Оформитель слов

Иль Канесс (2019)

Поразительные, дерзкие и трогательные воспоминания школьника 90-х и студента начала 00-х. Крепкое словцо, блестящий юмор, неповторимый слог и суровая постсоветская Россия в беспощадных мемуарах. Кто гудрон не жевал, тот жизни не видал. Книга причиняет добро и подвергает смеху. Содержит нецензурную брань. Надо брать.

Недостающее ведро

На скамейке у нашей калитки собрались абсолютно все соседи. То есть две бабушки-старушки — Мария и Евдокия. Наши три усадьбы скучковались за рекой на холме у огромной ели. Чуть в стороне от села. Остальные ближайшие наши соседи проживали в полукилометре вниз по дороге и поэтому не считались для сходки.

На повестке дня было решение крайне важного вопроса именно для нашего заречного автономного микрорайона.

Шахта колодца, уходящая вглубь веков, сложенная из сруба, предательски завалилась этим самым срубом, основательно закупорив источник чистейшей колодезной водички. Пить и щи варить, стало быть, получилось не из чего.

— Сгнил, видать, сруб-то, — предположила тетя Маша.

— Ага, хай ему сто чертей! Копать надо, — предложила тетя Дуня.

Бабушки вопросительно посмотрели на моего батяню. Тот, распахнув телогрейку, опёрся локтем на штакетник, потому что на скамейке местов больше не было и отрешённо вглядывался вдаль, покуривая.

— Давно хотел спросить, — сказал он. — Что это за роща вон там, неподалёку, перед лесом.

От нашей калитки до этой берёзовой рощи было метров восемьдесят.

— Деревья как-то странно растут и насыпь вроде какая-то по периметру… — задумчиво продолжал батяня.

Все посмотрели на загадочную берёзовую рощу напротив наших усадеб и немного помолчали, созерцая тусклые краски поздней осени.

— Кладбище там, чалдонское… — внезапно пояснила тётя Дуня и тут же спросила: — Раскопки, спрашиваем, когда начнутся? Батяня вздрогнул.

— Какие раскопки? — напрягся он. — …чалдонов?

Тетя Дуня накинула с плеч на голову узорчатый платок, туго подвязала у подбородка и невозмутимо заметила:

— Колодца. Скоро зима, а воды нет. Копать надо, колодец-то.

— Оно и верно. Скоро мухи белые прилетят, — поддержала тётя Маша.

— Ах, да, колодец… — снова задумчиво проговорил батяня и выбросил окурок. — Кто бы мог подумать: кладбище… Мы тут уже год живём и не знаем.

За прошедший год после переезда из городской благоустроенной квартиры лично я смирился с нелёгкой крестьянской долей и отсутствием всяких удобств. Водопровод? Размечтался.

Питьевая вода добывалась из колодца, для чего требовалось определённое мастерство ниндзя-коромысло.

Вооружаешься коромыслом, ведрами и вперёд, по тропинке. Отодвигаешь дощатую крышку шахты, крутишь ворот барабана от себя, чтобы трос натянулся, аккуратно отпускаешь черпающее ведро над бездной шахты и затем откручивая ворот, опускаешь ведро.

Дубовый сруб, который, наверное, смастерили ещё во время туристических поездок Ермака Тимофеевича, уходил вниз на тринадцать метров.

Набрал воды. Поднял. Вылил. Шахту закрыл. Ведро-черпак повесил. Цепляешь коромыслом домашние вёдра и шагаешь обратно, не выплёскивая.

И вот теперь таскать, стало быть, стало нечего. Воды там внизу — нет и задача номер один — вернуть её населению.

Для проведения трудоёмких земляных работ батяня выписал из райцентра своего приятеля — дядю Витю Лаптева, знатного плотника и давнего кореша, знакомого ещё с тех времён, когда Гагарин в Новосибирск прилетал за сибирскими пельменями.

И вот они глядят на колодец. Батяня угощает напарника папироской и говорит:

— Ну… глубина шахты примерно два жирафа, если один другому на плечи встанет.

— Хм… — деловито замечает дядя Витя и отодвинув дощатую крышку, смотрит на дно колодца. — И попугай, — добавляет он.

На следующий день начались раскопки. С каждым новым часом по периметру колодца стремительно росли кучи земли и конструировались строительные леса. Я бегал вокруг и орал:

— Нашли?! Динозавров нашли?

— Нет, — смеялись они. — Глубина небольшая.

— Ищите! — подбадривал их я и неистово скакал по насыпи, как насос. — Давайте, поживее, что ли! Эх! Мне в школу надо… Вот бы попалась башка тираннозавра…

Выкопав большой квадрат, они начали рыть периметр меньшего квадрата, а землю складировать в первый, большой. И так далее. Старый предательский сруб был изъят из шахты и на дне нарисовалась водичка.

Привезли берёзовое долготьё. Батяня распустил бензопилой стволы и напилил нужные отрезки. Смастерили новый сруб до половины шахты. Ниже всё держалось. Опустили и закопали.

Все страшно обрадовались и забегали с коромыслами, весело позвякивая вёдрами. Бабушки-старушки сильно довольные, заявили:

— С вас колодец, с нас могарыч!

Дядя Витя уехал обратно в свой райцентр чрезвычайно довольный, сытый и пьяный.

