Ученик запретного племени

Игорь Ташин, 2021

Вот ведь бывает так: живёшь, никого не трогаешь, стараешься выглядеть незаметней тонкой травинки в огромной степи, как вдруг тебя вырвет смерч и зашвырнёт в самую гущу событий, от которых зависит судьба целой галактики… После последней войны, едва не уничтожившей человечество, прошло несколько тысячелетий. Люди вышли в Большой космос. Организованы новые сообщества. Но… всегда находятся алчущие абсолютной власти. Талантливый инженер-исследователь оказывается втянутым в неприятную историю – попавший в его руки артефакт грозит всему миру. Пытаясь скрыться на материке древнего народа, он попадает в поле зрения спецслужб могучей организации. Помощь приходит неожиданно, а с помощью и возможность кардинально изменить свою жизнь и обрести древние знания и навыки. С этого момента и начинаются его приключения.

Глава 1

Гнус умер — Альберт становится «Гнусдвой» — Разборки в «Третьем раунде» — Неожиданное спасение

Мужичонка был мелкий, хлипкий с виду, но из породы"двужильных". Его тонкое и живое лицо, закаленное ветрами и солнцем, принимало деятельное участие в разговоре. Словно в зеркале, в нём отражалась буря чувств и эмоций. Соломенного цвета волосы, вперемешку с пегими клочками, создавали впечатление плохо скошенного поля. Причем, поля довольно грязного, засаленного и нечесаного — если конечно чесаные поля встречаются на свете. По всему видно, человек этот в недавнем прошлом прошел через множество лишений и преград в запретке — это она так метила незваных гостей.

Переминаясь с ноги на ногу и стреляя по сторонам выгоревшими серыми глазами, словно опасаясь нападения, он нервно теребил полу своей видавшей виды замшевой охотничьей куртки и глухо бубнил простуженным голосом:

— Ну, так что, берешь или нет, вещь — то стоящая, не поделка, какая…

Его собеседник — высокий, худощавый человек, закутанный в фиолетовый плащ жреца Логарского Храма, лениво отвечал, словно отмахиваясь от надоедливой мухи:

— Отдохни, Гнус, ведь сам знаешь — без разрешения его святейшества Правящего Настоятеля, я подобные вопросы не решаю. Тем более, нужна еще проверка — вдруг ты наc хочешь фальшивкой порадовать? А?

Гнус, как его называл храмовник, торопливо сделал охранный жест левой рукой:

— Да что ты, бог с тобой, ведь не в первый же раз я вам доста…

Ойкнув, он поперхнулся последним словом и удивленно осел на землю прямо к ногам своего собеседника. Из правого уха торчал арбалетный болт, а изо рта на землю побежала алая струйка крови.

По всему было видно, Гнус умер.

Еще три дня назад, пробираясь через мрачные дебри запретки, Гнус даже представить себе не мог, какой конец ожидает его.

Несколько месяцев было потрачено на подготовку и осуществление этого последнего похода. Карту он, как обычно, составил по рассказам лесного ромаха, разумеется, не особо точную, но уж какая есть.

Хорошо еще, что ромы вообще с ним разговаривают. Когда-то, он оказал одному из них небольшую услугу и теперь при случае мог потрепаться с ними в кабачке на правах старого знакомого.

Ромы помнят добро, сделанное для их племени, а самое интересное — все как один знают об этом. Словно у него клеймо на лбу поставлено. Чудно…

Из отложенных ранее денег он взял необходимую сумму для приобретения охранно-маскировочных средств — различного рода зуккеры, этреккеры и прочая электронная чехарда, которая, однако, помогала пройти и вернуться туда, откуда не возвращаются…

Как тяжело было пробираться через ад, называемый Запретной Зоной, оставленный в наследство Земле цивилизацией прапращуров лесных ромахов.

Те, одичав, утратив почти все корни со своими предками, к другому берегу прибиться так и не смогли. А скорее всего, просто не захотели. Скучно им с нами.

Ни один, из известных Сообществу, миров, так и не смог даже приблизиться к пониманию этого древнейшего во Вселенной народа. Ни один не смог вникнуть в их психологию, объяснить их возможности и технологические достижения.

