Как и когда стать своим собственным доктором

Изабель А. Мозер (2025)

Эта книга считается одной из самых лучших по применению водного голодания и очищения толстой кишки для профилактики и лечения сложных случаев болезней. Изабель Мозер родилась в 1940 году и умерла в 1996-м. Она боролась с раком с момента его первой вспышки, когда ей было 26 лет. Борьба с собственными проблемами со здоровьем стала для неё главным стимулом, побудившим ее заняться лечением других людей. Самым большим достижением за 56 лет ее жизни стало объединение практически всех имеющихся знаний о здоровье и исцелении в работоспособную и, что самое главное, простую модель, которая позволила ей добиться потрясающих успехов. Ее «система» достаточно проста, чтобы ее мог понять даже обычно образованный человек, не являющийся медиком. И использовать ее, не обращаясь к врачу каждый раз, когда появляется тот или иной симптом болезни. Администрация сайта ЛитРес не несёт ответственности за представленную информацию. Могут иметься медицинские противопоказания, необходима консультация специалиста.

Глава первая. Как я стала гигиенистом

Часть 1

Из Гигиенического словаря

Врачи

[1] В вопросах болезней и лечения с людьми обращались как с крепостными. Врач — это диктатор, который все знает, а люди — глупый, тупой, загнанный скот, не пригодный ни на что, кроме как быть загнанным в стадо, дерганым и заткнутым, когда это необходимо, чтобы навязать им медицинское мнение или засунуть его под кожу. Я обнаружила, что профессиональное достоинство чаще всего заключалось в напыщенности, грязном фанатизме и позолоченном невежестве. Средний врач — это нагнетатель страха, если он вообще есть. Он ходит, как рыкающий лев, ища, кого бы напугать до смерти.

Доктор Джон. Х. Тилден, Нарушенное здоровье: его причина и лечение, том 1, 1921

[2] Сегодня мы живем не только в ядерный век, но и в век антибиотиков. К сожалению, это также Темный век медицины — век, в котором многие из моих коллег, сталкиваясь с пациентом, обращаются к тому, который по размеру соперничает с телефонным справочником Манхэттена. Эта книга содержит названия тысяч и тысяч лекарств, используемых для облегчения мучительных симптомов множества болезненных состояний организма. Затем врач решает, какую розовую, фиолетовую или нежно-голубую таблетку прописать пациенту. По моему мнению, это не практика медицины. Слишком много этих новых «чудодейственных» лекарств представляются с помпой, а затем преподносятся как смертельные по своему характеру, чтобы их молча отбрасывали в пользу более новых и более мощных лекарств.

Доктор Генри Билер: Еда — ваше лучшее лекарство; 1965

У меня есть две причины написать эту книгу.

Во-первых, помочь информировать широкую общественность о достоинствах естественной медицины.

Во-вторых, поощрить следующее поколение натуральных целителей.

Особенно вторая причина, потому что стать натуральным гигиенистом нелегко, нет школы, колледжа или лицензионного совета.

Большинство врачей, связанных с Американской медицинской ассоциацией следуют предсказуемым карьерным путям, прямыми, хорошо обозначенными дорогами, поднимаясь через ученичество в известных учреждениях к высоким финансовым вознаграждениям и социальному статусу. Практикующие натуропаты не получают столь же высокого статуса, редко становятся богатыми, и часто натуропаты приходят в свою профессию довольно поздно, следуя запутанной паутиной своего внутреннего света. Поэтому я думаю, что стоит на нескольких страницах объяснить, как я пришла к практике опасной профессии и почему я приняла ежедневные риски полицейского преследования и гражданской ответственности без возможности страхования.

Иногда мне кажется, что я начала эту жизнь с мощной предрасположенностью исцелять других. Так что, просто для разминки в детстве я родилась в семье, которая очень нуждалась в моей помощи. Поскольку я всегда не любила легкой победы, чтобы сделать оказание этой помощи еще более трудным, я решила быть младшим ребенком, с двумя старшими братьями.

Пара больших, способных братьев могли бы направлять и защищать меня. Но моя жизнь сложилась не так. Младший из моих двух братьев, на три года старше меня, родился со множеством проблем со здоровьем. Он был слабым, маленьким, постоянно болел и нуждался в защите от других детей, которые, как правило, грубы и жестоки. Мой отец бросил нашу семью вскоре после моего рождения. Моей матери пришлось работать, чтобы помогать нам. До того, как я стала подростком, мой старший брат ушел из дома, чтобы продолжить карьеру в канадских ВВС.

Хотя я была самой младшей, я была самым здоровым из детей. Следовательно, мне пришлось в значительной степени растить себя самой, пока моя мать-одиночка боролась за то, чтобы заработать на жизнь в сельской местности на западе Канады. Это обстоятельство, вероятно, усилило мою конституционную склонность к независимым мыслям и действиям. Я рано начала защищать своего «младшего» брата, следя за тем, чтобы местные хулиганы не воспользовались им. Я научилась драться с большими мальчиками и побеждать. Я также помогла ему освоить простые навыки, которые большинство детей усваивают без труда, такие как плавание, езда на велосипеде, лазание по деревьям и т. д.

И хотя я еще не была подростком, мне пришлось вести себя как ответственный взрослый человек в нашем доме. Под давлением гнева из-за ее ситуации и трудностей с заработком на жизнь в качестве учителя в сельской школе (обычно в отдаленных однокомнатных школах) здоровье моей матери быстро ухудшалось. Поскольку она постепенно теряла энергию и становилась все менее способной заботиться о доме, я брала на себя все больше и больше уборки, готовки и училась управлять ею = человеком, который чувствует себя ужасно, но должен работать, чтобы выжить.

Во время школьных занятий моя мать могла демонстрировать позитивный настрой и была действительно одаренным учителем. Однако у нее была странность характера. Она упрямо предпочитала помогать самым способным ученикам становиться еще более способными, но у нее было мало желания помогать тем, у кого были маргинальные ментальности. Эта склонность доставляла ей бесконечные неприятности с местными школьными советами. Неизбежно казалось, что у председателя округа будет глупый ребенок с плохим поведением, с которым моя мать отказывалась заниматься. Несколько раз нам приходилось переезжать в середине учебного года, когда ее без предупреждения увольняли за «неподчинение». Это неизбежно случалось в холодных канадских прериях в середине зимы.

Ночью, устав от дневных усилий, позитив моей матери рассеивался, и она позволяла своему уму дрейфовать в негативных мыслях, бесконечно жалуясь на моего безответственного отца и на то, как сильно она его не любит за то, что он так плохо с ней обращается. Эти эмоции и их безответственное выражение были очень трудны для меня в детстве, но это научило меня работать над тем, чтобы отвлекать чьи-то негативные мысли и не втягиваться в них самой. Это те навыки, которые мне пришлось постоянно использовать гораздо позже, когда я начала вести психически и физически больных клиентов на стационарной основе.

