Keep out

Игорь Святкин, 2021

Подростки (парень и девушка) из начала XXI века пытаются узнать тайну престижного детского загородного лагеря "Keep out", мистически исчезнувшего в середине XX века, и сталкиваются с биологически вечно молодым человеком, единственным выжившим после инцидента, с удивительной историей жизни (но не любящего свой дар), который много лет знал, что встретит их. Он стал таким ценой потери любимой девушки. Вечная молодость рассматривается как отрицательное явление, которое наносит непоправимый вред психике человека.

Часть I

Глава 1. Прочь из асфальтовых джунглей!

В городе для молодежи ¹жили мои самые лучшие мечты.

Впервые я побывал здесь в детстве и очень влюбился. Лил слезы даже, когда уезжал.

Пересматривая фотографии моей первой поездки в город в шестьдесят втором году, всегда вспоминаю одну и ту же картину: я с мамой на поезде подъезжаем к станции. Мы так радуемся, мы счастливы. С одной стороны гремит и грохочет оживленный город. С другой стороны возвышается гигант-лес — Вудлэнд.

Мы сходим с поезда, и к нам летит незнакомый молодой парень в красной кепке. «Позвольте, багаж!» — говорит он вежливо. Идет с нами до ближайшего такси, и лицо его пылает счастьем, видя наше счастье. Горю, хочу скорее ворваться в город. Кажется, что это самый добрый, самый красивый город в мире. Стоит лишь попасть в беду, сразу найдется спасатель (я считал парня в красном «героем»; впрочем, я всех встречавшихся прохожих тогда считал «героями» и «героинями», больно уж они были красиво одеты). Мама передает «спасителю» бумажки, и мы едем в центр.

Стук, гул, свист — всё как на волшебной фабрике, образовывают вечную музыку, тончайшую мелодию города. Я люблю это. Он сверкает сотнями афиш, будто каждый день что-то празднует. Цветные огоньки заставляют меня представлять Рождество.

Мы заходим в большущее здание (издательство «Бэт Янг»), на первом этаже которого управляющие-бездельники (добродушные и веселые ребята) с видом знатоков мод кричат в нашу сторону: «Мамаша, вы из 40-ых!», видя ее квадратное старомодное платье.

Множество кабинетов, стучащих кнопок и громких выкриков среди всеобщего гула. Это на меня действует угнетающе. Поэтому удираю как сумасшедший от матери, когда она увлекается беседою с кем-то. Запрыгиваю в лифт, еду на крышу. На крыше люди смотрят в бинокли. Достаю блокнот и рисую свою картину Города для молодежи. Освобождается место с биноклем, осматриваю детально строения и дороги. Сколько домов! Высоты! Всё сияет и переливается.

Обещаю сам себе, что когда-нибудь куплю вон тот милый, милый домик, приглядевшийся мне, что сверкает серебристой крышей. Далеко, в жилом районе.

Разглядываю девочку, резвящуюся на качелях возле приглянувшегося мне дома. Она в белом шелковистом платьице кажется ангелом. И я влюбляюсь в эту девочку — мне 10 лет, и ей где-то также. Или, по крайней мере, думаю, что влюбляюсь… Мистер такой-то строит дом своей мечты…

С тех пор прошло много лет…

* * *

Эту точку на карте сами жители называют циркулирующим двигателем прогресса; маленьким, да удаленьким; американской мечтой во плоти.

А знаете, если приглядеться, здесь нет ничего необычного. И сотни других городов различных стран мира провозгласили бы себя гарантами прогресса, да смелости не хватает или ведут себя скромнее.

С высоты птичьего полета городок напоминает пирамиду. Центр его — ее вершина с серебристо-черным металлическим оттенком (сама вершина удивительно играет на солнце стекляшками), а края, словно надежное ее основание, пестрят красотою вкуса, но не отличаются высотностью строений.

Центр просто кишит новейшими техническими уловками. «Не отставай!» — призывает гигантский телевизор и множество маленьких его братьев. И мы, вечно молодые, вечно целеустремленные, вечно жестокие, но и вечно оптимистичные, идем, идем, идем. И вечно хотим опередить время, что приводит зачастую к печальным последствиям и разочарованиям в финале. «Этого ли нам хотелось?»

На краю, впрочем, шума поменьше, и поспокойнее. Здесь сквозь деревья просачиваются прямые полосы узеньких дорог. В ряд стоят частные домики. Каждый сооружен по вкусу и кошельку покупателя. Многие друг друга знают, регулярно общаются, работают вместе и сживаются. Словом, маленькая деревушка с общим сердцем. Слышны веселые детские говоры, пахнет зеленью или жареными сосисками в погожий день, ежедневно почтальон на велосипеде развозит газеты. Не хватает только Дэйла Купера, чтоб встряхнуть запылившиеся мозги доброжелательных обывателей. Как жаль, что он остановился в Твин Пикс.

Вы редко увидите пешком гуляющих людей даже на периферии Города для молодежи. Все при машинах. Всё на машинах. Совсем недавно еще мотоциклы были в моде, а сейчас мода на четырехколесное безвкусие: универсалки да скучные седаны без стиля. Велосипеды вымирают — вы слышите? Хотя, признаюсь, я вас немного запугиваю. Это просто научная статистика, результат забавного молодежного исследования. В этом году (2008 год), оказывается, возросло количество личного автотранспорта на пять тысяч штук относительно 2007-го (какой прирост!); количество велосипедов, замеченных возле школы имени N (называть ее не хочу), с восьми утра до шести вечера сократилось на десять штук (относительно 2007-го). И так далее. Количество жителей — константа. С машинами-то всё ясно, не пойму только, как они с велосипедами рассчитали? Зачем? Пойди теперь скажи им.

Если вы мечтаете о лучшей жизни, желаете день и ночь трудиться во благо высшей и главной цели (какие высокие слова!), то дорога в Город для молодежи должна вспыхнуть зелеными неоновыми огнями, очень привлекательными. Промелькнет вывеска, и на лице зажжется улыбка предвкушения.

Я знаю, где обитает настоящая работа в этом городе — просто лакомый кусочек, а не работа. Там трудятся (и гордятся этим) старшие Хиллы и Хьюзы, примерные семьи, дети которых нас сегодня интересуют. Дети, ровесники 16 лет, нашли не самую привлекательную подработку в этом городе — в тонущей шхуне, именуемой пиццерией «Две двойки». Работа представляет собою деятельность, которую вкратце и качественно охарактеризуем как курьерство и тирания.

А вот, пожалуй, и те, кого мы ищем. Стоит о ком-то заговорить, так он появляется. Тихо! Слышу громкий смех. Спускаюсь с небес на землю. Послушаю. И вы послушайте. Идут и хохочут на всю улицу парень и девушка. Зовут их Мартином Хиллом и Розалитой Хьюз. Болтают туда-сюда походными сумками и лопают мороженое.

«Я буду Бонни, а ты Клайдом!»

«Это еще зачем?»

«Затем, чтобы все нас боялись!»

В этом году дети впервые решились опробовать прелести загородного лагеря. Раньше всеми руками и ногами отмахивались, объясняя, что вудлэндский лагерь «Глубоколесье²» скучнее некуда, что легче умереть сразу и быстро, чем долго и мучительно в этом ничтожном лагере, а сейчас вдруг сами захотели.

Утро еще, а жара — за тридцать по Цельсию. Автобус ждет ребят на другом конце города.

Ой, не успел оглянуться!.. Вон! Впереди желтеется. Время бежит незаметно, когда его проводишь весело.

Наши ребята запрыгивают в автобус и пытаются отдышаться после невольной пробежки. Ребята в автобусе глядят на опоздавших с явным презрением. Но миссис Доусон, водитель автобуса, обходится с нашими героями вежливо, снисходительно и даже о причине задержки не упоминает. Она желает всем приятной поездки и запускает двигатель. Классическое радио поет Кэта Стивенса, композицию «Отец и сын».

Совсем недолго мерцают городские картины, затем — табличка «Вы покидаете Город для молодежи», затем — такая красивая и манящая природа, миллионы сосен, каждая из которых пытается что-то о себе рассказать, чтобы дети полюбовались, какой прелестной и стройной красавицей она выросла.

Машина тащится как черепаха, едва перешагивая рубеж в тридцать пять миль в час. Невыносимая жара содействует процветанию всеобщей нервозности. Холодная вода ценится на вес золота. Болтовня не стихает. Разговоры о разном не стихают.

Вечером, когда жара начинает понемногу отступать, автобус с подростками въезжает в самую чащу обширных лесов Вудлэнда. Дорога с желтой разметкой петляет между деревьев около часа. Наконец вывеска. Автобус останавливается на стоянке возле главного здания лагеря. Усталые и голодные дети выходят на улицу, где их давно ждут директор Рэй Коппинг в официальном костюме с бутоньеркой и клоунской улыбкой (будто бы пытаясь копировать старомодных эксцентричных персонажей) и главная вожатая Кейт.

— Ребята! Послушайте! Встаньте по два человека. Тише, тише! — перекрикивает Кейт.

С недовольным мычанием пыльных лиц, бурчанием похудевших желудков и всеобщей базарней, которая случается разве что в момент распродажи в «Мэйсис», подростки спешат занять свои места в спальных комнатах. Кейт еще раз заходит — приносит местную брошюру «Глубоколесье» и читает лекцию о том, в какое распрекрасное место мы все попали.

Да, здесь и вправду мило, на самом деле… Со стороны столовой тянет чем-то божественно вкусным, манящим… Котлеты, по-моему, с горячей сочной подливой, картошка фри, хот-доги, стейки… На вопрос одного из прибывших «Когда мы будем кушать?» в ответ звучит «Завтра». Утверждается, что новобранцы, дескать, упустили свой шанс подкрепиться, приехав в лагерь в девять. Таким образом, ужин принадлежит желудкам персонала. Им на ночь есть разрешается. Причина: состоятельность их как личностей и состоятельность их животов как сильных, беспринципных систем.

Мальчиков и девочек распределяют соответственно в комнаты отдыха для мальчиков и девочек.

Мартин расположился. Досталась кровать ближе к окнам. В минуту, когда выкладывал вещи из небольшой походной сумки, жутко пожалел, что согласился на эту поездку. «Вот зачем? Зачем?» — повторял он мысленно.

В двух метрах двое чуть не подрались за место. Другие несли какую-то ерунду, лишь бы поддержать шум. Третьи добавляли в водоворот музыку сомнительного качества и во многом нулевого содержания. Четвертые ходили взад-вперед в поисках высшей цели. Пятым не терпелось вонзиться во всех глазами и изучать.

Открыл брошюрку. Ничего интересного. Изрядно посмеялся над слабостью местных редакторов. Собственнолично обнаружил три грамматические ошибки, хотя, кажется, никогда не считал себя в этом деле специалистом. Газетами и журналами не слишком увлекался. Так, в основном по мелким надобностям, по случайности. Вся прелесть чтения доставалась Розалите — подруге детства, она любила читать. Небось, дура печатала — лишь бы, лишь бы. От яркости глаза заболели — бросил прочь.

Стянул с себя пыльные кеды, носки тоже снял. Пошел освежиться в душевую комнату. В коридоре столкнулся с улыбающейся Роззи, она вышла с той же целью. Два полотенца с собой прихватила и чистое белье, о чем совсем забыл Марти. Он вернулся в душевую вторично в изношенных отцовских тапках с полотенцем и грязными носками. Левее — кабинки для девочек, прямо — для мальчиков. Обнаружив свободную кабинку, зашел.

Теплая вода казалась прохладной. Он вспомнил утомительную беседу, совершенно бессмысленную, которая велась в автобусе. Что странного? Человек пять ребят решили сотрудничать. Это была некая игра во взрослую жизнь с претензией на реальные ставки. Целью ребят было раскрутить лагерь «Глубоколесье». Вряд ли кто знает, что они имели в виду под «раскручиванием», и как оно выглядело в их воображении, но деловой разговор их был по-настоящему оживленным.

«А моя доля?»

«Мне 15 процентов!»

«С черта ли тебе 15 процентов?»

В общем, чистые формальности, остаточная часть будущего дела.

Кто-то в душевой предлагал другому идеи на миллионы, но Мартин почему-то отчетливо понимал, что это не вундеркинды.

Марти принял душ и успокоился. Грязь и обиды были успешно смыты. Но внутри всё-таки осталась мелкая соринка, визг протеста. Он оделся и вышел из кабинки, когда в душевой уже никого не было.

— Тринадцатилетние бизнесмены — успех в каждый дом, — произнес он шепотом и беззаботно хохотнул.

Поглядел в зеркало. Усталый. Кажется, уголки глаз опустились еще сильнее, чем вчера. Присмотрелся внимательнее, представил себя старше. «Наверное, глаза совсем сползут вниз. То ли грущу так много, то ли делаю уйму добрых дел, — думал он. — Почему люди стали так рано взрослеть? У ребят моего возраста морды как у тридцатилетних!» Искусственно попытался изобразить на своем лбу морщинки и разглядеть, какие они. Если прямые, значит, правильно живешь. Если кусками и кривые, значит, непостоянен, взбалмошен. Оскалил зубы. Попытался красиво улыбнуться, как в кино делают. Вот, губы должны выражать неподдельную простоту улыбки, а зубы вставать прямой линией. Естественнее. Из тебя будто вытягивают. Улыбнись! Представь себе счастье. Вспомни лучший момент в своей жизни. Свободнее! Легче! Вот, так и держи.

Вроде получилось поначалу, а потом вкривь и вкось. Плюнул на это дело. Опять засмотрелся на свое отражение. Нос большой. Ну правда! Большой нос. А может, он просто отражается неправильно: освещение плохое или еще что-нибудь? Да нет, не в освещении дело. Большой нос, картошкой. Поставил себе на кончик пипки прищепку из пальцев. Может, исправится, вернется. Спустя десять секунд отпустил зажимы. Вроде лучше стал, да. Отличный носик, забавная мордашка!

Вышел в коридор с легкой улыбкою, хотел поискать столовую. Запахи, запахи! А тут, как назло, Кейт мимо прошла. Сказала, чтоб закруглялся, и проводила до самых дверей комнаты отдыха. А ведь не ел ничего с утра.

Расправил свою кровать, вынул из рюкзака спальные принадлежности и быстренько на себя натянул. Завалился на кровать и открыл свою тетрадку.

Эта тетрадь была со школы, для геометрии. «Исписана на 85 процентов» — заметил он про себя. Решил сегодня утром прихватить ее с собой, чтоб можно было покалякать чего-нибудь в минуты едкой скуки. Хотел еще попрактиковаться рисовать лица и структуру многоквартирного дома. А сам взялся чертить названия всяких предметов объемными буквами. Нарисовал букву, обвел контуром. Это было одно из старых проверенных средств развлечения.

Сначала юноша нарисовал «В-У-Д-Л-Э-Н-Д», потом «Г-Л-У-Б-О-К-О-Л-Е-С-Ь-Е», еще потом «Ф-Е-Р-Р-А-Р-И» (потому что в брошюрке «Глубоколесье» фотографию увидел). Под фотографией красного спорткара было написано: «Владелец «Феррари» модели «288 GTO», помощник директора «Глубоколесья», Джейк Вэйн, подарил свою машину лагерю и одновременно признался в убийстве, 1984 год». Какая-то странная история двадцатипятилетней давности. Потом увлекся, добавил «Д-Ж-Е-Й-К — — В-Э-Й-Н». Своего рода герой этого вечера. Может быть, он Робин Гуд? У этого Вэйна теперь икота, если жив еще.

Изображая портрет вожатой Кейт, которая выглядела довольно мило, Мартин вспомнил о самом важном для себя вопросе и задумался, стоит ли рисовать девушку, которую он любит уже несколько лет. Нет, это не Роззи (как можно было почему-то подумать); это знаменитая актриса, звезда кино — Келли Сэд³. Представил себе цветной портрет Келли на чистой странице этой тетради. Ниже можно было изобразить любимое имя в обрамлении сердечек. «Актриса Келли Сэд! Любимая и лучшая! Нарисовать бы на бумаге и мечтать, мечтать… Любить и восхищаться» — думал Марти.

Мартину не хотелось, чтобы кто-то увлекся этим вопросом так же, как он, постольку, поскольку у него были по этому поводу некоторые надежды на будущее: встретить когда-нибудь Келли и жениться на ней.