Да и кто может понять — ну почему?! Почему существо, способное силой мысли уничтожить боевой скутер, а обреченного страшной болезнью на смерть — вылечить, или рассчитать курс внутригалактического прыжка без компа (играючи, в уме!) — почему эти самые суперсущества, место которым на вершине мироздания, предпочитают вершины огромных деревьев. Живут укладом жизни диких, примитивных лесных племен. В охоте признают только лук, нож и копьё. И владеют ими мастерски. А необходимые им для жизни вещи приобретают в городах, продавая дичь и шкуры и никогда не торгуя своими фантастическими возможностям.

Случается, ромы выделяют некоторых людей. Нет, конечно, дружбой это назвать нельзя, но всё же — выделяют. Именно таким человеком и был Гнус. Не тот — продиравшийся через дебри Запретной Зоны и убитый арбалетной стрелой на площади, а совсем другой: милый, тихий, интеллигентный человек, замкнутый в своих мыслях и не навязывающий никому своего общества.

Свое неблагозвучное имя он получил после приезда в Руну — своего рода, столицу Ромалии, хотя никакого административного и иного государственного деления в Ромалии не существовало.

А произошло его"крещение"довольно шумно.

Не успел он подыскать недорогое жильё и выйти поосмотреться в город, как его задержали два местных менялы и потребовали возмещения причиненных убытков — якобы, занимал у них деньги, на какую-то экспедицию… Ничего не понимая, он пытался объяснить тот факт, что прибыл в Руну не далее, как вчера днем. Зовут его никак не Гнус, а Брукс — Альберт Брукс, и ни в каких экспедициях он не участвовал, а соответственно не мог нанести ущерб столь уважаемым господам… Дело едва не дошло до поножовщины. Лишь вмешательство шерифа помогло предотвратить назревавшую расправу.

Досконально изучив эмиграционную карту и получив его согласие на дактилоскопию в местном участке, менялы несколько поостыли. Ответ с идентификационного терминала несказанно поразил всех — он действительно не являлся человеком, на которого был похож, как брат-близнец.

— Я же говорил вам, — твердил один из приятелей менял, — это не Гнус. Гнуса убили сегодня на площади, сам видел: хрясь — и стрела торчит из уха. Кровищи натекло… Ясное дело — ромахов работа. Зря он в запретку шастал — всё за этими диковинками охотился… Вот ромы его и порешили. Глупый Гнус…

Не самая лучшая эпитафия.

— Гнус? — удивленно спросил новичок.

— Да, Гнус, — раздраженно отвечал меняла, — такой же мерзавец, как и ты, наверное… Гнус-два! — и нервно хлопнув дверью, выбежал вон из участка шерифа, не потрудившись даже извиниться.

Новичок благоразумно решил не затевать скандала на незнакомой территории, хотя менялу мысленно зачислил своим врагом. Он недолюбливал, когда его оскорбляли. А тут еще это сходство.

Кличка прилипла моментально. Вначале его так и называли: «гнусдва» — в одно слово. Получалось нечто среднеженского рода, непонятное и странное: «…у Гнусдвы спроси……Гнусдву не встречал?..» Но вскоре"фамилия"исчезла, и он остался просто Гнусом, совсем против такого обращения не возражая — это очень помогало его планам затеряться на новом месте.

Прошло несколько месяцев.

Гнус обустроился. Он приобрел необходимые ему для работы вещи и целыми днями не выходил из своей конуры.

Но деньги кончались. Пришлось заняться поисками работы, способной не только доставлять удовольствие, но и кормить.

Когда удавалось, он ремонтировал кухонное оборудование в трактирах или настраивал музыкальные и игровые автоматы. Механиком Гнус слыл знатным. Да вот беда — не так много техники, нуждающейся в ремонтах, находилось на руках окружающих, да и ломалась она редко. Чаще, перебивался менее интеллектуальными заработками. Всеобщего уважения, правда, не снискал — виновата замкнутость и отчуждённость поведения, но на это ему было плевать. А всё дело в ромах — ромы его замечали…

Так прошло несколько лет.

Гнус сам не понимал, из-за чего ромы не чурались его общества и даже могли пропустить с ним по кружечке пива или избавить от очередной болячки на теле своим невесомым прикосновением.

С одним из них — Риуром, он встречался особенно часто — два, три раза в месяц, не реже. А познакомились они так.

