Дети Шини

Ида Мартин, 2017

Шестнадцатилетняя Тоня живет, отгородившись от чувств и волнений, но видеозапись девятиклассницы Кристины, обвинившей Тоню и еще шестерых таких же одиночек в своей смерти, безжалостно переворачивает ее привычный, упорядоченный и закрытый мир. Ролик стремительно приобретает популярность в сети. А интернет-сообщество решительно настроено наказать «убийц» Кристины. Что же остается делать, когда «никто никого не любит», тебе шестнадцать, а весь мир против тебя?

Глава 11

Угомонились мы лишь часов в семь, так как оказалось, что Герасимов и Якушин тоже проголодались и смогли уломать Сёмину приготовить нормальную еду.

Они нашли настоящий чугунный котелок, и Настя на растопленном снеге сварила в нем гречку с тушенкой. И это ее варево так вкусно пахло, что мне тоже пришлось есть. Так что, расползаясь во второй раз по кроватям, мы были гораздо более довольные и умиротворенные, чем прежде.

А утром солнце светило так ярко, что от его золотистых ослепительных лучей оконные стекла будто горели. В комнате стояла мирная сонная тишина, только Амелин немного постанывал и кашлял.

Я бесшумно оделась и вышла на крыльцо. Свежий новенький снег жизнерадостно искрился россыпью бриллиантов. Воздух был морозный и свежий. Идеальный, головокружительный воздух. Даже солнце будто бы грело, а в высоком чистом небе летела пара крупных ширококрылых птиц. Неизвестно откуда, во мне взялось сказочное и упоительное чувство радости. Точно на несколько секунд окунулась в то самое далекое и бессознательное детство, когда все было хорошо и безмятежно.

Вслед за этим сразу вспомнилось, что дома, должно быть, все стоят на ушах, поэтому тягостное чувство вины заслонило радость чудесного утра.

Вскоре в доме послышалось хлопанье дверей, громкие голоса и ко мне на крыльцо выползла довольная и светящаяся Сёмина. Наконец она выглядела как нормальная девушка. Очень хорошо выглядела, потому что улыбалась, и я обнаружила у нее на щеках ямочки.

Настя сладко потянулась и, крепко зажмурившись, вздохнула:

Знаешь, я так устала от постоянного недосыпа, а сейчас чувствую, будто проспала лет десять подряд.

— Это, наверное, из-за свежего воздуха, — помимо ломящей в мышцах боли от вчерашнего перехода через поле, я тоже чувствовала легкую слабость.

— Знаешь, я тут подумала и решила, что мне, пожалуй, нужно вернуться обратно, — уверенно сказала Настя. — Во-первых, я слабая. Видишь, даже сознание могу потерять и сплю на ходу, а во-вторых, мне очень сложно находить с людьми общий язык. Я не умею жить в коллективе.

— Как хочешь. Но, вообще, ты единственный человек, кого мама сама отпустила и кто может не рисовать себе страшные картины родительских переживаний. Или ты расстроилась из-за того, что парни на тебя вчера накричали?

— Они терпят меня из жалости. Вокруг тебя все бегают, а на меня либо орут, либо игнорят.

Я отлично понимала Сёмину. Очень сложно из своей тихой, устроенной, запертой на тысячу замков жизни попасть в анархическую казарму. Каждый тянет одеяло на себя, спорит по пустякам, психует. Но, в отличие от нее, у меня выбора не было.

— В любом случае, тебе придется ждать, пока Якушин не сделает машину, потому что иначе до станции не доберешься. Так что расслабься. У тебя не так уж все и плохо.

Настя зябко куталась в накинутый на плечи пуховик.

— И вообще, после вчерашнего я поняла, что мы совсем друг друга не знаем. И кое-что из этого даже пугает.

— Ты про Амелина?

— Вначале он мне очень понравился. Такой симпатичный, миленький кун.

— Миленький кто? — Я вспомнила безумный взгляд.

— Парень. Я решила, что такой мне подошел бы. Типа Усуи Такуми^[4], или Зеро Кирию^[5], или Тору из «Усопших». Точно типа Тору. Мне нравятся светловолосые.

Настя была королева в своем аниме-мире и, вероятно, знала, как выглядят все эти персонажи, но я примерно представляла себе лишь Усуи, и Амелин был совсем на него не похож.

