Мама

Игорь Станиславович Сауть (2024)

Книга о том, что все мы дети для своих родителей, сколько лет бы нам не было. а бывает случается так, что и наши родители становятся нашими детьми.

Горячий шоколад.

Я открыл глаза, вся подушка была мокрая от слез и они все еще катились по моим щекам, — Спасибо тебе родная за всю любовь, которую ты мне дала, и прости, — прошептал я, — Я люблю тебя, мой золотой небесный ангел…

Вытерев глаза, я посмотрел на часы, было всего три часа утра, спать уже не хотелось, да если честно, я просто боялся уснуть. Я подумал, что уснув снова, смогу забыть тот сон, который разбудил меня посреди ночи. А мне очень бы этого не хотелось, я хотел переживать его снова и снова, что бы каждая мелочь запечатлелась в моей памяти навсегда.

И что бы не уснуть, я решил встать и попить воды, но придя на кухню, я подумал, что не плохо, было бы выпить чашечку кофе, вдобавок ко всему, меня это разбудит окончательно. Я налил в чайник немного воды, поставил его на плиту, и не садясь, стал ждать, когда же он закипит. За окном в свете фонарей, большими красивыми хлопьями падал снег, укрывая теплым одеялом промерзшую насквозь землю.

Ждать пришлось совсем не долго, и уже через пару минут, чайник отвлек меня от прекрасного ночного пейзажа, зашипев, а потом, явно недовольным тоном заклокотал и даже затрясся от возмущения, что я не обращаю на него ни какого внимания. Я взял кружку и только тогда сообразил, что в квартире у мамы, нет ни какого кофе, да и чай скорее всего, вряд ли я смогу найти.

— Вот зараза, — вслух выругался, я. Но сдаваться не хотелось, и я стал шарить по полкам и шкафчикам, в надежде на чудо, но единственное, что мне удалось найти, это пол пачки давно просроченного какао и одноразовый пакетик ромашкового чая, так же переживший срок своей годности на три с лишним года. Отдав предпочтение первому, я принялся за приготовление прекрасного напитка какао, или даже горячего шоколада решил я. Да я буду пить горячий шоколад.

— Пожалуй, горячий шоколад ни чем не хуже кофе, — подумал я, — И я с удовольствием выпью чашечку, убедил я сам себя, — Правда я не знаю, пьют ли горячий шоколад, без молока, в том что молока нет я, был уже уверен на 100 процентов, но как говорится выбор не велик.

Насыпав ложку какао в чашку, я залил его кипятком, и стал мешать.

Все какао, тут же всплыло на поверхность, резвясь на волнах, которые я поднял в кружке. Без всякой жалости, я стал его топить, но мои усилия ни к чему не приводили, собравшись в один большой ком, какао ни как не хотело опускаться на дно кружки, и растворяться, как видно тоже не собиралось. Провозившись с ним около минуты, я просто прижал, непослушный, сухой комок и раздавил его, размазывая по внутренней стенке кружки.

— Надо было вначале смешать его с сахаром, а потом заливать кипятком — проскользнула в моей в голове умная мысль. Точно, мне же нужен сахар, — сказал, я вслух, — Какой же это шоколад, если он не будет сладким. Я начал поиски сахара, и в очередной раз стал шарить по маминой кухне. Вскоре сахар был обнаружен, на дне пол-литровой банки, в виде одного большого закристаллизовавшего куска, который намертво приклеился к ее стенкам. Перелив свой чудо напиток в банку, я несколько раз колыхнул ее, запустив содержимое по часовой стрелки, и через несколько секунд перелил его снова в кружку. Оказалось, что сахар как нельзя лучше дополнял вкус моего снадобья, иначе, я бы вовсе не смог пить это, так как горячим шоколадом мой напиток стать совсем не захотел, а может и не смог, по ряду не зависящим от его желания причин.

Сидя на кухне, попивая мелкими глотками свой нектар, я окунулся в приятные воспоминания.

— Когда-нибудь, захочешь поговорить со мной, а меня уже не будет, — вспомнились, мне постоянные упрёки мамы, когда я вот так, молча сидел на кухне и не хотел отвечать на её, как мне тогда казалось, бестолковые вопросы.