Убрал карандаш в сторону, пролистал тетрадь обратно до первой страницы. «Тетрадь по геометрии Мартина Хилла, 2007–08 г.» Вспомнил, как сидел с Роззи на первом уроке в новом учебном году. Опрятные, готовые к новым полетам мысли, судя по почерку. Сидели тихо, не отвлекались. Серьезные. Выводили каждую букву в новых тетрадках. «Уже никто в тетрадях не пишет!» — жаловалась Роззи учителю, но учитель был, как это называется, старомоден, и не признавал никакой электронной техники.

Пролистал страницы, увидел надпись «К-А-Н-И-К-У-Л-Ы», всячески обрисованную для придачи желанного вида. «Последний урок!» — кричала тогда душа. Вылетали с Роззи прочь со школы и, вдыхая горячий воздух, мчались домой. Возле дома родные зеленые листочки старых и молодых дерев пахли весенней свежестью. «Свобода! Свобода! — кричали. — Гуляй, сколько вздумается!»

«Какое и в каком кинотеатре вы хотите посмотреть сегодня вечером кино?» — спрашивал Мартин у Розалиты.

«Черную полосу»⁴, с вами и у вас дома!» — хихикала Роззи.

Марти закрыл тетрадь, и на душе у него загорелся маленький костер. «Как хорошо, когда есть, что вспомнить», — подумал он.

Нырнул под одеяло. В лагере будет интересно, и всё будет хорошо: свежий воздух, красивая природа, здоровый образ жизни и вкусные завтраки. (То, что и предлагалось.) Распорядок дня в лагере имел рекомендательный характер (это был немного странный лагерь), так что, в принципе, он, как взрослый парень при желании мог о нем забыть и заняться чем вздумается. Запах вкусной еды до сих пор соблазнял; дали бы шанс — рванулся бы со всех ног в столовую. «Жаль вот только, что нет разделения по возрастам, — лезла мысль в голову Мартину. — Из-за нескончаемой трещотки младших начинаю обо всём жалеть».

Отбой.

Мартин любил фантазировать. Представлять себя персонажем какого-нибудь вымышленного героического спектакля. Кто из парней (или девушек) так не делал? Заветною мечтою Мартина было учиться со своим кумиром Келли Сэд в одной школе (хотя она старше его и давно окончила школу), сидеть с ней за одной партой, узнавать ее, говорить с ней, глядеть на нее. Спать пока не хотелось, поэтому стал мысленно рисовать.

Вообразил один из школьных дней, раннюю весну.

Сидит за последней партой. Солнце бешено палит в глаза, он щурится, ему это даже нравится. Сегодня любимая Келли Сэд не с ним — она почему-то в другом классе. Жутко по ней скучает. Беспорядочно рисует карандашом какие-то значки в рабочей тетради, учитель что-то шепчет впереди. Ложится на парту, глаза прикрывает. Мелькают разноцветные точки, черно-желтый фон.

Дремлет. Думает о том, как рванет с Келли по лужам после звонка. (Надо ее будет просто найти после урока.) Еще чуть-чуть, и домой. Уверен, что она тоже о нем думает.

Потом разглядывает впереди сидящих. Один — без умолку что-то щебечет, тянет руку, чертит треугольники на доске. Другая — красится, строчит сообщения. Хохотушка. Красивая, но пустая. Красивая, но к ней не тянет. Третьи в роли копирки — списывают бездумно с доски. Четвертым на всё наплевать, и они занимаются своими делами. А у самого на лице периодически играет улыбка. Начинает рассматривать персонажей по новому кругу. Этот до сих пор болтает, болтает и болтает. Сколько же можно? Не выпускает из рук угольник — всё что-то чертит, подчеркивает, зачеркивает. Та в зеркальце смотрит. Вдруг оборачивается, будто знает, что поймает твой взгляд. Вздрагиваешь, она бесшумно хихикает. Третьи позиций не меняют. Четвертым плевать. Как же тянется время, когда ты в разлуке с любовью!

Внезапно грохот. Тревога. В школе пожар. Все вскакивают, кричат, мчатся на улицу. Шумиха, толкотня. Мартин ищет ее глазами. Должна быть на другом конце коридора, не видно. Выходит на улицу последним. Охватывает толпу быстрым взглядом — пытается отыскать свое сокровище. Нигде нет.

— Стой! Вернись! Ты же сгоришь! — кричат ему в спину, когда он устремляется обратно в западню. — Ты же сгоришь! Стой! Дурак! — кричат ему вслед. И не пытается слушать.

Мчится наверх, орет, зовет ее. Она не отвечает.

— Где ты? Отзовись, пожалуйста! Где ты? — кричит без устали.

Проверяет все кабинеты. Выбивает закрытые двери. Всё в дыму.

Начинает задыхаться. Голова кругом.

Ноги подкашиваются.

Не может кричать. Голос охрип.

Последняя дверь.

Не поддается. Никак.

Удар. Еще удар. Еще десяток. Скрипит. Огонь льется с лица. Разум начинает поддаваться бреду.

Бух! Есть! Хрустнула! Еще чуть-чуть!

Бух! Бух! Бух! Последний вопль! Сдавайся!

Бах!

Видит ее. Без сознания. Берет на руки.

Уже в коридоре. Этажом ниже. Быстрее. Быстрее!! Сейчас всё рухнет! Бежать! Быстрее!!

Огонь. Треск. Свист. Пламя.

«Не дыши! Не дыши! Прижмись поближе! Дверь! Близко! Близко! Потерпи!»

Бах! Свобода. Солнце в глаза. Вспышка.

Спасена! Группа пожарных, бегущая к ним навстречу.

«А он настоящий герой — спас девушку от верной погибели!»

«Герой! Он герой!» — кричат люди.

И тут внезапно как бы удар по затылку. Силы ушли, энергия вытекла. Дело сделано, она спасена! Он уже не может стоять на ногах. В ушах звон. Контузия. Обессиленный падает…

В любви всегда хотим мы быть героями.

На этом и заснул.

Глава 2. Держись подальше

Лунный свет отражается на железных перекладинах кроватей. Разговорчивые койки с каждым прыжком серого зайчика умудряются проскрипеть «хр-р-р».

Мартин ворочается…

Во сне поднимается с койки и двигается по коридору. Темно. Рвется наружу, к свежему воздуху. Морозит. В голове мелькают моменты детства. Вспышка за вспышкой, озарение за озарением: драка в раздевалке во втором классе; первое падение с велосипеда; красивый кукольный домик Розалиты и ее звонкий смех; цветной, будто бы волшебный снег в тот знаменательный день… Любовь к Келли.

Одно вызывает радость, другое — отвращение, а все вместе складывается во что-то тягостное. Он не любит чувствовать себя младше, сейчас же видит все заостренные углы своего прошлого. Все страхи, которые он раньше испытывал, всплыли и руководят им. Кошмар разрастается.

Перед лицом появляется металлическая дверь на улицу. Поверхность престранной дверцы усеяна многолетней ржавчиной, которая сыпется на землю красно-оранжевыми опилками. По центру висит старая деревянная табличка с выжженной надписью «KEEP OUT». Мальчик впивается глазами в ручку.

Какая посредственная глупость! Какое второсортное творчество! Уж не поверите ли вы в то, что такая страшная нелепость висела бы на двери главного здания лагеря? Сейчас висит, более того, отображает именно то, что мы привыкли с нею ассоциировать.

Тогда, читатель, ответь, пожалуйста, на мой небольшой вопрос: где тебе приходилось видеть таблички с надписью «Keep out»? Вопрос абсурдный, я знаю! Но ответь, пожалуйста, непредвзято, не слишком об этом задумываясь. Видишь ли, сюжет романа подразумевает. Язык и интерпретация значения не имеют: «Держись подальше» — на русском, «wegbleiben» — на немецком, «rester à l'écart» — на французском и так далее — на разных языках мы говорим об одной и той же вещи. Мы видим «Держись подальше» на старой закрытой фабрике с одноименной вывеской на воротах; на трансформаторных будках, вывешенных там, дабы предупредить о возможной опасности проникновения; в любом оборудованном электричеством здании; на двери писателя Сэлинджера Джерома, который жил сорок лет в затворничестве, и много, где еще. Попробуй дополнить список. Но веришь ты или нет, когда-то в огромном лесу, наполненным миллионами деревьев-жителей, Вудлэнде, о котором ты еще узнаешь на страницах этой книги, существовал лучший в свое время, имеющий прекраснейшую репутацию детский загородный лагерь, который назвали именно таким «красочным» выражением «Keep out»? Наверное, нет. Или сомневаешься. Но в большинстве своем, я уверен, что считаешь это самой большой глупостию, которую мог допустить человек, давший согласие на установку этого имени. Да, вероятнее всего, ты будешь в этом неукоснительно прав. Ведь все мы знаем, к чему порою приводят неудавшиеся эксперименты!

Дверь со скрипом открывается, и холодный воздух, гуляя между деревьев, шепчет «Добро пожаловать». Сосны наклонены к земле и прикрывают собою блеск космического пространства. Время от времени на небе дзинькают яркие звездочки, которым удается преодолеть препятствия из веток. Эти звездочки то горят, то потухают; то увеличиваются, то сужаются.

«Разве было так, когда мы приехали?» — думает мальчик. Прямо на асфальте, на каждом шагу, валяются горы деревянных брусков с красующейся на них выжженной росписью «Keep out». Они возле автобуса, они и в автобусе! Дорожка с желтой разметкой вся забита брусками. Они образуют кучки, горы, настоящие преграждения. Какая навязчивость!

Мартин замирает. Только чуть ощутимое посвистывание ветра и щебетание деревьев, превращенных этой ночью в единую стену царства теней. Узкая тропа уходит прочь от лагеря «Глубоколесье» в глубину. Ноги сами выходят на эту тропу.

Откуда-то доносятся голоса.

«Может, вы и волшебник? Хотите меня сначала подразнить?» — вскрикивает кто-то. Сосны повторяют.

«Ма-а-алыш, малыш, глупый ты мальчик!» — гогочет чей-то жутко приторный голосок.

«Оставьте меня в покое ради всего святого!» — умоляет тонкий голос.

Мартин ускоряется. Переставляет ноги, запинается. Страшно. Не шуметь! Главное — не шуметь!

«Ты рассказал?» — гремит разъяренный голос.

Лес чуть не взлетает на воздух. Эхо проносится по всем фронтам.

Надо найти укрытие, спрятаться. Не шуметь! Главное — не шуметь!

«Видишь, какой я заботливый! Видишь, насколько я к тебе добр! Я открываю твои спящие глаза. Проснись!» — кажется, что этот хохотун обращается именно к Мартину.

Не шуметь! Главное — не шуметь!

Юноша осматривается по сторонам. В голове щебетание. Что-то отсчитывается, о чем-то размышляется, но вмиг забывается. От сумбурности начинает тошнить. Кто-то следит за каждым его шагом, подбадривая подсказками. Что значит ощутить себя травоядным, за которым наблюдает непобедимый хищник?

«Я же говорил, что он меня знает!» — мычит тонкий голос.

Западня! Ловушка! Что за чепуха?

Что бы ты ни делал — всё равно проиграешь. Закон точь-в-точь как в лотерее. Один удачный ход не означает победы. А кто сказал, что победа вообще существует? Тебя заметят.

«Я знаю этих ребят. Верю, что мозг способен на чудеса. Мне никак не сказать им об этом. Потому что по телефону им не позвонишь и письмо не напишешь. А так хотелось предупредить, чтобы не сожалеть о том, что случится», — шепчет какой-то мужской голос.

Марти бежит. Мчится. Взвивается. Безумно хочет вырваться из этой болтовни, от этой беседы кого-то с кем-то, совершенно бессмысленной, пугающей, громкой, проникающей в память, в далекое детство и куда-то еще, в бескрайние просторы чьих-то сознаний. Были ли эти слова, которые сейчас доносятся в лесу, когда-либо озвучены в реальности, неизвестно. Может быть, эти яркие точки, вспышки, выраженные короткими фразами, звучали от его родителей; может быть, они произносились в детском саду воспитателями; в начальной школе — учителями; на улице — случайными прохожими. Мы не можем знать точно. Но, каким бы ни было их действительное происхождение, они казались такими знакомыми, такими близкими и такими реальными. Прошлое приходило в гости к будущему, а будущее встречалось с прошлым: эры перемешались, но чувствовали себя нормально.

Несколько громких револьверных выстрелов вдалеке.

«Со мною покончено, машина мне не нужна. А так как я один в этом чертовом мире, то совершу этим хотя бы один нормальный поступок. Я дарю ее лагерю», — говорит раздраженный молодой человек.

Мартину кажется, что это Джейк Вэйн — тот, который должен был икать, когда о нем вспомнили. «Почему же он снится мне?» — думает парень.

Крики.

«Меня измучили за красивые глаза», — мучительно произносит потенциальный Джейк Вэйн, всхлипывая. Что за ужасная история произошла с ним?

Марти оглядывается. Что-то черненькое мечется в стороне. Сердце выскакивает из груди. От страха, от слабости. Губы монотонно повторяют слова: «Придет время, и я тебя увижу». Крутятся, вертятся тонкие юные желанья. Момент встречи, букет цветов, поцелуй. Она, Келли Сэд — знаменитая актриса, а он, Мартин Хилл — обычный парень с деревни для молодежи. Какое у них будущее? Нет у них будущего! Это огорчает и возбуждает. Режет без ножа.

Где-то там недостижимый образ заливается смехом.

«Мартин, Мартин, смотри, какая красота! — пищит звонкий голосок Розалиты, старой верной подруги. — Неужели Санта решил одарить нас цветными снежинками летом? А? Классно! Спасибо тебе, милый Санта! Я знала, что ты есть!»

Впереди деревья расступаются, и дорога обрывается в основании ржавых железных ворот с табличкой «Держись подальше».

За страшными воротами видна возвышающаяся чернь красок. Ржавые качели, сгнившие деревянные дома. Футбольные ворота, покрытые толстым слоем ржавчины. Крытая беседка вот-вот рухнет. Протоптанная дорожка исчезает во мраке. Добро пожаловать. Вспышка! Серый зайчик, отражение лунного света, отскочил от окна. Разруха кажется постановочной. Вдалеке кричит детский голос.

«Сэмми, Сэмми, вернись, пожалуйста! Вернись!»

Мартин ощущает чье-то прикосновение. Оборачивается, а там — белый волк (или собака?). Минуту смотрят друг другу в глаза. Потом волк человеческим голосом умоляет: «Я не хотел! Я испугался. Он страшный! Не вини меня! Мой инстинкт самосохранения сильнее вашего. Будь ты паинькой, беги вместе со мною. Айда! Идем! Держись подальше! Давай же!»

Мартин верит существу (волку или собаке). Не успевает оглянуться, как оказывается возле оврага, какого-то оврага, ничем не примечательного, где какой-то молодой человек (опять Джейк Вэйн?) неустанно смотрит на часы и оглядывается по сторонам, выкрикивая что-то обидное.

Волк (или собака), находившийся всё это время рядышком, оскаливает зубы, будто улыбается, а потом орет во всю глотку «Проснись!»

В глаза ударяет ярчайшая вспышка, и Марти просыпается.

Глава 3. И мысль стала словом

Солнце зевает. Свежее июльское утро на дворе.

В помещениях краски жизни только лишь прорисовываются. Листочки за окнами играются тенями; птички щебечут.

В женской комнате хорошо.

Розалита хлопает глазами. Никого. «Проспала», — произносит она лениво. Не спеша приподнимается с кровати. Тихо хихикает. «Ну и ладно», — добавляет вслух. Голова побаливает. Ей что-то снилось ночью, но она не помнит что. Со вчерашнего вечера будто вечность прошла. Ничего не охота, и всё бесит — первые мысли дня нового. И не только дня! Это национальная идея какая-то!

Серая пижама с желтым улыбающимся человечком кажется ей нелепой, раздражает. Странный рисунок выбрали на швейной фабрике. В особенности для нашей дико брезгливой кошки — Роззи, которая не просто уверена в том, что от стиля одежды зависит настрой человека к жизни на данный момент, а доводит это в себе до клятвенного канона на всю оставшуюся жизнь. Значит, дерзай, читатель! Если увидишь когда-нибудь Роззи в черной кофте с капюшоном — не трогай ее сегодня, не пытайся сдвинуть ее железобетонные устои дня, а если увидишь в длинном цветочном платье — подари ей цветок. Она любит. «Розалита-Роззи-Роза». Улавливаешь? И не спорь с ее вкусами — не переспоришь. Фиона Хьюз (мать Роззи) решилась на эту авантюру. И вот, Третья мировая война продолжается ни один год напролет.