Мои собственные проблемы со здоровьем возникли задолго до моего рождения. Наш рацион был ужасным, в нем было очень мало свежих фруктов и овощей. Обычно мы ели консервированное, сгущенное молоко, хотя были редкие случаи, когда у соседей можно было купить сырое молоко и яйца от кур свободного выгула. Большинство моих блюд были сильно солеными или засахаренными, и мы ели много жира в виде сала. У моей матери было мало денег, но она понятия не имела, что некоторые из самых питательных продуктов также являются и самыми дешевыми.

Для меня неудивительно, что, учитывая ее бедную питательными веществами, перегруженную жирами диету и стрессовую жизнь, у моей матери в конечном итоге развились серьезные проблемы с желчным пузырем. Его дегенерация вызывала все более и более сильную боль, пока ей не сделали холецистэктомию. Глубокое ухудшение состояния желчного пузыря также повредило ее печень, и, по мнению ее хирурга, потребовалось удалить половину печени. После этого хирургического вмешательства ей пришлось прекратить работать, и она так и не восстановила свое здоровье. К счастью, к этому времени все ее дети стали самостоятельными.

Мне предстояло преодолеть еще больше. У моего старшего брата случился нервный срыв во время работы на линии DEW (он был отправлен на Полярный круг, чтобы следить за экранами радаров на предмет возможной атаки со стороны России). Я считаю, что его срыв на самом деле начался с нашего детского питания. В Арктике вся его еда была из консервов. Он также работал долгие часы в чрезвычайно тесных помещениях без отпуска месяцами подряд, никогда не выходя на улицу из-за холода или не имея возможности пользоваться естественным дневным светом.

Когда он был еще в острой стадии своей болезни (я сама была еще подростком), я пошла в больницу, где содержался мой брат, и уговорила лечащего психиатра немедленно выписать его под мою опеку. Врач также согласился воздержаться от электрошоковой терапии, широко используемого в то время метода лечения психических расстройств в канадских больницах. Каким-то образом я знала, что лечение, которое они использовали, было неправильным.

Я привезла брата домой, все еще принимавшего большие дозы торазина. Побочные эффекты этого препарата были настолько серьезными, что он едва мог существовать: затуманенное зрение, сжатые челюсти, дрожащие руки и беспокойные ноги, которые невозможно было удержать на месте. Это обычные проблемы со старым поколением психотропных препаратов, которые обычно контролировались в некоторой степени другими препаратами, такими как когентин (который он тоже принимал).

Мой брат постепенно уменьшал дозу транквилизаторов, пока не смог думать и делать несколько вещей. Он начал самостоятельно принимать много витаминов группы В и есть цельные зерна. Я не знаю точно, почему он это делал, но я думаю, что он следовал своей интуиции. (Я лично не знал достаточно, чтобы предложить естественный подход в то время.) В любом случае, после трех месяцев приема витаминов и улучшенной диеты ему больше не нужны были никакие лекарства, и он был рад избавиться от их побочных эффектов. Он оставался несколько эмоционально хрупким еще несколько месяцев, но вскоре вернулся к работе и с того времени и по сей день не испытывал никаких психических проблем. Это было началом моего интереса к психическим заболеваниям и моим первым знакомством с ограничениями «современной» психиатрии.

Я всегда предпочитала самодисциплину, а не руководствоваться чьими-то указаниями. Поэтому я воспользовалась всеми преимуществами того, что у меня была мама-учитель, и училась дома, вместо того чтобы скучать в классе. В Канаде того времени не нужно было ходить в среднюю школу, чтобы поступить в университет, нужно было только сдать письменные государственные вступительные экзамены. В 16 лет, не проведя ни дня в средней школе, я сдала вступительные экзамены в университет с оценкой 97 процентов. В тот момент своей жизни я действительно хотела поступить в медицинскую школу и стать врачом, но у меня не было финансовой поддержки, чтобы начать такой долгий и дорогостоящий курс обучения, поэтому я остановилась на четырехлетнем курсе медсестринского дела в Университете Альберты, где все мои расходы оплачивались в обмен на работу в университетской учебной больнице.

В начале обучения на медсестру я с огромным любопытством относилась ко всему, что происходит в больнице: рождение, смерть, операция, болезнь и т. д. Я обнаружила, что большинство родов были радостными, по крайней мере, когда все заканчивалось благополучно. Большинство людей умирали в больнице в полном одиночестве, в ужасе, если они были в сознании, и все, казалось, были совершенно не готовы к смерти, эмоционально или духовно. Никто из персонала больницы не хотел находиться рядом с умирающим, кроме меня. Большинство сотрудников больницы не могли противостоять смерти смелее, чем умирающие. Поэтому я взяла за правило находиться у смертного одра. Врачи и медсестры считали крайне неприятным заниматься подготовкой мертвого тела к моргу. Эта работа обычно ложилась и на меня. Я не обращала внимания на мертвые тела. Они, конечно, не обращали внимания на меня!

Мне было труднее всего принять операцию. Были времена, когда операция была явно жизненно важным вмешательством, особенно когда человек получил травму, но было много других случаев, когда, хотя нож был методом выбора, результаты были катастрофическими.

Всякий раз, когда я думаю об операции, мои воспоминания всегда связаны с человеком, больным раком гортани. В то время в Университете Альберты были самые уважаемые хирурги и специалисты по раку в стране. Для лечения рака они неизменно делали операцию, плюс лучевую и химиотерапию, чтобы уничтожить все следы раковой ткани в организме, но они, казалось, забывали, что в этом самом раковом теле также находится человек. Этот особенно несчастный человек поступил в нашу больницу как полноценный человек, хотя и больной раком. Он все еще мог говорить, есть, глотать и выглядел нормально. Но после операции у него не было ни гортани, ни пищевода, ни языка, ни нижней челюсти.

Главный хирург, который, кстати, считался фактическим богом среди богов, вернулся из операционной, улыбаясь от уха до уха, гордо заявляя, что он «вылечил весь рак». Но когда я увидел результат, я подумал, что он проделал работу мясника. Жертва вообще не могла говорить и есть только через трубку, и выглядел он гротескно. Хуже всего то, что он потерял всякую волю к жизни. Я подумала, что человеку было бы гораздо лучше сохранить свои части тела как можно дольше и умереть цельным человеком, способным говорить, есть, если ему этого хочется, быть с друзьями и семьей, не вызывая ни единого вздоха ужаса.

