Пассии

Игорь Юрьев

Трудовые будни 40-летнего риэлтора-стажёра, местами довольно забавные, являются лишь фоном, на котором разворачивается история о пассиях (страданиях), смерти и последующем физическом и духовном воскресении героя.Данная абсолютно не поучительная книга может быть интересна тем, кто ещё не окончательно осатанел от заботы о собственном комфорте и кто в свободное от посещения совершенно необходимых интернет-ресурсов время не прочь задуматься о таких бесполезных вещах, как истина, любовь и спасение. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 2

Первая в его жизни сделка с недвижимостью в качестве посредника оставила у Николая двоякое впечатление. С одной стороны, хорошо, что она, наконец, состоялась. А с другой, столько убиваться и получить за это 15 тысяч. Стоит ли игра свеч? Но если оставить в стороне финансовый вопрос, его новая работа, хотя и была зачастую муторной, вcё-таки показалась ему более живой, чем прежняя. Правда, ни жирненьких, ни худеньких клиентов давать ему никто больше не собирался. С улицы в их Богом забытое агентство никто отродясь не приходил. И Николай выработал собственный способ работы с потенциальными клиентами.

Он находил в интернете объявления о продаже квартир от собственников, оценивал их с точки зрения перспективности и выставлял в специализированной риэлторской базе уже от имени агентства с его личным телефоном, прибавив к цене комиссию агентства — тысяч 100—150. База эта была платной, поэтому тусовались в ней, в основном, риэлторы — выставляли квартиры на продажу, подбирали квартиры для своих покупателей. О таком способе заработка догадался не один Николай. Далеко не один. Так что конкурентов было предостаточно. Отношение продавцов к таким добровольным помощникам варьировало от откровенно неприязненного до сдержанно лояльного. С лояльными иногда удавалось наладить сотрудничество.

Так получилось у Николая с хозяйкой двухкомнатной квартиры на Воронежской улице Мариной. Ей было около 40 лет, но выглядела она старше из-за тяжёлой и безрадостной жизни. Она много работала, чтобы кормить семью — безработного мужа-пропойцу и дочку на выданье. Квартиру их сразу стали активно смотреть, и Николай наведывался к ним с потенциальными покупателями чуть не каждый день. После просмотров Марина угощала его растворимым кофе. Они сидели на шестиметровой кухне, курили, и Николай слушал её жалобы на мужа, который уже давным-давно нигде не работал, жил паразитом, да ещё время от времени тащил что-нибудь из дому и пропивал, но хоть не буянил, потому что был тихий. Николай тоже был тихий, но работящий и упрямый, и тем внушал доверие и даже надежду на успех затеянного Мариной предприятия.

Не прошло и пары недель, как на квартиру Марины нашёлся покупатель, Формально квартирой владел муж Марины по имени Олег, законченный алкоголик, хотя и неплохой, в общем-то, человек. Вырученные за квартиру деньги должны были пойти на покупку уже присмотренной новой однушки где-то в Котельниках, которую предполагалось оформить на красавицу-дочь Анастасию Олеговну. Николай плохо представлял себе, как они все там будут жить, тем более, что, как доверительно призналась ему Марина, у Анастасии Олеговны имелся жених, некто Арменчик, который собирался жить с ними. Впрочем, к тому времени Николай уже успел понять, что квартирные вопросы в Москве решаются порой весьма причудливыми способами.

Так что теперь нужно было готовиться к сделке. Однако ряд довольно простых формальностей в случае с Олегом становился проблемой. Нужно было привезти Олега в агентство, заключить договор оказания услуг и принять аванс от покупателя, который должен был подъехать туда же в два часа дня. Для этого в 10 утра Николай явился на Воронежскую, где обнаружил расстроенную Марину, которая сообщила ему, что Олег ухитрился утром куда-то сбежать. Это случалось и раньше, да и хрен бы с ним, но сегодня это так некстати. Она что-то не может его найти в местах, где тусуются опои (с ударением на второй слог, что на её слэнге означало пьяниц), а ей нужно бежать на работу, а Настька на практике, Николай, найдите его, умоляю, он должен быть если не в этом дворе, то в соседнем, или вон там, за девятым домом, вот Вам его паспорт, на Вас вся надежда, а я побежала. Николай флегматично выслушивал эту произносимую на одном дыхании тираду, спускаясь с Мариной в лифте, а затем выходя во двор и озираясь в поисках опоев.

