Иначе не могла… Чёрная заводь. Дело №109281

Ильдус Муслимов

Даже крыса, загнанная кошкой в угол, до самой своей смерти будет бросаться и кусаться, чтобы попытаться выжить в критической для себя ситуации. Что уж говорить о человеке… Книга не рекомендуется для чтения людям эмоциональным. Все события являются вымышленными, любые совпадения случайными. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

— И откуда только взялся этот сучёнок адвокат, — недовольным голосом громко произнёс подвыпивший прокурор, плюхнувшись в кресло, стоявшее рядом с журнальным столиком, на котором в хаотичном беспорядке на трёх тарелках смешались остатки разношёрстной и наспех нарезанной закуски.

— Ты чё так разорался как мясник на базаре?! — закуривая, осадила его судья. — Нажрался, значит веди себя достойно! Ты не в своём гадюшнике, а я не у себя дома! В этой гостинице у меня какая никакая репутация и я не собираюсь её портить. Потому что по долгу службы я останавливаюсь здесь стабильно раз в полгода, да и то только по твоим вонючим делам, которые ты так успешно стряпаешь. А что касается, как ты выразился той суки, так для меня это тоже большая неожиданность. Ну, а что прикажешь делать? Повеситься? Я когда его соглашение в руки взяла, то сразу же название адвокатской конторы прочитала. Эту шарагу вся воровская каста знает. С их помощью не один вор в законе из крестов вышел. Дела словно карточные домики разваливают и ментов вертят, на чём хотят и как хотят. Выгнать из зала я его не могла. Ты же сам видел, как он вошёл. Так только блатные в хату заходят. Это не тот адвокат, каких ты сучишь на своих заседаниях, когда охотникам сроки впаиваешь за убитого лося и не тот случай, когда конторской буфетчице сиськи мнёшь у неё в подсобке. Тут хорошенько подумать надо и не спешить, чтобы дров не наломать. — Изрядно набравшийся коньяка прокурор ехидно заулыбался и вытянув впереди себя руку с задранным вверх указательным пальцем сделал несколько колебательных движений.

— Соскочить, уважаемая моя Елена Васильевна не получится. Бабки мы с тобой уже хапнули, а Геббельс обратно деньги не берёт. Я же тебе сразу сказал, за смерть любимого племянника он всю станцию раком поставит. Знаешь, что они с моим свидетелем… Мячиным сделали?

— Догадываюсь.

Прокурор прикурил сигарету и словно замаскировавшись в дымовом облаке демонстративно продолжал держать у себя перед носом горящую спичку.

— Правильно мыслишь… Они его живьём сожгли. Там, — он мотнул рукой позади себя, — на болотных островах, где их грёбаный рейхстаг.

Очевидно, представив себе на секунду этот костёр с живым человеком, судья Елена Викторовна налила в рюмку коньяк и залпом выпила.

— А я ведь тоже, как и ты ничего сделать с этим не могу, — продолжил Сергей Викторович, — хотя и пытался ранее. Хотел, так сказать, в законодательные закрома Родины свою лепту внести. Ментов контролировал, проверки по нарушению законности

проводил. — Сергей Викторович протяжно рассмеялся, его тело от смеха запрыгало, в итоге весь коньяк из стакана, который он неуклюже держал в руке, просто вылился на пол. Поставив пустой стакан, он уже без смеха добавил:

— Крути не крути, а бабло нам с тобой отрабатывать придётся. Если ты, конечно, моя дорогая судья ещё планируешь пожить…

Та глубоко вздохнула, достала из пачки сигарету и закурила.

— Серёжа, я, конечно, понимаю, что бабло нужно отработать, но только делать это нужно осмотрительно. Сам же видишь какие людишки здесь? У них не жизнь, а одно мытарство ни работы, ни денег. Злые как волки. Эти терпеть несправедливость не станут, и чтобы казнить на острова не повезут. Прямо на площади и сожгут, ну а если повезёт, то на худой конец повесят. И кому ты потом докажешь, что ты не сам себя по пьянке поджог или не сам в петлю залез, служитель закона. Ладно, время у нас есть, будем кумекать.

Находясь в прокуратуре, где под присмотром сотрудника ведомства знакомясь с делом Ольги, Олег был настолько шокирован всеми нарушениями уголовно-процессуального законодательства, что ему приходилось изредка отвлекаться от изучения документов, чтобы просто прийти в себя от увиденного беспредела. Он был рад лишь одному: с самого начала следствия Ольга отказалась давать какие-либо показания, она даже отказалась принимать участие в следственных действиях, где было нужно не только рассказать, но и показать при понятых, как она применяла оружие. Единственными уликами против неё были — это показания свидетеля Мячина, живущего напротив Ольги, а также смывки крови убитых, найденные в её квартире. Ну и соответственно пистолет, брошенный Ольгой в траве недалеко от дома. По заключению экспертизы на его рукоятке следы её пальцев. Оставалось узнать, каким образом тела убитых и их мотоциклы оказались на болоте. Всё это ему предстояло выяснить у Ольги, которую он планировал навестить в камере предварительного заключения при отделе милиции, сразу же выйдя из прокуратуры.