Гнус, оказавшись на мели, подрабатывал подметальщиком в трактире"Третий раунд", где Риур продавал хозяину дичь. Однажды, уже незадолго до закрытия заведения, уставший до одури от работы Гнус, занимаясь уборкой, случайно опрокинул кувшин с пивом прямо на колени Риуру. Все так и притихли в зале — каждому известно — ромы оскорблений не прощают, а расплата наступает немедленно. Гнус же, внутренне уверенный в благородстве ромов, обезоруживающе улыбнулся:

— Извините, сударь, честное слово не имел дурного умысла, простите мою неуклюжесть, не хотел, право не хотел…

— Я знаю, — невозмутимо произнес ром. Отряхнул мокрые штаны и добавил: — Ты, когда закончишь метлой махать — подходи, пивка попьем, познакомимся поближе…

Зал вздохнул с облегчением. В присутствии ромахов люди, по большей части, всегда находились в некотором напряжении. Но запретить истинным хозяевам Ромалии делать или не делать того, что они хотели, не мог никто. Если ром желал сидеть в кабаке — он сидел в кабаке и тут уж ничего не попишешь.

Гнус в тот вечер допоздна просидел с Риуром, угощаясь пивом. В третьем часу ночи, нетвердо держась на ногах и обнимая ромаха за плечи, он называл его Ри и утверждал, что лишь Ри и понимает его в этой жизни.

Вот с того самого дня сначала Риур, а за ним и другие ромы, заходившие опрокинуть стаканчик-другой дешевого красного вина или душистого пива, стали отличать Гнуса среди прочего люда. Иногда угощали пивом. А изредка даже снисходили до беседы неторопливой, спокойной и гладкой, которая, казалось, снимала некую тяжесть с души и вселяла даже уверенность в лучшие времена.

Перемены действительно наступили.

Однажды Риур, получив от хозяина плату за прекрасную радужную форель, сидел в уголке у маленького круглого окошка расстеклованного цветным витражом и потягивал свое любимое светлое пиво. По обыкновению он пригласил и Гнуса разделить с ним скромную выпивку. Гнус конечно был бы рад — да случилась работа. Два фермера подрались, опрокинули стол… битая посуда и прочее. Поблагодарив Риура за приглашение, он сказал:

— Сейчас приберу мусор и с удовольствием посижу — отдохну с тобой. У меня и работа закончилась уже. Вот Тибро — сменщик мой — запаздывает. Ты уж извини.

Риур, как и все ромы, ценил вежливость. Он степенно кивнул и коротко ответил:

— Жду.

В это время дверь в трактир с треском распахнулась и в зал вкатилась ватага крепких, загорелых, коротко стриженых парней, явно навеселе, с намерением продолжить попойку. Бесцеремонно расталкивая присмиревших посетителей, они проложили дорогу прямо к стойке, где нагло потеснив всех вокруг, потребовали:

— Эй, хозяин, текилы нам и не меньше ведра!

Прозвучавший из уст главаря заказ их чем-то рассмешил, и все бритоголовые дружно заржали.

Хозяин — человек многоопытный и всякого повидавший на своем веку, был не робкого десятка. И далеко не хлипкого. Не случайно стену его трактира украшали гордые вымпелы и кубки чемпионатов по боксу — правда, определенной давности, но всё же… Так что он, не робея, выбил пробку, ударив ладонью о донышко у двадцатилитрового бочонка с водкой и, протянув его на вытянутой руке бритому, произнес:

— С тебя две сотни, приятель. Заплати. Я не отпускаю в кредит.

Тут уж и вовсе в зале всё стихло. Даже эти тупоголовые жеребцы, кажется, поняли — что-то назревает. Они перестали хихикать, злобно насупились, оскалились — просто собаки взбесившиеся, да и только.

— Ты нас, похоже, хочешь обидеть недоверием, толстая крыса? А не боишься и вовсе остаться без монет, а?! Мы тебя живо разведем, не успеешь гукнуть.

Самый рослый верзила потянулся и, перехватив из руки хозяина бочонок, попытался запустить его прямо в стойку, но не успел, а удивленно хрюкнув, стал заваливаться на бок. Хозяин, ловко подхватив откупоренный бочонок, поставил его под стойку и с изумлением воззрился на Гнуса.

Дело в том, что именно Гнус, не ожидая от себя такого, ударил молодца прямо по почкам кленовой ручкой от швабры — крепко ударил — и теперь стоял, растерянно глядя на банду, надвигавшуюся прямо на него.

— Соберите мусор и быстро все вон отсюда, — раздался тихий, спокойный голос со столика от окна. — Я говорю один раз, бритая шваль, не забывайте.

Тихий, вроде бы, голос, но его услышали все в зале.