«У меня всегда всё навыворот, — обидчиво бормочет Роззи. — Я как дитя в этом тряпье».

Под кроватью она находит тапочки, которые любит без памяти. Хоть какая-то радость. Красные с черными звёздами. Имеют опыт в домохозяйстве равный пяти годам. Ой, ну и счастливой же была девица, когда надевала их! И какая радость охватила ее сейчас. Ножки привыкают к давно знакомому пушку, и Роззи вскакивает с кровати. Ходит, бродит, выхаживает по комнате.

«И «Оскар» получает актриса и модель невиданной красы — Розалита Хьюз! — важничает она и хихикает. Сигает от радости и приземляется на носочки. — Благодарю всех вас за то, что верили в меня! Без вас я бы ничего не достигла! Спасибо. Спасибо, родные!»

Улыбнулась. Открыла окно и вгляделась в лес. Свежесть, спокойствие, легкость. Иголочки играют с солнечными лучами. Чуть поодаль сквозь деревья промелькнул образ рабочего в оранжевой накидке при квадратном чемодане. Крикнул: «Эй, Мак, тащи сюда этих новеньких!»

Роззи захихикала: «Сейчас Мак их притащит!»

Заправила кровать и переоделась.

«Ладно. Пойдем отсюда, — подумала она, натянув на себя короткое летнее платьице. — Сандалии или туфельки? Сандалии или туфельки? Каблук тут вроде маленький. Ладно, хорошо, беру сандалии».

В коридоре стоял запах древесины. Правее увидела стеклянные двери столовой. Зашла.

Не люблю я искусственное освещение рано утром. Не люблю — уж поймите и меня. Навевает тоску, читатель. А в столовой его было хоть отбавляй! Да и народа хватало: большинство сидели за столами и ели; также несколько стояли в очереди, чтобы получить порцию; парни со страшными физиономиями околачивались в проходе. Роззи старалась не обращать ни на кого внимания. Она заметила Мартина впереди и поспешила к нему. Он подложил руки под голову и о чём-то думал. Даже не заметил, как она подошла.

— Привет! — по-детски заявила Роззи. Ее красивое личико подарило улыбку.

— Привет, — ответил Мартин исподлобья.

— Ты в порядке? Выглядишь усталым.

— Все хорошо, Роззи, спасибо. А ты как?

— Мартин! Не будь ты кислятиной! — горела румянцем. — Что случилось? Скажи!

— Ничего не случилось. Чего пристала ко мне?

Роззи сбегала за своей порцией и уселась на мягкий стул. Поболтали немного. Мартин был неуловим, а она старалась поймать его глаза. Всё никак не получалось. Потом взяла салфетку с подставки и сложила бумажный самолет. Поинтересовалась у друга о происхождении странной сероватой каши, но тот отмахнулся.

Он какой-то нервный сегодня.

Роззи захохотала: «Слышь, Марти, тут на стакане написано: «Вас заставят любить то, что вы ненавидите!» Кругом реклама! И какого качества».

Мартин чуть не вскипел. Вмиг загорелся ненавистью к своей подруге. Еще словцо — и он бы рванулся прочь из столовой. Не до нее сейчас. К счастью, приступ ярости быстро пошел на убыль. Больше не увлекался возгласами Роззи — попросту игнорировал.

Вообразил себя лошадью. Резвой, свободолюбивой. «Взметнулся в горизонт и, не зная печалей, не зная забот, потерялся в образах дальних широт» — как насочиняла бы Розалита. Романтизм и тому подобное. Это была маленькая «аризонская мечта» Мартина Хилла.

Другой частью мозга силился начать с Роззи одну важную беседу. Почти было отважился заговорить. Сейчас, сейчас. Ищет подходящий момент. Секунду! Прокручивает в голове варианты: «Я хотел спросить…», «Слушай, у меня есть предложение…», «Скоро в школу…» Даст Роззи доесть. Еще чуть-чуть. Пускай Розалита доскажет свою мимолетную басню. А он в любой момент готов поведать ей о переезде в школу имени N в сентябре месяце. Там лучше. Заберем документы, а в августе запишемся в новую — мысль мечется в этом направлении. С языка отстреливают обрывки. Но пока держится. Жалко как-то. Роззи, конечно, сразу даст ответ, а он хочет еще подумать. Великий мыслитель!

Вроде и не был близок со школьными ребятами. А тут вдруг жалел о том, чего не совершил еще. «Грустно как-то убегать от них. От миссис Стронгмэн — учителя геометрии; от красивой хохотушки, к которой не тянет; от говорливого мальчугана, мечтающего учиться в Гарварде…»

Тут резко со стороны подбежал Рассел — парень из комнаты отдыха. Весь взбудораженный, облетел к тому времени полстоловой, извещая «по секрету» о приятнейшей для него новости. Кепка его скрывала истинный возраст, вычитая из настоящего года три-четыре. Улыбался он естественно, а глаза метались от счастья. Огромное удовольствие доставляло ему сообщать эту весть всем, кто ему попадался. Он полагал, что сообщенье его обладает как минимум планетарным значением. Но эта новость ни на кого не производила должного впечатления. Почему-то.

«Привет! Хотите отличную новость?» — пролепетал он парням за столиком.

«Какая новость?» — ответили парни. Им было не больше двенадцати.

«Сегодня в лагерь приезжает… Гордон Фул! Лучший актер нашего времени и, наверное, всех времен! У меня с собой два диска с его альбомами. Хотите посмотреть?»

В ответ звучало что-то невразумительное.

«Да идите вы все!» — гаркнул Рассел и поспешил к другому столику.

«Э, ты че?» — отщелкнуло сзади.

— Бонжур! — ляпнул Рассел. — Мартин и…

— Розалита, — подсказала Роззи.

— Розалита! — повторил Рассел. — Первоклассное имя!

— Ты что-то имеешь против? — спросила Роззи, равнодушно оглядев паренька.

— Серьезно, мне нравится.

— Что тебе надо? — грозно спросила она.

— Вечером сюда приезжает некая личность, — хвастался Рассел. Пухлые щечки горели томатом.

— Кто еще?

— Слышали когда-нибудь о Гордоне Фуле? — чуть не вырвалось «кумир божественной натуры».

— Нет.

(Вероятно, личность в лагерь приезжала не очень известная.)

— Вы многое потеряли! Это самый лучший артист и певец, приезжает в наш лагерь сегодня. Черт, как я рад! Обожаю его цитировать! Он суперфилософ XXI века. Слушайте! «Я счастлив, и мне дела до вас нет», «Лучший человек — мертвый человек» (узнаете? Узнаете?), «Огонь — сын ада». Он говорит, что успеха добьется тот, кто не будет отвлекаться. Он знает, когда надо, а когда нет. Все под него равняются. «Огонь, мой враг треклятый, борюсь с тобой, ругаюсь матом», «Чтобы быть стильным, нужно сначала быть собою», «Философия жизни проста — просто ее мало, кто понимает», «Не получилось со вторым — попробуй с третьим», «Без позитива не будет и креатива», «Нашел — действуй, говори, не бездействуй», «Машина есть и ног не надо», «Если деньги есть, то и голова на месте». Он лучший! Говорю тебе, вам и кому угодно. Нет парня в мире круче!

— Он всегда так орет? — шепнула Роззи Мартину. — Мозги все прожужжал!

— Ага.

— Зачем? — скривилась Розалита. — Не вижу ни малейшего смысла. Бредятина! Бестолковая логика выскочки! Чушь! Вольная интерпретация незнайки! Именно поэтому иногда я мечтаю о перевороте Вселенной… Думаешь, я тебя вообще слушаю? — Роззи изобразила задумчивый вид.

— Не будь наивной, Розалита! Интеллигентная Розалита… Гордон отдыхал тут в детстве, можете представить? Наверное, нет. Умереть можно! Подумать только, что он здесь гулял, здесь стоял, где сейчас я. Я его самый лучший фанат! Адские песни поёт. Я буду зде-е-е-е-е-есь! Сегодня я тебя увижу! Ура! Ага, я встречусь сегодня с самым настоящим мужиком нашей планеты. И попробуйте мне помешать! Ура! Есть! Да! Да! А фильм его видели «Соревнование с огнем»? Жесть!

— Ну, ясно, — вздохнул Мартин.

— Где я вообще была в жизни? — тяжело вздохнув, спросила Роззи.

— Эй! Говорю тебе! Вы что, ни одного фильма не видели? Скоро будет вторая часть «Огня»! Говорят, он набрал форму. Сегодня вечером приезжает в восемь. Сегодня! Да! Будет вечеринка, он обещал анонсы, автографы, песни. Он будет приглашать зрителей в зал, у него много всего нового, вам не понять, он самый лучший, таких нет нигде, его признали лучшим актером года, у него миллионы денег, я… он!..

— Барабанную дробь, пожалуйста! Ведь перед нами великий обожатель фильмов для подростков и актеров третьего сорта. Не думала, что встречу. Поражена наповал! — важничала Роззи. — Я просто-таки уверена, что нашему узколобью сегодня будет шанс расширить горизонты мыслей. Сколько тебе лет, мальчик?

Далее Роззи говорила что-то странное, видимо, совершенно увлекшись эмоциями. Вот отрывок этой речи:

«…Он здесь! Смотрите! Он идет! И ручками мы машем. Трещотка изо рта нам будет издали слышна. Вникать мы будем каждой испеченной фразе. Он скажет нам, как стоит жить, и мы поверим — сами ведь не знаем. Он скажет нам, как лучше полюбить, и мы полюбим — он располагает. Его кружит во звездном мирозданьи, а мы, беспечные созданья, достойны лишь взирать со низших своих мест, как он поставит на науке крест, внушив нам новый образ процветанья в жизни…»

— Ты кто такая вообще? — спросил ошарашенный Рассел. — Мисс Америка?

— Я юная девушка, но только по годам. Заметно ведь, да? А так стараюсь извлекать из своей жизни ребячество и весь этот несусветный бред, который помещается в маленьких котелках глупых мальчиков вроде тебя. Ты уж извини.

— Меня бесят такие, как ты! Эй, Март, она — ботаничка? — прошептал Рассел. — Хотя симпатичная.

— Нет, — ответил Мартин. — Следи за словами.

— Спасибо, Мартин, за честность! Не скромничай! Чего скромничаешь? Мне ведь очень приятно! Правда! Что касается вас, Рассел… Чуть скажешь особое словцо, так сразу и ботаничка… Эх, вы! Рассел! Позор школы! Ненадлежащий пример! Не заметили даже, что я сама себе противоречу, и тем самым исподтишка стремлюсь вам насолить. Ой, сейчас меня, наверное, убьют…

— Что я говорю? Дура! — рассвирепел Рассел. — Наверно, самой умной себя считаешь? Староста класса, да? Круглая отличница?

— Чего ты там лепечешь, непотрепанный? Квадратная, — ехидно улыбнулась Роззи, на щеках появились небольшие ямочки. — Оставь свои доводы в котелке! Заправь кепку свою до подбородка и иди гуляй.

— Дура! Правду говорю! Ты с ней встречаешься, Мартин? Не завидую тебе.

— Не твое это дело. Следи за словами, повторяю! С девушкою разговариваешь. А мы сами разберемся как-нибудь. Ты нас уже порядком достал. А перед этим я хотел тебя спросить кое-что… пока не ушел еще… Не в курсе, есть тут ещё лагеря? — вдруг спросил Мартин.

— Лагеря? А? Где? В Вудлэнде? Ты что?.. Нет тут лагерей! Ты хоть раз тут был? — удивился Рассел.

— Нет, в лагерях я не бывал раньше, поэтому и спрашиваю. Вопрос слишком странный для тебя?

Розалита слегка пихнула Мартина.

— А зачем тебе другой лагерь?

— Просто с детства такой любознательный. Так есть или нет?

— Нет! Глухой что ли? Одна — ботаничка, другой — больной на всю голову. Веселенькая компания у вас!

— А где у вас компьютерный зал? Может, там посмотреть? — продолжил Мартин со странным выражением лица. — Не подскажешь?

— На втором этаже поищи, мистер Выискивающие-голубые-глаза. Эй! Вы точно чокнутые! Оба! Зачем я только свернул к вам? — окончательно рассвирепел Рассел.

— Спасибо, можешь идти, — хладнокровно ответила Роззи. Быстро сообразила, решила подыграть и произнесла машинным голосом: «Вы нам больше не нужны».

— Больше не попадайтесь мне на глаза! — едва сдерживаясь, процедил Рассел.

— Правильно, любезнейший сэр, идите к черту! — смахнула Роззи. — Буду счастлива вас не видеть. Мотай!

— Слышь!..

— На редкость послушный мальчик. Глуповат, жаль… а так вполне, как говорится, годен…

— Слушай! Если бы не!..

— Если бы не что? Давай уж говори, раз начал, — Розалита впилась глазами в бедного паренька.

— Рассел, иди, куда шел, — вмешался Мартин.

— И помните! — закричала Роззи. — Гордон Фул (лучший артист) обязательно передаст вам «привет». И это не просто угроза!

Рассел погавкал на прощание и скрылся. Про объявление мировой важности забыл, тихо закрепился за каким-то столиком и принялся завтракать, радуясь в одиночестве.

— Ты что делаешь? — рассердилась Роззи, уставившись на Мартина.

— Что я? Ничего, относительно тебя. Сижу себе, завтракаю. Ем. А ты?

— Я-то? Да так, развлекаюсь, от скуки избавляюсь… Ты-то из-за чего приуныл? Вчера на работе было важное совещание что ли? Но ты ведь не работаешь…

— Шутишь всё. Знаешь, мне приснился сон, а там заброшенный лагерь. Что-то похожее на лагерь. Табличка сверху «Держись подальше». Да и вообще кругом эти таблички валялись. Возле автобуса и на дороге. Я потом по тропинке шел и пришел к этому лагерю «Держись подальше». Жутко страшно. По ту сторону ворот дома старые, очень старые. Еще кто-то от меня убегал что ли, не знаю, не мог разобрать. Жутко мучился, а проснуться не мог никак. Что-то в голове рассчитывалось, как будто я с кем-то разговариваю о чем-то, но сразу же забываю о чем. А еще «держаться подальше». Держись подальше. От чего? Зачем? Надо же так. Приехали отдохнуть. Ага! Как выжатая тряпка. Как будто два дня не спал. На душе кошки скребутся… Настроение никакое.

— Что? — громко вскрикнула Роззи. — Правда? «Держись подальше»? Мне тоже. Ха-ха! Не ври! Мне тоже это приснилось. Еще во сне себе говорила: «Для дуры абракадабра, для дуры абракадабра». Не врешь? Я вспомнила! Никогда не помню своих снов, представляешь? Хотя как ты можешь врать?.. Ничего себе! Нет-нет… Не может быть! Как? Серьезно? Не обманываешь меня?

— Везде эти таблички «Держись подальше»…

— Ах! Я так и думала! Экстрасенсы! Нострадамусы! Волшебники, в конце концов. Почему я не удивляюсь?

— Ладно, тише. Не кричи. Не удивляется она. Наверное, потому, что мы с тобою всегда мечтали отправиться в путешествие. Так намечтались и так всё обдумали, что и не удивляемся, когда это происходит наяву. Вот и шанс появился.

— Какое мудрое объяснение, милорд! О горе мне! Только не говори… не говори, что мы (правда, настоятельно не рекомендую) избраны. Избиратель копыта когда-нибудь отбросит от последствий им рожденного шаблона. Век холодного и сырого индивидуализма! Легкие сюжеты, чтобы возвышаться над поверхностью. Вот, небольшая улыбочка тебе подходит. Словами стряпать я умею. (И где же это я нахваталась?)

— К сожалению, это не шутка. Шаблончик и к нам пришел. Шаблон этот щупальца протянул во все края и долы. Не вижу на горизонте перемен. (Мы играем?)

