Вирус. Роман

Илья Борисович Ставровский

Почему и как разразилась эпидемия коронавируса, навсегда изменившая нашу жизнь?Психологический триллер, захватывающее действие которого развивается в Вухани, Пекине и Нью-Йорке, в подвалах секретных лабораторий и в небоскребах инвестиционных банков. Главный герой, Дэвид Виргенштейн, пытается спасти мир от надвигающейся катастрофы. Книга будет интересна всем поклонникам Дэна Брауна.

Глава 4

Нью-Йорк

На следующий день Дэвиду позвонил Джек Рид и пригласил на встречу. Джек был президентом Сити-банка — крупнейшего коммерческого банка в США. Исторически сложилось так, что все банки страны были разделены на две категории: коммерческие и инвестиционные. Первые занимались работой с вкладчиками, потребительским и ипотечным кредитованием, выпуском и обслуживанием кредитных карт — в общем, традиционными банковскими операциями. Вторые же занимались преимущественно вложением средств в различные финансовые инструменты, акции, облигации, деривативы, помогали новым компаниям выходить на биржи, спекулировали на валютном и фьючерсном рынках. Такое разделение банков на два типа было придумано для того, чтобы оградить вкладчиков от рисков инвестиционных рынков и помешать банкирам играть на биржах на их деньги. Иными словами, если американцу были нужны кредитная карта или заём на дом, он шёл к Джеку Риду, а если он собирался размещать акции своего стартапа на бирже — то к Дэвиду Виргенштейну.

На практике обе ветви были тесно связаны между собой — каждая из них была частью финансовой системы. И хотя они редко конкурировали между собой напрямую (например, при финансировании крупных корпораций), существовала между ними и конкуренция в борьбе за кадры. Лет двадцать назад Джек даже какое-то время работал вместе с Дэвидом в одном из банков федеральной резервной системы, и им случалось вместе проводить время после работы. Хотя, если Дэвид помнил правильно, дело всё-таки всегда ограничивалось барами и никогда не доходило до стрип-клубов. Однако это давало им возможность мгновенно настроиться на одну волну, и между ними существовало нечто вроде студенческого братства, хотя Джек окончил Колумбию, а Дэвид учился в Йеле. Приходя к Джеку, Дэвид никогда не мог избавиться от ощущения себя «младшим братом» — возможно, потому, что и капитализация, и объём активов банка Джека превышали эти показатели в банке Дэвида почти в десять раз, а число работников — так и вообще в двадцать (это было связано с тем, что Джек вёл бизнес с гораздо бóльшим количеством клиентов: под его началом была целая армия клерков — более двухсот тысяч человек).

Когда водитель открыл Дэвиду дверь его «майбаха» у ступеней здания штаб-квартиры Сити на Манхэттене, тот не удержался и взглянул вверх, чтобы оценить высоту здания «Сити Групп Центра», которое, как он знал, было раза в полтора выше, чем здание «Волман Тракс». Поднявшись по ступеням в отделанное белым мрамором и нержавеющей сталью лобби, чем-то напоминающее огромную операционную, он был встречен ассистентом Джека — спортивного телосложения парнем в безупречно-голубом костюме и с белоснежной улыбкой во все тридцать два зуба.

— Рад вас снова видеть в Сити, мистер Виргенштейн! — приветствовал его тот, открывая турникет своим пропуском и жестом приглашая Дэвида следовать за ним к частному лифту президента банка в дальнем углу лобби.

— Спасибо, Сэм! — подмигнул ему Дэвид, в очередной раз поражаясь тому, как его памяти удаётся удержать в себе тысячи имён всех этих людей, многих из которых он не видел годами. Говорят, что Иосиф Сталин помнил имена и отчества десяти тысяч сотрудников-управленцев по всей стране. Дэвид не знал, было ли у него их в голове десять тысяч, но стоило ему один раз увидеть человека и услышать его фамилию — как при следующей встрече, даже если она случалась через пару лет, имя само выскакивало у него в мозгу, как чёрт из табакерки. Это неизменно производило впечатление на людей и создавало у них ощущение собственной значимости, наряду с симпатией к Дэвиду, что не раз помогало тому в жизни.

