Русский – среди евреев, еврей – среди русских

Игорь Троицкий, 2019

Если у твоих родителей одинаковая национальность, тогда ни у кого не возникает вопроса: кто ты? А вот, если один – русский, а другой – еврей, тогда не исключено, что у тебя самого или у твоих друзей (а не исключено, что и у недругов), может ни с того, ни с сего (а иногда – и «с того, и с сего») возникнуть вопрос: а кто ты? Вот вокруг этого не простого вопроса я и решил повспоминать разные истории из давно и не давно минувших дней, а при случае и порассуждать на эту тему.

А почему ты не красишь яйца?

Подмосковный дачный посёлок Салтыковка. Воскресный, солнечный весенний день. Я, шестилетий мальчик, сижу на камне у края канавы и пытаюсь понять, куда могли подеваться мои приятели. Гости, приехавшие с раннего утра к нашей соседке и поздравлявшие её с каким-то «воскрешением», наводят меня на мысль, что, наверное, из-за этого «воскрешения» и не видно моих друзей. Я пытаюсь сообразить, что же это такое за «воскрешение», и тут показываются Валерка и Сашка, а за ними и Вовка с парой крашеных яиц. Одно — золотистое с переливами, а другое — разрисованное затейливыми цветными узорами на фиолетовом фоне.

Как только Сашка и Валерка увидели яйца, они сразу же бросились обратно к своим калиткам. Первым возвратился Сашка. В руке у него бордовое с яркими разводами небольшое яйцо. За ним почти сразу же появился хмурый Валерка, который выглядел очень огорчённым, и со словами: «мать не дала» — плюхнулся на булыжник. Вовка с Сашкой начали проверять, чьи яйца крепче. Победил Сашка.

Произошедшее настолько впечатлило меня, что когда по какой-то несущественной надобности я забежал домой, то сразу же обо всём рассказал бабушке.

— Ничего не обычного в том, что ты увидел, нет, — стала объяснять мне бабок (так я ласково называл свою бабушку), — сегодня началась русская пасха, и красить на пасху яйца это — народная традиция. А выяснять, у кого яйца крепче — это просто игра.

— А почему ты не красишь яйца? — поинтересовался я.

— Потому что я — еврейка, а у евреев пасха уже прошла, да и празднуется она совсем иначе, — пояснила бабушка.

То, как бабушка отмечала пасху, я хорошо знал: появлялась маца, часть мацы прокручивалась через мясорубку, а из получившейся муки готовились разные вкусности. Новым для меня был факт: мои приятели праздновали не то и не так, как мы. Когда же в средине дня я прибежал обедать, то на столе увидел тарелку с несколькими крашеными яйцами. Со словами: «Это тебе» — бабок пододвинула мне тарелку.

— Почему мне? — удивился я.

— Потому что твой отец русский, а значит русская пасха — это и твоя пасха, — объяснила бабушка.

Последнее утверждение совсем сбило меня с толку. С одной стороны, это здорово праздновать то же, что и все мои приятели, а с другой, получается, что я не такой, как мои любимые мама и бабушка, а какой-то другой — такой, как отец, о котором я знаю лишь, что от него приходят алименты.

И тут я вспомнил о другой странности, с которой никак не мог разобраться: почему Робик дразнит меня «жидом». Долгое время я думал, что «жид» — это просто — жадный. Но когда я в ответ кричал: «Ты сам жид!» — на Робика эта «возвращалка» никак не действовала, а иногда он просто смеялся.

Теперь, узнав, что мама и бабушка евреи, мне пришла в голову неожиданная мысль: может быть, еврей и жид — это одно и тоже, а Робик просто не знает слова «еврей». Я набрался смелости и спросил бабушку:

— Бабок, а евреи и жиды — это одно и тоже?

— Да, с той лишь разницей, что когда еврея называют евреем — он не обижается, а когда жидом — то обижается. Почему — точно объяснить не могу. Но если мне говорят «жидовка», я тоже обижаюсь. А в общем, ерунда всё это, не бери в голову! Какой ты у нас жид, ты — маленький недожидок! — закончила бабок свои объяснения и засмеялась.

Дальнейшая логическая связь привела меня к важному умозаключению: когда тебя обзывают «жидом», глупо отвечать: «ты сам жид!» Вообще-то кроме Робика, о котором Вовка говорил, что он — эстонец, меня никто «жидом» не дразнил. На следующий день после истории с пасхальными яйцами, повлекшей за собой выяснение столь важных для меня понятий, Робик, как обычно, вышел на крыльцо и, завидев меня, заорал во всю мощь своего маленького, но очень звонкого горлышка:

— Игорь — жид, Игорь — жид по верёвочке бежит, верёвочка лопнула и жида прихлопнула!

Я не стал делать вид, что не слышу, а в ответ также на всю улицу закричал:

— Эстонская рожа на говно похожа!

Тут на крыльце появилась тётя Эльза, мама Робика, дала ему подзатыльник и втолкнула обратно в дом. Больше Робик никогда не дразнился.

После того, как бабушка открыла тайну моей неопределённой национальности, я несколько дней прикидывал, хорошо ли быть недожидком или нет. Чтобы как-то прояснить ситуацию, я вновь набрался смелости и спросил:

— Бабок, а кто ещё является недожидком?

— Ну, например, Герман, вот он такой же недожидок, как и ты, — ответила она.

Совсем недавно Герман с родител ями, приятелями моей мамы, приезжал к нам в гости. Герман был старше меня на четыре года и выше на голову. Вместе с мальчишками мы играли в казаки — разбойники. Очень скоро гость оказался атаманом, и все казаки беспрекословно слушались его. Вспомнив атаманство Германа и покорность казаков, я тогда решил, что быть недожидком — это вовсе не плохо.