— Да, я знаю. Раз случилось, так случилось. Я так и думала. Скажи, а если тысячу хороших и плохих примеров избранности с XIX по XXI века мне привести, проще будет нам по избранной дорожке идти? Или притвориться непросвещенными в проблеме? Как с ремейком про бэтмена. «О, бэтмен! — сказала бы я, если бы окончательною дурехою была. — Я удивлена и непомерно поражена твоим появлением в городе». Бэтмен: «Ага». Я (после нежданного просветления): «В 1939 году (я с позиций объевшейся зрительницы); но очередной ремейк утверждает что-то в стиле «раньше ничего не было, а о героях за 200 лет никто ни слова не говорил и не слышал, а самое главное — не привык к их жужжанью и бряцанью». Альтернативная реальность какая-то с «незнанием». Так что… Сенсация!» Я увлеклась.

— Ты избрана, и это твой вопрос центральный. Увлекаться будешь ты теперь всё чаще, пока не превратишься в себя настоящую.

— Ты избран, ходи теперь ты задом наперед. Уйти, чтобы вернуться. Заговорить, чтобы заткнуться. Герой времен; здесь пузо лопнуло земное от важности твоей. Хвала!

— Уже другая ты… Потеряны концы.

— Итак, вопрос повторяется. Скажи, а если тысячу плохих и хороших примеров избранности с XXI по XIX века мне привести, проще будет нам по избранной дорожке идти?

— На что-то можно надеяться, если ты подготовишь внезапный сенсационный и, естественно, никогда и никем-никем не слыханный репортаж о великой избранности обычных детей обычного города обычной планеты Земля, обычной…

— Вселенной. Тогда и удивляться не придется и охать, и ахать. Постное приключенье.

— Да, ха-ха, что-то странное… Странная странность! Тьфу, растиражировали даже это. Не надо Спайди прыгать с крыш зданий, потому что посмотрел в кино.

— Это не из «Алиски» случаем? «Странная странность». Нестранная странность. Я недавно читала, девочкой себя представляла. Всего лишь два слова совпали, а уже настроили комбинаций будущих приключений.

— Ага.

— Лучше бы это было продолжением сна, потому что для реальности персонально пугать каких-то детей как-то слишком примитивно. Кто-то решил нас напугать. Что он сделал? Написал на бумажке «Испугайся!» и ткнул ею в морду. Ладно, хватит. Испортим путешествие. Какое есть, такому и рады будем. Хотя бы такое. Какое-никакое.

— Как насчет послеобеденной прогулки?

— Конечно. Полностью согласна. Да, сэр! А это происходит наяву? Представляешь, мы раскроем с тобой убийство и нас наградят медалями. Вся в предвкушении!

— Они тебе нужны, Роззи, медяшки эти? Нет. Лучше бы нашли подземный ход на шоколадный завод Вилли Вонки, — улыбнулся Мартин. — Налопались бы конфет.

— Ах! Ты что, читал недавно, малыш? — хохотнула Роззи. — Нет, медяшки всё-таки лучше. Нас в новостях бы показали. Эх! А ты не заметил еще красивое сердечко на скатерти?

Через минуту в двери столовой появился заместитель директора. Громко объявил:

«Всем на улицу! Строимся для физзарядки на лесной поляне. Через десять минут перекличка на крыльце!»

Розалита судорожно обратилась:

— Подожди меня снаружи, я сбегаю в туалет!

— Неожиданно как-то.

— Я как проснулась, даже не умылась. Представляешь? Я грязнуля! Подожди меня на улице.

— Хорошо.

— Не исчезай без меня!

«Вечно им носы пудрить надо», — подумал Мартин.

Глава 4. Солнце сквозь деревья

Роззи зашла в одну из кабинок.

Она думала о Мартине.

«Сердце болит!» — тихо жаловалась Роззи.

Она любила его и знала, что он увлечен не ей, и что увлечение это глупость. Очень боялась заговорить с ним на ту страшную тему, которая не давала ей покоя почти год.

«Я люблю тебя, Мартин», — сказала она тогда, в тот важный день.

«Я не люблю тебя».

«Ее не существует!» — вспыхнула Роззи.

Роззи повторяла эту произвольную, но главную (как она считала) часть их беседы несколько раз. И каждый раз при слове «не существует» она раздражалась.

«Помнишь, как мать тебе рассказывала? — вдруг подумала она. — Отец твой не обращал на нее вниманья, пока она не обратилась к нему сама, пока не постучалась в его дверь. Их первое свидание произошло в милом кафе на пересечении улиц Уандерфул и Хэппи (чересчур сказочно), где они и поняли, что любят друг друга. И он меня полюбит! Обязательно полюбит! Любая лучшая подруга скажет тебе следующее: чаще смотри ему в глаза для поддержания контакта; чаще хвали, например: «спасибо, ты очень милый и неповторимый»; больше улыбок и естества, моя дорогая, и, наконец, подключай всё свое обаяние. Интересуйся, вникай, в общем, заставь тебя слушать».

Роззи улыбалась и, казалось, была счастлива составленному плану действий.

«Ладно, ладно, слушай меня, дурочка: сейчас зайдем в комнату отдыха, возьмем очки, а потом отправимся на улицу, к нему. Всё будет хорошо».

Роззи приоткрыла дверь в комнату отдыха. Тишина. Замурлыкала какую-то песенку, как вдруг вздрогнула. Заметила девочку лет двенадцати, одиноко сидящую на кровати.

— Что ты тут делаешь? — вежливо спросила Розалита.

— Скучаю, — ответила юница с большими серыми глазами, мерцающими от солнечных бликов.

— Я вижу. У тебя нет друзей? — заботливо, как мать, спросила Роззи.

— Нет, — поглаживала платье небесного цвета.

— Хорошо. Я твой друг. Как тебя зовут?

— Эмми.

— Я Роззи, — добродушно улыбнулась девушка.

— Спасибо. Ты такая добрая…

— Да брось ты. Что я такого сделала? Ты была в столовой? А то я не видела тебя.

— Они насыпали песок на кровать.

— Мир не без дураков. Меня иногда так это бесит. Вот бестолочи! — говорила Роззи увлеченно, а потом вдруг притихла. — Ладно, ты не грусти, подруга, всё будет хорошо. Улыбнись, всё наладится. Сейчас мне надо спешить. Пойду я.

— Спасибо, что говоришь со мной.

— За общение не благодарят, запомни.

Роззи подмигнула новой подруге, схватила телефон и убежала. Дверь за ней захлопнулась, будто никого и не было. Выскочила на улицу и вспомнила, что забыла взять очки. «Ну и дура же я!» В то время Эмми, наверное, думала, как быстро она нашла друга.

Дул слабый ветерок, что заставляло задуматься о чём-нибудь хорошем.

— Красиво, да? — обратился Мартин. — Солнце сквозь деревья.

— Такой всплеск красок! Люблю я лето, когда земля в цветы одета. Так хорошо на душе, что петь хочется. Давай вместе, а? «Где-то за радугой так высоко…» Слышишь, подпевай! Поддержи меня!

— Роззи, чего ты так раскричалась? Надо встать по двое.

— Мы и так вдвоем! — резко усмехнулась Розалита. — Знаешь, девушкам иногда нужны цветы. Оглянись на клумбы, хотя бы это здесь не…

«Идиотка, ляпнула несуразицу», — подумала Розалита.

— Нет, вот как они, по ним ориентируйся. Видишь?

— Ах, вот как, ясно. Знаешь, я нашла новую подругу.

— Как ее зовут?

— Эмми. И у неё нет друзей. Грустная такая, скромная, в нашей комнате сидит. Какие-то бестолочи ей песок насыпали на кровать. Убила бы всех!

— Не надо никого убивать, Роззи. Шибко скромным всегда тяжко живется. А исключительные личности любят пошалить, будто это их игрушка. Она позволяет над собою издеваться. А им это нравится. Безнаказанность. Вот если бы она дала им отпор, жесткий контрудар по кишкам, тогда бы все уладилось. Жизнь как жесточайшее испытание. Тьфу, тошнит. Кстати, Роззи, насчет шоколадной фабрики.

— Да, малыш? Решил вернуться в беззаветное детство?

— Да нет. Просто весной я случайно забрел не в тот кабинет на урок и прождал в уборной комнате целый час. Мне было так стыдно выйти. Там у младших была группа продленного дня. Стоял и слушал, слушал…

— Да уж, приятель! Смелости тебе не занимать! — звонко расхохоталась Роззи. — Почему стыдно?

— Там Стронгмэн сидела на уроке, а у меня была возможность получить по геометрии B или С (перевес не в мою пользу). И если бы я вот так вышел посреди урока, то думаешь, что меня бы это приукрасило?

Роззи хохотала без остановки. Она знала, что Стронгмэн считала Мартина рассеянным и, как считал он, поэтому снижала ему оценки, хотя дело было исключительно в его способностях в геометрии.

Погода радовала. Тропа привела ребят на зеленую поляну, освещенную восходящим светилом. Деревья там расположились двумя полосами. За первой полосой проходили оздоровительные тренировки для мальчиков, а за второй — для девочек. Вот такие хитрости. Никто не припомнит, когда эти живые воротца появились. То ли кто-то специально рассаживал, то ли природа захотела в дебрях Вудлэнда нарисовать что-нибудь необычное… В общем, ничего конкретного не скажу. Уточню лишь тот факт, что однажды одному очень сообразительному малому, занимающемуся рекламным бизнесом, пришла идея, как привлечь клиентов в лагерь «Глубоколесье». В восемьдесят четвертом году в пункте «Спорт» было написано: «Занимаясь спортом на территории лесной поляны лагеря «Глубоколесье», вы обязательно почувствуете райское наслаждение от занятия оным там». Звучит красиво, простенько так, со вкусом воздушных ванн. Комментарии излишни. (Не верите? Могу газетную вырезку показать, я такими вещами занимался когда-то.)

— Разделяемся! Мальчики остаются здесь, девочки идут на вторую поляну! — гаркнул главный.

— Где встретимся? — спросила Роззи у Мартина

— Прямо здесь. Как закончится, ждем друг друга.

Розалита пошла с девочками на другую поляну.

«Раз! Два! Три! Закончили упражнение», — командовал тренер мальчиков.

Лес вокруг поляны дышал свежестью. Сосны беседовали о чем-то в поднебесье. Хорошо им. Честная и устойчивая демократическая система. Расти, сколько нравится, говори, что хочешь, и за еду бороться не надо — все довольны. Поправки и реформы не ожидаются. Одно упоминанье о революции заставит их расхохотаться всеми своими иголочками. Не жизнь, а сказка, поэтому и живут столетиями. На ветках красуются темно-коричневые и изумрудные бубенцы — слезы счастья. Сами вечнозеленые — каждый день праздник. Жаль, что порою появляются варвары и грабят их беззащитное доброе государство. Просто так, по собственному хотению. Поэтому среди гущи растительности рождаются лысины — черные, приметные признаки существования человечества. Не путайте лысины с полями! Поля в Вудлэнде это своеобразная беспристрастная рекламная пауза в зеленом сериале деревьев. О них поэты здешние стихи слагают. Марти тоже пробовал сочинять, но не сложилось. Картину представляет, а перелить в смышленые значки-слова не может. А вот у Розалиты бы получилось.

Ну да ладно! Трудно думать, когда тут, на земле, тренер из государства людского с очень нудным голосом что-то лепечет. Подкашивает картину. Мартин выполняет задачи механически. Думает о том, как замечательно жить в стране деревьев. А потом волею стандарта жизни среди подростков из государства людского и, как нам сказали, разумного, начинается обыкновенная болтовня неведомо о чем.

Прошло около пяти минут, в течение которых Мартину двадцать пять раз приходила мысль о том, что он находится в группе навечно двенадцатилетних скаутов. Детство не всегда кажется таким приятным, когда к тебе обращаются как к ровеснику и требуют выражать в себе признаки и свойства того возраста, который ты частично или полностью покинул. Хвастовство и геройство, доказанное лишь словами, летело со всех сторон. Возникали споры.

Что-то рухнуло впереди. Лес взорвался. Взвыло на макушках сосен. Голос Розалиты. Истерический вой донесся до Мартина, взбудоражив все его чувства.

«Пошла к черту!»

— Роззи! — вскрикнул Мартин и рванулся в сторону второй поляны. «Покидаю ваши дурацкие разговоры!»

Ворвался на вторую поляну. Получив направление, помчался напропалую за обиженной девицей. Вдалеке увидел образ: «Роззи, подожди!» Но она ничего не хотела слышать. Что-то заставило её лететь со скоростью лошади. Мартин несся вдогонку. Яркие лучики то и дело залетали в глаза. Бежал почти наугад.

Тихо.

Он потерял ее из виду. «Где же ты? Куда побежала?» — продолжал кричать, ожидая ответа. Бессмысленно. «Видать, безумно злится!» — думал про себя.

Впереди деревья расступались перед огромным открытым полем с высокими холмами. В центре его было большое дерево, а вокруг — зеленая сочная трава. Пахнуло чем-то болотистым. Розалиты нигде не было видно. Остановился перевести дыхание. Сердце стучало. Побрел вперёд, пересекая холмы. «Наверное, она убежала через это поле дальше в лес!» — увлекся размышлениями юноша, как вдруг запнулся обо что-то железное. Остановился, посмотрел под ноги и увидел ржавую табличку с рельефной надписью:

«KEEP OUT».

Раз уж начал путешествие, раз уж вступил на путь быстро обновляющихся декораций, ожидай сюрпризов.

Дыхание на миг исчезло. В глазах потемнело. Какая фантастическая реализация! На обратной стороне таблички было написано: «Мастерская Эллиота Райана, 1945 год». Лицевая сторона действовала безотказно. «Держись подальше»…

Коротко и ясно. А впрочем, лучше об этом не задумываться. Может, привиделось, не выспался? Ниже «KEEP OUT» мелким почерком было написано «Счастье детям». «Как они правы!» — трусливо хохотнул Марти.

Рванулся вперед. Ни в какие рамки не лезет! Фантазия, видно, вылезла за границы дозволенного.

* * *

Розалита вела себя тихо.

Всё пошло не по ее плану, а когда что-то шло не по плану, она злилась как дьяволенок, срывалась по всякой мелочи, бесконечно погружалась в себя. Лепетала что-то вслух, пела. Любые мелкие звуки раздражали ее. Разделение мира на мужской и женский — что хуже можно было придумать? Кто-то смеялся за ее спиной — думала, что над ней, и начинала приходить в ярость. Роззи делала упражнения развязно и постоянно вглядывалась в сторону леса. Она была не очень счастлива. Вдруг, на благо двигателя сюжета, к ней сзади подступила некто и легонько, но вызывающе ее толкнула, как будто кто-то намеренно ее перед этим пощекотал, спровоцировав бессмысленную дерзость.

— Эй, как тебя зовут, красотка? — дерзнула девчонка.

— Розалита.

— Что? Повтори! — шипела она. — Ты слишком тихо шепнула.

— Я? — Роззи растерялась, а сердце заколотилось.

— Ты! — нападающая толкнула.

— Кто я — неважно! А ты, вижу, из команды мужеподобных женщин с собачьей мордой и плоской грудью, — сказала Роззи скороговоркой. — Живешь по закону «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять». Слушаешь глупую музыку, носишь лохмотья слепого пошива, брошена на произвол мальчишеского выбора. Всегда готова к приключению. Ох! Страдаешь воздержаньем — никто тебя не любит и так далее…

— Что?

— Господи, она еще и глухая! Куда катится мир! Обычно говорят «Что слышала».

Нападающая стала угрожать, кричать нелепости, толкаться (возможно, не рассчитывая изначально на такой масштаб конфликта), но Роззи уже ничего не слышала. В голове все расплывалось от ярости. Она не заметила, как добралась до точки кипения, после чего вспыхнула во всю свою мощь.

— Пошла к черту! Пошла к черту! А-а-а-а!!! — заорала во всё горло Роззи и рванулась прочь без оглядки.