— Я даже обрадовалась, что рассказала ему про то, где мы встречаемся, — продолжала она так беспечно, что я чуть не пропустила главное.

— Это ты ему растрепала? Настя!

— Я не растрепала, — она виновато поджала губы. — Просто пожалела, ведь он очень просился с нами. Очень-очень. Я ведь не железная. И была этому рада, потому что он типа Тору. Но теперь, после того, что увидела, буду держаться за километр. И ты держись. А то уже заметно, что он к тебе лезет.

Настино простодушие было таким искренним, что у меня даже слов не нашлось, чтобы осудить ее за эту «жалость».

— Не волнуйся, меня миленькие не интересуют. Так что вы у него такого увидели?

— Ой, Тоня, я такая впечатлительная, мне теперь эти ужасы по ночам сниться будут.

Вдруг, чуть не скинув нас с крыльца, прямо в носках на снег выскочил Петров:

— Идите скорее, про нас показывают.

И мы бросились в дом.

«Оперативники разыскивают пропавших подростков, известных в Сети как группировка Дети Шини, подозреваемая в доведении до самоубийства сверстницы».

И на экране начали по очереди появляться фотографии. Те самые, из Кристининого ролика.

«Ушли из дома и до настоящего времени не вернулись:

Герасимов Владислав. На вид восемнадцать лет, рост — сто девяносто два сантиметра, волосы русые, коротко стрижены, глаза серые, телосложение спортивное, имеет шрам от операции по удалению аппендицита. Был одет в серую дутую куртку и темные брюки.

Петров Егор. На вид семнадцать лет, рост — сто семьдесят четыре сантиметра, волосы темно-русые, короткие, глаза карие, среднего телосложения, проколото левое ухо. Был одет в синюю куртку, синие джинсы, на ногах кроссовки.

Осеева Антонина. На вид пятнадцать лет, рост — сто пятьдесят семь сантиметров, волосы до плеч, красного цвета, глаза серо-зеленые, телосложение нормальное, на пояснице большое родимое пятно. Была одета в темно-зеленую куртку.

Сёмина Анастасия. На вид шестнадцать, рост — сто семьдесят два сантиметра, волосы светлые и длинные, ниже плеч, глаза голубые, телосложение худощавое, шрам на правом колене, на предплечье татуировка в виде черно-белого круга. Была одета в черное зимнее пальто, на ногах ботинки.

Якушин Александр. На вид девятнадцать лет, рост — сто семьдесят восемь сантиметров, волосы короткие, темно-русые, глаза серые, телосложение спортивное, на левой брови шрам в виде глубокой царапины. Был одет в куртку с капюшоном цвета хаки.

Амелин Константин. На вид семнадцать лет, рост — сто восемьдесят сантиметров, волосы светло-русые волнистые, глаза темно-карие, телосложение худощавое. Особые приметы: на предплечьях обеих рук множественные шрамы, на спине и шее имеются ожоги. Был одет по сезону.

Марков Даниил. На вид семнадцать лет, рост — сто семьдесят семь сантиметров, волосы темные, волнистые, глаза карие, худощавого телосложения, носит очки.

Двое несовершеннолетних, находящихся в розыске, состоят на учете в полиции.

Всех, кто что-либо знает о местонахождении подростков, правоохранители просят обратиться в ближайший отдел полиции или позвонить 102».

Мы с ужасом переглянулись. На наших лицах были написаны паника и стыд.

— Двое из нас на учете? — сказала я, оставив в стороне возмущение по поводу того, что мне «на вид пятнадцать». Нужно было говорить о чем угодно, лишь бы не жалеть себя: — Вот так сюрприз!

— Это не я, — выпалил сидевший на полу прямо под телевизором Петров.

— И не я, — Герасимов стоял посреди комнаты, скрестив руки на груди, и всем своим видом демонстрировал упрямое равнодушие.

— Естественно, и не я, — Марков нервно заерзал.

— А чего вы все на меня смотрите? — возмутился Якушин с другого дивана. — Сто процентов нет.

— Точно он, — ткнул пальцем Марков в сторону спящего Амелина.

— Я бы его за одни эти шрамы на учет поставил, — согласился Герасимов.

— Это из-за них вы вчера так орали? — спросила я, и он кивнул.

Наконец хоть что-то прояснилось.

— Короче, — сказал Марков, — давайте по-честному. Кто второй?

— Ну ладно, — сдалась молчавшая все это время Сёмина. — Это я.