Не особо надеясь на успех, он отправился к девятому дому, где, к своему удивлению, обнаружил компанию из пятерых культурно отдыхавших мужчин, в числе которых был и искомый Олег. На врытом в землю деревянном столике стояла початая бутылка дешёвой водки и двухлитровая баклажка «Охоты крепкой», другая, уже приговорённая, баклажка валялась рядом на земле.

— Олег, нам теперь надобно ехать. Вы, верно, запамятовали. Нас ждут. Отправимтесь, — нерешительно сказал Николай на каком-то незнакомом ему самому наречии.

— А у тебя… это… лавэ есть? — каркающим голосом спросил старый на вид мужчина с неестественно гладким лицом.

— Лавэ нанэ, — вдруг резко ответил Николай, сверкнув глазами. — Олег, ты что, блядь, совсем охуел?

И, подойдя к нему вплотную, спокойно и решительно уставился ему прямо в глаза. Олег, сидевший всё это время с глупой виноватой улыбкой, покорно вздохнул и встал из-за стола.

Приехав в агентство, где их со сдержанной любезностью встретила Маргарита, они подписали заготовленный договор услуг, а после приняли аванс от подозрительно косившихся на Олега покупателей.

— Согласно договора услуг, аванс до сделки остаётся на хранении в агентстве, — победоносно произнесла Маргарита.

— У меня два условия, — мрачно сказал давно уже начавший мучиться похмельем Олег. — Пять тыщ сейчас. И чтобы Николай присутствовал на сделке.

— Я буду, — коротко сказал Николай. — Две тысячи.

— Три, — подвёл черту под торгом Олег. — И до метро меня проводи. А то я из переулков ваших не выберусь.

— Николай проводит Вас до самого дома. Правда, Николай? — подчёркнуто любезно сказала Маргарита, гадливо отворачиваясь от благоухавшего алкогольными парами Олега.

— Безусловно, — ответил Николай.

Прощаясь с ним возле дома на Воронежской, Николай сказал:

— Мы с Мариной на связи. А ты… это… к сделке… будь готов.

— Всегда готов, — весело ответил Олег и заржал в предвкушении скорого опохмела.

Всегда готов. Как бы он не сорвал сделку-то. А что это за храм возле Каширки? Николай давно заприметил бревенчатую деревянную церковь, стоявшую чуть в стороне от его обычного пути от метро «Домодедовская» на Воронежскую улицу. Надо зайти, решил он и проследовал к храму иконы Божьей Матери Троеручицы.

Оттого ли, что церковь была деревянной или ещё от чего, но внутри было прохладно и хорошо. Николай подошёл к иконе хозяйки храма Троеручицы и, прежде чем рассказывать Ей о делах своих скорбных, внимательно посмотрел на Её образ. Внимательный взгляд, мягкая и немного снисходительная улыбка, но главное — Её третья рука. Она поразила Николая, потому что, гармонично располагаясь в нижней части образа, приходила словно из ниоткуда, из другого мира, из другой жизни. Николай рассказал Ей о несчастных людях, зачем-то переезжающих отсюда в Котельники, чтобы жить там Бог знает как. А этот Олег… Николай почувствовал, что у него болит голова. Он попросил у Неё помощи в сделке и ушёл.

* * *

Каждое утро Гарик выходил из метро «Домодедовская», садился в небольшой корпоративный автобус, в салоне которого чуть заметно пахло соляркой, и вместе с парой десятков других сотрудников ехал в посёлок Развилка, что сразу за МКАДом. Там он работал в одной из дочерних компаний «Газпрома». Работа была не пыльная, и после утомительной и бессмысленной свистопляски 1990-х Гарик отдыхал здесь душой и телом. Его обязанности заключались в рисовании схем газопроводов с помощью специфического картографического софта, которым Гарик владел почти в совершенстве. Это был чуть ли не единственный ощутимо полезный навык, который он приобрёл за последние годы.