«Я вас всех ненавижу! Изверги! Что я сделала? За что?» — произносила Роззи голосом, поочередно переходящим от истерического крика к исходной точке тихого сопенья. Слёзы бежали по щекам и летели на землю. С силой рвала препятствия. Мчалась вслепую. Не замечала, как под ногами хрустели ветки и шишки, как солнце проскальзывало сквозь деревья, ослепляя секундной микровспышкой. В мгновение ей послышался крик Мартина — друга, который не бросит её: «Роззи, подожди!» Но эмоциональная обида была настолько глубока, что Роззи не могла остановиться ни перед чем, пока буря в разуме не утихнет, пока всплески эмоций не выйдут наружу. «Где же ты? — повторяла она шепотом крики своего друга. — Куда ты побежала?»

Розалита выскочила на открытое пространство. Утренняя звезда сияла в полную силу. Девица устала. Дышала полной грудью. Перед глазами оказалось поле, освобожденное от захвата деревьями. Возвышенность, огромный дуб в центре. Прорвался-таки. Хотя не ясно, что он делал в сосновом Вудлэнде. Красивая трава, сочная. Пахнуло чем-то болотистым. Неужели весы равновесия? Те самые весы, которые позволят ей успокоиться и вернуться обратно?

Роззи отдышалась под ветвями одинокого героя-великана. Тысячи иголок щекотали душу милыми прикосновениями. «Место, где рождается любовь», — подумала она. Несколько больших ветвей расстелились по земле. Мягкая кроватка. Дуб полностью закрывал палящие лучи солнца. Ветерок шелестел листочками. Прохладно. Так хочется любить! Райский уголок в центре зеленого океана. Роззи чуть было не замечталась, как вдруг злая мысль словно отстрелила с языка: «Пошла к черту, стерва!»

Спрыгнула с ветки и, захлебываясь в мыслях, полетела вперед, на ту сторону леса.

Розалита Хьюз! Твои действия не оправданы. Твоя злость и ненависть напрасны.

«Здесь всё заканчивается, — злилась Роззи. — Лагерь. Какой лагерь? Тьфу! Пора вернуться домой и продолжить свою унылую жизнь. Закончить учиться, потом горбатиться на какой-то удручающей работке, которая меня убьет! Каждый день, каждый день придется терпеть. Крутиться, вертеться! Права Юлька! Права: «Ваш долг — вдалбливать нам прописные истины, наш долг повторять их, не думая». Права, черт возьми! Идите вы все! Я свободна! Я свободна от всех и от каждого в частности».

Роззи хотелось бороться с чем-то.

«Эй-эй! Стоять! Вернись обратно, дурочка!» — говорил протухший внутренний голос, эхо общественного устройства и тысячелетних привычек.

— Иди к чёрту! — выкрикнула Розалита вслух.

Сбавила шаг. Дальше вновь рванула трусцой. Запнулась о какую-то железку и едва удержалась на ногах. Бежит. «Лес продолжается» — заметила она про себя, оказавшись на холме. За холмом он становится гуще. Роззи неслась без устали. А казалось, что это весы равновесия. Нет, это — переход. Переход во что-то другое. Теперь путь назад будет иметь последствия.

«Развернуться и уйти? Простить унижения и грубость? Да, не в первый раз», — говорил голос протухшего разума.

«Или идти вперед одной?» — спрашивал голос свободного человека.

«Да, но зачем?»

— Верно, я возвращаюсь! — закричала Роззи вслух.

«Стоять! Куда это ты возвращаешься? Совсем покатилась! А ну-ка пошла, пошла дальше!»

— Ладно, раз уж ты так хочешь…

В памяти завертелся урок истории, старый черно-белый фильм с Джеймсом Стюартом, в особенности слова: «Они читают учебник истории о свободе, но это так отвлеченно, а свобода — это слишком бесценная вещь, чтобы ее хоронить в книгах. Ее нужно держать перед собой каждый день…» Роззи поняла, что поступает правильно.

Лес вновь окутал Розалиту своими объятиями. Сейчас он из тихого пушистого котенка превратился в опасного хищника. Густой, неприступный. Воздух был жутко приторным, пьянящим. Завлекало. Ниточки паутины тщетно пытались спасти девицу…

Злость стихала, но грань ее была еще высока. Теперь в плачущей душе осваивался необъяснимый страх.

«Может, этот лагерь заброшен, потому и не отмечен на карте? — задала себе вопрос Роззи, который обсуждался ещё в столовой. — И почему я — мы — так уверены, что это лагерь? Найду его».

Глава 5. Мартин Хилл

Мартин родился в городе для молодежи, месте, озаренном вечной романтикой и несокрушимыми семейными ценностями.

«Любить друга — любить себя» — это про тех людей, кто живет в residential part. Собственный микромир, созданный исключительно для семьи и ее процветания. Кварталы становятся большими дружными семьями.

И семья Хиллов не избежала подобных привычек. Родители купили дом на окраине в 92-ом, когда вдруг освободилось местечко на светлой улочке рядом с домом семьи Хьюз. Никому бы сейчас не хотелось припоминать, сколько усилий приложил Брайан Хилл, чтобы его заполучить и доказать столь прилежному бывшему хозяину, что всё будет в порядке и беспокоиться не о чем. Видите ли, продающий боялся, что его родное жилище может попасть в плохие руки. (Помню Брайана со школьной скамьи, он был моим учеником в школе имени N (не называю её, потому что хочу остаться инкогнито), мы во внеурочное время с ним ходили на те самые фильмы вроде «Назад в будущее» и «Клуб Завтрак», он взрослел на моих глазах).

Счастливая семья.

Какая-то сказочная искорка выделяла дом в глазах соседних: быть может, вечно сверкающая свежестью краска цвета рождественского снегопада; может быть, абсолютная ухоженность, из-за чего дом был похож на игрушку; солнечная сторона улицы или улыбка Беатриса Хилл, выглядывающей на улицу из окошка кухни… Выбирайте по вкусу, что больше понравилось.

«Дом для настоящей счастливой жизни. Наверное, потому, что он подобен строгому, аккуратному и уверенному в себе человеку, устремленному в будущее» — слова Мартина.

Родители Мартина тщательно следили за растительностью вокруг участка, в частности за газоном — он был глаже бильярдного стола. Мать Мартина регулярно возилась с небольшими деревцами, кустарниками и цветами возле дома, придавая им торжественный вид. «Мартин, Роззи, терпение и труд всё перетрут. Берите секаторы, перчатки и вперед на зеленый участок. Пока не закончите новое задание и не заходите к обеду!» — такие условия часто ставила Беатриса Хилл. Сложно было работать, когда чувствуешь блаженный запах свежей выпечки. Газон казался мягким и пушистым ковром, по которому они были не прочь прогуляться босиком (пока никто не видит), а потом просто смести ногой следы, чтобы не видно было вмятин травы — это детские шалости Розалиты и Мартина. «Она не заметит!» — говорил кто-то из друзей. Отнюдь, замечала, но вовсе не злилась. На лице ее появлялась улыбка и она тихим, самодовольным голосом говорила: «Ну, маленькие разбойники, будем считать, что я ничего не видела!» А потом по-юношески хохотала.

Возле дорожки к дому стояла лавочка, на которой наши ребята проводили уйму свободного времени. Кто только там не побывал: друзья, знакомые, родные, соседи, друзья соседей, либо совсем чужие люди — прохожие. Конечно, больше всех ее удобствами наслаждались Розалита и Мартин, сидя порою часами в жаркий летний денёк и разговаривая на разные темы — всё, что только придёт в голову. А когда источники заканчивались, друзья просто играли в молчанку, либо наслаждались каким-нибудь напитком. «У тебя скоро будет ревматизм!» — шутили они друг над другом.

Внутри дом выглядел уж слишком по-семейному, особенно удивляла кухня, сооруженная в стиле пятидесятых годов двадцатого столетия. Обилие красных и серебряных тонов. Легко было войти туда, гораздо сложнее оказывалось выйти. Что-то удерживало гостя, ведь вся обстановка кухонной комнаты была настолько правильной, что заставляла остаться и выпить ещё одну чашечку кофе со сливками. Может быть, обилие цветов с поражающим воображение ароматом (розы, тюльпанчики, жасмины, орхидеи, герани, которые всегда были полны жизни и, казалось, улыбались нам); может быть, проигрыватель с дисками, исполняющий исключительно шедевры в области музыки (ла-ла-ла и так далее); а может и естественная сторона кухонной комнаты — сама пища как таковая были базисом заманчивости семейного произведения искусства Беатрисы и Брайана Хиллов, а, вполне возможно, что-то другое, более важное, что я упустил из виду. Идеал, идеал, идеал — не устану повторять! Неукротимое желание остаться здесь и насладиться этими мгновениями овладело бы каждым романтиком. Важнейший закон в доме Хиллов — чистота превыше всего.

В окно льётся золотистый солнечный свет. Шелковые шторки с ромашками — загляденье! На полочках тарелки, кружки, вилки, ложки — все хочется потрогать и рассмотреть на предмет уникальности (где-то здесь бушуют Том и Джерри, да-да, чуть правее последней тарелки, возле холодильника). Выглянем в окно. Улица словно нарисована на бумаге с четкими и жирными гранями всех предметов. Бац! Вспышка! Отразилась и стрельнула по глазам.

Как будто Кэтрин Хепберн сейчас начнет готовить, как в том фильме… Помните?

Некоторые оптимисты и самозабвенные мечтатели утверждают, что чудеса происходят за каждым углом. Кухню семьи Хиллов они бы назвали вереницей открытых чудес для всех и каждого, путешествием во времени, застывшим обстоятельством образа действия.

Мартин открывал холодильник, доставал оттуда коробку с холодной пиццей и ставил подогревать в микроволновку, тем временем удобно усаживаясь. Играло радио, что-то мягкое из семидесятых. «Подогрей пиццу» — лежал клочок бумаги в коробке. — «Что я и делаю! Уже любой дурак запомнит эти приказанья, — думал про себя Мартин и немножко улыбался. — Всё как обычно. Но спасибо, мам, за то, что всегда мне это напоминаешь». Доставал пакет молока, на нем такая же штука: «Не пей холодное молоко!». «И не надоедает ей это вытворять?» — думал парень.

Горячая пицца делала Марти счастливым. Хотелось, чтобы секунды длились в десять раз дольше. И, безусловно, хотелось добавки, несмотря на то, что он не съел и эту; ему казалось, что его желудок — черная дыра. Вдруг на кухне появлялась Роззи, которая не могла удержать легкой как перышко улыбки. Она только что забежала в гости к Мартину, даже не постучавшись в дверь. И не нужно — по шуму походки узнать можно. «Вкусно пахнет! — говорила она с хитростью. — Не надоело грызть одну пиццу?» И хохотала. Рассматривая внимательно кухню, опять хихикала над причудами настоящей женщины — Беатрисы Хилл. А потом начинала взахлеб читать какую-нибудь очередную сплетню.

«Я буду Моной Сакс, а ты Макс Пейном⁵!»

«Это еще зачем?»

«Будем охотиться на уток!»

Потом Роззи пела:

Позвони мне. Когда тебя я нужен, позвони мне.

Мы одиноки и теряем время. Особенно ночью.

Малыш, если ты веришь мне. До рая один шаг всего лишь.

Иди туда, ко мне навстречу.⁶

Марти улыбался; Роззи продолжала:

Тик-так

Тик-так

Тик-так

Чего ты ждешь?⁷

Они делили между собой завтрак, а затем ели, поглядывая друг на друга чаще, чем на то, что кушают. Шутили друг над другом, стреляясь солнечными зайчиками от вилок. Затем бежали смотреть сериал «Друзья» (повторы), который дарил им незабываемые моменты радости, всплеск эмоций, счастье. Хохотали до разрыва глотки! Мартину больше всего нравился Чендлер. Одно время ему даже хотелось встретиться с Мэтью Перри, исполняющего эту роль, и добавить несколько кадров в свой фотоальбом. А Розалите по душе был Джо. Моника, Рэйчел, Фиби, Росс — все эти имена то и дело вертелись у друзей на языках.

Выйдем из кухни, пройдём по лестнице на второй этаж. По пути приметим несколько чудеснейших картин, писанных масляными красками. Все они были посвящены природе.

Дверь в мир Мартина Хилла была красивой. На ней висел постер фильма «Теплый дом на краю бесконечного леса»⁸, где был изображен его улыбающийся кумир на фоне сказочного древесного мироздания. Внизу подпись: «Келли Сэд». Под плакатом Хилл написал от руки: «Придёт время, и я тебя увижу» — на что искренне надеялся.

Открыли дверь. Сразу же в глаза бросились полки, где лежали компакт-диски в особо установленном порядке, а избранные Марти хранил в специальном месте и редко брал даже в руки, тем более давал кому-нибудь, старался вытирать отпечатки пальцев с коробки, чтобы они всегда выглядели как абсолютно новые. «Представь, что этого нет! Значит, ты это не видишь, — никогда не переставал он повторять заезженную фразу тому, кто хотел попросить на время драгоценную вещь. — Знаешь, я не люблю давать в долг личные вещи. Я не ростовщик!»

Мартину не везло с должниками. Зато Роззи была его лучшей клиенткой. В отдельное место он положил диски с фильмами Келли. В полку с ключом. Всегда проверял на месте ли они и не любил говорить про это с посторонними.

Каждый человек со своими причудами. В хорошем смысле слова.

Кровать находилась справа. Мартин всегда аккуратно застилал её. Все-таки любил порядок. От матери, наверное. На шторках красовались большие буквы, вырезанные из картона разных цветов, обведенные фломастерами, которые составляли два слова: «Мартин» и «Розалита».

Глава 6. Теплый дом на краю бесконечного леса

⁹

О, этот скучный мир!

Я расскажу вам эту историю, если вы не видели фильма.

Эта девочка, маленькая принцесса, родилась солнечным утром.

В момент рождения крохотную красавицу называли нежным бутончиком, незабываемым в жизни счастьем. Имя никак не могли придумать, возникла суматоха, а затем беспокойный язычок родителей вдруг шепнул «Альма». И с того момента новорожденную звали так. Счастливые супруги кружили вокруг нее, громко восклицая божественное слово. А дитя так и вырывалось, так и стремилось к свету. Свету, который каждому ребенку кажется раем, прекрасным и беспечным.

Детство ее прошло бурно и как у всех. С ранних ступеней обучена была хорошим манерам и не знавала зла в своей душе. «Я всегда рада вам!» — говорила она гостям при встрече, улыбаясь. Ласково обращалась со всеми, не избирала собеседников по качеству и росту. «Не королевского ли она роду?» — задавались вопросом друзья молодожен. «Нет, — застенчиво отвечали они. — Наша доченька из простых людей, что живут и здравствуют при среднем достатке. Добротой своею она способна растопить льды мира, а красотою спасти его от гибели». Глаза девочки были безмерно глубоки. Блики их отражали главные истины человечества: жизнь, любовь, счастье. Но во время праздничной церемонии она внезапно принимала стратегическое решение забраться под стол и вылезти с другой стороны.

Ее личико часто приобретало странноватое, не по-детски серьезное выражение. Будто она что-то понимала. Понимала нечто важное, находящееся на более высокой ступени понимания. Будто мир для нее давно стал известен и скоро станет скучен. Будто она умнее всех докторов, профессоров и первооткрывателей, которые есть знакомые или дальние родственники по линии отца и заходят время от времени в гости, лепеча свои пламенные речи. «Взрослая жизнь — это лишь усталое детство» — говорила она и улыбалась глазами в гостиной при виде нарядных гостей. Гостям такая особенная улыбка приходилась по душе. Она казалась взрослой женщиной под маской ребенка. Какая взрослая мысль!

Маленькая Альма была чем-то похожа на Саманту Смит (возможно, у меня получаются не всегда идеальные сравнения), девочку, которая в 1983 году сумела своим светлым детским умом и недетским пониманием подтопить лёд бессмысленной вражды двух сверхдержав.

Или на Катю Лычеву (если продолжать замечательную традицию), совершившую путешествие во имя дружбы из СССР в США в 1986 году.

Многие открыто восхищались ею.

* * *

Альма выросла, шел ее восемнадцатый год. Высокая, с большими красивыми глазками, похожими на вечно сияющие драгоценные камни; чистым бледным лицом, исключительною улыбкою и столь же исключительными манерами, которые не были свойственны нашему веку. Черные вьющиеся и пышные волосы преображали ее неописуемо. Они дополняли ее так же, как цветы, краски нашей жизни, украшают дом, зажигая на мгновения в нем теплоту чистейшего праздника. Она была самой прекрасной девушкой в тех краях. И в душе ее продолжало жить звонкое детство и вера в истинные чудеса и любовь. Это была внешняя сторона.

