Оформитель слов

Иль Канесс, 2019

Каково это – появиться на свет в восьмидесятых и быть одним из последних, рождённых в СССР? Расти в «лихие девяностые», а взрослеть в переломные «нулевые»? Именно об этом попытка автобиографии простого парня из глухой сибирской деревни, уехавшего покорять большие города. Текст насыщен иронией, юмором и крепким русским словцом. Ничего лишнего, только хлёсткая мужская проза, беспощадная к происходящей действительности, как тёплый портвейн на пляже. Книга причиняет добро и подвергает смеху. Содержит нецензурную брань.

Первая любовь

Мама закрыла меня в моей комнате и настоятельно рекомендовала быть хорошим мальчиком, иначе никаких мультиков. Наказание совершенно негуманное.

Ну, разбил я вазу в школе и слинял после этого, и что? С кем не бывает. Ну, отправили старшую сестру мыть после этого полы в классе и убирать осколки. Прямо-таки китайская ваза двенадцатого века. Подумаешь!

Сидеть в комнате до скончания времён я не собирался. Нацепил тапки, открыл окно и вылез. Первый этаж, как-никак. Уже через минуту я затаился в зарослях кустарника посреди двора меж двух «хрущёвок». В одной руке сжимал газету, в другой — увеличительное стекло. Огляделся. А вокруг, как оказалось, происходили исключительно любопытные события.

Через двор покачиваясь, дрейфовал большой кусок фанеры. Кто-то что-то замышлял и причём, гораздо более масштабное, чем я. На гараже сидел Стёпка и тискал своего трансформера. Второй день пошёл. Скоро всю краску на нём сотрёт, уж настолько усердно лобызал. По двору, с каким-то листочком размеренными шагами ходила Оля. Девятилетняя Наташка, её младшая сестра и моя одногодка, каталась на велосипеде. Ей купили его неделю назад и она, кажется, не слезает теперь с него вообще никогда. Наверное, даже спит с ним. Всё вокруг объездила и всех бабушек передавила. С утра до вечера круги нарезает по двору.

Та-ак. Кажется, она меня заметила. Ох, как это нехорошо. Не хватало, чтобы нас вместе застукали.

— Привет, — подъехав и вынув чупа-чупс изо рта, сказала Наташка.

Розовый бант на голове, как всегда висел набок. На коленках ссадины, вся в чем-то вымазанная. К раме на проволоку примотан плюшевый медведь. Такой же потрёпанный и чумазый.

— В школе виделись, — пробубнил я, и присев на корочки, начал наводить смертоносный луч на буквы в газете.

— А что ты собрался делать?

— Тебе какое дело. Иди в куклы играй.

— А давай я тебе помогу? — Не унималась она. — Или давай, лучше покатаемся по очереди на велосипеде?

— Чего пристала! Я говорю, отвяжись!

— Ну и дурак! — хмыкнула она и, развернув велосипед, покатила куда-то.

Вот и пусть катится. Вчера кое-как от неё отделался, а она опять лезет…

Играли мы, значит, в прятки. Народу было много. Я решил спрятаться в подъезде. Наташка меня выследила и загнала на пятый этаж. Деваться было не куда. Тупик. Догоняя, она немного запыхалась, но отдышавшись, медленно и верно начала ко мне приближаться.

— А-а, я тебя нашла! — угрожающе приговаривала она, перекрывая мне пути к отступлению.

— Да так не честно! — запаниковал я, вцепившись в перила. — Я вообще, уже не играю!

Она облизнулась. Сейчас меня будут подвергать ласке и причинять любовь.

— Не-а, — покачала она головой. — Позняк метаться…

Раскинув руки, она уверенно поднималась по ступенькам.

— Я буду кричать… — промямлил я.

Застигнутого врасплох и беззащитного, она поцеловала меня в щёчку и захлопала ресничками так, словно готовилась выйти на орбиту. Едва опомнившись от такого, я дёрнул её за косичку и рванул вниз по лестнице. Она же, вздыхая от счастья, повисла на перилах…

Вот и сегодня, опять лезет.

— Сама дура! — крикнул я ей вслед.

Возле медленно движущейся фанеры уже скакала Оля. Я спрятал увеличительное стекло в карман и двинулся туда, в гущу событий. Сидеть одному в кустах теперь было небезопасно. Можно нарваться на поцелуи.

— Рули вправо, рули влево! — то и дело, давала указания Оля.

Она не видела, как я подбежал к ним, поэтому всё ещё прыгала и размахивала руками, как дирижёр. Заметив меня, замерла. Фанера тоже остановилась.