— Ты? — воскликнули мы в один голос.

— Ничего такого. С одной сетевой знакомой косплеили в парке. Она была розоволосая, Юно Гасай^[6], я — Мэй. Просто сидели на лавочке зимой и болтали. Было холодно, поэтому забрались на спинку, а ноги поставили на сиденье. Мимо шли полицейские и объявили, что мы совершаем грубое административное нарушение. Мы сразу слезли, но они все равно заявили, что у нас, уродок, уродские родители, потому что плохо воспитали, и что наши дети тоже будут уродами. Стоило, конечно, все спокойно выслушать, но Юно не выдержала, вошла в образ, достала нож — у нее был страшный и кривой косплейный нож — и начала изображать безумную Юно. Это было забавно, но полицейские не впечатлились. Просто забрали нас в отделение и поставили на учет. Вот и вся история.

— А татуировку покажешь? — нахально спросил Петров.

— Это просто инь-ян, — Настя стыдливо потупилась.

— Чего? — не понял Герасимов.

— Инь-ян, — повторила Настя. — Китайский символ объединения и взаимодействия.

— Зачем тебе это? — неодобрительно сказал Марков.

— Это отражение моей жизненной позиции.

— Что за позиция такая? — поморщился Герасимов.

— Что все взаимозависимо и взаимопроникаемо.

— Ну ты загнула, — покачал головой Якушин и принялся скатывать матрас, на котором спал.

— Согласно принципу инь-ян, все явления, существующие в природе, имеют два противоположных, но влияющих друг на друга начала, — пояснила Настя. — Свет и тьма. Добро и зло. Мужчина и женщина. Жизнь и смерть.

И тут Амелин зашелся в таком диком кашле, что все замолчали. От его сдавленных хрипов нам всем стало не по себе.

— Надо решить, что каждый из нас будет делать дальше, — рассудительно сказал Якушин. — Теперь мы не просто мифические интернет-персонажи, а находимся в розыске. И сейчас тем, у кого дома все нормально, самое время вернуться.

— Никому нельзя возвращаться! — Марков выскочил на середину комнаты и стал на нас всех по очереди воинственно зыркать сквозь бликующие стекла очков.

— Я тебя не понимаю, Марков, — сказала я. — У тебя вроде благополучная семья. Мама, папа, сестра младшая, вы хорошо обеспечены и выглядите дружными. Родители носятся с тобой как с писаной торбой. Что тебя не устраивает?

— У меня благополучно, — немного подумав, согласился Марков. — Но это вопрос принципа. Отец, когда узнал про фигню с Ворожцовой, сказал, что я недоумок, потому что он тысячу раз предупреждал не связываться с тупыми школьниками, а я связался. И еще что я лузер и без него ничего не могу. Понятное дело, на понт брал, но все равно пусть теперь подумает, стоило ли меня унижать.

Петров потрясенно выпучил глаза:

— Значит, тебе за это ничего не будет?

— Да, он мажор, известное дело, — Герасимов пошел и взял чайник.

— А ты тупой, — крикнул ему вслед Марков.

— Ты, вообще, в курсе, — Якушин развернулся к Маркову, — что за побег тебя тоже поставят на учет и вместо института пойдешь в армию?

— Его папаша откупит, не волнуйся, — Герасимов остановился с чайником в дверях.

— Завидуй молча, — продолжал отбиваться Марков. — Твои небось на тебя и копейки не потратят.

— Настя домой собралась, — прервала я очередную перепалку.

— Нет уж, после такого не поеду, — Сёмина быстро замотала головой. — Я точно расколюсь и скажу, где вы прячетесь.

— Вообще-то, когда мы разделимся, это будет неважно, — сказал Якушин.

— Как разделимся? — не поняла Настя.

— Мы не можем таскаться толпой. Я сегодня заведу машину и завтра утром могу отвезти вас на станцию.

— Саш, — Петров подскочил к Якушину на диван и пристроился рядом, театрально сложив руки на коленях, — может, по старой дружбе возьмешь меня с собой? А? Я тебе пригожусь.

— Тебя? — Якушин бросил на него рассеянный взгляд. — Тебя возьму.

— А что нам делать? — Настя была близка к тому, чтобы начать страдать. — Тоня, ты собираешься вернуться?