Не прошло и года, как завалилась нижняя часть сруба шахты, ещё более основательно закупорив источник колодезной водички. Тут уже безо всякой сходки стало очевидно — пришло время уже традиционных осенних раскопок.

Но только копать батяня не стал, а спустился вниз поглядеть с фонариком. Там внизу, примерно под нижними слоями палеозоя, он долго ворчал и матерился. Видимо, на ожившие окаменелости, которые попросили закурить, поскольку из шахты шёл довольно густой дым как минимум от трёх папирос.

Затем дым рассеялся и батяня показался на поверхности.

— Плывун уплыл, всё выдавил и завалил, — хмуро ответил он, вылезая из шахты.

Уже через час я крутил ворот барабана, поднимая тросом на поверхность фрагменты развалившего сруба. Выпучив глаза и стиснув зубы, я пыхтел от натуги.

Когда батяня спускался в шахту, чтобы разбирать завал, он включил налобный фонарик и сказал мне совершенно серьёзно, взяв за плечи:

— Сын. Если всё обвалится — можете просто на месте колодца крест воткнуть и написать: здесь лежит Игорь Александрович, который не соблюдал технику безопасности.

Такой расклад мне совершенно не понравился.

— Я буду цеплять куски сруба, а ты — вытягивать на поверхность, — продолжил он. — Не смей отпускать! Иначе меня там раньше зашибёт, чем завалит. Понял? Опасно, но других вариантов нету. Сделаем всё по-быстрому. Поехали.

Он исчез в глубине.

— Вира! — орал он снизу и дёргал за трос.

Я поднимал. И, судя по весу, бульдозер.

Холодный ветер с дождём усиливался стократно. С каждым осенним днём приближалась стужа. Не сказать, чтобы я был мерзляк, но руки мои коченели от пронизывающего холода. Верхонки постоянно намокали от влажного сруба, который я, как только вытащу, кантовал в сторону. Жрать хотелось неимоверно и постоянно. Я с удивлением подмечал, что хочу горячих щей, которых ещё вчера терпеть не мог. Из шахты периодически шёл папиросный дым. Батяня иногда кричал:

— Перекур!

Я слышал, как он поднимается по лестнице. Высовывал голову на поверхность и было сильно заметно, как он абсолютно весь измазан в какой-то жиже.

На улице уже смеркалось, а сильный ветер с мокрым снегом игриво трепал торчащие арматуры на опорах электросетей. Батяня говорил:

— Как же тут светло и свежо!

Затем они снова исчезал в глубине.

— Вира!

Я крутил ворот.

Так продолжалось пару дней. Мне даже в школу ходить было некогда. В особо тяжёлые моменты мне помогала младшая сеструха. После работы — матушка. Я так сильно уставал, что не было сил даже ужинать. Я мечтал, чтобы это всё скорее закончилось, и я пошёл в школу. Каждый день топилась баня, где я сидел и смотрел в одну точку, в надежде согреться.

— Хочешь посмотреть, что там внизу? — однажды спросил батяня, высунув своё измазанное лицо из шахты.

Он разрешил мне спуститься только до края нового сруба, который они с дядей Витей смастерили в прошлом году. В шахте было сильно влажно и заметно теплее.

— Немного осталось, — пояснил батяня.

Вокруг колодца я сложил натуральную крепость из старого сруба. Он был практически жёлтым, волокна древесины сильно выделялись. Сперва я бросал всё хаотично, но затем решил построить форпост. Когда старый брус закончился, я начал поднимать жижу и опускать пиломатериал. Батяня внизу приколачивал продольные доски и укрепляя стены, ставил распорки. Всё ниже и ниже.

Проклятая жижа не заканчивалась. Уж не знаю, что там должно было начаться дальше. Нефть? Дракон? Земля Санникова? Оптимус Прайм?..

Однажды, когда я уже потерял счёт дням, мышцы мои выли не хуже ветра, кожа стала безразлична к холоду, а мыслительная деятельность сводилась к примитивным желаниям согреться и отдохнуть, из шахты донеслось заветное:

— Всё! Вода пошла!

Затем показался дым от папиросы. Я не сел, а просто тут же лёг на холодную землю, укрываемый от ветра стенами своего форпоста и наслаждался тем, что просто не шевелился.

— А в школе сегодня рыбный день был, — услышал я голос младшей сеструхи. — И пюре. Слышишь?

У меня не было сил ответить.

Из шахты вылез батяня и осмотревшись, не сразу меня увидел.

— А где твой братюня? — спросил он сеструху.

— Там.

Цвет моей рожи и верхней рабочей одежды мало чем отличался от грязного бруса и жижи.

— Ах, вот ты где! — воскликнул батяня. — Вода набирается. Эх! Не успели дно смастерить. Да и хрен с ним. Я чё-то устал.

Повернувшись к сеструхе, я философски спросил:

— Знаешь, сколько мы жижи вытащили и сруба? Глубиной два жирафа примерно, это если один другому на плечи встанет. Такие вот дела, — я сел и попытался отряхнуться. — В общем-то, пустяки…

В этот великий день, когда снова появилась питьевая вода, мне разрешили после ужина попить целых два раза чаю с сахаром.

На утро все опять же страшно обрадовались и забегали с коромыслами, весело позвякивая вёдрами. Белые мухи скрыли мой форпост под белым покрывалом ноября. Жижа встала натуральным колом, как лава. Я, наконец, отправился в школу.

Конец ознакомительного фрагмента.