Вершитель судеб

Игорь Ревва

Как часто мы жалеем о том, что сделали или чего не совершили? Как часто нам хочется что-то изменить в своём прошлом? И если вдруг у нас появится такая возможность, уверены ли мы, что сделаем всё правильно, всё так, как мы на самом деле хотим? И не пожалеем ли мы потом об этом? Тем более если это будет билет в один конец. Тут ведь станцию назначения нужно выбирать очень и очень тщательно… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3

20 апреля, четверг, 01.15

Я глянул на гостя. Тот лежал лицом вниз и хрипло дышал. Пистолет валялся рядом — здоровенное диковинное оружие, блестящий металл, какие-то золотисто-жёлтые накладки. Толстый блестящий ствол был утыкан короткими цилиндрическими выступами. А на рукоятке суетливо моргал красный огонёк. Я никогда не видел ничего подобного, даже в кино. Наверное, новейшие разработки, которые сейчас только у спецподразделений и у братвы… хотя, нет, где она сейчас, та братва… у этих, как их?.. охрана, что ли?..

— Помоги… — глухо прохрипел гость.

— Сейчас, сейчас, — засуетился я, торопливо приседая на корточки и переворачивая его на спину.

Выглядел гость не лучшим образом. То есть, он с самого начала не выглядел здоровяком, но сейчас лицо его посинело и на губах выступила кровавая пена. Дышал он тяжело и при каждом вздохе в горле у него что-то страшно и противно булькало. Я потащил его в комнату и уложил на диван (чёрт с ним, с этим диваном!.. не лежать же человеку на полу…)

— Как тебя зовут? — еле слышно спросил гость.

— Леонид… Лёня… А ты… этот… как тебя?

— Тейкан…

Ну да, мрачно подумал я. Хрен запомнишь такое имечко… Может, действительно иностранец? Хотя, по-русски говорит хорошо. Или не хорошо? Много ли разберёшь, как он там говорит — в таком-то состоянии?! Не говорит, даже, а так, хрипло стонет через силу…

— Не бойся… ничего… порядок… — хрипел раненый, — я здесь… не войдут…

Я машинально кивнул и подумал, что какой уж тут порядок-то?! Подохнет сейчас этот… как его?.. Тейкан, кажется?.. А мне потом разбираться. И хорошо, если только с милицией, а то ведь и впрямь окажется он иностранцем…

— Ты где живёшь? — осторожно поинтересовался я. — Здесь? В Виденьске?

Но раненый замолчал. Наверное, потерял сознание. Или просто не захотел отвечать.

Чего я сижу?! Врача нужно! Бандит он там или иностранный шпион, а врач ему сейчас нужнее всего. Конечно, скорая так быстро не приедет, особенно в этот район. Но чем позже к ним позвонишь, тем позже они и заявятся. А мужик к тому времени может и концы отдать…

Я подскочил к столу, на котором стоял телефон, поднял трубку и с неприятным удивлением узнал, что аппарат не работает. М-да… Просто замечательно! Вот, когда он не нужен, так он всегда работает. Причём, попадают сюда исключительно по ошибке. А вот сейчас…

Я легонько постучал по аппарату, пытаясь его образумить, зачем-то подул в трубку — бесполезно. Мёртвая тишина. Интересно, на мобильнике у меня весь лимит исчерпан? Я попытался вспомнить, но так и не смог. Кажется нет, сегодня я от Ленки звонил в редакцию.

Я подошёл к креслу, в котором валялась куртка, запустил руку во внутренний карман и нащупал мобильник. Но когда я извлёк его на свет, то испытал горячее желание швырнуть им в стену. От злости. Потому что это был не мобильник, а пульт дистанционного управления от Ленкиного телевизора. Чёрт побери! Это ж надо, а? Перепутал… Да и как тут было не перепутать-то?! Мы с ней, если сказать честно, более серьёзными делами занимались…

И я, значит, когда уходил, впопыхах схватил со стола пульт…

Хорошо хоть, не калькулятор, почему-то подумал я. Хотя, какая сейчас разница — пульт, калькулятор, мясорубка…

Трубка моя, надо понимать, сейчас у Ленки дома, покачал я головой. А пультяра от её «Панасоника» — у меня. Вот, невезуха! Ленке-то что, она телек и так переключить сможет. А вот мне как быть? По пульту теперь звонить, что ли?!