Скоростной лифт за две минуты преодолел более двухсот метров и открыл двери в приёмную Джека, которая в точности повторяла (правда, в меньшем масштабе) лобби внизу — с той лишь разницей, что одна из стен была полностью стеклянной. Сэм распахнул перед Дэвидом трёхметровые двери из нержавейки, жестом приглашая его пройти в кабинет.

Джек Рид уже катился ему навстречу. Это был невысокий человек с лысой, как бильярдный шар, головой, одетый в костюм-тройку тёмно-синего цвета с белоснежной рубашкой и ярко-красным галстуком. На его запястье поблёскивал красным золотом хронограф от Аэудемара Пике, выгодно оттенявший его бронзовый загар.

— Дэвид! Рад тебя видеть, старый разбойник! — воскликнул Рид, крепко захватив руку Виргенштейна в свою и одновременно приобнимая его за плечи.

— И я рад тебя видеть, Джек! Откуда такой загар в это время года?

— Мы с Мэри только что вернулись из Флориды. Из Мар-а-Лаго.

— Ух ты! Неужто были в гостях у Дональда?!

— Да, президент приглашал нас на выходные сыграть в гольф. — Джек провёл Дэвида в отдельную зону кабинета за перегородкой, усадил на кожаный диван и сам уселся напротив, жестом предложив тому напитки из невысокого бара в углу. Однако Дэвид отказался, посчитав, что десять утра — всё же не самое подходящее время для для виски.

— Звучит неплохо! И какой он в жизни, Дональд?

— А ты что, никогда с ним не встречался?

— Я был на обеде после инаугурации в Белом доме, поскольку мы дали ему миллион долларов на предвыборную кампанию.

— Как и Хиллари, я предполагаю?

— Конечно, это же традиция — мы всегда спонсируем обоих кандидатов. Что даёт нам возможность обратиться к президенту вне зависимости от результата выборов. На обеде он пожал мне руку, я с ним сфотографировался, но возможности поговорить с ним у меня не было.

— Немного же ты получил за свой миллион! Дональд производит серьёзное впечатление. Я встречался с тремя президентами — и, конечно, эта должность всегда «набрасывает» на человека определённый ореол. А Трампа я знаю много лет — ведь мы финансировали ряд его проектов. Он огромного роста, плотный и к тому же производит впечатление очень сильного человека. Энергия у него бьёт через край — иной раз кажется, что он вот-вот взорвётся! Кроме того, он очень плохой слушатель — если в разговоре его что-то затрагивает, он сразу же заводится и переходит на монолог.

— Вы обсуждали с ним и какие-то деловые вопросы в Мар-а-Лаго?

— Естественно, он пригласил меня не как друга! Я вообще не уверен, что у такого человека могут быть друзья! Мы обсуждали, в частности, твоё выступление в Давосе. Да-да, оно произвело впечатление даже на президента!

— Ух ты! Я знал, что он был в Давосе, но, насколько тебе известно, меня он не любит…

— Это понятно — после того, какую позицию вы заняли в две тысячи девятом при пролонгации его кредитов…

— Я в то время ещё не был президентом «Волман», к тому же его финансовая ситуация…

— Дэвид, ты здесь не для того, чтобы оправдываться перед президентом, а тем более передо мною! К тому же мы оба знаем, что он прежде всего делец, и риск, на который он готов пойти, чтобы заключить очередную сделку, зачастую превышает аппетиты даже таких финансистов, как мы с тобой. Он прежде всего хотел узнать моё мнение о том, насколько вообще научно обоснованны эти твои выводы с графиками.