Но при этом она стала жутко избалованною девицей, избалованным дитем, эгоцентриком, дамою с высокими требованиями к окружающим, и как бы сказала Кристел Аллен из одного фильма: «Для таких женщин есть название». Притворялась ли она доброй или всё перечисленное было побочным эффектом доброты? Неизвестно. Было ли это просто игрой, подобно тому, как наша жизнь всё больше превращается в игру с квестами? Оставим сложные вопросы.

Училась она в выпускном классе и слыла девушкою со странностями. Именно странности отталкивали молодых людей от дружбы с нею. Она мало с кем общалась, никогда не встревала в разговоры, а была словно наблюдательницей, сидящей на высоком троне. Всем она казалась предметом театральным. Слова ее были реплики, мир вокруг нее — декорацией.

Смеялась, но не по-настоящему. Это было искусственное, подозрительное, устаревшее, спародированное на классиков эмоциональное действие. Какая-то пародия на то, что было раньше. Альма была живой куклой, персонажем старинного романа, которого каждый вспомнит по школьной программе, полюбит его, но, встретив в жизни, отвернется, обозвав SINGULARITɹ⁰, случайно найдя это слово в словаре на уроке французской словесности. На это «SINGULARITÉ» Альма улыбнется и тихо прочитает свое стихотворение:

Когда смеюсь — мечтаю о другом,

О том, чего мне в жизни не случится,

Я буду счастлива и нет — всё бесконечно повторится,

Брезглива я, но не скажу о том

После этого, даже те, кто признавался ей в любви, почему-то забывали свои признания и искали взаимности с другими девушками. Никому не нужны лишние проблемы.

Тот важный день, самый важный в жизни, как она считала, изобразил на ее лице вспышки радости. В беспамятстве Альма добежала до школы и поселилась на последних партах. Она хихикала без цели и смысла и совершенно не обращала внимания на учебный процесс. В тетрадке писала любовные письма, обращенные к себе: «Я люблю тебя, Альма! Я не могу без тебя жить!»

Ждала, долго ждала, пока кто-нибудь подойдет к ней и с чистейшей беззаботной улыбкой и блеском глаз ребенка скажет: «Альма, мой дорогой друг, держи эти прекрасные цветы. Ты самая красивая девушка в мире! Я люблю тебя больше всей жизни». Но никто и не думал к ней приближаться. За ее добродушной улыбкой скрывались сильнейшие муки. Каприз — наследство детства, упрямство — результат неповиновения социальным привычкам, подобие цинизма — следствие многократного повторения упрямства в действиях — все эти качества сделали Альму страдалицей, постоянно мечтающей о путешествии в качественно иной мир. Скомканная внутренняя энергия девушки, освободившись, способна была устроить в классе адскую кухню.

Но это не суть важно. Пустяки. Ведь сегодня она закончит свою работу над картиной. Рисование, как она по-детски называла этот двухлетний труд, было ее любимым занятием в жизни. Сегодня же она прилетит домой и будет любоваться своим творением, до завершения которого остались считанные детали. «Теплый дом на краю бесконечного леса» — так она назвала свою работу.

В нем есть жизнь, в нем есть искусство, в нем есть правда. Глядя на творение, будешь плыть в бескрайние его просторы. Оно заманит тебя в пучину волшебного мира Альмы. Здесь есть все, о чем можно мечтать. Здесь и то, чего ты никогда в своей жизни не видел. Блеск невиданных бриллиантов, прорва новой жизни, солнечный день в раю. Vice versa¹¹ — последняя ниточка к разнообразию в этом мире. Домик, теплый домик на краю бесконечности. Доктора, профессора и первооткрыватели подняли бы гул, что, дескать, не существует края бесконечности, если рассматривать бесконечность в своем классическом определении. Почему всё так скучно? Но в мире Альмы — vice versa.

Все, что имело место быть в старом мире, потеряет смысл в новом. Мир грез и несовершенных открытий возродится.

В глубине своей тонкой женской души она предвкушала прогулку по волшебному лесу. Напевала громче, чем обычно:

А я меж тем мечтаю об одном —

Скорей вернуться в теплый дом!

В лесу пестрят мои цветы, —

Как жаль, что это всё лишь сны!

На сочувственные взгляды она отвечала доброю улыбкою.

За окном спускался уставший снег. Чуть только коснувшись поверхности, он погибал в грязной обреченной зиме. Весна-преображенье уже спешила покорить улицы. Пасмурная, хмурая погодка стояла уже несколько дней.

На уроке русской культуры Альма неожиданно для всех подняла руку, чтобы ответить. Она вышла к доске с такой важностью, что казалась всем снежной королевой. Тонким голоском восьмилетней девочки она начала живо рассказывать о красоте русской природы.

«…Вам бы знать, какие там поля!.. Едешь по дороге и не видишь конца ее и краю!.. Словно волшебство! В лесах можно навсегда заблудиться… Увидеть красоты еще никем не виданные. А вы по привычке про медведей. Живем ведь на одной планете. Говорим о глобализации, вводим в школах изучение иностранных культур, а сами… Сами своею разумностью доказываем, какие же мы идиоты. На что нам этот мир говорящего стада? Ничего, кроме смрада нам в нем и не надо. Никто не видит этого! Вы заросли своими формами бытия, вы уничтожили себя как мыслящую личность. Вы формочки без содержания. Ручьи без воды. Деревья без листьев. Разрушители. Жизнь такая скучная (Альма произносила что-то бессвязное, вспыхивала, голос ее то дрожал, то становился воинственным, и непонятно было, к кому она обращалась. Она впилась глазами в картину «Утро в сосновом лесу»). Вот бы мне туда. В лес. В бесконечный лес! В лес грез и чудес. Я люблю картины Шишкина. В них столько жизни. Ego te intus et in cute novi!.. ¹²»

А потом певчим голосом прочитала:

Весь мир наш по принципам писанный

Горит от желанья не тлеть,

Но овцам не дан способ зреть

Подальше написанных правил

— Альма, глупышка, — сказал добрый учитель. — Ты когда-нибудь любила живого человека? Орлы, неужели среди вас нет ни одного, кому была бы симпатична эта леди? Альма, мир и люди не такие плохие.

Поднялась шумиха. В сторону Альмы кричали, что она чокнутая; Альма ревела и всё твердила о каком-то бесконечном лесе, где спасенье от идиотов; а учитель улыбался и сквозь гул пытался высказать, что любой лес бесконечен, ведь он живой и преображается.

Урок был сорван.

Но действительно, влюблялась ли когда-нибудь эта девушка? Или просто придумывала образы, которых нет?

Альма представляла себя бабочкой, летящей в бескрайние дали Вселенной. Едва уроки закончились, она рванулась. «Я счастлива! Бегу скорей домой! Мой дом родной, мои родные лица!» По пути боролась с непонятными силами, двумя противоположными лагерями в своей голове. Один всячески пытался утащить Альму от мучающей хандры, другой же работал в противовес первому. Еще мгновенье, и она окажется в своей комнате, в своем мире, в своем раю. Здесь рисунки, краски, любимый мольберт (она помнит в точности до минуты момент, когда покупала его) и дневник.

Зазвенели ключики. Дверь распахнулась, и Альма вспыхнула от радости. Сладостный запах любимых цветов на окне — родные. Солнечный свет, победивший темноту и означавший приход весны, сквозь шторки плыл по полу. Что-то зеленоватое на бумаге мелькнуло перед глазами.

Мучила головная боль — нельзя сейчас работать. Неизвестно, кому она это сказала: «Солнышко, у меня так болит голова, и совершенно ничего не охота. А в глазах невыносимая тяжесть! Наверное, машин стало так много, что мы скоро совсем задохнемся. Я полежу немного, а потом непременно закончу». Хлопнулась на постель и заснула…

Альма проснулась поздно вечером из-за голубоватых вспышек со стороны гостиной. Родители со старыми друзьями смотрели сериал об океанских приключениях группы миллионеров-туристов. Альма вышла к ним и устроилась в стороне на кресле. В вазе было что-то съедобное, и она захрумкала.

«Уж если никто мне не подарит неземных райских цветов, я бы хотела собрать букет чудес сама», — думала она беспрерывно.

— Альма, доченька, что с тобой происходит? — вдруг спросила ее мать.

«Опять начинается, — подумала Альма. — Хоть бы при них промолчала».

— Милая моя, почему ты такая мрачная? Ты такая красавица! Такие миленькие глазки. Почему ты перестала быть озорной, как раньше? Куда подевались твои друзья? Раньше ты носилась по дому как ошпаренная и постоянно надоедала нам своей болтовней. Что с тобой? Что-то не так? Время так быстро летит, наверно, наша дочь уже выросла…

«Неужели я так плохо выгляжу, что ты завела свою речь при них?» — удивилась Альма про себя.

— Раньше! Раньше! — отвечала девушка раздраженно. — Ох, мама, я выросла и многое поняла. И мне почему-то часто бывает так скучно, так грустно, что хочется провалиться сквозь землю. Я не знаю, что мне делать. Жизнь такая скучная. Умру. Агония! В детстве было лучше. Да. В детстве ты веришь, что мир вокруг тебя добрый. Кажется, что все прохожие тебе улыбаются, все друг друга любят. А потом понимаешь иное. Господи, как все глупо. Соперничество, обман, притворство! Почему это происходит? Зачем людям разум? Чтобы мучиться? Чтобы кто-то был счастлив оттого, что другой несчастлив? Чтобы один мог наслаждаться жизнью, а другой ее проклинать? Господи, я запуталась. Устала. Не могу. Ничего не хочу. Лечь и лежать вечность. Я умру старухой, и никто обо мне не вспомнит.

«Ну вот, — расстроилась Альма. — Дала еще один повод поговорить о девственности. Идиотка».

— Ты опять забила голову чепухой? Альма! Тебе 18 лет! Опять рисуешь? Чего ты этим добьешься?

— А чем я, по-твоему, должна еще заниматься? Найти себе кого-нибудь? Я не эгоистка, но никто мне не пара.

Начался долгий спор по семейным и любовным вопросам, а закончилось тем, что красота не вечна, и когда-нибудь можно лишиться всего, чем Альма не дорожит сейчас.

«Да уж, этот сериал можно предугадывать на сотни серий вперед. Не особо создатели отвечали за свои слова, когда говорили, что следующая серия будет интересней, чем предыдущая», — подумала она после финальных титров двести тридцать шестой серии.

Девушка вернулась в свою комнату и зажгла свет. Подошла к картине. Она разглядывала ее около пяти минут, а потом тонким голоском заявила: «Готово!» Засмотрелась еще на минуту и добавила: «Как это утром не заметила?» И тут она вскрикнула: «Я талантлива! Я гениальна!»

«Эйприл Райан! ¹³ — взвизгнула Альма от счастья. — Надеюсь, что твой путь в волшебный мир окажется действенным, и я отправлюсь в свое бесконечное путешествие. Алиска, я к тебе!»

Счастливая, она улыбалась, смеялась. Кружилась. Что-то лепетала, обращалась к кому-то. В ванной комнате подготовилась ко сну.

На этой картине, завершение работы над которой сделало девушку счастливой, был изображен волшебный лес с уютно поселившимися шоколадными и молочными реками, магией и чудесами.

Картина была привлекательна, но никто бы не назвал ее шедевром.

Она аккуратно сложила мольберт, помыла кисти, легла на кровать и быстро заснула.

Волшебный мир, прекрасный мир!

Альма несколько раз просыпалась с чувством горечи и стыда. Ей казалось, что она совершила перед своими родными преступление. Шепотом она произносила:

«Простите меня. Вы желали мне добра. Никто больше не будет желать мне добра. Я буду одна, одна навеки. Прощайте! Простите меня, простите. Рождается ребенок, его любят, его лелеют, а он так подло поступает… убегает.»

Ей грезилось что-то знакомое… волшебство.

Когда она уже чувствовала, что не спит, яркие солнечные вспышки играли на ее закрытых глазах, заставляя проявляться следы, пятнышки, кляксы и точки. Мягкая перина, подушка, пахнущая свежестью трав, оживили чувства Альмы; ей казалось, что она лежит на лесной поляне. Но унылая мысль, вдруг зародившаяся в мозгу, вертелась в памяти девушки по бесконечной автостраде машин средь бесконечного роя людей в красивых костюмчиках, и вся эта грязь засасывала оставшиеся клочки зелени леса, извращая его. Ей казалось, что та полянка, на которой она лежит — крошечный оазис, а вокруг всё уничтожено.

Окончательно пробудившись и оглядевшись вокруг, Альма не узнала места, где находится. Это был милый деревянный домик, любимый нами из вечных сказок. Солнечный свет бережно ложился на ее кровать, проникая сквозь завешанные белоснежными шторами деревянные окна. Пахло домашними пирожками. На улице было слышно, как поют птицы.

Она как будто ждала этого.

«Прощай, мой скучный мир!» — сказала она весело.

Осмотрелась вокруг, увидела шкаф. В шкафу были красивые платья и туфли, как у Золушки.

Альма переоделась в мягкое платье с цветами и отворила одно из окон.

«Какой прекрасный сон! — закричала она и засмеялась от души. Голос вновь стал детским, тонким и чистым, как раньше. — Какой удивительный запах соснового бора!»

Она побежала на первый этаж, а потом на крылечко, где с восторгом наблюдала восход солнца.

Сияющая от счастья Альма помчалась в лес. «Спасибо, спасибо!» — кричала она и слегка касалась цветов, которые встречались ей на пути. «Милый домик, милый лес! Будьте бесконечны!» В лесу ей попадались неизвестные виды животных и растений; казалось, здесь происходят чудеса. Да. Так и есть. Деревья с фруктами, пальмы, дубы, березы и сосны — все вместе, как старые бывалые друзья-соседи; молочные и шоколадные реки; легкий запах чего-то приятного и манящего — сказочный запах. Альма повалилась на траву и утонула в синеве небес…

«Радуга! Радуга! Как хочу я прокатиться… — хихикала она. — Дорогой школьный учитель! Дорогие родители! Взрослая жизнь — это лишь усталое детство. Вы же считаете детство глупостью, а всех, кто его преодолел, но не хочет с ним попрощаться, отстающими в развитии. Как вы ошибаетесь! Ах, как вы ошибаетесь».

Альма плавала в цветах, каталась с карамельных горок, пила шоколадное молоко. Посещала бесплатные магазины, расположенные прямо на улице, на траве, с платьями и игрушками. Она была такой неугомонной, что, казалось, ее энергии хватит на электростанцию.

«Сколько сосен, сколько травы, сколько жизни кругом! — шептала она тихонько, счастливо хихикая. — Вот то, что со временем не меняется. То, что никогда не наскучит. Как я долго этого ждала!»

Вечером Альма вернулась в одинокий домик и почуяла запах ее любимой еды. «Какие вкусные блинчики! Мои любимые! Спасибо! Спасибо!» — кричала она.

Маленькая принцесса поселилась здесь, в мечте любого ребенка.

Каждое утро в деревянном шкафу появлялась новая, навеянная волшебством одежда. Всё для прогулки по зеленой лесной поляне в ясный день. Солнечные зайчики играли в затуманенных стеклах теплого дома — сердце Альмы так и пылало беззаветной радостью. Каждый раз она прогуливалась по знакомым местам, делала несколько глотков из сладких рек, а потом, нагулявшись вволю, усталая возвращалась в теплый дом.

Привычки губят нас

Прошло несколько месяцев. Альма свыклась жить одна, ежедневно бродить по сказочному царству, есть то, что всегда ей нравилось. Она продолжала жить в реальной мечте при скатерти-самобранке.

Однажды вечером, упоенная и измотанная девушка сидела на мягком кресле с кружкой какао и думала. Думала о том, что нужно что-то изменить. Что-то исправить, улучшить. Нельзя оставаться на одном и том же месте. Жизнь в волшебном мире превращалась в привычку. Но человеку свойственно всю жизнь двигаться вперед, развиваться, сталкиваться с неограниченным количеством новых событий, создаваемых самими людьми и системами, в которых существуют эти люди. Если это движение прекращается — человек истощается и погибает от скуки. Здесь же новых событий не предвещалось.

«Интересно, когда пойдет дождь?» — спросила Альма следующим утром, стоя на крыльце теплого дома.