Нет, окончив географический факультет МГУ, Гарик думал… Впрочем, он ни о чём не думал. Или думал, но не о том, о чём нужно было думать. Он был странноват, как говорят, немного не от мира сего. У него была редкая специальность — «океанолог». Но в 1990-е океанологи не шли нарасхват. Они, один за другим, тонули в бурном океане новых экономических отношений. Штормило и Гарика. Но, как всегда, в последний момент ему везло. Пару лет он барахтался в небольшой компании, где неглупые дядьки, правда, все как один любившие выпить, готовили научные экспертизы для того же самого «Газпрома». Устроившись туда по протекции своего научного руководителя (который работал там же), Гарик поначалу занимался ерундой вроде вёрстки и распечатки многотомных отчётов, но потом занял нишу картографа, самостоятельно обучившись работе в картографических компьютерных программах, и начал готовить красивые карты для отчётов. Потом курсы его и компании разошлись. Гарика ещё поштормило, но он схватился за спасательный круг с надписью ГИС (геоинформационные системы), и был благосклонно принят на борт одной из дочерних компаний «Газпрома», что на Развилке.

Коллектив отдела геоинформационных технологий, в штат которого он был зачислен, был, по большей части, молод, исключительно душевен и временами весел. Гарик, по странному свойству его натуры, держался несколько отстранённо. Как трудовая единица, он был винтиком в огромной машине, что его, до поры, устраивало. На корпоративах он не блистал, и даже на обед ходил отдельно от всех. Правда, иногда он пытался внести свежую струю в размеренно бодрую жизнь коллектива, то знакомя всех с искусством заваривания и пития матэ, то предлагая ци-гун в качестве производственной гимнастики. Но всё это как-то не приживалось. Так что любили его не все и не очень. Впрочем, Гарика это не сильно беспокоило, потому что это его никогда не беспокоило.

Другое дело, что со временем Гарик начал скучать. И долгожданный штиль, установившийся в его жизни, становился всё более томительным. Мысль о том, что он будет всю жизнь рисовать карты газопроводов, его совсем не радовала. Однако, будучи неглупым и временами даже мудрым, Гарик не спешил ничего менять.

Он решил переключить внимание на что-нибудь, просто посмотрев по сторонам. И увидел большой пустырь на подъезде к метро «Домодедовская». Там начали строито что-то деревянное. Но, заложив фундамент и установив несколько брёвен, бросили, причём надолго. Оказалось, здесь шло строительство храма иконы Божьей Матери Троеручицы. И хотя к религии Гарик относился прохладно, считая себя модным и продвинутым, а религию — нет, он почему-то решил во всё это ввязаться. Он набрал указанный на табличке телефонный номер застройщика, узнал, что у них кончились средства и вызвался помочь. Помогал он довольно наивным способом: накупил на почте конвертов, отыскал в Интернете адреса банков и разослал туда бумажные письма с просьбой дать денег на строительство храма, указав реквизиты застройщика. Такой явно старомодный подход отчасти объяснялся тем, что на дворе был 2003 год. Как ни странно, примерно через месяц стройка возобновилась. Застройщик сказал, что никто не помог, и они сами нашли деньги. Но Гарика не очень интересовало, откуда взялись деньги. Главное, что довольно скоро симпатичный бревенчатый храм и несколько небольших служебных помещений вблизи него были построены.

Другим направлением не слишком интенсивной деятельности Гарика стал поиск… невесты? подруги жизни? женщины на одну ночь?… короче, как получится. Смартфонов тогда ещё не было, мировая сеть находилась, можно сказать, в полузачаточном состоянии, и Гарик, следуя рекламному предложению, пришедшему на его кнопочный мобильный телефон, зарегистрировался в службе SMS-знакомств. Конечно, он быстро понял, что это чушь собачья. Однако, слог сообщений от некой зеленоглазой блондинки (если верить её же описанию) под ником Elcorazon свидетельствовал, что она, как минимум, не дура. Они разговорились, если можно так сказать об обмене SMSками. И временами даже по-английски, видимо, чтобы произвести друг на друга неизгладимое впечатление.

Так они общались несколько дней, и всё шло как будто неплохо, но предложения Гарика встретиться в реальной жизни Валентина (таково было её настоящее имя) неизменно отклоняла под разными предлогами. Это озадачивало его и наводило на разные подозрения.