— И что же ты ему сказал? — поинтересовался Дэвид, с удовлетворением обнаружив среди бутылок в баре гленморанж с синей этикеткой и решив всё же отпраздновать встречу со старым другом. Он взял стакан и предложил хозяину присоединиться.

— Что ж, пожалуй, — хмыкнул Джек, — не так часто мы видимся, особенно при таких странных обстоятельствах. Если бы кто-нибудь сказал нам двадцать лет назад в Чикаго, что ты станешь президентом «Волман Тракс», я стану президентом «Сити Групп», и мы будем обсуждать, что думает о твоей речи о глобальном потеплении президент Трамп, мы бы вряд ли поверили!

— Особенно в то, что Дональд станет президентом, — ответил Дэвид, протягивая хозяину стакан виски со льдом. — Насчёт тебя я никогда не сомневался, что далеко пойдёшь. Если бы меня кто-то спросил в тот момент, я бы скорее видел в кресле президента США тебя, чем Дональда или, если уж на то пошло, Барака…

— Ну да! Вы ведь, евреи, страшные расисты! — подколол его Джек, поигрывая кубиками льда в своём бокале.

— Хорошо, что нас никто не слышит, но я помню, что, когда в своё время вышел фильм «Армагеддон», где к земле приближается астероид и группа астронавтов должна его взорвать, пробурив в нём скважину и заложив туда атомную бомбу.

— Это тот, где играет Брюс Уиллис?

— Тот самый. Так вот, в нём президента США играл афроамериканец. Когда он появлялся на экране в кресле в овальном кабинете, люди в кинозале начинали смеяться. Им казалась смешной сама мысль о том, что у нас будет чернокожий президент. Но прошло двадцать лет или около того — и это сбылось.

— Вообще, многое из того, что показывает нам Голливуд, сбывается. Ветхозаветные пророки, в связи с невостребованностью их пророчеств в современном мире, теперь, видимо, переквалифицировались в сценаристов.

— Ну не знаю, некоторые вещи, которые нам показывают в кино, слишком страшные для того, чтобы оказаться правдой. — Дэвид прищурился. — Хотя когда я пропустил кривую СО2 через нашу программу анализа рынка, у меня как раз и получилось, что какая-то из версий «Армагеддона» ждёт нас с вероятностью восемьдесят четыре процента в ближайшее время.

— Многие покупают себе убежища, — сообщил ему Джек. — В Юте один девелопер только что перестроил под них старую армейскую базу. У них там автономные генераторы, системы фильтрации воздуха, подземные фермы для выращивания еды методом гидропоники. Бункер с одной спальней за миллион долларов, с тремя — за полтора. Мы предоставили ему кредит на финансирование, и он с нами уже расплатился — продано более пятидесяти процентов за первый год.

— Ты же не хочешь остаток жизни провести в убежище? — усмехнулся Дэвид. — Ты для этого существо слишком социальное.

— Так я же говорю тебе: там их целый лагерь, триста штук. Все за колючей проволокой…

— Я не очень представляю себе, как я буду за миллион долларов жить в бункере за колючей проволокой. Так что ты сказал президенту в качестве своего мнения по поводу моего выступления?

— Я сказал ему правду: что ты всегда был самым способным аналитиком из всех, кого я знаю, и часто твои прогнозы сбывались скорее, чем мы ожидали.

— Вот чёрт! Ты понимаешь, что «до двух лет» вполне может означать «завтра»?

— Дэвид, я человек религиозный, как, полагаю, и ты, — сказал Джек, поблёскивая стёклами своих круглых очков, — и каждую ночь, ложась спать, прошу Бога принять мою душу, если я умру во сне.

— Джек, я тоже верю во Всевышнего, но я имел возможность убедиться, что пути Его реально неисповедимы и Его ничуть не заботят наши души. Кстати, в иудаизме вообще нет понятия загробной жизни, если ты об этом знаешь. Когда кто-то умирает, то про него не говорят «он отправился на небеса». Мы говорим «он почил с предками».