Да, конечно, завтра с утра я обязательно забегу к Ленке, извинюсь, пульт отдам, мобильник свой заберу… Если Лена, конечно, с балкона его не запульнула… Она девчонка вспыльчивая. После сегодняшнего скандала от неё всего можно ожидать…

Ладно, а что теперь делать-то?

— У тебя мобилы нет? — со слабой надеждой спросил я, поворачиваясь к раненому.

— Что? — переспросил тот слабым голосом.

— Мобильник! Телефон! Врача вызвать! — я уже начинал терять терпение.

— Не надо… — прошептал он. — Там… аптечка… должна быть…

Аптечка? Я удивлённо задрал брови. Предусмотрительный, однако, мужик. Аптечку с собой таскает. На случай пулевого ранения. Только вот где она? В пиджаке, что ли?..

Пиджак бесформенной окровавленной грудой валялся на пороге комнаты. Я присел возле него на корточки и осторожно, двумя пальцами, приподнял напитавшуюся кровью потяжелевшую и липкую ткань. М-да… Приятная перспектива — копаться в окровавленных тряпках… А что делать?! Я пожал плечами и принялся рыться в карманах, совершенно уже наплевав на то, перемажусь я опять или нет. В первое мгновение я испытал нечто вроде приступа брезгливости (странно, что только сейчас, а не раньше), но потом мне стало не до того. Потому что в карманах пиджака обнаружилось неожиданно много самых разных и необычных вещей. Хотя, по правде сказать, ничего сколь-нибудь отдалённо напоминающего «аптечку» там не оказалось.

— Нашёл?.. — слабо спросил раненый.

— Нет тут ни фига! — нервно заявил я. — Никакой аптечки!..

— Должна быть… — убеждённо заявил раненый. — Такая… с треугольником…

Я ещё раз критически оглядел добытое из недр пиджака. То, что странный гость называл аптечкой, действительно имелось. Небольшая коробочка размером с сигаретную пачку, на одной из сторон треугольное углубление с зелёным стёклышком. Аптечка?! Хм… Ну ладно, хрен с ней, пускай это и будет аптечка… Странная, надо сказать, у этого человека аптечка. И вообще сам он тоже довольно странный…

— Держи, — я подошёл к раненому и вложил ему в руку коробочку, но мужик слабо помотал головой.

— Нет… не смогу… сам… приложи…

Я нахмурился. Сейчас как приложу её тебе, мрачно подумал я. Прямо по лбу… Ну, а если серьёзно, то куда же ему её, чёрт возьми, приложить-то? Может, к ране?

Рана на груди гостя сделалась ещё страшнее. Кожа вокруг неё стала уже не просто чёрной, а с этаким мертвенно-зелёным оттенком и от неё, словно щупальца, по всей груди змеились такие же чёрно-зелёные полосы. От хриплых вздохов края раны раздвигались, и между ними шевелились какие-то очень неприятные на вид чёрные пузырящиеся сгустки.

Я передёрнул плечами от отвращения и осторожно опустил коробочку прямо на окровавленную грудь. Коробочка мгновенно принялась тикать, словно бомба с часовым механизмом и мне даже показалось, что она прямо сейчас взорвётся. Я сразу вспомнил карикатуру из какого-то журнала, где на атомной подводной лодке в аптечке держали пистолет — чтобы долго не мучиться.

Треугольное окошечко из зелёного сделалось красным, коробочка звонко щёлкнула и раненый вскрикнул. Потом расслабился и часто-часто задышал. Всё, подумал я. Сейчас помрёт… Но всё оказалось иначе. Гость помирать и не подумал, а совсем даже наоборот — открыл глаза, и по выражению лица было понятно, что ему здорово полегчало.