Потом она вообще куда-то пропала на несколько дней. И появилась вновь с письмом очень странным и тревожным. Она писала, что у неё возникли сильные головные боли, видимо, ставшие последствиями автомобильной аварии, в которую она попала несколько месяцев назад. После обследования её поместили в госпиталь Бурденко в отделение нейрохирургии из-за подозрений на опухоль в голове, которую, наверное, придётся оперировать. Так что она теперь уж и не знает — писала она — доведётся ли им встретиться на этом свете.

Гарик позвонил в отделение нейрохирургии госпиталя Бурденко и спросил, лежит ли у них в отделении недавно поступившая Валентина Бородина. Там ответили утвердительно. Навестить? Да, пока можно.

После работы Гарик купил соку и апельсинов, сел в метро и поехал на «Маяковскую». Страшно волнуясь, он поднялся на 4 этаж, надел бахилы и пошёл в указанную ему палату. В трёхместной палате он увидел её сразу — она сидела на кровати и что-то писала в телефоне. Он сразу отметил, что в больничном наряде её, который состоял из халата и тапок, преобладали зелёные тона, что чрезвычайно гармонировало с цветом её глаз.

Гарик красавцем, конечно, не был. Был он тощ, руки и ноги его были слишком длинны, делая его похожим на паука или осьминога, нос и глаза — слишком велики, а губы — чересчур пухлы. Валентина же и вправду была красавицей, чем-то напомнившей Гарику голливудскую кинодиву Кэмерон Диас. Вот только взгляд её прекрасных, действительно зелёных, глаз был каким-то потерянным. Они вышли в коридор. Ведомый почти неведомым ему доселе вдохновением, Гарик с полной убеждённостью сказал, что всё обязательно обойдётся и будет хорошо. Под магией его уверенности потерянность её улетучилась. Она что-то рассказывала про здешний режим, про умных врачей и внимательных медсестёр. Она и сама была умна и внимательна, заметила, между прочим, что Гарику довольно-таки идёт рубашка в сине-голубую клетку с поддетой под неё тёмно-синей футболкой. Конечно, он влюбился в неё до безумия. Но разговаривать им, как двум незнакомым, в сущности, людям, было особо не о чем. И он скоро ушёл, взяв с Валентины слово сообщать ему обо всех новостях.

Весь следующий день Гарик рисовал очередную схему газопроводов и напряжённо думал, чем он может помочь Валентине. Здравый смысл подсказывал, что ничем. Но он не сдавался и, в конце концов, придумал.

После деятельного, хотя и не доказанного участия в строительстве храма на «Домодедовской» Гарик не стал религиозным. Просто завёл новую привычку из чистого любопытства заходить в разные церкви, неизменно находя в них что-то интересное для себя и по неизвестной ему самому причине отдавая предпочтение образами Богородицы. Так он однажды оказался в храме митрополита Филиппа, что неподалёку от спорткомплекса «Олимпийский». В храме этом его особенно привлекла икона «Знамение» Пресвятой Богородицы. Едва увидев, Гарик признал этот образ воплощением Красоты в самом высоком понимании её. Кроткий лик, устремлённый в небеса взгляд, тонкие руки, разведённые в стороны в жесте, благословляющем всякого, кто сочтёт нужным просто подойти и поклониться Ей. Гарик искренне полюбил это чистейшее существо, пребывающее одновременно в обоих мирах. Независимо от религиозных догм и общепринятых взглядов, он был абсолютно убеждён в реальности Её существования, потому что чувствовал, что Она реальна. Он стал время от времени приходить к Ней. Правда, ни о чём не просил, а просто любовался и наслаждался пребыванием рядом с Нею. И вот теперь, когда с его новой знакомой Валентиной случилось несчастье, Гарик вспомнил о любимом образе.

После работы он доехал до метро «Проспект Мира», вошёл в знакомый храм и направился прямиком к Ней. Молиться Гарик не умел, поэтому стал говорить с Нею просто и от души. «Девчонка-то молодая совсем. И вот… на тебе… может умереть. Красивая такая. Я, признаться, полюбил её. Но это неважно! На тебя одна надежда… Ты уж, пожалуйста, помоги!» И он долго ещё так и эдак, старательно подбирая слова, рассказывал Ей про случившуюся беду, просил помощи, хотя выходило всё равно неуклюже. В какой-то момент он поднял на Неё взгляд и обнаружил, что глаза Её, обычно устремлённые в небеса, спокойно и внимательно смотрят прямо на него. Она слушала его. Потрясённый до глубины души, он потерял дар речи. Потом как-то деревянно перекрестился, поклонился и ушёл, плохо осознавая произошедшее.