Выписав для себя все несостыковки, допущенные в ходе следствия, Олег уже не сомневался, что ему удастся добиться отправить дело на доследование, а Ольгу на время следствия освободить из-под стражи, заменив ей меру пресечения на подписку о невыезде. По пути в отделение милиции он зашёл в переговорный пункт, расположенный на почте. Нашёл записанный на клочке бумаги телефон дома малютки в областном центре, где находился маленький сын Ольги. Туда его поместили сотрудники опеки. Поговорив по телефону с детским врачом и воспитателем, Олег выяснил, что с ребёнком всё хорошо и теперь он спешил поделится этой новостью с Ольгой. В допросную комнату она вошла очень грустная. Села на край скамейки, устремив неподвижный, полный безнадёжности взгляд на Олега.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, доставая из портфеля свои черновики, написанные в прокуратуре. — Тебе полегче?

— Да.

— Хочу тебя обрадовать. Только что звонил в дом малютки. С твоим Вадиком всё хорошо, за ним смотрят врачи, аппетит хороший.

— Правда?! — она радостно вскочила со скамейки и кинулась к Олегу.

Милиционер, сидевший рядом, схватил её за руку и рывком посадил обратно на место.

— Не трогай её! — громко, сказал ему Олег.

Ольга заплакала:

— Да я же просто хотела обнять и поблагодарить…

— Ну всё, успокаивайся, — тихо произнёс Олег. — Зато теперь ты знаешь, что с сыном всё хорошо.

Ольга закивала головой с улыбкой вытирая слёзы.

— Да, да… Спасибо.

Олег положил перед собой чистый лист бумаги.

— Оля, я сейчас задам тебе несколько вопросов. Ты должна будешь мне искренне на них ответить. И очень тебя прошу запомнить всё, что ты мне скажешь. Это очень важно. Хорошо?

Она закивала головой.

— Я поняла.

— Итак, вопрос первый. Являются ли для тебя знакомыми те двое, которые проникли к тебе через балкон?

— Нет. Я их не знаю.

— И далее. Когда ты увидела, что они стоят в твоей комнате и… — он на секунду замолчал, пытаясь подобрать слова, которые не приведут Ольгу к стрессу, — и.. совершают противоправные действия в отношении твоего ребёнка, ты умышленно взяла пистолет и привела его в действие, либо ты не помнишь, как это сделала?

— Помню, но так чтобы очень хорошо, то нет. У меня тогда в голове всё потемнело, я едва устояла на ногах. Пришла в себя, когда прозвучали выстрелы. Потом я услышала, как в углу комнаты заплакал Вадик. Я сразу подошла к нему, взяла его на руки и тут заметила, что держу в руке пистолет, а у него из дула тонкой струйкой идёт дым. Оглянулась, а они оба лежат… в крови.

— Что ты сделала с пистолетом?

— Я с ребёнком подошла к окну, которое выходит на другую сторону дома и просто выбросила его в траву.

— А потом? Что ты делала потом?

— Потом… Сейчас я постараюсь вспомнить. — Ольга наклонила голову к коленям прижав кулаки ко лбу.

— Да я вспомнила. Я согрела молоко и положила Вадика в кроватку. Он, как ни странно, успокоился и стал сосать молоко из бутылки. А я взяла покрывало, перекатила на него сначала одного и оттащила его волоком к болоту. Потом пришла и забрала другого и тоже туда оттащила. А уже после этого я откатила к болоту их мотоциклы. Они были такие тяжёлые, что мне пришлось много раз останавливаться чтобы отдышаться. Вот… как-то так.

— Хорошо, — немного задумавшись сказал Олег. — И последнее… Когда ты всё это перетаскивала, мог ли кто-нибудь видеть тебя за этим делом? Соседи к примеру?

— Даже не знаю. У меня крайний дом, а в нашем подъезде кроме меня живёт только одна бабушка, все остальные квартиры брошены. А в первом подъезде живёт семья алкашей, но они постоянно пьяные.

— Ещё один вопрос, Оля. Снимала ли ты с этих двоих немецкую форму и всякого рода атрибуты? Каски? Оружие?

Ольга замотала головой.

— Нет, а зачем мне это нужно? Тогда для меня это уже не играло никакой роли. Главное, что я их убила… Мне уже только от этого стало легче.

— Ну ясно, — тихо сказал Олег. — Давай хорошенько выспись, завтра у нас с тобой будет сложный день.