что он болен и не может править? Он ведь жив, а закон государства наделяет большими привилегиями именно прямого наследника царя, кем и является Яков. Хотя они могли бы и Елену провозгласить будущей правительницей, несмотря на то, что она дочь покойного царя. Несмотря на то, что её похитили неизвестные заговорщики. Тогда народ бы жил каждодневной надеждой на её скорое возвращение в родные стены своего гнёздышка. Выбор всё-таки у людей был.

Ну а с другой стороны, ты указал народу на сложность всей ситуации, на риски и опасность, которым может быть подвержена вся страна. И косвенно, не напрямую, ненавязчиво, ты им предложил свою кандидатуру. Хорошее манипулирование общественным сознанием.

— Именно так. — Ярген улыбнулся, поставив локоть руки с бокалом на подлокотник. — Народ — это коллективный разум. Когда ты умело пользуешься сложившейся ситуацией, правильно доносишь до них всю сложность проблем, и как бы в контексте намекаешь, что у тебя есть возможность эти проблемы решить, показывая себя лицом сильным и уверенным, народ инстинктивно тебе доверяет и повинуется тебе, как вожаку стаи, доказавшему перед всеми свою силу и авторитет.

Ярген глотнул вино, смотря на посла.

— Народу нужен сильный лидер. Тот, кто внушит в их разум доверие и авторитет. А для этого необходимо подстроить ситуацию так, чтобы она играла тебе на руку.

— Тогда предлагаю тост. — Луций подался вперёд, вытягивая перед собой бокал с переливающимся в нём содержимым кровавого цвета. — За нового царя Венерии, сильнейшего и достойнейшего, чем прежний. Да пусть годы его правления будут долгими и насыщенными. А также, пользуясь моментом, хочу выпить за благоприятный исход нашей сделки. За то добытое, к чему мы стремились.

— За нас с тобой. — Ярген улыбнулся, подняв бокал в ответ, после чего сделал один большой глоток. Луций в мгновение осушил свой бокал, после чего со стуком поставил его на стол. Вытерев губы, посол посмотрел на Яргена.

— А значит, пришло время выполнять и свою часть договора.

Ярген посмотрел на него поверх кромки бокала, растягивая свой глоток. Потом медленно опустил бокал, поставил на стол, переливая вино во рту, сглотнул.

— Король Кайзамир не мог пойти на такой риск, не имея для этого серьёзной мотивации. У нас недавно закончилась война, долгая и тяжёлая. С обеих сторон были понесены тяжкие убытки. Но Торсиваль потерял больше, чем Венерия. — Луций подался вперёд, кладя руки на стол, сомкнув пальцы в замок и холодно глядя на Яргена. — Вашему государству отлилось больше привилегий. Начнём с того, что город Винсальт является частью Венерии. Этот клочок земли представляет собой настоящий город-государство, от которого ваша страна получает огромную прибыль. Мы с такой потерей смирились. Всё-таки, был соблюдён компромисс: наши торговцы ведут там свою деятельность, считай, за даром. Однако эта земля всегда входила в состав Торсиваля, и Торсиваль имеет полное историческое право претендовать на неё.

— Несомненно. У Торсиваля есть масса территориальных претензий к Венерии. Но хочу напомнить, что за обладание этим городом была пролита кровь. Немало крови. И Венерия доказала своё право владычествовать этим городом на правах сильнейшего.

Ярген откинулся назад, отставив свой бокал в сторону, глядя на посла.

— Напоминать мне о последствиях долгой войны не стоит. Так же не стоит мне давать уроки истории. Винсальт является приграничным городом. По договору он находится на территории Венерии, является её субъектом. Однако у торсивальских жителей и торговцев такие же права, как и у наших. Там нет никакого дробления по национальному признаку, никто никого не угнетает. И это было подчёркнуто в договоре двумя линиями. Так что Винсальт в нашу сделку не входил.

— Это точно, не входил, — сказал Луций, широко улыбнувшись. На его бледное лицо падал блеклый свет наступившей ночи за окном, свет луны и зажёгшихся на ночном небосводе небесных светил, делая лицо посла ещё более бледным, как у вампира. — Предметом нашей сделки было кое-что иное. Король Кайзамир может удовлетворить свой аппетит, если приозёрные поселения на юго-западе вновь перейдут в состав Торсиваля.

Ярген молча поглаживал пальцами по гладкой древесной основе подлокотника, смотря на посла. Тот не спускал улыбку со своих губ. Улыбку пронизывающую, многозначительную. От неё источался холод, веяло морозом интриги. Смотря на такую улыбку, в душе покалывает чувство отвращения к такому человеку, чувство недоверия. А его глаза, такие же острые и горящие огоньками чего-то таинственного, затаившегося, только сильнее это чувство подогревают.

«К такому человеку опасно поворачиваться спиной, — подумал про себя Ярген. — Один миг — и в неё воткнётся кинжал, предательски сжимаемый его ладонью. С ним надо быть осторожным. А коли я встал на этот путь, то именно с осторожности и надо его начинать».

— Передача земель — процесс долгий и непростой. Приозёрные территории являются обширной линией у наших границ. Там работает много наших поселенцев. А закрепление передачи на законных основаниях вызовет множество вопросов со стороны народа и правящей на местах знати. Такой шаг рискованный. Его надо делать размеренно.

— Я отлично понимаю всю сложность правового регулирования этой проблемы. Взрыв общественного негодования — это то, что не нужно нам обоим. — Луций пошевелил своей челюстью, будто пытаясь вынуть застрявший кусочек еды между зубов. — Король Кайзамир за успешное выполнение порученного мне задания обязал меня принять полученные в ходе сделки приозёрные территории под своё подчинение. Формально я буду бароном, правящим от имени нашего короля. Туда же будут направлены наши феодалы, которые распределят земельные вотчины между собой. Таким образом легче будет контролировать те земли во избежание их упадка. Ваши же землепашцы могут там работать в своё удовольствие. Более того, они могут сохранить своё гражданство, работая на землях наших феодалов. Однако иными другими привилегиями они награждены не будут. Проценты от их заработка будут уходить феодалам, естественно, что ваши работники станут получать меньше. И сама эта земля официально будет считаться, как Вы выразились ранее, субъектом Торсиваля.

Конец ознакомительного фрагмента.