Прошло два дня, и Валентина позвонила ему. Радостным голосом она сообщила, что на очередном снимке никакой опухоли не обнаружили. А может, её и не было. Может, это был дурной сон или ошибка. «Видите, всё произошло, как Вы говорили. Вы — мой талисман.» И Гарик увидел на том конце её смущённую улыбку. Он, конечно, не стал ничего говорить Валентине о настоящей причине счастливого исхода. А вместо этого, также смущаясь, сказал, что страшно рад, что у него от души отлегло, хотя он всегда знал… и всё такое. Она добавила, что ей нужно ещё полежать несколько дней в госпитале, а потом её выпишут, а потом они встретятся…

Приближался Новый год. Валентина не звонила, не писала. Гарику как-то неудобно было опять напоминать о себе. В офисе царила предновогодняя суета: наряжали ёлку, накрывали на стол. Наконец, чтобы не томиться в неведении, Гарик написал ей беззаботное письмо, в котором спрашивал о самочувствии и предлагал встретиться где-нибудь в новогодние праздники. Валентина так же беззаботно ответила ему, что чувствует себя прекрасно. И ещё у неё радостная новость: она помирилась с любимым. Ведь драматические события подобного рода необычайно сплачивают и помогают забыть о противоречиях. Чтобы не показаться невежливым, он сухо ответил, что очень рад и поздравил с наступающим Новым годом.

Гариком овладели смешанные чувства. С одной стороны, ему было буквально до слёз жаль, что его странная, спонтанно возникшая на пустом месте и внезапно вознёсшаяся до небес любовь в одночасье разбилась вдребезги. С другой стороны, Валентина чудесным образом исцелилась и вообще, кажется, счастлива, так что чего ж роптать. Наконец, то был первый опыт живого участия Её в его, Гарика, жизни, а это — он чувствовал — дорогого стоило.

* * *

Нарядившись в розовую хлопковую рубашку (с утра было жарко) Николай ехал на метро в Марьино, где в банке должна была проходить сделка, страшно переживая и успокаивая себя тем, что даже если Олег не явится, то сделку, скорее всего, просто перенесут на другой день.

Маргарита уже приземисто и деловито расхаживала по банку, договаривалась о банковских ячейках, перешёптывалась с риэлтором со стороны покупателя, настолько похожей на неё, что их можно было бы принять за сестёр-близнецов.

— Что, Николай, Вы будете вести сделку? — завидев Николая, громко спросила она хорошо поставленным неприятным голосом, сделав акцент на слове «Вы».

— Я бы предпочёл пока ещё понаблюдать за Вами, Маргарита, и поучиться, — угрюмо ответил Николай.

— Что ж, наблюдайте, — дьявольски захохотала Маргарита и, сияя, засеменила куда-то, тряся толстым задом.

Николай поплёлся за нею. Когда он уже хотел звонить Марине, они пришли: опрятная и заметно нервничавшая Марина; Олег, то ли пьяный, то ли с похмелья; и Анастасия Олеговна в лёгком белом платье с узором из вишен и прочих ягод, с безразличным видом жевавшая жвачку. У Николая отлегло от сердца, и он стал наблюдать за действиями Маргариты, которая, видя это, показывала мастер-класс риэлторского искусства.

В перерыве они с Мариной вышли покурить, и Николай, который за всё это время сделался для них не членом семьи, конечно, но не чужим человеком, задал ей вопрос, который почему-то беспокоил его:

— А Олег понимает, что, продавая свою квартиру и оформляя альтернативу на Настю (альтернатива на риэлторском слэнге означает квартиру, приобретаемую взамен продаваемой), он рискует… остаться без всего?

— Во-первых, он давно уже мало что понимает. А во-вторых… у меня совесть есть, и я его на улицу не выкину, и он это знает… наверное… — В голосе её чувствовались одновременно злость, досада и сострадание.

— И с Арменчиком поосторожнее будьте, — предупредил Николай. — Не торопитесь прописывать его.

— Знаю, — озабоченно сказала Марина и выбросила окурок в урну.