Бритые в ярости уставились на Риура, который, даже не приподнявшись со стула, таранил их тяжелым, немигающим взглядом.

А взгляд рассерженного ромаха — вещь трудноперевариваемая, надобно сказать. В девяноста девяти и девяти десятых процентов из ста, человек не бросается прямо на тяжелый танк, желая его остановить.

Но, то ли бритые выпили слишком много, то ли понадеялись на свою коллективную силу и защиту сильных покровителей, а может неученые еще… Одним словом вся компания, достав ножи и кастеты, гурьбой кинулась к столику у витража.

Почти все в трактире понимали, что Риур мог бы разделаться с бандой, даже не вставая с места. Но знали также и то, что ромахи пользуются тайными силами исключительно редко.

Риур легко вскочил с места, изогнулся, гибкий как кошка и в руке его блеснул длинный, тяжелый охотничий нож — особое оружие, которое, как говорят «люди знающие», ромы делают сами из обычных подшипников скольжения, в своих лесных мастерских.

Бандиты явно не ведали, что творят. Ромах был одномоментно всюду. Его длинные светлые волосы, забранные в хвост, ветром рассекали воздух трактира. Вот пригнувшись от удара и нырнув под руку первого нападавшего, лезвие, казалось лишь слегка, коснулось его живота… руки с кастетом другого, горла третьего… И на пол вдруг повалились внутренности вместе с отрубленной рукой и фонтанами крови.

А Риур продолжал этот, невиданный никем, танец смерти.

Главарь кинулся на него, растопырив широко руки — в каждой было по длинному стилету. Но не успел он подскочить и на три шага, как прямо в сердце ему вошел нож, воткнутый по самую рукоять. Никто не умеет метать ножи лучше ромаха. Риур кувыркнувшись, оказался рядом со своей жертвой и вырвав свое смертоносное оружие обернулся.

Бандиты, узрев безвременную кончину своего главаря, в ужасе улепетывали, даже не прихватив раненого приятеля с отрубленной рукой. Тот, потеряв сознание, медленно истекал кровью на полу, среди пары дружков, которым повезло ещё меньше.

— Извини, уважаемый. Намусорил. Вот тебе за выпивку и беспокойство, — произнес Риур, обращаясь к хозяину. Он положил на стойку деньги, поглядел с уважением на Гнуса, обессиленно прислонившегося к стойке, и вышел в ночь.

На другой день Гнус сидел в любимом трактире и наливался мнимой храбростью из глиняной кружки, когда к его столику легко скользнул Риур и присел напротив.

— Ну, как самочувствие после вчерашнего веселья? — с интересом спросил он, придвигая свою кружку и наливая в нее пенистый золотистый напиток.

— Не нужно об этом, Ри, — Гнус тоскливо оглядел полупустой еще зал, отхлебывая изрядный глоток. — Я лишь только собираюсь обдумать положение, так у меня по костям холод. Тебе-то что, ты неприкасаемый — это раз, живешь не в городе — это два. А я теперь всё равно, что покойник с отсрочкой похорон. Ведь эти жлобы — из банды Мексиканца, а один из тех, которым ты жизнь сократил до минимума — их бригадир. Вот так-то.

И Гнус продолжил цедить пиво, мрачно покачивая головой.

— Я могу помочь с этим, — бесцветно произнес Риур. — Охранять тебя постоянно у меня, конечно, времени нет, но если хочешь, можешь пойти со мной. Отсидишься в моей берлоге, пройдет время. Искать перестанут, у них других хлопот прибавится. Они НАМ уже надоели. Они перестали уважать ромахов.

— НАМ? — понимающе хмыкнул Гнус. — Ну, значит хана Мексиканцу, если он надоел ВАМ.

— Это точно, — спокойно подвел черту под приговором Риур. — Ну, так что ты решил?

— Да я с удовольствием, если не помешаю, — застенчиво отвечал Гнус.

— Договорились, — кивнул головой Риур. — Утром выходим. Ты пока вот что, собери-ка свое барахлишко, которое поценнее, и спрячь за Южными воротами. Ну, а потом подтягивайся сюда в таверну. Тут переночуем — я снял комнату. Выходим с петухами.

Гнус только благодарно кивнул, допил пиво и прошел мимо стойки по коридору, вроде приспичило ему по нужде.

«А парень не так прост», — отметил для себя Риур. Он знал, что за туалетом была дверь черного хода.