Я была уверена, что должны быть лучшие способы борьбы с дегенеративными состояниями, такими как рак, но я понятия не имела, какими они могут быть или как это выяснить. В университетской библиотеке не было литературы по медицинским альтернативам, и никто в медицинской школе никогда не намекал на такую возможность, за исключением случаев, когда врачи делали уколы хиропрактикам. Поскольку никто другой не смотрел на ситуацию так, как я, я начала думать, что, возможно, я выбрала не ту профессию.

Меня также беспокоило, что пациентов не уважали, что они не были людьми, их считали «случай» или «состояние». Мне часто делали выговоры за то, что я тратила время на разговоры с пациентами, пытаясь познакомиться. Единственным местом в больнице, где был приемлем человеческий контакт, было психиатрическое отделение. Поэтому мне нравилось переходить в психиатрию по этой причине, и я решила, что хотела бы сделать психиатрию или психологию своей специальностью.

К тому времени, как я закончила школу медсестер, стало ясно, что больница не для меня. Мне особенно не нравилась ее жесткая иерархическая система, где все преклонялись перед врачами. В первую же неделю в школе нас учили, что при входе в лифт сначала нужно убедиться, что вошел врач, затем интерн, затем дежурная медсестра. Далее следовали в порядке убывания статуса: дипломированные медсестры, медсестры третьего года, медсестры второго года, медсестры первого года, затем помощники медсестер, затем санитары, затем клерки отделения и только потом уборщики. Что бы ни говорил врач, медсестра должна была сделать это немедленно, без вопросов — очень военная организация.

Школа медсестер не была совсем уж плохой. Я научилась ухаживать за разными людьми с любыми заболеваниями. Я продемонстрировала себе, что простая сестринская забота может поддержать борющееся тело посредством естественного процесса исцеления. Но врачи-боги имели тенденцию принижать и порочить медсестер. Неудивительно — так много сестринского ухода состоит из неприятных рутинных дел, таких как купание в постели, постановка клизм и работа с другими телесными функциями.

Я также изучала самые современные научные данные, касающиеся всех мыслимых заболеваний, их симптомов и лечения. В университетской больнице медсестры должны были проходить те же подготовительные курсы, что и врачи, включая анатомию, физиологию, биохимию и фармакологию. Следовательно, я думаю, что для холистических целителей важно сначала укорениться в базовых науках физиологических систем организма. В стандартных медицинских текстах также есть много ценных данных о пищеварении, усвоении и выведении. Чтобы действительно понять болезнь, практикующий альтернативную медицину должен полностью осознавать правильное функционирование сердечно-сосудистой/легочной системы, автономной и произвольной нервной системы, эндокринной системы, а также механику и подробную номенклатуру скелета, мышц, сухожилий и связок. Также полезно знать традиционные медицинские модели лечения различных расстройств, потому что они, по-видимому, хорошо работают для некоторых людей и не должны быть полностью опровергнуты просто на основе чьих-либо философских или религиозных взглядов.

Многие благонамеренные холистические практики, не имеющие честной научной базы, иногда выражают свое понимание человеческого тела в ненаучных, метафизических терминах, которые могут показаться абсурдными для хорошо информированных людей. Я не отрицаю здесь, что есть духовный аспект здоровья и болезни; я считаю, что есть потоки энергии внутри и вокруг тела, которые могут влиять на физиологическое функционирование. Я только предполагаю, что обсуждать болезнь без строгой науки — это то же самое, что называть себя абстрактным художником, потому что художник не способен даже сделать простой, точный репрезентативный рисунок человеческой фигуры.

Хотя больничная жизнь уже стала мне противна, я была молода и бедна, когда окончила учебу. Поэтому после школы медсестер я взялась за дело и работала ровно столько, чтобы накопить денег на получение степени магистра клинической психологии в Университете Британской Колумбии. Затем я начала работать в больнице Riverview Hospital в Ванкувере, Британская Колумбия, проводя диагностические тесты и групповую терапию, в основном с психотическими людьми. В Riverview у меня была трехлетняя возможность наблюдать результаты традиционного психиатрического лечения.

Первое, что я заметила, был феномен «вращающейся двери». То есть люди выходят, а затем снова и снова возвращаются, демонстрируя, что стандартное лечение — лекарства, электрошок и групповая терапия — оказалось неэффективным. Хуже того, лечение, проводимое в Риверсайде, было опасным, часто с долгосрочными побочными эффектами, которые были более разрушительными, чем сама болезнь, которую лечили. Это было похоже на повторение школы медсестер. В глубине души я каким-то образом знала, что есть лучший способ, более эффективный способ помочь людям восстановить свое психическое здоровье. Чувствуя себя чужаком, я начала исследовать закоулки и щели больницы. К моему большому удивлению, в дальнем отделении, закрытом для публики, я заметила несколько человек с ярко-фиолетовой кожей.

Я спрашивала об этом персонал, и каждый из психиатров отрицал существование таких пациентов. Эта откровенная и широко распространенная ложь действительно возбудила мое любопытство. Наконец, пролистав журналы в больничной библиотеке, я нашла статью, описывающую нарушения меланина (темного пигмента кожи), вызванные психотропными препаратами. Торазин, широко используемый психиатрический препарат, при приеме в высоких дозах в течение длительного периода времени, делал то же самое. Избыток меланина в конечном итоге откладывался в жизненно важных органах, таких как сердце и печень, вызывая смерть.

Мне было особенно неприятно видеть, как пациенты получают электрошоковую терапию. Эти жестокие, вызванные врачом травмы, похоже, нарушали дисфункциональные модели мышления, такие как импульс к самоубийству, но после этого жертва не могла вспомнить большую часть своей жизни или даже вспомнить, кем она была. Как и многие другие опасные медицинские методы лечения, электрошок может спасти жизнь, но он также может отнять жизнь, стирая личность.

Часть 2

Согласно клятве Гиппократа, первым критерием лечения является то, что оно не должно причинять вреда. Я снова оказалась в ловушке системы, которая заставила меня почувствовать резкий протест. Однако ни один из этих специалистов, или университетских профессоров, или академических библиотек не имел никакой информации об альтернативах. Хуже того, никто из этих богов-врачей разума даже не искал лучшего лечения.

Хотя мой опыт работы психологом в психиатрической больнице был неприятным и глубоко разочаровывающим, он был, как и обучение в школе медсестер, также очень ценным. Я не только научилась диагностировать и оценивать тяжесть психических заболеваний и опасность психически больных, я научилась понимать их, чувствовать себя комфортно с ними и обнаружила, что никогда их не боялась. Бесстрашие — огромное преимущество. Психически больные, похоже, обладают повышенной способностью замечать страх у других. Если они чувствуют, что вы боитесь, им часто нравится вас терроризировать. Когда психотические люди знают, что вы чувствуете себя комфортно с ними, и, вероятно, понимаете большую часть того, что они переживают, когда они знают, что вы можете и намерены их контролировать, они испытывают огромное чувство облегчения. Я всегда могла заставить психически больных людей рассказать мне, что на самом деле происходит у них в голове, когда никто другой не мог заставить их общаться.