— Хафт… — вдруг произнёс раненый. — Если бы… не хафт… не так больно…

Я молча кивнул. Хрен его знает, чего этот мужик несёт. Похоже, бредит просто… Полегчало ему — и ладно. Главное, чтоб не помер он тут.

— Они редко хафтом пользуются… — продолжал раненый. — Дорогой он… и опасный… а они трусливы… трусливые твари…

Он закрыл глаза и замолчал. Я обратил внимание, что дышать ему стало легче — грудь вздымалась уже гораздо ровнее и не стало слышно этого жуткого булькающего хрипа.

Я осторожно отодвинул ногой в сторону весь хлам, что вывалил из карманов пиджака своего ночного гостя. Странные вещи он с собой таскает, Тейкан этот, подумал я. Ну, пистолет, это-то ещё ладно, это ещё понять можно. Хотя, что-то я никогда раньше таких пистолетов и не видел… Коробочка с треугольным окошечком (она всё ещё лежала на груди Тейкана, но уже больше не тикала и окошечко опять стало зелёным), которую он называет аптечкой — тоже странная. Две одинаковые плоские фляжки серого цвета; какой-то тёмно-синий, как показалось, кожаный футляр; небольшая верёвочка (или проволока?), скрепляющая два маленьких чёрных шарика; крохотная коробочка, на которой был рисунок, чем-то напоминающий солнышко, как его обычно рисуют маленькие дети — кружочек с чёрточками-лучами. И две запасные обоймы для этого диковинного пистолета.

Пули толстые, миллиметров по двадцать каждая. Бывает ли такой калибр? И цвет у этих пуль необычный, тускло-серый, почему-то искрящийся крохотными разноцветными точечками. Хм… Я наморщил лоб. Мне казалось, что отверстие в стволе пистолета не такое большое… Проверить, что ли?

Нет, лучше это оружие вообще не трогать. Вон, красный огонёк на рукоятке всё ещё продолжает моргать. Кто его знает, что он означает. Возьмёшь эту пушку в руки, а она и взорвётся. В целях сохранения секретности… Во, какие дырки в двери понаделал! Лучше уж не прикасаться к нему… Да и не мешает он, лежит возле самой стены, случайно не наступишь.

Я осторожно, чуть ли не на цыпочках, прошёл в переднюю и присел на корточки. Пулевые отверстия в двери смотрелись жутко. Металл выглядел так, словно его прожигали сваркой — большие идеально круглые пробоины (по-другому и не назовёшь), сантиметров по пять каждое, по краям которых собрались маленькие шарики, посиневшие от окалины. Хорошие дырки, солидные. Я насчитал их пять штук и тяжело вздохнул. Пропала дверь, грустно подумал я. Это тебе не после Кольки-соседа облицовку заделывать. Тут уж простым клеем не обойдёшься…

Я пригнулся ниже и попытался сквозь одну из дырок разглядеть, что там творится, на лестничной площадке. Но ничего не увидел — темно. Тогда я встал и снова заглянул в комнату.

Гость, казалось, уже спал. Я не стал его укрывать (хватит с меня и изгаженного дивана), просто выключил свет. Ладно уж, решил я. Посплю в кресле. Не впервой. Где мне только не приходилось спать. Кресло, это ещё сравнительно прилично…

Я уселся в кресло и недовольно покосился в сторону дивана. Спит, кажется, этот… Тейкан, да? Ну, пускай спит. Теперь, похоже, он тут не помрёт. Одной заботой, конечно, меньше, но не возникло бы новых… Не заявились бы сюда потом с вопросами: кто был, откуда, почему?.. А ведь вполне могут прийти. Неподалёку от дома — две горящие машины, а на лестничной площадке — лужи крови… Да ещё соседи наверняка слышали тот ужасный рёв…

Как пить дать, или менты заявятся, или те, кто этого самого Тейкана гоняет. Братва какая-нибудь…

Я вспомнил, как странно и страшно прогибалась под невидимым напором железная дверь, и поёжился. Нет, это не братва. А кто же тогда? Кто мог бы такое проделать с дверью?