— Мама, прекрати, молоть чепуху, — прерывал я её, разговоры о скорой смерти, — Всегда все одно и тоже.

— Вот тогда вспомнишь маму, — всё не могла она успокоиться, накладывая мне в тарелку жареную картошку.

— Мама, если ты не перестанешь, я уйду.

— Уходи, а когда, придёшь, мамы может уже и не будет.

— Мамуля, пожалуйста, что ты в самом деле, давай сменим тему.

— Ты даже поговорить толком с мамой не можешь, вот мы раньше всегда слушали своих родителей и почитали их, и делились своими делами и секретами.

— Если я поделюсь, своими секретами, которых к слову сказать у меня нет, это будут уже не секреты, так как о них узнают, твои сёстры, все их многочисленные дети, и все твои соседи, и знакомые.

— Я ни когда, ни чего, ни кому не рассказывала.

— Да? А когда я рассказал тебе, о том, что у Ивана отобрали права, и попросил не говорить ему об этом?

— Ну, когда это было? Да, и я же ему сказала, что это мне приснилось.

— Мамочка, он хоть и полный идиот, но не круглый дурак, со вздохом ответил я ей, накалывая на вилку картошку. Да и нечего мне говорить, всё у меня хорошо, спасибо.

— Вот так всегда, а ты расскажи как Антошенька, как Егорка.

— Всё хорошо, все живы, здоровы, Антон говорил, что завтра пойдёт к друзьям, прибежит к тебе.

— Вот хоть внучок, бабушку не забывает и то хорошо, а то совсем ни кому ненужная.

— Мамуля ну пожалуйста, серьезно, много дел, я же звоню тебе каждый вечер, а

когда могу, вот как сейчас, то приезжаю.

— Может молочка тебе дать?

— Не плохо бы, — вслух сказал я, глядя на свой напиток, и улыбнулся, вернувшись из своих воспоминаний. А ведь действительно хочется поговорить, просто так, и ни о чём или просто послушать ее пустые разговоры.

Было время, когда рядом с мамой все проблемы убегали прочь и растворялись в один миг, ведь для того, что бы решить их, достаточно было прибежать к маме, рассказать ей о чем угодно, взамен получить нежнейшее объятие, поцелуй, и уже через секунду, все страхи улетали. И ты снова мог бежать, на поиски новых приключений. Ведь ты знал, что мама всегда тебя выручит из любой ситуации. Да и повзрослев, придя к маме, ты в один миг опять становишься ребенком, стоит лишь попросить стакан воды, тебя тут же накормят и первым, и вторым, и третьим, а если еще не готово, то мама предложит полежать пару минут. И ты идешь в свою комнату, где все так же как и много лет назад, бухаешься на кровать, заложив руки за голову, смотришь в потолок и понимаешь, что у тебя нет ни каких забот и проблем, и что во всем мире есть только ты, и самый добрый волшебник на земле, твоя мама, которая сделает все, для того, что бы ты был счастлив. И уже через пять минут, а может быть и меньше, ты незаметно засыпаешь самым сладким безмятежным сном, который бывает только в детстве. А просыпаешься лишь от поцелуя и тихих, нежных слов, — Сынок, все готово, иди кушай. Но к сожалению, этих дней уже не вернуть, никогда. И только сейчас, я понимаю, что я уже ни когда не смогу себя почувствовать беззаботным ребенком.

— Мамулечка, если ты не можешь забрать меня из садика домой, когда приходишь, то лучше приходи, когда я сплю, а то мне так хочется плакать, когда ты уходишь, — говорю я, сидя на маминых коленях, жуя яблоко, которое она мне принесла. Конечно, я не могу признаться, что после ее ухода я плачу. Я же обещал быть сильным и не плакать, да и не плачу я вовсе, это просто слезы катятся сами собой, тем более, что никто этого не видит.

Апельсин.

— Я ужасно не люблю ходить в больницу, — сказал я Ирине, поднимаясь по лестнице на третий этаж, городской больницы, где располагалось онкологическое отделение.

— А кто любит? — спросила она меня, на моё высказывание, — Мне, что ли приятно?