Несколько лет спустя я вышла замуж за американца и стала координатором по вопросам психического здоровья в округе Уотком, северо-западном углу штата Вашингтон. Я занималась всеми судебными разбирательствами в округе для психически больных людей. После лечения в государственной психиатрической больнице я наблюдала за их возвращением в общество и пыталась обеспечить некоторое последующее наблюдение. Эта работа еще раз подтвердила мои выводы о том, что в большинстве случаев психически больным не помогало традиционное лечение. Большинство из них быстро становились социальными проблемами после выписки. Казалось, что единственной этически оправданной функцией психиатрической больницы было заключение под стражу — предоставление временного облегчения семье и обществу от разрушительного воздействия психически больного человека.

Я видела, как несколько человек выздоравливали в системе психического здоровья. Неизбежно, это были молодые люди, и их еще не поместили в лечебницу, термин, описывающий человека, которому нравится находиться в больнице, потому что заключение кажется безопасным. Госпитализация может означать трехразовое питание и постель. Часто это означает возможность вести половую жизнь (многие женщины-заключенные крайне беспорядочны). Многие психотики также являются преступниками. Больница кажется им гораздо лучше тюрьмы. Многие хронически психически больные также являются экспертами в манипулировании системой. Когда они становятся бездомными, их намеренно госпитализируют за какой-нибудь возмутительный поступок перед самой зимой. Затем они «выздоравливают», когда возвращается хорошая погода весны.

После года работы координатором по вопросам психического здоровья, я устала от «системы» и решила, что сейчас самое время вернуться в школу и получить докторскую степень, на этот раз в Университете Орегона, где я изучала клиническую и консультативную психологию и геронтологию. Во время учебы в аспирантуре я забеременела и родила своего первого ребенка. Неудивительно, что этот опыт глубоко изменил мое сознание. Я поняла, что, возможно, было бы неплохо быть несколько безответственной в отношении собственного питания и здоровья, но было бы неправильно навязывать плохое питание своему будущему ребенку. В то время я пристрастилась к соленым, жареным во фритюре кукурузным чипсам и диетическим леденцам. Я думала, что должна есть эти так называемые продукты каждый день. Я была склонна есть ради вкуса, другими словами, то, что мне нравилось, а не то, что давало бы мне наилучшее питание. Я также ела много того, что большинство людей посчитали бы здоровой пищей: мясо, сыр, молоко, цельное зерно, орехи, овощи и фрукты.

Моя конституция казалась достаточно сильной и жизнеспособной в двадцатилетнем возрасте, чтобы позволить себе такой уровень безответственности в питании. В начале двадцатилетия я даже вылечилась от рака груди исключительно силой воли. (Я расскажу об этом позже.) Поэтому до беременности я не подвергала сомнению свои привычки в еде.

По мере того, как мое тело менялось и приспосабливалось к своему новому предназначению, я начал посещать библиотеки и жадно читать все, что можно было найти по теме питания — все тексты, текущие журналы, журналы по питанию и информационные бюллетени о здоровье. Моя детская привычка к самостоятельному изучению окупилась. Я открыла для себя альтернативные журналы о здоровье, такие как Let's Live, Prevention, Organic Gardening и Best Ways, и быстро получила все предыдущие выпуски с момента их первой публикации. По пути я наткнулась на статьи Лайнуса Полинга о витамине С и заказал все его книги, одна из которых была написана в соавторстве с Дэвидом Хокинсом и называлась «Ортомолекулярный подход к психическим расстройствам».

Эта книга оказала на меня глубокое воздействие. Я сразу поняла, что это Истина с большой буквы «И», хотя ортомолекулярный подход явно противоречил устоявшейся медицинской модели и всему, чему я когда-либо училась как студент или профессионал. Вот наконец-то был захватывающий альтернативный подход к лечению психических расстройств, который я так долго искал. Я отложила эту информацию, ожидая возможности ее использовать. И я начала изучать все ссылки в «Ортомолекулярном подходе к психическим расстройствам», посвященные коррекции перцептивного функционирования психотических людей с использованием природных веществ.

В ходе рыскания по библиотекам и книжным магазинам я также наткнулась на издательство Mokelumne Hill Publishing Company (ныне несуществующее). Это малоизвестное издательство переиздало множество необычных и в целом грубо воспроизведенных вышедших из печати книг о сыроедении, гигиенической медицине, фрукторианстве, голодании, бретарианстве, а также несколько работ, в которых обсуждались духовные аспекты жизни, которые были гораздо более эзотерическими, чем я когда-либо думала. Я решила, что странно это или нет, но я должен узнать все потенциально полезное. Поэтому я потратила кучу денег, заказывая их книги. Некоторые материалы Mokelumne Hill действительно расширили мои мысли. Хотя многое из этого казалось совершенно возмутительным, в каждой книге обычно была одна строка, один абзац или, если мне везло, одна целая глава, которая звучала для меня правдой.

Распознавание истины, когда ее видишь, является одной из самых важных способностей человека. К сожалению, каждый аспект нашей массовой образовательной системы пытается обесценить этот навык. Студентам постоянно говорят, что вывод из признанного авторитета и/или научный метод являются единственными допустимыми средствами оценки достоверности данных. Но есть еще один параллельный метод определения истинности или ложности информации: Знание. Мы знаем простым методом, глядя на что-то и признавая его правильность. Это духовная способность. Я верю, что она есть у всех нас. Но в моем случае я никогда не терял способность Знать, потому что я почти никогда не ходил в школу.

Таким образом, я абсолютно уверена, что «Как и когда быть своим собственным врачом» будет признано Истиной некоторыми моими читателями и отвергнуто как ненаучная, необоснованная или анекдотическая информация другими. Я принимаю это ограничение моей способности обучать. Если то, что вы прочтете на следующих страницах, покажется вам Истиной, отлично! Если нет, то я мало что могу сделать или вообще ничего не могу сделать, чтобы убедить вас еще больше.

Теперь я возвращаюсь к своей первой беременности. Перед лицом всех этих новых истин, которые я открывала для себя относительно здоровья и питания, я немедленно внесла изменения в свой рацион. Я резко сократила потребление животного белка и ограничила приготовленную пищу в целом. Я начала принимать витаминные и минеральные добавки. Я также выбрала крайне нетипичную тему докторской диссертации: «Ортомолекулярное лечение психических расстройств». Это пятидесятицентовое слово, ортомолекулярный, в основном означает перестройку химии тела путем предоставления необычно большого количества определенных питательных веществ, которые обычно содержатся в организме человека (витамины и минералы). Ортомолекулярная терапия психических расстройств поддерживается хорошей диетой, удалением веществ, вызывающих аллергию, контролем гипогликемии, а также консультированием и предоставлением терапевтической среды.