— Хорошо, если ты считаешь, что человечеству угрожает опасность, что конкретно можно сделать, чтобы эту опасность предотвратить?

— Мы должны любым путём резко снизить выброс парниковых газов в атмосферу. Под «резко» я понимаю хотя бы десять процентов за год. Это изменит форму кривой и даст нам хотя бы временную передышку.

— Чтобы сделать это в мировом масштабе, необходимы какие-то совершенно радикальные меры. Даже если президент запретит регистрацию автомобилей с двигателями внутреннего сгорания, это вряд ли решит проблему — Детройт продолжит работу, просто будет продавать свои «кадиллаки» не здесь, а в Азии или в Европе. Если бы мы могли построить стену, которая оградила бы нас от воздуха из Китая, вроде той, которую он построил, чтоб оградить нас от нелегальных эмигрантов из Мексики, то это решило бы проблему. Однако так высокую стену не в состоянии построить даже Трамп. Как я понимаю из его заявлений, он не является большим поклонником теории о глобальном потеплении — твоё выступление пошло бы на ура при предыдущей администрации, у Обамы с Гором. Это они занимались всеми этими электромобилями и солнечными электростанциями. И небезуспешно, кстати: ряд проектов, которые они помогли начать, были вполне успешными и продолжаются до сих пор.

— У меня есть мысль, которая бы могла понравиться Трампу.

— Расскажи её мне, — попросил Джек.

— Если бы мы могли ввести полную блокаду товаров из Китая… Перестать покупать у них их продукцию.

— Вот что вы, евреи, вечно лезете со своей блокадой? Когда Гитлер пришёл к власти в Германии, первое, что сделали евреи во всём мире, — так это объявили ему экономическую блокаду. Довольно успешную, кстати — сильно попортили немцам кровь. Однако чем это закончилось, мы прекрасно помним.

— Китай несёт ответственность за треть выбросов в атмосферу. Если бы мы притормозили их экономику…

— Если мы блокируем вывоз их продукции сюда, то это приведёт к колоссальным потрясениям у них, десятки, возможно, сотни миллионов останутся без работы, и эти люди просто передохнут с голоду. Что хуже — прежде, чем они передохнут с голоду, они выйдут на улицы, и, чтобы оставаться у власти, китайское правительство справедливо обвинит нас во всех бедах, а это реально может спровоцировать войну. Китай — это ядерная держава с промышленным потенциалом, который в чём-то не ниже, а в чём-то даже выше, чем у нас. Конечно, у них нет наших технологий, но в космос они тоже летают. Что ещё хуже — наша экономика во многом привязана к китайской. Масса наших компаний, таких как «Эппл», производят свою продукцию там… Нет, мне не кажется это реальным. То есть, конечно, мы будем их давить перманентно — Дональд только этим и занимается со всеми этими тарифами, он очень зол на китайцев за то, что они проделывают со своей валютой, искусственно ослабляя юань. Не исключено, что мы и санкции в какой-то момент введём против них за нарушение прав человека, — они там преследуют диссидентов, никакой свободы слова нет и в помине… в конце концов, это же проклятые коммунисты, и плохого отношения к коммунистам никто в нашей великой стране не отменял, ведь верно?

— Верно-то верно, — ответил Дэвид, приканчивая остаток виски и наливая себе снова, — да вот только плохое отношение само по себе ещё никому не повредило.

— Как сказать. Был ведь не так давно Советский Союз, было наше плохое отношение к нему — и чем всё закончилось? Он перестал существовать как государство. Я помню, как Бжезинский в своё время хорохорился на банкете в Бильдельбергском клубе, что он сделал самые доходные инвестиции в истории человечества, когда выплачивал в восьмидесятые годы зарплаты советским диссидентам, а те взяли и разложили потихоньку страну своими книжечками… Конечно, сейчас они снова поднимают голову, вооружаются, пытаются вернуться на мировую арену, но коммунизм уже сброшен ими со счетов, другой идеологии нет, деньги они снова у нас берут, да и объём их экономики сильно сократился. Глядишь, когда нефть в следующий раз упадёт до двенадцати долларов за баррель, у них начнутся беспорядки, снова будут делить собственность… в общем, плавно сведём их на нет. Они уже сейчас ближе к Ирану и Северной Корее, чем к нам.