Но маму надо проведать, — продолжала она, — Заодно поговоришь с доктором. Вот палата 314, обслуживает, доктор Перьмяков, — прочитала она на двери палаты, к которой мы подошли.

— Пойду, поищу, этого доктора Перьмякова, — сказал я, в надежде, что беседа с ним сократит мое пребывание в палате, и мне не придется сидеть в ней много времени.

— Поговоришь, с доктором и живо назад, я тоже не хочу сидеть там одна, — сказала Ирина указывая на дверь палаты, и постучавшись, шагнула вовнутрь.

— Где можно найти доктора Перьмякова? — спросил я на посту у скучающей от безделья медсестры.

— Посмотрите в ординаторской, — ответила она мне не поднимая головы, и махнула рукой влево, по-видимому обозначающим направление, куда мне надо идти на поиски ординаторской, и без всяких дополнительных слов и эмоций, продолжила своё увлекательное занятие. А я отправился по указанному направлению, на поиски ординаторской, окутанный со всех сторон запахом какого-то дезинфицирующего раствора. Как же я не люблю этот запах, он сразу впитывается во все твои вещи, стоит в носу целый день, и кажется, что он летает повсюду, им пахнет все и одежда, и волосы, и руки, сколько бы ты их не мыл.

— Вы знаете, что такое рак? — спросил меня молодой доктор, он маленького роста, худой и с редкой бородкой, как у дьякона, как раз он и оказался доктором Перьмяковым, которого я нашел именно в ординаторской. Оказывается скучающая медсестра, на кажущуюся бесполезность, хорошо знала свое дело.

— Конечно, — ответил ему я, осознавая, что после такого вопроса, ни чего хорошего я от него услышать не могу.

— Так вот, — продолжил доктор, — Рак детское заболевание, по сравнению, с тем, что у вашей матери.

Меланома, не поддается лечению, не поддаётся химиотерапии, ни чему-либо ещё. Тем более у вашей мамы, такая запущенная форма, что как бы мне не хотелось вас огорчать… — он, склонил голову на бок.

— Мы, сделали, всё, что могли, но вырезав эту опухоль, мы, по большому счету, ни чего не добились. Могу сказать вам с уверенностью лишь одно, — продолжил он после короткой паузы, — Что через полгода или максимум год, как повезёт, опухоль появится снова, но уже в другом месте, и дай Бог, что бы,… — он развёл руки в сторону, — Извините, но как-то так, все в руках Господа, — закончил он свой монолог.

— Спасибо, — ответил я, и вышел.

— Привет мамуля, — сказал я, войдя в палату, подошёл к ней и поцеловал.

— Ты поговорил с доктором? — спросила Ирина, глядя на меня

— Ты видел моего доктора? — тут же переспросила мама, — Очень хороший доктор, хоть и молодой, но набожный такой. На батюшку похож.

— Скорее на дьякона, — подумал я про себя.

— Что ты молчишь, ты разговаривал с доктором? — еще раз спросила Ирина.

— Да, — что бы слышала только жена, тихо ответил я ей, и прикрыл глаза, давая понять, что сейчас говорить об этом я не буду.

— Так бы и сказал, что не нашёл, — поняв меня сказала она, и тут же, продолжила, по-видимому прерванный моим приходом разговор, спросила, — А кормят как тут вас, хорошо?

— Хорошо, еще Тамара приходила, с Аннушкой принесли много еды, не знаю, что с ней делать, заберите Антошеньке, хотя бы вот апельсины, я всё равно столько не съем, пропадут, — и она стала собирать апельсины с тумбочки.

— Мама успокойся, не будем мы брать ни какие апельсины, а если Антон захочет, мы ему купим, — сказал я.

— Так зачем покупать, если есть, зачем деньги тратить.

— Спасибо, — сказала Ирина, — мы возьмём один, а остальные вы кушайте.

Она взяла апельсин и резко вложила мне в руку, снова повернулась к маме и сказала,

— Нам уже пора, надо идти, Антон скоро придёт с тренировки, надо кормить.

— Да мамуля, мы пойдём, — сказал я, положив апельсин в карман, — завтра прибегу, после пяти, утром не пустят, завтра операционный день.