Моя предложенная тема диссертации не встретила ничего, кроме сопротивления. Профессора в моем докторском комитете никогда не слышали слова «ортомолекулярный», и все они были уверены, что это не общепринятая, традиционная область исследований. Исследования в академической среде должны основываться на работах предыдущих исследователей, которые пришли к гипотезе на основе данных, полученных путем строгого следования научной методологии. «Научные» данные требуют контрольных групп, соответствующих популяций, статистического анализа и т. д. В моем случае не было предыдущей работы, которую мой диссертационный комитет принял бы, потому что доступные данные не исходили из медицинской школы или факультета психологии, которые они признавали.

Благодаря большой решимости и упорству мне наконец удалось добиться принятия моей диссертации и одержать победу над докторской комиссией. И я получила двойную докторскую степень по консультативной психологии и геронтологии. Моей целью было внедрить ортомолекулярный подход на западном побережье. В то время я знала только о двух клиниках в мире, активно использующих диетотерапию. Одна была в Нью-Йорке, а другая была русской экспериментальной программой голодания для шизофреников. Доктора Хоффер и Осмонд использовали ортомолекулярную терапию в канадской психиатрической больнице еще в 1950 году, но они оба перешли к другим вещам.

Недавно получившая диплом доктор Изабель Мозер, доктор философии, в тот момент фактически была безработной матерью, снимавшей старый фермерский дом на краю дороги, вдали от цивилизации. К тому времени у меня уже было две маленькие дочери. Я решительно предпочитала заботиться о своих детях сама, а не отдавать их няне. Мое местоположение и мои дети не позволяли мне работать где-либо, кроме дома. Поэтому, естественно, я превратила свой семейный дом в больницу для психотических людей. Я начинала с одного постоянного пациента за раз, не используя никаких психиатрических препаратов. Я достигла очень хороших результатов и многому научилась с каждым клиентом, потому что каждый был разным, и каждый был моим первым клиентом каждого типа.

Если в вашем доме живет психотик (примечание переводчика: человек, страдающий психотическим расстройством. Психотическое расстройство характеризуется клинически значимым нарушением когнитивной функции, эмоциональной регуляции или поведения человека) безрассудно становиться невнимательным даже на один час, включая те, которые обычно считаются часами сна. Я обнаружила, что даже самые глубоко больные психически больные люди все еще очень хитры и сознательны, даже если они кажутся бессознательными или невосприимчивыми. Психотики также, как правило, очень интуитивны, используя способности, которые большинство из нас используют очень мало или вообще не используют. Например, одна из моих первых пациенток, Кристина, считала, что я пытаюсь убить ее током. Хотя она не говорила, она неоднократно рисовала картины, изображающие это. Она, вполне логично в своей собственной реальности, решила убить меня мясницким ножом в целях самообороны, прежде чем мне удалось убить ее. Мне пришлось несколько раз разоружать Кристину, прятать все домашние ножи, часто менять место для сна и, как правило, оставаться достаточно бодрым ночью, чтобы реагировать на легкие скрипучие звуки, которые могли указывать на приближение скрытно поставленных маленьких босых ножек.

С ортомолекулярной терапией Кристине стало лучше, но и жить с ней стало труднее по мере того, как ей становилось лучше. Например, когда она вышла из состояния кататонической неподвижности, она стала крайне беспорядочной и была полна решимости спать с моим мужем. Фактически, она продолжала заползать к нему в постель без одежды. Либо нам приходилось силой вытаскивать ее, либо кровать отдавали ей — без постоянного мужчины. Тогда Кристина решила (логично), что я была ого препятствием для ее сексуальной жизни, и снова вознамерилась убить меня. Эта стадия также прошла, и Кристина в конце концов стала более-менее здорова.

Процесс исцеления Кристины довольно типичен и демонстрирует, почему ортомолекулярная терапия непопулярна. Когда психотик действительно выздоравливает, его аберрированное поведение (примечание переводчика: неправильное поведение или поведение, не основанное на разуме) часто становится изначально более агрессивным и, таким образом, его труднее контролировать. Кажется, всем заинтересованным лицам гораздо удобнее подавлять психотическое поведение с помощью одурманивающих препаратов. Человека под воздействием наркотиков можно контролировать, когда он находится в состоянии своего рода постоянной седации, но тогда он также никогда не выздоравливает по-настоящему.

Другая ранняя пациентка, Элизабет, дала мне особенно ценный урок, который изменил направление моей карьеры от лечения безумия к обычной медицине. Элизабет была кататонической шизофреничкой, которая не говорила и не двигалась, за исключением некоторых восковых поз. Ее нужно было кормить, одевать и сажать на горшок. Элизабет была симпатичной маленькой брюнеткой, которая проучилась пару лет в колледже, а затем провела несколько лет в государственной психиатрической больнице. Недавно она сбежала из больницы, и ее нашли бесцельно бродящей или стоящей неподвижно, по-видимому, пристально смотрящей в никуда. Мне позвонили из отделения неотложной психиатрической помощи в небольшом городе неподалеку и спросили, не заберу ли я ее. Я сказала, что заберу, и поехала в город, чтобы забрать ее. Я нашла Элизабет на чьем-то заднем дворе, уставившейся на куст. Мне потребовалось три часа, чтобы уговорить ее сесть в мою машину, но эти усилия оказались самой легкой частью следующих месяцев.

Элизабет ничего не делала для себя, даже не ходила сама в туалет. Мне удалось накормить ее и переодеть, но это было все, что я могла сделать. В конце концов она меня измотала. Я задремала на часок вместо того, чтобы присматривать за ней всю ночь. Элизабет ускользнула в осеннюю темноту и исчезла. Излишне говорить, что когда наступил день, я отчаянно обыскала здания, двор, сады, леса и даже близлежащую реку. Я позвонила в полицию и тоже поискала. Мы прекратили поиски через неделю, потому что больше искать было просто негде. Затем ко мне на кухню, прямо перед нашими круглыми глазами и разинутыми ртами, вошла улыбающаяся, приятная, разговорчивая молодая женщина, которая была вполне вменяемой.

Она сказала: «Привет, я Элизабет! Мне жаль, что я была такой надоедливой на прошлой неделе, и спасибо, что вы так хорошо обо мне заботились. Я была слишком больна, чтобы знать что-то лучше». Она сказала, что на прошлой неделе вышла из нашей задней двери и заползла под кучу опавших листьев на земле на нашем заднем дворе, накрытых черным брезентом. Мы заглядывали под брезент по меньшей мере пятьдесят раз за последние дни, но никогда не думали заглянуть и под листья.