— Нет. Во всяком случае, пока. У меня есть деньги. Наверное, можно снять номер в какой-нибудь гостинице. Ведь как-то люди живут.

— Кто это тебе в шестнадцать лет сдаст номер? Лучше думай о бабушках или каких-нибудь тетках, — посоветовал вернувшийся с улицы Герасимов.

— А сам что будешь делать? — Сёмина вопросительно уставилась на него.

Марков, расхаживающий туда-сюда в нервном возбуждении, на секунду остановился, взглянул на Герасимова и снова принялся ходить.

— У меня есть суперместо.

— Что за место? — допытывалась Настя.

— В глухомани под Псковом. Дядька там живет. Реальный особняк. Девятнадцатый век. Давно хотел к нему рвануть, — неожиданно охотно рассказал Герасимов.

— Слушай, Осеева! — вскинулся вдруг молчавший целых пять минут Марков. — А давай вместе поедем в Крым или Сочи? У тебя деньги есть, у меня тоже, и Сёмину с собой возьмем, раз уж ей некуда податься. Кто нас будет в Крыму искать? А в Сочи вообще, говорят, полно отелей и все пустуют. Просто поедем в город, зайдем в любую кафешку, забронируем через Интернет билеты, частный отель, и все. Делов-то! С деньгами поселят, и даже без паспорта. Хоть все в одну комнату.

— Еще чего! С тобой, Марков, и в одном доме с ума сойдешь, не то что в одной комнате.

— Сочи — это здорово, — мечтательно сказала Настя. — Там снега нет. И море. Если вы меня возьмете, я за Сочи.

— Ладно, Сочи так Сочи, — мне было действительно все равно, — но что мы там делать будем?

— Зачем что-то делать? — спросила Сёмина с неподдельным огорчением в голосе. — Я так устала постоянно что-то делать… Почему нельзя просто жить?

— Мы там учиться будем, — Марков продолжал ходить по центру комнаты. — Можно будет найти онлайн-лекции или семинары. Ну, это я. А вы как хотите. До следующего сентября перекантуемся, а там посмотрим.

— А с этим что? — Герасимов кивнул на Амелина.

— Что-что, — мгновенно откликнулся Якушин. — В больницу местную отвезем, и все.

— Но это будет не очень честно, — сказала я. — Он ведь тоже не хочет возвращаться.

— А ты головой подумай, — грубо одернул меня Марков. — Он вчера чуть не помер. Какие варианты?

Пришлось согласиться, что это действительно единственный выход.

— Тогда завтра выезжаем, — резюмировал Якушин, после чего оделся и пошел в гараж.

Все парни, похватав какой-то еды со стола, и без его указаний отправились расчищать снег перед гаражом.

После их ухода в наступившей тишине приступы кашля зазвучали еще страшнее. Амелин с жуткими хрипами втягивал в себя воздух и бился на кровати, как выброшенная на берег рыба.

Я разогрела молоко и попросила Сёмину принести еще снега для чая. А сама взяла кружку с дымящимся молоком, села на кровать и несколько раз потрясла Амелина за плечо, пытаясь разбудить. Но он только кашлял и хрипел. Потрогала лоб. Температура если и была, то намного ниже, чем вчера вечером. Вероятно, было лучше оставить его в покое. Но, как только дверь за Сёминой захлопнулась, он неожиданно схватил меня за руку, так что молоко, которое я держала в другой руке, немного выплеснулось на пол.

— Как ты позволила им сделать это со мной?

От такой фамильярности я растерялась:

— А как еще? Нужно было сбить температуру. Или ты хотел умереть?

Попыталась аккуратно высвободить руку, чтобы снова не разлить молоко, но внезапно остолбенела. И было от чего: все его предплечье, от самого запястья до локтя, оказалось испещрено кошмарными рубцами и порезами, маленькими и большими, тонкими и жирными шрамами, в основном поперечными, но было несколько и продольных. Так что все вместе это напоминало хаотичную штриховку безумного художника.

Амелин перехватил мой взгляд и вызывающе улыбнулся:

— Видишь же, что хотел. Только до вчерашнего дня думал, что все знаю о боли, но даже представить не мог, что чувствуешь, когда к горячему телу прикасается кусок льда.

— Якушин сказал, что это не больно, просто неприятно, — с трудом выдавила я, все еще переваривая увиденное.

— Твой Якушин ошибся. Все наоборот — это было жутко больно, но приятно.