— Хорошо, с Боженькам, поцелуйте от меня Антошу, может, возьмёшь ещё апельсинку Егорке, — с мольбой в голосе попросила она, протягивая мне апельсин.

— Ладно, — сдался я, взял второй апельсин, положил его в другой карман, и поцеловал маму в щеку, — До завтра.

— Выздоравливайте, — сказала Ира, поцеловав маму.

— Тебе, что апельсин трудно взять, — спросила меня она, когда мы вышли в коридор и, не дожидаясь, ответа, тут же спросила, — Что сказал доктор?

–Всё плохо.

— Что значит плохо? — начала сердиться она. Ты можешь сказать, конкретно, что сказал доктор.

— Не кричи, пожалуйста, — почти шёпотом сказал я, спускаясь по лестнице.

— Так ответь толком, а не мямли — она посмотрела на меня.

— Он сказал, что они сделали всё, что могли, но максимум через год, эта зараза, проявит себя в другом, месте, и так до тех пор, пока не попадёт в жизненно важные органы.

— А что потом?

— Потом она умрёт, — сказал я, снимая с ног бахилы, которые нам выдали вместе с халатом, перед посещением палаты.

Глубоко вздохнув морозного воздуха, когда мы вышли на улицу, я поднял глаза к небу, что бы набежавшие слёзы, вернулись в слёзные железы.

— Ну что ты совсем расклеился, всё будет хорошо, — попыталась подбодрить меня жена.

— Хорошо в данном случае, это если она умрёт быстро и безболезненно.

— Да перестань ты, доктора тоже иногда ошибаются.

Слёзы потекли, сами собой.

— Ну что, ты, перестань, — она обняла меня, — не плачь, ты же не маленький.

— Поехали к нам, я тебя чаем напою, Антоха скоро приедет.

— Не могу, надо ехать домой, извини, и спасибо, что пришла.

— Не говори ерунды, что значит спасибо.

— Прости. Побегу, вон мой автобус, — сказал я, указывая на подъезжавший к остановке автобус.

— Пока, и не грусти, всё буде хорошо, — вслед прокричала мне она, и помахала мне вслед апельсином, который я вложил ей в руку.

Зимой рано темнеет, всего 18.00, а уже совсем ночь. Я специально вышел из автобуса, на одну остановку раньше, что бы пройтись, и обдумать, всё, что сказал мне доктор.

Вспомнил, маму, её радостное выражение лица, когда она увидала меня, вспомнил, как она упрашивала взять меня апельсин, и нащупав апельсин в кармане, вынул его и посмотрев на его ярко оранжевую сплошь побитую целлюлитом шкуру, подумал, — А ведь действительно, доктора ошибаются, и конечно на этот раз, он явно ошибся.

— Мамочка, когда я открываю шкафчик и вижу, яблочко и новые колготочки с трусиками, я понимаю, что ты приходила, а я даже тебя не видел, и мне тогда хочется плакать еще больше, — прошептал я маме, на ушко, обнимая ее за шею.

— А, что же мне тогда делать, мое солнышко, — спросила она меня, глядя мне в глаза, нежно улыбаясь.

— Ты лучше вообще не приходи, мамулечка, пока не будешь забирать меня.

— А как же чистые вещи поменять?

— А ты сразу много оставь.

— Хорошо, мое золотко, так и будем делать, а сейчас одевайся быстрее, иначе мы с тобой опоздаем на автобус.

Полгода большой срок, и все плохое забывается, как будто его и не было вовсе, всё это время, раз в месяц я с мамой регулярно посещал врачей, которые делали анализы, снимки и все казалось хорошо, но ровно через шесть месяцев, как и было предсказано доктором Перьмяковым С.А. в паху у мамы снова была обнаружена опухоль, которую предложили вырезать.

Даже казалась бы такая ужасная вещь, как рак может стать банальной привычкой, а как можно назвать это по другому, ведь на этот раз, эта новость меня не шокировала и не огорчила, я даже не почувствовал ни чего плохого, ведь можно просто взять, и вырезать, и нет проблемы, и нет в этом ничего страшного, и все будет хорошо как и прежде.

Яблочное варенье.