Это удивительное событие заставило мою голову, мягко говоря, пойти вразнос; было очевидно, что Элизабет была «шизофреничкой» не из-за своей генетики, не из-за стресса, не из-за недоедания, не из-за гипогликемии, не из-за какой-либо из причин психического заболевания, которые я ранее научился определять и устранять, а из-за пищевой аллергии. Элизабет спонтанно вылечилась, потому что она ничего не ела в течение недели. Компостная куча листьев, укрывающая ее, вырабатывала достаточно тепла, чтобы согревать ее ночью, а куча содержала достаточно влаги, чтобы не допустить ее чрезмерного обезвоживания. Она выглядела замечательно, с ясными блестящими голубыми глазами, чистой кожей с хорошим цветом, хотя она была немного стройнее, чем когда я видела ее в последний раз.

Часть 3

Затем я провела тест Coca's Pulse Test (см. Приложение) и быстро обнаружила, что у Элизабет была дикая непереносимость пшеницы и молочных продуктов. Следуя известным гуру здоровья того времени, таким как Адель Дэвис, я самодовольно кормила ее домашним цельнозерновым хлебом из органической пшеницы, перемолотой вручную, и домашним йогуртом из наших собственных коз, выкормленных органическими продуктами. Но делая это, я только поддерживал ее безумие. Элизабет была умной молодой женщиной, и как только она поняла, что является причиной ее проблем, у нее не возникло проблем с полным исключением определенных продуктов из своего рациона. Она содрогнулась при мысли, что если бы она не пришла ко мне и не обнаружила проблему, она бы, вероятно, умерла в задней палате какого-нибудь учреждения для хронически психически больных.

Что касается меня, я всегда буду благодарна ей за то, что она открыла мне глаза и разум немного шире. Случай Элизабет показал мне, почему русские шизофреники, которые придерживались 30-дневного голодания на воде, имели такой высокий процент выздоровления. Я вспомнила все эзотерические книги, которые я читал, восхваляющие пользу голодания. Я также вспомнила два случая в своей юности, когда я ела мало или вообще ничего примерно месяц каждый, не осознавая, что я «гощу». И это не принесло мне ничего, кроме пользы.

Однажды, когда мне было тринадцать, мама отправила меня и моего «маленького» брата в фундаменталистскую библейскую школу. Я не хотела туда идти, хотя мой брат хотел. Он решил, что хочет стать евангельским пастором. Я ненавидела библейскую школу, потому что мне не позволяли абсолютно никакой самостоятельности действий. Мы должны были посещать церковные службы три раза в день в течение недели и пять служб в воскресенье. По мере того, как я становилась все более несчастной, я ела все меньше и меньше. Вскоре я вообще перестала есть. Администрация школы забеспокоилась после того, как я сбросила около 30 фунтов (13,5 килограммов) за два месяца, уведомила мою мать и отправила меня домой. Я вернулась к домашнему обучению. Я также возобновила прием пищи.

Я голодала еще один раз около месяца, когда мне было 21 год. Это произошло потому, что мне нечего было делать, когда я навещала свою мать перед возвращением в университет, кроме как помогать по хозяйству и готовить еду. Еда, доступная в глубинке центральной Британской Колумбии, меня не привлекала, потому что в основном это были консервированные овощи, консервированное молоко, консервированное мясо лося и тушеное мясо медведя с большим количеством подливки и жирной картошкой. Я решила вообще отказаться от этого. Я помню, что скорее наслаждался тем временем, как прекрасным отдыхом, и уехал, чувствуя себя очень хорошо, готовым к тому, чтобы сразиться с миром в полную силу. В то время я не знала, что существует такая вещь, как голодание, просто так получилось.

После того, как Элизабет ушла, я решила сама экспериментально проводить голодание. Я пила только воду в течение двух недель. Но у меня, должно быть, были противоположные намерения по отношению к этому воздержанию от приема пищи, потому что я обнаружила, что мне часто снятся сны о засахаренных сливах, омлетах и т. д. И я не почувствовала себя намного лучше после того, как это проведение голодания завершено (хотя я не чувствовала себя хуже), потому что я по глупости завершила проведение голодания одним из своих омлетов во сне. И я знала лучше! Каждая книга, которую я когда-либо читала о воздержании от приема пищи, утверждала, как важно завершать проведение голодания постепенно, употребляя только легкоусвояемую пищу в течение нескольких дней или недель, прежде чем возобновить свое обычное питание.

Из этого эксперимента я мучительно узнала, как важно правильно завершить проведение голодания. Эти яйца просто не ощущались, как неперевариваемый камень в моем животе. Я чувствовала себя очень уставшим после омлета, еда не придала мне ни капли энергии. Я немедленно сократила потребление сырых фруктов и овощей, пока яйца выводились из моего организма. После нескольких дней сыроедения я чувствовала себя хорошо, но я так и не восстановила тот блеск, которого добился перед тем, как снова начала есть.

Это одна из многих прекрасных вещей в голодании, оно позволяет вам гораздо лучше общаться с вашим собственным телом, так что вы можете слышать его, когда оно возражает против чего-то, что вы в него кладете или с ним делаете. Нелегко обрести такую степень чувствительности к своему телу, если вы не исключите всю пищу на достаточно длительный период. Это позволяет телу вставить слово, которое мы хотим и можем услышать. Даже когда мы слышим протест тела, мы часто решаем проигнорировать его, по крайней мере, пока тело не начнет выдавать сильную боль или какой-либо другой симптом, который мы не можем игнорировать.

В течение нескольких лет после излечения Элизабет я успешно вылечила довольно много психически больных людей безвредным способом, о котором никто не слышал. Много новых людей стучались в мою дверь, желая быть принятыми в мою программу лечения на дому без лекарств. Так много, что моя способность разместить их была подавлена. Я решила, что необходимо переехать в более крупное учреждение, и мы купили старое, несколько запущенное поместье, которое я назвал Great Oaks School of Health из-за великолепных дубов, растущих на переднем дворе.

В Great Oaks я изначально продолжала работать с психотиками, используя голодание как инструмент, особенно в случаях с явной пищевой аллергией, определяемой с помощью пульсового теста Coca, поскольку организму, голодающему натощак, требуется всего пять дней, чтобы устранить все следы аллергического пищевого вещества и вернуться к нормальному функционированию. Если у человека была настолько сильная гипогликемия, что он не мог переносить водное голодание, применялась элиминационная диета (подробно описанная позже), при этом строго избегались все продукты, которые обычно считаются вызывающими аллергию.