— Ты где пропадаешь? — удивилась Оля. — Опять, поди, с Наташкой в подъезде целовались?

За фанерой послышался дружный смех.

— Ну-ка, закройтесь там! — я обиженно пнул фанеру. — Ничего мы не целовались… чего мелешь то.

Оля нахмурилась. Потом повернулась к фанере и закричала:

— Чего встали?! А ну, пошевеливайтесь! И ты помогай давай! — прикрикнула она уже на меня.

Я взялся за край фанеры. С моей стороны тащил Васька, который утверждал, что он сын цыганского барона и сильно разбирается в лошадях. Кто такому поверит?

— А куда тащим-то? — спросил я.

Васька, весь красный, посмотрел на меня.

— А ты вот лучше, у этой спроси, — и он кивнул в сторону Оли.

Мы стояли за гаражами и любовались «Штабом», построенным из всякого хлама, что смогли найти: ветки, фанерки, коробки и прочее. Крепился он на стенку одного из гаражей, а с другой стороны к дереву.

— Сегодня, после вечерних мультиков, собираемся здесь. Кое-чего обсудим, — сообщила Оля.

Как и было условлено, все собрались в штабе. Оля внимательно изучила присутствующих. Наташка села рядом со мной. Я отодвинулся. Она подвинулась. Я отодвинулся.

— Так, вы оба! — прикрикнула на нас Оля. — Ну-ка прекратите возню! Успеете ещё.

По штабу прокатился смешок. Я залился краской, а Наташка, словно альпинист, покоривший высокогорную вершину, довольно улыбнулась.

— В общем, так, — начала Оля. — На сегодняшней повестке дня один пункт.

Она развернула какой-то листок.

— А что такое повестка? — перебивая, пропищал шестилетний Витька.

— Угомонись там, — грозно проговорила Оля, потом продолжила. — Итак: что такое «секс», и почему нельзя говорить это слово.

Повисла тишина.

— А я, когда сказала слово… — начала говорить Наташка и с опаской осмотрелась, нет ли взрослых. — Слово «секс», мне мама по губам ударила.

Все понимающе загудели.

— Тихо! — успокоила всех Оля. — Мы все с этим сталкивались. Пора разобраться.

Все переглянулись, не зная, что предложить.

— Секс-кекс… — бубнил Витька. — Что тут не говори, всё равно влетит.

Все опять понимающе загудели.

Несмотря на свои одиннадцать лет, Оля, как оказалось, сама в этом сильно не разбиралась. Все молчали. Темнело. Васька включил фонарик и положил на стол.

— Я знаю… — загадочно сказал он. — Мне рассказали взрослые ребята.

— Это те, которые на стройке клей целыми днями нюхают? — с сомнением поинтересовалась Оля.

— Да. Они сказали, что это то, чем приходится заниматься после свадьбы.

Все задумались.

— Наверное… — начал Стёпка, — это очень непросто и ужасно, если взрослые не хотят нам об этом говорить. Ведь мы ещё маленькие, у нас вся жизнь впереди, и травмировать нас этим сексом они не хотят. Для нас же лучше.

— Это ещё не всё, — вздохнул Васька. — При этом они оговорились, что им можно заниматься до свадьбы…

Штаб возмущённо загудел.

— Нашёл, кого слушать! — усмехнулась Оля. — Ха! Они там, приятели твои, клея нанюхаются, а потом городят что попало. При таком раскладе, какому дураку нужен этот кекс до свадьбы. Это ж считай, вся жизнь коту под хвост! Погляди на этих взрослых. После свадьбы папы валяются на диванах, работу найти не могут, мамы с ними ругаются, разводятся… Страшно подумать, если ещё и до свадьбы так жить. Мало ли чего из этого выйдет. Ну уж нет.

Поразмышлять было о чём. Наташка развернула новый чупа-чупс. Васька выключил фонарик, — экономил энергию. Витка заныл, что хочет есть. Стёпка толкнул меня в плечо.

— Давай, твою газетку подожжём?

— Отставить! Чего раскисли! — услышал я голос Оли. — Васюган, врубай свет! Сейчас воду заряжать будем. По телевизору показывали, как правильно надо. Думаю, от неё потом даже фонарик работать будет.

Кто-то взял меня за руку.

— Я тут подумала… — услышал я голос Наташки в темноте. — После нашей свадьбы, с сексом разбирайся сам, а меня не впутывай.

— Так не честно!..

— Сейчас как поцелую!

— Договорились…