Подставленный

Илья Деревянко, 1997

«Настороженно нюхая воздух маленьким черным носиком, ежик спешил по своим делам. Он знал – скоро наступит зима и тогда под снегом не сыщешь пропитания. Придется до весны отлеживаться в заранее подготовленной норке, что, правда, не так уж и плохо. Однако сейчас нужно как следует потрудиться. Внезапно зверек на мгновение замер и привычно свернулся в колючий клубок. Человек! От него всегда одни неприятности!..»

Глава 3

— За здоровье нашего уважаемого Николая Васильевича! Долгих лет ему жизни и удачи во всех начинаниях! — Пьяно покачивающийся тамада залпом осушил стопку водки и потянулся за закуской.

Подвыпившие, раскрасневшиеся гости незамедлительно последовали его примеру. Шабанов самодовольно усмехнулся. Сегодня он отмечал пятидесятилетний юбилей и организовал все на высшем уровне, не ударил в грязь лицом! Банкет проходил в небольшом частном ресторанчике, славящемся изысканной кухней и бешеными ценами. По случаю торжества зал арендовали целиком. Это обошлось в кругленькую сумму, но на сей раз Шабанов не скупился. Престиж дороже денег! Да и жена, Бэлла Петровна, настаивала, чтобы все было как у людей. В настоящий момент она, разряженная в пух и прах, густо увешанная драгоценностями, томно жаловалась подруге, что никто не понимает ее возвышенную утонченную натуру. Бэлла, в прошлом торгашка, прочитавшая за всю жизнь не более двух-трех книг, любила изображать аристократку. Подруга сочувственно кивала, но внутренне корчилась от смеха. «Лахудра тупорылая, — ехидно думала она. — Ишь вырядилась, словно огородное пугало! Для полноты картины только золотого кольца в носу не хватает!» Надо сказать, Бэлла Петровна действительно не страдала избытком вкуса, подбирая наряды по принципу — как можно ярче и как можно дороже. Аляповатое платье совсем некстати обнажало морщинистую шею и костлявые плечи, огромные серьги с бриллиантами сильно оттягивали уши. Довершал картину полный рот золотых зубов. Прервав на время поток жалоб, госпожа Шабанова выпила бокал вина и, чавкая, принялась поедать осетрину.

Путана, путана, путана,

Ночная бабочка, но кто здесь виноват?

Путана, путана, путана,

Огни отелей так заманчиво горят! —

довольно фальшиво наяривал ансамбль. Осипший солист даже отдаленно не напоминал Газманова, но гости по причине отсутствия музыкального слуха не обижались.

Не дожидаясь очередного тоста, Николай Васильевич опрокинул в рот полный фужер коньяка. Он ощущал себя на вершине блаженства, особенно острого после пяти лет, проведенных за решеткой. Вообще-то срок Шабанову дали гораздо больший, но помог «кум», не забыл верного стукача. Тем не менее все эти годы Николай Васильевич прожил как на вулкане, постоянно опасаясь разоблачения со стороны зеков и неизбежного вслед за ним жестокого наказания. Стукача запросто могли опетушить или убить. Однако Шабанову повезло. Его никто не заподозрил, и сейчас Николай Васильевич частенько изображал перед знакомыми коммерсантами блатного авторитета, туманно намекал на несуществующие «большие связи» в воровских кругах. Приятели верили. Николай Васильевич умел пустить пыль в глаза. Оживление за столом нарастало прямо пропорционально количеству пустых бутылок. Гости громко смеялись, галдели. Некоторые, нисколько не стесняясь присутствия дам, рассказывали похабные анекдоты. Правда, «дам» это не смущало. Они кокетливо жмурились и хихикали.

— Меня на зоне уважали! — говорил приятелям захмелевший Шабанов. — Слово мое ценили! Воры лучшими друзьями были!

— Почему ты сам вором не стал? — поинтересовался собеседник.

— Не захотел, — безмятежно соврал Николай Васильевич. — Мне не нужны звания! Авторитет без того имеется!

— А здесь, на воле?

— Само собой!

— Коля, нам нужно переговорить, — перегнувшись через стол, тихо сказал Аркадий Михайлович Макаровский, хозяин нескольких коммерческих магазинов и давний знакомый Шабанова.

— Давай!

— Не при всех! Лучше на улицу выйдем, покурим!

Уже давно перевалило за полночь. В темном небе тускло, как запыленные лампочки, светились звезды. Прохожие попадались редко, а обычный для дневной Москвы автомобильный поток превратился в жидкий ручей. Дул теплый, слегка попахивающий бензиновым угаром ветерок.

Шабанов глубоко затянулся сигаретой и вопросительно взглянул на Макаровского:

— Какое у тебя дело, Аркаша?

— Один хмырь не отдает долг, две недели просрочил, гад! Товар, говорит, еще не реализован.

— Что ты ему поставил?

— Партию бижутерии, в общей сложности на десять миллионов.

— И чего же ты от меня хочешь?

— Помоги! У тебя авторитет! Связи! А я в долгу не останусь! Бери с него не десять миллионов, а пятнадцать или двадцать. В общем, сколько сумеешь! Мне нужна только моя десятка. Остальные — твои! Шабанов на минуту задумался. Никаких связей, ни тем более авторитета он не имел. Обратиться за помощью было не к кому, однако отказываться не хотелось. Вовсе не из теплых чувств к старому приятелю! Отнюдь! Просто Николай Васильевич боялся разрушить старательно созданный имидж крутого, да и обещанный навар притягивал его, будто магнит железку. «Ба! Ведь у меня есть Серега! — внезапно осенило Шабанова. — Как я мог забыть?!»

— Хорошо! — сказал он вслух. — Так и быть, помогу! Давай координаты должника!

— Спасибо! — обрадовался Макаровский. — Выручил!

— Коля-а! — послышался нетрезвый голос Бэллы Петровны, и из ресторана вышла, слегка покачиваясь, мадам Шабанова. — Пра-ативный! Совсем забыл свою девочку!

Она громко икнула и капризно надула ярко накрашенные губы.

— Иду, иду, золотце! — встрепенулся Николай Васильевич и обернулся к Макаровскому. — Договорим завтра, а сейчас давай пить! Душа горит!

Они вернулись в зал. Там царило хмельное веселье. Громыхал ансамбль, шумели мужчины, визгливо смеялись женщины. Окончательно окосевший тамада периодически выкрикивал неразборчивые тосты, на которые никто не обращал внимания.

— За удачу! — заговорщицки улыбнулся Макаровский, разливая коньяк в бокалы. — И за уважаемых людей! — добавил он, хитро подмигивая Шабанову. Николай Васильевич раздулся от важности, как индюк. Теперь он и сам себе казался могущественным, авторитетным.

Конец ознакомительного фрагмента.