Я также решила, что если я собираюсь использовать голодание в качестве основного лекарства, для меня важно иметь более интенсивный личный опыт с ним, потому что в процессе обзора литературы по голоданию я увидела, что существует много разных подходов, каждый из которых яростно отстаивается весьма партийными сторонниками. Например, натуралисты с большой буквы «Н», гигиенисты с большой буквы «Н», такие как Герберт Шелтон, агрессивно утверждают, что голоданием можно назвать только голодание на чистой воде. Шелтонисты утверждают, что голодание на соках, пропагандируемое Пааво Айролой, например, не является голоданием, а скорее модифицированной диетой без преимуществ настоящего голодания. Очищение толстой кишки было еще одной областью глубоких разногласий среди властей. Шелтон настоятельно настаивал на том, что клизмы и промывания толстой кишки не следует применять. Сторонники соков, как правило, настоятельно рекомендуют очищение кишечника.

Чтобы иметь возможность разумно занять позицию в этом лабиринте конфликтов, я решила сначала испробовать каждую систему на себе. Мне кажется, что если я и могу сказать, что действительно владею чем-то в этой жизни, так это своим собственным телом, и я имею полное право экспериментировать с ним, пока я не безответственен в таких важных вещах, как забота о моих детях. Я также твердо убеждена, что было бы неэтично просить кого-либо делать что-то, что я не хочу или не могу сделать сама. Только представьте, что бы произошло, если бы все врачи применяли этот принцип в своей медицинской практике, если бы все хирурги делали это тоже!

Я намеревалась провести полное и строгое водное голодание в соответствии с моделью естественной гигиены — только чистая вода и постельный режим (без очищения толстой кишки) до возвращения естественного чувства голода, что, как заверили меня все гигиенисты, произойдет, когда организм завершит процесс детоксикации. Единственным аспектом гигиенического голодания, который я не могла выполнить должным образом, был постельный режим. К сожалению, я была единственным ответственным за загруженный целостный лечебный центр (и двух маленьких девочек). Были вещи, которые мне нужно было сделать, хотя я делал свои домашние дела и обязанности очень медленно, со множеством периодов отдыха.

Я голодала на воде 42 дня, сбросив вес со 135 фунтов (61 килограмма) до 85 фунтов (36,5 килограммов) при росте 5 футов 7 дюймов (1 метр 67 сантиметров). В конце я выглядела как жертва нацистского концлагеря. Я имела обыкновение прятаться, когда люди подходили к двери, потому что вид всех моих костей пугал их до смерти. Несмотря на мои заверения, посетители думали, что я пытаюсь покончить с собой. В любом случае я упорствовала, наблюдая за изменениями своего тела, наблюдая за своими эмоциями, своим умственным функционированием и своим духовным осознанием. Я подумала, что если Моисей мог голодать 42 дня, то и я смогу, хотя средняя продолжительность полного водного голодания до скелетного веса для человека без избыточного веса составляет порядка 30 дней. Я завершила голодание небольшим количеством морковного сока, разбавленного водой в соотношении 50/50, и придерживался этого режима еще две недели.

После того, как я возобновила прием твердой пищи, мне потребовалось шесть недель, чтобы восстановить достаточно сил, чтобы пробежать то же расстояние за то же время, что и до голодания, и мне потребовалось около шести месяцев, чтобы вернуть свой прежний вес. Мои глаза и кожа стали исключительно ясными, а некоторые поврежденные участки моего тела, такие как дважды сломанное плечо, подверглись значительному заживлению. Я ела гораздо меньше после голодания, но еда усваивалась намного эффективнее, так что я получал гораздо больше километров на килограмм из того, что я ела. Я также стала лучше осознавать, когда мое тело не хотело, чтобы я что-то ела. После голодания, если я игнорировала протест своего тела и упорствовала, это немедленно вызывало какое-то неприятное ощущение, которое быстро убеждало меня обуздать свой аппетит.

Позже я экспериментировала с другими подходами к голоданию, с голоданием на соках, с очищением толстой кишки, и начала устанавливать свой собственный эклектичный подход к голоданию и детоксикации, используя различные типы программ для разных состояний и корректируя психологическую переносимость. Я еще много чего скажу о голодании.

После собственного опыта строгого голодания я почувствовала, что способна контролировать длительные голодания очень больных или очень полных людей. Great Oaks постепенно превращался из места, куда приезжали психически больные люди, чтобы восстановить свое здравомыслие, в спа-центр, куда любой желающий улучшить свое здоровье мог приехать на несколько дней, несколько недель или даже несколько месяцев. С самого начала я заметила, что психически больные люди в моей программе также значительно улучшили свое физическое здоровье. Было очевидно, что мой метод был полезен для всех. Даже люди с хорошим здоровьем могли чувствовать себя лучше.

К тому времени мне уже надоели психопаты, и я жаждала разумной, ответственной работы также с другими больными.

Часть 4

Итак, люди начали приходить в Great Oaks School of Health, чтобы отдохнуть от тяжелой работы, сбросить лишний вес и вообще устранить неблагоприятные последствия разрушительных привычек образа жизни и питания. Ко мне также начали приходить онкологические больные, начиная от тех, кому только что поставили диагноз и кто не хотел идти по одобренному Американской медицинской ассоциацией медицинскому пути хирургии, химиотерапии и облучения, до тех, у кого рак был на поздней стадии, кого отправили домой умирать после получения всех вышеперечисленных методов лечения, и теперь они были готовы попробовать альтернативные методы лечения, поскольку они все равно ожидали умереть. У меня также было несколько человек, которым уже не было помощи, потому что их жизненно важные органы были настолько сильно повреждены, что они знали, что умирают, и они хотели умереть спокойно, без медицинского вмешательства, в поддерживающем хосписе, о котором заботились люди, способные противостоять смерти.

Great Oaks School была намеренно названа «школой» здоровья, отчасти для того, чтобы отвлечь внимание Американской медицинской ассоциации. В конце концов, совершенно законно обучать тому, как поддерживать здоровье, как предотвращать болезни и как выздоравливать после болезни. Образование нельзя было назвать «практикой медицины без лицензии». Great Oaks также была структурирована как школа, потому что я хотел и учиться, и учить. С этой целью мы начали выпускать информационный бюллетень по целостному здоровью и предлагать занятия и семинары для общественности по различным аспектам целостного здоровья. С начала 1970-х до начала 1980-х годов я приглашал ряд специалистов по целостному здоровью поселиться в GOSH или преподавать в Great Oaks, живя в другом месте. Эти учителя не только оказывали услуги обществу, но и все они стали моими учителями. Я по очереди училась у каждого из них.