Но дождя не было. Ни единого облачка. Очередной ясный день зарождался, солнечные лучи сверкали на деревянной крыше дома Альмы.

На следующее утро Альма вышла на крылечко и задала тот же вопрос, и не увидела никаких признаков ответа на него. Снова солнечный день в раю.

«Наверное, в сказках редко бывают грозы», — грустно улыбнулась Альма.

Раз за разом она спрашивала в бесконечность о дожде, который не собирался приходить.

Принцесса стала давать обещания, начала спорить сама с собой о том, когда будет этот проклятый дождь, но его так и не было. День шел за днем, пролетали недели, становилось невыносимо скучно. Всё вокруг вызывало тошноту.

В теплом доме была библиотека. Но книги были на одну и ту же тематику романтических, загадочных миров. Ее бесило это. Альме хотелось утонуть в чем-нибудь реалистичном. Расследование убийства, научная фантастика или просто свежий выпуск газеты из большого города, наполненного событиями. Ничего этого не было. «Как я скучаю по машинам, — плакала Альма. — Как я скучаю по людям, как надоело донкихотство…»

С некоторого времени Альма начала страдать бессонницей. Хотя различий между сном и бодрствованием девушка не видела. Она мучилась, хотела всё изменить, мечтала о любви. «Приди, быть может, тогда я перестану мечтать о дожде!» — молила она сквозь слезы вечером в удобном мягком кресле с очередной кружкой какао. Но ни дождя — символа обновления, ни любимого человека — никого не было в волшебном лесу. Альма была одна.

* * *

Ничем не примечательным ясным утром Альма пришла к шоколадной реке. «Никогда не думала, что мне это так надоест», — с разочарованием сказала она и сделала глоток.

Ее затошнило, голова вскружилась, злость и ненависть захватили сознание. Изо всех сил она рванулась вглубь леса, пересекая однообразные картины волшебного мира.

«Бежать отсюда! Держаться подальше! Я не могу!» — кричала она и плакала. Кричала и злилась.

«Когда же он закончится? Когда этот чертов лес исчезнет? Я не могу здесь находиться! Хватит! Оставьте меня в покое, черти!»

Она продолжала бежать, пока не запнулась обо что-то и не повалилась наземь.

«Будь ты проклят, чертов лес! Гореть тебе дотла! Зачем ты так со мной? — кричала она и рвала траву. — Зачем мне всё это? Зачем?»

Ее стошнило. Весь день валялась на земле и плакала.

Следующие несколько дней она обдумывала неясные планы, витающие в голове. Приходила к шоколадной реке и наблюдала одноликое серебряное переливанье. «Я должна сделать это. Ничего не изменится!» — говорила она вслух. Еще несколько дней подряд приходила к этому месту и думала об одном и том же.

Сегодня Альма медленно зашла в теплую шоколадную воду и с головою погрузилась.

Последние мысли еще вертелись у нее в голове: «Взрослая жизнь — это лишь усталое детство. Привычки, привычки нас губят. Мне отсюда не выбраться. Другого выхода не было. И это вся жизнь? Нам дали разум, чтобы мы были идиотами. Лес. Проклятый лес. Вот то, что со временем не меняется».

Тишина охватила волшебный лес. Спустя несколько минут в лес пришла смерть, а солнце издевательски продолжало ярко светить на странном синем небе. Альма утонула.

Глава 7. И все готов отдать за поцелуй…

Однажды…

— Здравствуйте! — радостно сказала Роззи.

— Здравствуй, Розалита, — улыбнулась Беатриса Хилл из кухни. — Мартин в своей комнате. Отрезать тебе кусочек яблочного пирога?

— Ой, спасибо. Не стоит. Не заслужила.

— Милая моя, за кого ты меня принимаешь? Пробуй сейчас же!

— У меня руки заняты.

— Это не оправдание. Брось на пол. Иди сюда. Пробуй!

Роззи попробовала.

— Вкусно?

— Не то слово. Пальчики оближешь.

— Теперь можешь идти.

— Да, мэм.

Девушка поднялась на второй этаж. Несла с собою кассеты с любимыми вестернами Мартина (он любил смотреть фильмы на кассетах). Настроенье было как раз, чтобы пообщаться. Дверь к Мартину была приоткрыта. Девица притормозила: пригладила прическу, платье подправила, заглянула в щелку двери: друг ее сидел на кровати. В руках его блестел пластмассой компакт-диск. Роззи догадалась, что это «Теплый дом». «Иначе быть не может», — подумала она. Она уже давно знала об этом увлечении.

Марти что-то лепетал. Слышно было, как хмыкает. Изредка слезинки капали из глаз. «Это будет нелегкой задачей, — шептал он. — Но как? Что мне нужно сделать?» Он глядел сквозь форму, воображал бесконечность, мыслил что-то трогательное. Сквозь дымку светилось счастливое лицо Альмы — девушки с обложки. В голове вертелись обрывки картины. Где-то там, в лесу, на самом дальнем его краю, как на дне бездонной пропасти стоял домик. Его мечтой было оказаться рядом с Келли — той девушкой, которая, как он полагал, совершенно подходила ему. Прогуляться по волшебному лесу, побывать в том теплом доме рядом с той самой Альмой. Стать счастливым. Пытался говорить немного выше прозы:

Мой милый друг, давай взметнемся,

Взлетим поближе к небесам…

«Я приеду к тебе, постучусь, и ты откроешь. Мне шестнадцать — тебе двадцать семь. Мне двадцать — тебе тридцать один. Ах! Какая разница? Привет! Привет, милая Келли! Можно, я зайду к тебе в гости и попью чаю с тем печеньем, которое ты приготовила сама? Тебе так надоела скатерть-самобранка, что ты придумала свою кулинарную книгу. Я чувствую, чувствую самый лучший на всем белом свете запах. Келли, твое платье соткано из цветов зеленой полянки, освещенной полуденным солнцем. Твое лицо напоминает Вселенную, которую невозможно изучить. Твои глаза — драгоценные кристаллы доброты. Келли, у меня есть цветы, которые ты мечтала получить в подарок. Ты любишь розы? Те, что дарят любимым. Те, что только видом своим приводят в праздный восторг и окрыляют мгновенным счастьем. Эти самые милые! Самые замечательные ароматные розы, которые только можно увидеть. Я нашел их в бесконечном лесу, вдали от теплого дома. Искал их для тебя, ради тебя…»

«Какой чудесный дом! Мне неловко дарить тебе цветы, когда всё ими заставлено…»

Мартин выключил музыку, которая до той поры проигрывалась.

«Угораздит же так привязаться к человеку, — пролетела мысль в голове Розалиты. — А разве это привязанность? А что еще? Сидит и думает о ней. Зачем? Господи, зачем? Я так скучаю. Так скучаю. Он плачет только из-за тебя. Альма? Эй, ты, Альма, золотая девочка! Скажи мне, пожалуйста, свою фамилию, если тебя это не затруднит? Что? Что? Повтори, я не расслышала. Ах, да, ведь тебе ее не придумали. Фамилия Альмы в титрах не значится, подсказываю, я, Розалита Хьюз. Где ты живешь и где учишься, дорогуша? Неужели ты и это не скажешь? (не раскрывается в сюжете) Ты какая-то скрытная. И что только в тебе нашел Мартин Хилл (скажу ему). Убежала от всех как последняя идиотка, а потом покончила с собой. Какая же ты сообразительная школьница. Поражаюсь! Измучила Мартина своей идиотской выходкой. Если бы ты узнала, что он так по тебе сохнет, вероятно, расплакалась бы, расплакалась от смеха. Не стыдно, бессердечная? Мне тяжело об этом думать. А тебе вообще плевать… Ох, да она вообще, к счастью, ничего не знает».

Роззи стояла за закрытой дверью и пыталась разложить по полочкам историю, в которую ее с Мартином втянула лисица Келли Сэд.

«Всё началось с рождественских каникул две тысячи третьего. Однажды мы гуляли с ним и увидели этот диск в магазине. 27 декабря 2003 года ходили с ним за покупкой «Теплого дома». Так и хочется с унынием теперь произнести: «А чего же в жизни не бывает?» Теперь-то я знаю, что этот день был отправной точкой разрушения всей системы. Правда, он забросил диск до нового года, не зная его содержания.

Но в январе две тысячи четвертого, когда мы впервые посмотрели «Теплый дом» в кругу моей семьи и семьи Хиллов, он после финальных титров произнес фразу, которая до сих пор колит иголками всё мое тело при малейшей попытке вспомнить. Он ее не при родителях произнес, а при мне. Мы поднимались по лестнице в его комнату, помню такое теплое электрическое освещение было, такая удивительно спокойная, тихая и счастливая атмосфера была, я хотела ему о своих впечатлениях рассказать о просмотренном фильме, а ему там, по легенде, надо было что-то забрать или на миг в Интернет зайти с какою-то целью. Такой вид у него был отрешенный… Ну я не обратила вниманья на это, пока он не сказал эту убийственную фразу. Даже представить сложно, какие чувства я тогда испытала. Ревность, тяжесть, депрессию. Мне ничего не нужно было тогда. Хотя прошло уже четыре года, воспроизвожу всё как сейчас. Произнес: «Я люблю тебя навечно». И хватило же духу такое… Я прям пошатнулась тогда, но сделала вид, что ничего не услышала. Потом расхохоталась на всю комнату, придумав причину. Не успела даже подумать о том, чтобы сдержать себя. Эмоции какие-то. Думала, что это он просто так. Видимо, ошибалась. Потом мы спустились вниз, всё о чем-то трепались семьями, а я незаметно зажалась на краю дивана и тихонько захныкала от отчаянья. (Свет в гостиной был выключен, поэтому меня было не видно.) Думала о том, что у нас с ним было. Что, собственно, не было ничего.

Вспомнила школу. А что еще прикажете вспомнить? Ведь я терпеть ее не могла. Все эти неловкости, переходные возрасты. Ох, господи, разрази меня громом на месте. Это происходило каждый день, каждый новый день. Но он меня спасал. Его слова, замечания заставляли меня скучать по унылым урокам, шкафчикам с личными вещами и толпе обезумевших ребят, готовых на всё ради своей «цели». Я там красавица-недотрога. Мальчики, остыньте. Мы с ним так глупо себя вели. Надо бы повспоминать как-нибудь. И только из-за него я не убежала в школу имени N. Она другая. Она совсем другая.

Помню, как мы после занятий мчались скорее веселиться, гулять, смотреть телевизор. Господи, какое было время. Мы приходили к нему домой на кухню и вмиг забывали обо всем на свете. Он с неиссякаемыми шутками-прибаутками готовил нам обед. Хотя в обществе казался таким серьезным. Только я знала, что он не такой. Что это даже, наверное, и к лучшему — серьезных людей на работе уважают. О работе думала. Мечтала жить в своем доме. Забавно, не так ли? А то. Ну, мы и вместе, бывало, готовили какую-нибудь отсебятину под легкие классические песни кантри. Обожаю Вилли Нилсона. А солнце как сверкало. Я чувствовала, как мое сердце становилось горячей. Как хорошо сплетничать, сидя за лучшим в мире кухонным столом друга. Он тебя внимательно слушает, а ты будто на концерте песню поешь. Мы держались за руки, смотрели друг другу в глаза. Кричали воедино: «Навечно друзья!»

Потом он меня упрашивал совершить велопрогулку. Я что-то мяукала, не соглашалась сначала, капризничала — любила слушать его уговоры, а потом празднично объявляла: «Я согласна!» И мы гнали через весь город, даже через центр. Такая красивая девушка и на велике? Угу. Наше поведение привлекало внимание водителей. Наверно, считали нас сумасшедшими. Ну и черт с ними! Они никогда себе такого не позволят. Обоих всегда тянуло за город. Но на великах мы никогда не гоняли дальше вывески. С Вудлэндом я была знакома понаслышке, знала, что там есть какой-то очень презамечательнейший загородный лагерь, и там детишки этих вечно деловых отдыхают.

Мартин однажды с друзьями проводил уик-энд в Вудлэнде. Тут, неподалеку от города. Говорит, что понравилось. Только друзья его, сказал, не понимают, цитирую: «смысла лесной жизни».

После велопрогулки с ним я чувствовала себя пацанкой. Пот тек с меня ручьями, длинные волосы напоминали жеваную солому. Скорее мыться. Моюсь, а сердце горит. Горит сильнее огня, вровень солнцу. А может, и тогда уже было кое-что важнее всего этого? Может быть, может быть. Я люблю его, наверное. Это чувство я начала осознавать именно с четвертого года, когда что-то острым когтем царапнуло сердце. Он напоминает мне Мартина Идена. Самый глубокий, самый чуткий, самый добрый, самый красивый. Скромный немножко, но это пустяки, даже украшает. Такое сокровище трудно найти. Мечта, как говорится, любой нормальной девушки. Лично мне полюбить практически невозможно. Я слишком сложная особа. И прежде чем я скажу сама себе, что люблю, пройдет вечность. А мы, люди, не вечны. Вот так. Мне было приятно находиться рядом с Мартином. Всю жизнь свою узнавать его. Ощущала защиту что ли, нить взаимопонимания. Всегда находила в нем что-то особенное, свое, родное. Нам даже не стоило порою и разговаривать, чтобы ощущать теплоту общения. Сердечная привязанность — считала.

Но не о том думаю. Я же вспоминала о том, как было весело раньше. Сейчас, спустя четыре года, всё не так. Резкие перепады настроения случаются по несколько раз на день. Прям, как у Альмы. Может, мы насмотрелись? Дура я. Да? Не об этом надо думать. Не об этом? Ты права. Хотя мне всего лишь шестнадцать лет. Ведь, как говорится, надо думать о будущем. А дальше что? Мечтать о том, что кто-то придет и сделает меня счастливой? А если мое счастье за углом, но я не могу никак до него дотянуться? Что мне делать? Опять я об этом думаю! Не стоило мне тогда говорить ему те слова в Канаде. Рано. Но это правда! Неужели всё, что случилось, было просто так — лишь частью случившегося прошлого, которое уже не вернуть? Нет, нет! Как же, как же! Я не верю. Это не правда. А почему мы до сих пор друзья? Почему он еще здесь, почему опять плачет из-за этой куклы? Что за глупости у него в голове? Может, сказать ему, что Келли Сэд лишь исполняла роль Альмы, а не была точно таким человеком? Исполняла — верно. Но я это уже говорила. А вдруг он и правда ее любит? (Особенно из-за внешности. Внешность, внешность!) А если бы я так влюбилась в актера какого-нибудь? Болтала бы глупости, мечтала бы с ним встретиться? Наверное, ему было бы все равно. Какая я дурочка! Какое ему до меня дело? Он меня не любит. Нет-нет, вздор! А сейчас я здесь, но меня здесь нет. Что же ему сказать, когда он меня заметит? Или самой войти? Что же сказать? Думай!»

Марти добавил громкости в телевизоре:

— Всегда у вас так тихо? — Да, сегодня затишье. — Когда? Утром? — Пожалуй. — В понедельник? — Ну, в некотором роде. — Весной? — В восьмидесятые годы.

(Он смотрел «Детективное агентство «Лунный свет»»).

«Я лучше уйду, пока он меня не заметил», — прошептала Розалита.

Глава 8. Розалита Хьюз

У нее голубые глаза и светлые вьющиеся волосы. У нее ямочки на щеках, когда она улыбается. Она стройная.

Она из тех, кто бродит по полям в цветочном платье; из тех, кто любит поэзию классиков; из тех, кто так мил и обворожителен, что при первой же встрече просишь венчанья. Впрочем, ирония неудачная.

Как Элиза, цветочница из пьесы Бернарда Шоу, она же — прекрасная леди, моя Роззи может сказать так: «Не стану я учиться свободному поведению: я не какая-нибудь, я девушка порядочная». Да, да, та самая женственная Одри Хепберн! Одри, которая мчится на велосипеде за город. Вся в поту и пыли.