Чтобы занять Николая каким-то полезным делом, Маргарита отправила его помогать Олегу писать расписку о получении денег. Эта несложная задача, состоявшая в том, чтобы продавец написал на листе бумаги стандартный текст — он, такой-то, получил такую-то сумму от такого-то, купившего у него такую-то квартиру — оказалась почти неразрешимой проблемой. Писать должен был Олег своей рукой, поскольку в случае чего эта бумажка будет фигурировать в суде как важный документ. Исправления были недопустимы. А Олег всё время где-нибудь ошибался. И они начинали заново. Но Олег ошибался вновь. Николай диктовал ему слово за словом, сидя над ним, как терпеливый учитель над неисправимым двоечником. Это продолжалось Бог знает сколько. Постепенно все участники сделки, закончившие прочие дела, собрались возле них и, затаив дыхание, следили за нехитрым действом, превратившимся в тончайшее искусство, требовавшее от обоих тотальной отдачи. Наконец, им удалось. Они сделали это. И Николай с просветлённым лицом протянул Маргарите белый лист бумаги, испещрённый неразборчивыми каракулями Олега, как шедевр. А она приняла его бережно, с осознанием важности произошедшего…

* * *

Комиссия за сделку составила 150 тысяч рублей. По правилам агентства, Николаю полагалось только 30% комиссии. Да и этот полтинник, как он уже знал, ему придётся делить с Маргаритой. Вопрос — в какой пропорции.

Директор агентства Володя Гусев позвал Николая с Маргаритой в свой кабинет для расчёта. Володя Гусев, уроженец города Гусь-Хрустальный, невзлюбил Николая за то, что на одном из местных корпоративчиков, тот, слегка подвыпив, спросил Володю: «А что, в Гусь-Хрустальном все Гусевы?» А Володя считал себя человеком серьёзным и целеустремлённым. Он удачно женился на уроженке Дагестана (она была хотя и чуть постарше его, но с лихвой компенсировала это своими умом и красотой), родители которой вложили деньги в агентство и сделали Володю директором, а дочь свою — юристом при нём. Володе было немного за 30, и, хотя агенты называли его просто по имени, но панибратства и шуточек себе не позволяли. С тех пор Володя, и без того считавший Николая лузером, которому в жизни ничего уже не светит, окрысился на него окончательно.

— Итак, господа и дамы, — с достоинством произнёс Володя, сделав акцент на последнем слове и обменявшись с Маргаритой многозначительными свойскими улыбочками, — 30% от 150 тысяч составляют 45 тысяч. Из них 30 тысяч справедливо будет передать Маргарите. Ну и 15… — и Володя сделал презрительно-неопределённое движение рукой в сторону Николая.

— Пополам. И то только из уважения к мастерству учителя, — спокойно сказал Николай, почтительно, хотя и с долей иронии, склонив голову в сторону Маргариты.

— Но сделку фактически провела Маргарита, — болезненно сморщившись, протянул Володя, посмотрев на Николая как на слабоумного.

— А кто фактически нашёл клиента и довёл его до сделки? А сколько у нас сейчас ещё подобных клиентов в разработке? Человек пять? — парировал Николай, который уже начинал понимать, что работать по своей схеме он может в любом агентстве, а при таком отношении к себе он всё больше терял веру в «Успех».

— Давайте не будем мелочиться. Пополам так пополам. Николай заслужил поощрение, — миролюбиво произнесла Маргарита, беря на себя роль третейского судьи.

Маргарита видела, что Николай уже стал выходить на сделки, пополняя казну агентства, а главное — её собственную. Помимо Николая, у неё было ещё два ученика, вернее, ученицы. Недавно пришедшая в агентство двадцатипятилетняя старательная Оленька с умненьким личиком на сделки пока не выходила, и неизвестно, когда выйдет. Ещё была Яна, которая приходила на работу не раньше двенадцати и дефилировала по офису в открытых и весьма откровенных нарядах типа прозрачных футболок, шортиков и прочем в таком духе. Маргарита сразу же возненавидела её за красивую фигуру и за глаза называла проституткой. Яна не отличалась прилежностью, мечтала об огромных комиссиях и явно была случайным пассажиром. Так что реальную прибавку за наставничество приносил Маргарите пока только Николай.

— Добрый Вы человек, Маргарита. Балуете Вы Николая, — вздохнул Володя и аккуратно отсчитал обоим по 22 с половиной тысячи.