Появился и исчез постоянный парад альтернативных практиков целительных искусств и различных форм метапсихологии: иглотерапевты, акупрессуристы, рефлексотерапевты, полярные терапевты, массажисты, постуральные интеграторы, ролферы, терапевты по методу Фельденкриса, нейролингвистические программисты, биокинезиологи, иридологи, экстрасенсы, накладыватели рук, чтецы прошлых жизней, кристаллотерапевты, тонирующие терапевты в лице Патрисии Сан, цветотерапия с лампами и разноцветными линзами а-ля Стэнли Борроуз, цветотерапевты Баха, ароматерапевты, травники, гомеопаты, классы тайцзи, классы йоги, классы Арики, группы изучения четвертого пути Герджиева и Успенского, семинары EST, классы дзен-медитации. Беженцы-ламы из Тибета читали лекции по Книге мертвых и проводили сеансы медитации и песнопений, а также мы проводили занятия по общению с использованием методов саентологии. Были занятия по анатомии и физиологии, занятия по питанию и ортомолекулярному подходу к лечению психических расстройств (которые проводил я, конечно); были мануальные терапевты, обучающие методам коррекции, даже занятия по оказанию первой помощи. И у нас даже было несколько врачей альтернативного толка, которые интересовались изменением образа жизни как подходом к поддержанию здоровья.

Также предлагались занятия по здоровью толстой кишки, включая травы, глины, клизмы и колонотерапию. Так много моих клиентов в Great Oaks требовали колонотерапию в сочетании с их очищающими программами, что я нашла время, чтобы отправиться в Индио, Калифорния, чтобы пройти курс колонотерапии у мануального терапевта и купить современный колонотерапевтический аппарат со всеми датчиками, электрическими водными соленоидами и ручками из нержавеющей стали, которые только можно пожелать.

В этот период почти все альтернативные терапевты и их специализации были мне очень интересны, но я обнаружила, что большинство подходов, которые они пропагандировали, не соответствовали моей личности. Например, я думаю, что иглоукалывание — очень полезный инструмент, но я лично не хотела использовать иглы. Аналогично я думала, что рольфинг (рольфинг, или «структурная интеграция» — система мануальной терапии с элементами кинезитерапии, созданная американской исследовательницей Идой Полин Рольф в 1920-х гг.) — очень эффективный инструмент, но мне не нравилось причинять столько боли, хотя значительное количество клиентов действительно хотели боли. Некоторые из техник мне нравились поначалу, и я часто использовала их с хорошими результатами, но со временем я решила отказаться от них, в основном из-за желания упростить и облегчить свой набор методов лечения.

Благодаря моему энтузиазму и успехам Great Oaks продолжал расти. Первоначально поместье служило и офисом агентства по усыновлению Холта, и семейным особняком Холта. Семья Холт состояла из Гарри и Берты Холт, шести их биологических детей и восьми усыновленных корейских сирот. По этой причине в двухэтажном доме площадью десять тысяч квадратных футов были большие общие комнаты и множество спален. Он идеально подходил для размещения клиентов спа-салона и моей собственной семьи. Соседнее офисное здание агентства по усыновлению Холта также было очень большим со множеством комнат. Оно стало жилым помещением для тех помощников и прихлебателей, которых мы стали называть «членами сообщества». Мой первый муж еще больше увеличил физическое здание, построив большой деревенский спортзал и мастерскую.

Многие «альтернативные» люди приезжали, а затем умоляли позволить им остаться, предоставив им комнату и питание в обмен на работу. Некоторые из этих людей внесли значительный вклад, например, готовили, ухаживали за детьми, занимались садоводством, следили за вечно прожорливым дровяным котлом, который мы использовали для обогрева огромного бетонного особняка, или делали генеральную уборку. Но большинство «обменников работой» на самом деле не понимали, что такое работа на самом деле, или не обладали достаточным этическим присутствием, чтобы придерживаться принципа справедливого обмена, который по сути заключается в том, чтобы отдать что-то равноценное за получение чего-то ценного и, что, возможно, еще важнее, дать взамен то, что нужно и что просят.

Я также обнаружила, что членов сообщества, когда они уже поселились, было очень трудно выселить. Мои целительские службы поддерживали слишком много мертвого дерева. Это была, по сути, моя собственная вина, мое собственное плохое управление.

Тем не менее, я многому научилась из всей этой траты. Прежде всего, это не настоящая услуга другому человеку — давать ему что-то за просто так. Если ожидается и принимается справедливый обмен, укрепляется позитивное этическое поведение, что позволяет человеку сохранять самоуважение. Я также пришла к пониманию того, насколько важным фактором является этичное ведение жизни в процессе индивидуального исцеления. Те пациенты, которые были вне обмена в своих отношениях с другими в одной или нескольких областях своей жизни, часто не выздоравливали, пока не меняли свое поведение.

К концу 1982 года, после десяти лет оказания услуг огромному количеству клиентов, многие из которых находились в критическом состоянии, я достигла точки, когда я был физически, умственно и духовно истощен. Мне отчаянно нужен был отпуск, но никто, включая моего первого мужа, не мог управлять Great Oaks в мое отсутствие, не говоря уже о том, чтобы покрывать большую ипотеку. Поэтому я решила продать его. Это решение ошеломило членов сообщества и шокировало клиентов, которые стали зависеть от моих услуг. В это же время я развелась. На самом деле я пережила довольно резкие перемены в жизни во многих областях — как обычно, классический кризис среднего возраста. Все, что я сохранила от тех лет — это мои две дочери, мой жизненный опыт и слишком много книг из огромной библиотеки Great Oaks.

Однако эти изменения были необходимы для моего выживания. Любой человек, который работает, да, живет изо дня в день с больными людьми и который постоянно дает или отдает, должен выделить время, чтобы пополнить свой сосуд, чтобы он мог снова давать. Неспособность сделать это может привести к серьезной потере здоровья или смерти. Большинство целителей — это эмпатичные люди (примечание переводчика: эмпатичный человек — это тот, на кого сильно влияют чувства, эмоции, действия и мысли окружающих), которые чувствуют боль и стресс других людей и иногда испытывают трудности с определением того, что является их собственным «багажом», а что принадлежит клиентам. Это особенно сложно, когда терапия включает в себя много «практических» техник.

После ухода из Great Oaks мне потребовалось несколько лет, чтобы достаточно отдохнуть и снова захотеть возобновить практику. На этот раз, вместо того, чтобы создать крупное учреждение, Стив, мой второй муж и мой лучший друг, построил крошечный офис рядом с нашим семейным домом. У меня была гостевая комната, которую я использовала для случайных пациентов, проживающих в стационаре. Обычно это были люди, которых я знала со времен Great Oaks, или люди, которые мне особенно нравились и которым я хотела помочь в жизненных кризисах.

На момент написания этой книги прошло уже более десяти лет с тех пор, как я продала Great Oaks. Я продолжаю вести активную амбулаторную практику, предпочитая защищать конфиденциальность своего дома и семейной жизни с тех пор, как я снова вышла замуж, ограничивая стационарных пациентов несколькими особыми, которым требовалась более интенсивная терапия, и то по одному за раз, а затем с длительными периодами без резидента.