Я проходил мимо ее дома. Он заметен издали, сребрится крышею своей. А вблизи выглядит откровенно уставшим: истинные его краски поблекли, яркие цвета потемнели. Не симметричен как-то. Много воды утекло с тех пор, как я его впервые увидел с крыши небоскреба. Частный коттедж Хьюз был построен в пятидесятых годах прошлого века, поэтому сохранил в себе частички того прекрасного времени. Родители Мартина не раз предлагали помочь подлатать внешний вид дома, но так ничего и не сдвинулось. Может, позже, а может и никогда. Могучий дуб скрывает часть дома, а ветки его в ветреную погоду бьются об стекла. Трава растет кудряшками, свободно и неравномерно. Странно, не по-американски. Я связал бы это с тем, что родители Розалиты постоянно работают и не так часто бывают дома в последнее время, хотя и это не объяснение.

Фиона и Карлос Хьюз поженились в год рождения Роззи. Их можно было бы назвать счастливой парой, хотя пробиваться в жизни им пришлось не просто… Всё начиналось с маленькой квартирки, где они жили вместе, когда только встречались. Тогда они решили много работать и во что бы то ни стало заполучить дом в жилом районе Города для молодёжи. Спустя время им это удалось. Они приобрели дом, который долгое время пустовал: заросшие окрестности, пыльные чердачные помещения. По неизвестной причине с первой проблемой они так полноценно и не разобрались. Может, их устраивало это? Может, они привыкли? Соседи не жаловались на них, поэтому решение этого вопроса несколько затянулось…

В доме очень много цветов. На стенах, на полу, вдоль лестницы. Поднимаясь на второй этаж, видишь десятки фотографий, заключенных в рамки. Роззи позволяла родителям развешивать только те, где она улыбалась. Здесь было сохранено немало прекрасных событий прошлого. Так или иначе, хватило бы, чтобы устроить вечер историй с бесконечным количеством чашек кофе и горячих булочек, после чего утомленные гости остаются на ночь.

Цветочный запах. И еще пахнет свежими книжками. Где-то гуляет золотистая кошка по имени Лиза. Несколько видов комнатного освещения — ну, это так, к слову.

И вот, личная комната Роззи. Дверь разукрашена в ее любимом стиле: красновато-розовый фон и черные звездочки. Она порою останавливается на несколько секунд и всматривается в рисунок на двери. В звёздном пространстве правит свобода и бесконечность.

Можно было бы ожидать того же беспорядка и спонтанности как во всем доме Хьюзов, но здесь нас ожидает сюрприз. В комнате всё прибрано и заправлено, не видно лишних вещей. Шкаф с одеждой никогда не бывает пустым, а наряды никогда не валяются по комнате. Полочка с минимальным запасом любимых книг и учебников, распорядок дня на стене, план правильного питания на летнее время там же, одинокий цветок в вазе. На столе по центру «Дневник Розалиты». Свой душевный сборник бережно хранит, надеясь, что когда-нибудь она прочтёт его и вспомнит, как оно было. Несколько компакт-дисков, включая один с Келли Сэд во внутреннем кармане офисного стола. Несмотря на то, что Розалита творческая натура, ее комната производит впечатление, что она втайне мечтает быть рядовым Бенджамином. Розалита, ты удивительная!

Дневник Розалиты, 13 февраля 2004 года

«Я с друзьями гуляла на улице, и мы баловались. Было холодно, а потом ещё и снег пошёл. Мы играли в снежки и закапывали друг друга! Джимми ел снег — это выглядело так смешно! Какой-то дядька проходил мимо, а я запустила в него снегом, а он подумал, что это сделал Мартин. Мы смеялись! Когда стемнело, мы пошли гулять по кварталам города и играли в какую-то странную игру. Занятия в школах отменили из-за сильного ветра. Нам от этого было только лучше! Метель была сильная, ничего почти не видно было, а все люди сидели дома. Кроме нас! «Сиди дома и никуда не ходи!» — сказала моя мама. А я всё равно пошла, ведь такая погода случается не так часто. Лучше, чем сидеть дома и смотреть на происходящее через окно. Затем мы вернулись назад и зашли ко мне домой. Снег стаял с наших курток, и образовались лужи. Мама принесла нам какао с пирожками, а мы сидели на диване и смотрели «Мурашки». Эпизод «Иди съешь червей». Приятного аппетита! Затем друзья ушли, и я досмотрела ещё одну серию и выпила ещё одну чашку какао. Чуть не лопнула!

Вот такой был день. Надеюсь, что когда-нибудь я вспомню его. Сегодня 13 февраля 2004 года, 10 часов вечера».

Мартин и Роззи часто проводили время на третьем этаже, где у Роззи находилась маленькая библиотека старых книг, которые лежали на полках, на полу, в щелях — всюду. Все пыльные, как и само помещение чердака, они были бесполезны, но никто их не выбрасывал. Откладывая книгу за книгой, друзья пытались найти что-нибудь интересное. Им казалось, что где-то здесь лежит та самая, где будет описан план поиска сокровищ, секретных ходов и прочего приключенческого.

Третий этаж дома Роззи. Июль 2001

— Эй, Мартин! — радостно закричала Роззи.

— Да?

— Книга называется «Дорога к точке». Тут написано о каком-то приключении ветерана Второй мировой войны, который нашёл какое-то секретное убежище.

— Это после войны?

— Да.

— И где же?

— Во вступлении написано, что некий Джош Мюррэй — главный герой рассказа, приезжает домой, и что-то странное происходит…

— Что?

— Тут не написано! Наверное, надо прочитать, чтоб узнать. Он тут куда-то едет, чтобы выяснить причину всех странностей.

— Что ещё за странности? Плохо встретили? Или что? М, не охота читать, тут, я смотрю, страниц под триста…

— Ой, тут, похоже, ничего нет про сокровища…

— Почему?

— Здесь какое-то приключение мистическое. Ничего не говорится о секретных ходах к сокровищам.

— Хорошо. Вот, смотри.

— «Драгоценные сокровища»? Ах! Где ты откопал это?

— Никто же не знал, какие здесь книги валяются. Только что нашёл случайно. Учись, пока я жив!

— Тысяча девятьсот тридцать второй год. Книга-то новая! Первые хозяева читали ее.

— Или сами написали.

Роззи громко засмеялась.

— А не написать ли нам книгу, чтобы Роззи и Мартин прочитали её спустя…

— Шестьдесят девять лет! — перебила Роззи. — Представляешь? Может, они всё знали?

— О чём ты?

— Что мы здесь откроем книгу спустя шестьдесят девять лет, и будут теперь нас ловить? — хихикала Роззи. — Не боишься, трусишка Мартин?

— У-у-у-у! Теперь я ночью не усну.

— Они придут за тобой! Жди их! Они накажут тебя за это!

— А-а-а-а! — закричал Мартин.

Дверь в комнату распахнулась, и мама Роззи забежала внутрь.

— Эй, ребята, что-то случилось? Мартин? Что такое?

— Ничего, мам, ничего. Просто шутим, — оправдалась Роззи, после чего отвернулась и тихо захихикала. — Ты чего так реагируешь странно? — спросила шепотом у своего друга.

В детстве мелкое кажется крупнее. Комнатка кажется домом, дом — улицей, улица — городом, а город — целым миром, большим и необъятным. В свежей голове рождается мечта. Ты знаешь, что однажды она исполнится. «Нормальная мечта, все об этом мечтают» — мог бы сказать ты. Действительно, кто не грезил золотом, родным братом солнца? Мечтать о золоте, которое можно держать в руках. Но высшее детское желание отчасти уникально. Потому что ты вкладываешь в него нечто большее, чем слова его характеризующие. Мы мечтаем найти золото для того, чтобы полюбоваться им. Так же, как любуемся радугой. Так же, как смеемся над своими рисунками. Так же, как с легкостью воображаем себя в образе любимого героя…

Целью поисков Роззи и Мартина не были сокровища как таковые, им просто хотелось ощутить ту лихорадку, то стремление к цели, которое испытывают кладоискатели и пираты. Так или иначе, польза от этого была: за длительное время друзья перебрали большое количество книг, поэтому у них широко развился внутренний мир и воображение.

Канада 2007. Дневник Розалиты, 2 июля 2007 года

«Вчера приехала тетя из Канады. Я её очень редко вижу. Поэтому была счастлива! Мы ездили на нашей машине в аэропорт, чтобы ее встретить, Мартин ехал вместе с нами. Погодка была неплохая. Облака немного гуляли по небу, но этим всё и кончилось. Лето. Обожаю лето! Первая отличная запись в моём дневнике! Дорога в аэропорт показалась быстрой. Почему это? Две причины. Одна — то, что путь от нашего дома до аэропорта сам по себе небольшой. И вторая — мы с Мартином проболтали всё это время про покупку нового скейта. Ага! Всё потому, что несколько дней назад (я уже писала об этом раньше) Мартин сломал скейт на две части. Да! Забавный случай! Удержаться от смеха мне не удалось, и он посмотрел на меня сурово. «Смешно? Мне прямо весело!» — сказал он тогда. Ещё раз признаю, что не могу удержаться от смеха при таких резких и неожиданных событиях как это.

Я наконец дождалась какого-то события, которое подаст луч света в однообразие деньков жизни.

А! Забыла! И как могла упустить? По пути мы ели подтаявшее мороженое. Удручающее зрелище. «Они его в холодильнике хранили или в микроволновке на полном градусе?» — спросил Мартин. Немного спустя кусок «розовой слизи» упал прямо ему на бриджи.

Мартин остался в машине. А я пошла вместе со своими родителями встречать тетю Луизу. Самолёт прибыл вовремя. И внезапно радостное лицо тети Луизы приближается к нам (тьфу, что за бред я тут написала). Несколько крупных сумок и чемоданов — подарки, подумала я. Но нет — что-то другое. Они (подарки) лежали в какой-то небольшой черной сумочке.

«Я привезла подарки для Роззи и Мартина. Вы уже взрослые детишки, поэтому я привезла вам…»

Проклятье! Не могу сейчас писать! Надо бежать. Допишу попозже. 2 июля 2007 г., 8.44 утра».

Канада 2007. Дневник Розалиты, 8 июля 2007 года

«Мне не хотелось дописывать прошлую запись, поэтому расскажу, мой дорогой дневник, тебе о чем-нибудь другом. Ла-ла-ла… Не могу выбросить из головы эту песню! Не обольщайся: кроме английского я ни одного языка толком не знаю! Для справки: у нас школа с углубленным изучением некоторых иностранных языков. Учили столько лет в школе французский, а я до сих пор в нем ни-ни! Целый день кручу в голове слова той песни. Ла-ла-ла… Не могу остановиться, представь себе! (хотя, дневник, ты всё это знаешь).

Тетя Луиза пробыла у нас почти неделю. Мы к ней привыкли. Днем она обычно ходила гулять по городу, взяв с собой записную книжку. Она рассказывала, как посещала магазины, центры развлечений и отдыха — в общем, всякое такое. Даже умудрялась домой к кому-то жаловать! Каждый раз попадала в историю и затем так сладостно пересказывала её нам. Как сказку! А мы слушали её очень внимательно. Как дети.

Хочу записать сюда случай, который недавно произошел со мной в супермаркете «Эф и Джи», который находится в центре. Там много всякого творчества продается. Я сама там бываю раза 3–4 в неделю (шмотками любуюсь) и за это время не помню ничего интересного. Хотя была кое-какая мелочь!

Однажды я прихожу в магазин, чтобы купить что-то. Беру корзину, хожу по рядам, собираю то, что надо. Подхожу к кассе, чтобы оплатить покупку. Впереди меня стоит какая-то бабуля. Очередь быстро рассасывается. И вот, настает её черед. У неё какая-то черная сумочка, похожая на те, в которые складывают ключи, документы и прочее. Я не знаю, как описать её точнее! Ну, в общем, она не похожа на сумку бабушки, которая и одета не по погоде. Какой-то средненький стиль шестидесятых: туфли на каблуках, полутанцевальное платье (ну и чушь я несу, но хотя бы так), какая-то шляпка. На вид ей лет 75+. Может и больше. Я не специалист! Она берёт сумку…

Так на чем я там закончила? Ах да, она взяла сумку и вывалила всё содержимое. Да, но оттуда явно выпали не ключи! Оттуда выпало столько денег, скольких хватило бы, чтобы купить два особняка и гоночную машину! Представь себе, дневничок?

Так, потом бабушку эту арестовали. Всякие там выяснения и прочее. Выяснилось, что преступник-грабитель перепутал свою сумку с сумкой бабушки. Его нашли потом, а бабушка плохо видела.

(Я извиняюсь за отрывистое написание, но голова очень болит сегодня).

Поэтому она не увидела подмены. Но, спрашивается, зачем нужно было вытряхивать содержимое всей сумки? Будто чувствовала. Потом это в новостях показали…

Семья Мартина приходила к нам. Мы праздновали 4 июля.

Ладно, думаю, хватит. Сегодня ночью мы отправляемся в Канаду, а завтра уже будем на месте. Жду не дождусь!

Сегодня 8 июля, 10.21 вечера. 2007 год».

Глава 9. Встреча с Сэмми

Мартин

Как давно ему приходилось бегать?

Обыденная жизнь всё упрощается — любой пеший путь можно заменить автомобильной поездкой. Любое подвижное развлеченье часто замещается малоподвижным путешествием в виртуальные миры.

Сейчас бежит и задыхается. Хорошо еще, что не имеет вредных привычек.

Утренний лес прекрасен.

Мысли перемешались в голове. Несколько воспоминаний ясно прорисовывались, не давая сознательно размышлять Мартину. Событие десятилетней давности пронзило его сердце тонким жужжанием. Ночь смерти дедушки. Марти вспоминал эту ночь в столовой. Странно, ведь он совсем забыл об этом.

Та удивительная майская ночь знаменательна вовсе не смертью родного человека. Вернее говоря, случилось тогда кое-что гораздо более необычное, чем смерть. То событие, которое маленькие дети обычно приукрашивают расчудесными словами. То событие, которое люди любопытные никогда и не при каких обстоятельствах не захотели бы пропустить. То событие, которое люди серьезные обычно засекречивают или считают аномалией установленных стандартов. Как бы то ни было, в ночь на двадцать шестое мая тысяча девятьсот девяносто восьмого года, сверху, с неба на дом Розалиты Хьюз спускались вниз неземной красоты блистающие звездочки. Кажется, это был снег. Цветной. Снег, который так молниеносно таял в руках неразлучных друзей, которые тщетно пытались его сберечь в своих карманах.

Когда вспоминаешь нечто такое, всегда расцениваешь его как идеальную аксиому детского счастья. Почему-то это воспоминание сейчас крутилось в голове Мартина. Почему именно это? Почему именно это странное воспоминание, а не любое другое? Внезапно вонзилось в сознание и крепко устоялось чувство, что стоит держаться подальше от всего этого. Развернуться и бежать без оглядки.

— Куда ты побежала? Что случилось? — кричит Мартин и думает: «Сон, который оказался совсем не сном. Я не мог знать об этом раньше. Почему мне и Роззи приснилось одно и то же? Что делает эта железка здесь? Судьба? И почему память о детстве вонзается в меня тысячами иголок? Ничего не понимаю…»

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Вымышленный город США.

2

(англ. «Deep forest») — единственный детский загородный лагерь среднего пошиба в лесу Вудлэнд по состоянию на 2008 год.

3

Вымышленная актриса. Мартину полюбилась благодаря ее роли в кинофильме «Теплый дом на краю бесконечного леса» (2003).

4

кинофильм в жанре нуар 1947 года с Хамфри Богартом и Лорен Бэколл.

5

Мона Сакс, Макс Пейн — герои компьютерных игр «Max Payne» (2001-2012).

6

Песня Bad boys blue — Dance the night away (1986)

7

Песня Gwen Stefani — What are you waiting for? (2004)

8

«Теплый дом на краю бесконечного леса» — кинофильм 2003 года с Келли Сэд в главной роли. Фильм снимался в городе для молодежи и Вудлэнде. После этого фильма Келли стала звездой. Летом 2004 года в кинотеатрах фильм выходил вторично.

9

Исполнительница главной роли — Келли Сэд выиграла «Оскар» за «лучшую женскую роль» в 2004 году.

10

SINGULARITÉ — сингулярность (странность) (франц.)

11

Vice Versa — всё наоборот (лат.)

12

Ego te intus et in cute novi!.. — вижу тебя насквозь (лат.)

13

Эйприл Райан — главная героиня норвежской приключенческой компьютерной игры «The longest journey», 1999 г. О путешествии в параллельный мир: из мира науки в мир магии.