— То есть то, что происходит в Гонконге, все эти демонстрации…

— ЦРУ, Дэвид, старое доброе ЦРУ, финансирование оппозиции через некоммерческие организации, которые организуют массовые беспорядки с использованием социальных сетей. Обычный бизнес. И посмотри — Гонконг на полгода превращается фактически в зону военных действий. Нам следовало заняться этим раньше — сразу после того, как Гонконг перешёл к китайцам, — но в то время никто не воспринимал их всерьёз. Все видели в них тупых косорылых обезьян, готовых за пару долларов делать работу, за которую наши рабочие с их проклятыми профсоюзами хотели минимум десять. А эти обезьяны оказались не только трудолюбивыми, но и крайне экономными — и вот на сегодняшний день их экономика стала больше нашей, если считать по паритету покупательной способности, и у них есть три-четыре банка больше, чем мой.

— Проблема заключается в том, — сказал Дэвид, — что с СССР мы не могли справиться семьдесят лет.

— Есть такая поговорка: мельницы богов мелят помалу… Послушай, ты прекрасно знаешь о том, что широкая публика считает, будто банкиры управляют миром. И ты также знаешь, что это не совсем так. Мы не то что бы управляем им — мы можем оказывать некоторое влияние, выбирать вектор, так сказать. Все наверху давно уже поняли, что тот концепт, по которому действовали раньше сильные мира сего — размножение населения и последующее его использование в войнах, экономических и реальных, — больше не работает, или, скажем так, работает уже не так хорошо, как раньше. Сейчас все озабочены автоматизацией, поскольку роботы могут делать ту же работу, что и люди, но им за это не надо платить. В современном мире развелось полно людей, содержание которых неоправданно — возьми всех этих пенсионеров, которые только портят воздух и расходуют средства, вместо того чтобы что-то создавать. Или сидящих на пособии по безработице многодетных матерей. С другой стороны, затевать следующую мировую войну тоже никто не хочет — всем понятно, что с ядерным оружием шутки плохи, да и вспомни англичан с их Ротшильдами: они так старались стравить русских с немцами, а когда дым рассеялся, то они поняли, что в ходе войны просрали Британскую империю.

— У нас есть два года, может быть, меньше. Возможно, нам стоило бы развязать войну с кем-то, у кого нет ядерного оружия, просто чтобы получить передышку.

— Так оно сейчас есть у всех — в Северной Корее у этого маньяка, который скормил собакам собственного дядю, у индусов, в Иране, вполне возможно. Однако, опять же, работа ведётся и над этим, президент постоянно их пугает, а придёт момент — так и ударит, будь спокоен. Ты вообще всегда был страшно нетерпелив и инициативен, насколько я знаю. Проблема перенаселения стоит давно и остро, и на каждом заседании клуба мы о ней говорим, — многозначительно блеснул очками Джек, — но надо понимать, что современный мир стал очень мал и, главное, информационно прозрачен. Чуть что — появляется какой-нибудь Алланд со своим «Викиликс» и начинает выкладывать в интернете секретные документы. Или Сноуден бежит в Россию… Время, всему нужно время. Ты вот, кстати, говорил об эпидемиях в Давосе, так и этот вариант прорабатывается: Билл Гейтс, когда ушёл из «Майкрософта», вплотную этим занялся — эпидемии, вакцинации, лихорадка Эбола, СПИД… Ставит эксперименты в Африке и вещает о том, что нам не избежать эпидемии в будущем. Так, может быть, она нам поможет? Я бы на твоём месте спокойно занимался своим делом и был бы готов играть на волатильности рынка.

Конец ознакомительного фрагмента.