Он паясничал, стараясь меня зацепить.

— Слушай, Амелин, ты не дома. Может, там твои родители на эти штуки ведутся, а нам, честно сказать, по фигу.

Но ему явно доставлял удовольствие этот глумливый ребяческий эпатаж. Он вытащил из-под простыни вторую, так же сильно обезображенную руку и вдохновенно продекламировал:

Слепцы напрасно ищут, где дорога,

Доверясь чувств слепым поводырям;

Но если жизнь — базар крикливый Бога,

То только смерть — его бессмертный храм.^[7]

Я сунула ему чашку с молоком и отошла от кровати.

Он выпил залпом и тут же снова позвал меня:

— Будь другом, помоги дойти до туалета.

Идти на попятную не хотелось, но не могла же я его послать в таком состоянии.

Кое-как поднявшись с кровати, Амелин завернулся в простыню, сунул ноги в смешные ботинки и оперся о мои плечи. Он был выше головы на две:

— Извини. С Фетом я, наверное, переборщил.

— Завтра поедем в больницу, там тебя быстро вылечат.

Мы почти дошли до дверей, но после этих слов он вопросительно остановился, и внезапно вспыхнувший в его глазах упрек заставил меня почувствовать себя виноватой.

— У нас нет лекарств, и мы должны будем разъехаться.

— А ты куда поедешь?

— Мы с Марковым и Сёминой в Сочи.

— Я хочу с вами, — сказал он, но прозвучало «я еду с вами».

— В твоей ситуации не до хотения.

— Подумаешь, кашель и температура, — он небрежно поморщился. — У тебя никогда такого не было, что ли?

— О чем ты думал, когда в легком пальто убегал из дома? Хотя и так болел. Не мог надеть что-нибудь нормальное?

— Не мог, — в его детской улыбке опять мелькнула издевка. — У меня нет.

— Чего у тебя нет?

— Ничего нормального.

Эта нелепая игра выводила меня из себя.

— Понимаю. У ненормального человека не может быть ничего нормального. И вообще, Амелин, кончай препираться. Мы уже все решили.

— Меня зовут Костя, — резко отпустив меня, он сам вошел в маленькую холодную комнату.

Его голая спина, плечи и шея сзади тоже выглядели отвратительно: лоскут неровной бугристой кожи, а на ней и под ней несколько красных длинных полос. Меня аж передернуло.

— Эй, стой, — закричала я, придя в себя. — Накинь хотя бы пальто.

Но было поздно, дверь громко захлопнулась. А когда он вернулся, перестал со мной разговаривать. Вошел, упал в кровать и накрылся подушкой.

На обед Сёмина сварила суп из рыбных консервов и потушила курицу с рисом на второе. Ее манипуляции на кухне выглядели фантастично. Было удивительно, что из магазинной ерунды может получиться настоящая еда. А еще она делала это с таким удовольствием, что я невольно залюбовалась. Даже когда картошку чистила, она вся светилась. Чудачка.

С улицы парни примчались злые и взбудораженные, постоянно переругивались и обзывались. Понять, в чем дело, было невозможно.

— Не получилось с машиной? — осторожно спросила я.

— С машиной все хорошо. — Якушин был основательно заведен. — Плохо, что тут, оказывается, живут люди, которые телевизор смотрят.

И он рассказал, что, пока Марков, Герасимов и Петров расчищали выезд и дорогу, к ним подошел местный приставучий дед. Начал докапываться, кто такие, зачем и откуда. Сам Якушин в это время был в гараже, а, когда вышел, оказалось, что Марков успел изрядно нахамить деду, и тот объявил, что идет вызывать полицию. Петров предложил убить деда, но всем было не до шуток.

Получалось, что нам нужно срочно валить из деревни. Дружно обозлившись на Маркова, мы начали собираться, как полоумные.

Свежий суп пришлось вылить, а в чугунный котелок с курицей и рисом Герасимов вцепился, как в спасательный круг. И мы отдали ему котелок в обмен на черную толстовку с «Рамштайном» для Амелина, потому что его собственный свитер, всю ночь провалявшийся под стулом, высохнуть не успел.

Примечания

4

Персонаж аниме и манги «Президент студсовета — горничная!».

5

Персонаж аниме и манги «Рыцарь-вампир».

6

Героиня манги и аниме «Дневник будущего».

7

«Смерть», А. Фет.