— Мы шли с кладбища, и ей стало плохо, вызвали скорую, и её забрали, — сказала тетя Тома, родная сестра мамы, позвонив мне по телефону.

— В какую больницу, её забрали? — спросил я.

— В железнодорожную.

— Спасибо, — сказал я и повесил трубку. Зная свою тетю, я решил больше ни чего не спрашивать, потому что был уверен, что все её ответы ещё больше меня запутают, и я ни чего толком не узнаю. Поэтому я быстро оделся, позвонил жене, что не смогу забрать сына из садика, так как еду к маме в больницу, и выскочил на улицу.

Когда я вошел в палату, мама сразу, присела на кровати.

— Лежи тихонько, — сказал я ей, подойдя к кровати. Я наклонился и поцеловал её.

— У меня всё хорошо, наверное, на солнце разморило, — тихо сказала она мне.

— Мамуля, доктор уже ушел, так, что завтра утром я приеду и поговорю с ней, и она расскажет, что с тобой случилось.

— Тогда, привези завтра, мне мой телефон, — попросила она меня.

— Какой телефон? — не понял я.

— Ну, телефон, мой.

— Но у тебя же нет телефона, мамуля.

— Дяди Колин, — раздраженно выпалила она.

Я посмотрел на неё, и увидел в её глазах страх.

— Его на руку надо одевать, — сказала она, шепотом почти умоляя и обхватив запястье своей левой руки, продемонстрировала где он должен быть.

— Часы? — предположил я.

— Да — еще тише прошептала она, и заплакала.

— Не плачь, моя хорошая, все будет хорошо, — Я обнял её, и почувствовал, как у меня самого зачесались глаза

Как и обещал маме, на завтра в 9:00, я уже был в больнице.

— Как тебя пропустили? — спросила она меня.

— В этой больнице, всё гораздо проще. Когда хочешь, приходишь, когда хочешь, уходишь. Сейчас дождусь обхода доктора, переговорю с ним и все узнаем, как твои дела.

Я достал из кармана, часы, и протянул ей.

— Вот спасибо, хоть время буду знать, а доктор уже была, — сказала она, надевая часы на руку.

— Сказала, что всё хорошо, и можно выписываться, так что возьми у них мою одежду и я поеду домой, — подытожила она, свой монолог, возясь с часами.

— Одежду твою, мне отдали вчера, и я отвез её домой.

— И как я теперь поеду домой, — почти крикнув, спросила она меня.

— Подожди, я переговорю с доктором и приду.

Выходя из палаты, я оглянулся и увидел, что мама все еще не может справиться с ремешком от часов.

— Результаты анализов вашей мамы будут готовы лишь к обеду, так, что сейчас говорить ещё не о чем, — сказала мне доктор, глядя поверх очков, которые она немного сдвинула на кончик носа, когда я ей представился.

— Но она мне сказала, что вы говорили, будто она здорова и может ехать домой.

— Нет, это она мне рассказывала, что всё с ней хорошо, и что бы я ее выписывала, а я думаю, что как минимум, недельку ей надо полежать.

— Простите, — смутился я.

Вернувшись в палату, я застал маму сидящей на заправленной кровати и как говорится на чемоданах. Как только я вошел, она тут же встала и направилась к двери.

— Ты куда? — спросил я ее, провожая взглядом, так как мимо меня она прошла не останавливаясь.

— Домой, ты с доктором поговорил?

— С доктором я поговорил, но она сказала, что не собирается выписывать тебя, как минимум до обеда, так как не известны твои анализы.

— Хорошо, — ответила она мне, развернулась подошла к кровати и молча легла, свернувшись калачиком.

Я подошел и сел рядом, — Ну, что ты моя хорошая, — я погладил ее по голове.

— Она как будто ждала этого, резко села на кровати и так же резко сказала, — Вот ты отвез мою одежду, а в чем я сейчас поеду домой?

— Мамочка, тебе надо полежать недельку здесь, что бы тебя обследовали, узнать, что произошло. А потом поедем домой, твои вещи привезти, это всего лишь час времени.

— Но я не собираюсь лежать здесь целую неделю, я совершенно здорова, — сказала она раздраженно, чего с ней раньше ни когда не было.

Конец ознакомительного фрагмента.