«Слон!» — злобно ответил я себе самому. Взбесившийся слон, сбежавший из цирка и решивший во что бы то ни стало свести счёты с ненавистным ему укротителем. Умный такой слон, вежливый. Сначала позвонил в дверь, как все порядочные слоны. Потом постучался. А уж когда понял, что ему ни за что не отопрут, навалился лбом, ото всей своей слоновьей души…

Интересный пистолетик у этого Тейкана. Таким пистолетом только слонов и дрессировать. Особенно тех, что в дверь звонить умеют. Прежде, чем эту самую дверь выдавить, на хрен… Это в каком же цирке такие пистолетики выдают?..

Я уже начинал дремать, и тут мне некстати вспомнился вой, прозвучавший в ответ на выстрелы гостя. То есть, даже не сам вой, а мои ощущения, возникшие при этом звуке. Слон бы так выть не стал, подумал я, проваливаясь в сон. Это что-то другое… Что-то пострашнее обыкновенного слона…

Какая-то огромная тварь, покрытая жёсткой чешуйчатой кожей. На массивных коротких лапах, снабжённых острыми и толстыми когтями, оставлявшими глубокие царапины на лестничной площадке и крошившими цементный пол. Громадные тускло-зелёные глаза, без тени мысли и сострадания. Огромная зубастая пасть, из которой свешивается на бок тонкий раздвоенный язык.

Такое животное не могло быть создано природой. Только больной человеческий разум способен породить подобного монстра — неизвестно зачем, неизвестно для чего.

Эта тварь бессмысленно ворочает своей тяжёлой башкой, поводя по сторонам пустыми глазищами. И вдруг замечает меня.

И в глазах монстра сразу же вспыхивает хищный желтоватый огонь. Из пасти вырывается низкий, на грани слышимости, жадный храп. Животное подаётся вперёд, делает тяжёлый шаг…

Фу, чёрт!!!

Я пулей вылетел из кресла, испуганно огляделся по сторонам, и только потом до меня дошло, что крик, от которого я проснулся, я же сам и издал. Вот, зар-р-раза!.. А вы бы не закричали, приснись вам такая дрянь?

Сердце у меня гулко стучало где-то в районе горла, и в ушах стоял звон. Во рту пересохло, словно с похмелья. Я ещё раз внимательно осмотрелся по сторонам и подавил в себе горячее желание заглянуть под диван и под стол. Тейкан спал, дыхание его было ровным. Жив, значит…

Полумрак в комнате, еле слышно тикают часы на стене, на улице тоже тишина, даже собаки не тявкают. Всё в порядке. Спите, жители Багдада, в городе всё спокойно… Я опять уселся в кресло, поёрзал в нём, устраиваясь поудобнее, и снова закрыл глаза. Но богатое воображение тут же услужливо преподнесло мне фрагмент только что покинутого сна — желтовато-зелёный взгляд, оскаленная пасть…

Тьфу! Теперь уж точно не уснуть…

Я никогда особенно не любил фильмов ужасов. Все эти извращения, снятые по Стивену Кингу или Саттеру Кейну… Что за удовольствие — накручивать себя, чтобы потом всю ночь мучиться кошмарами?!

Но этот «ужастик» случился не в кино, а наяву. Я же сам видел…

Стоп!

А чего я видел-то, собственно говоря? Как кто-то ломился в квартиру, как Тейкан (я уже довольно легко вспоминал его по имени) начал стрелять…

М-да… Правильно Лена говорит, что у меня богатая фантазия. Такое страшилище придумать… Люди для этого обычно наркотой пользуются. Или непомерными дозами спиртного. Ведь только в белой горячке подобное и увидишь.

Я вдруг с тоской понял, что спать мне совершенно не хочется. Словно кто-то пружины вставил в глаза; только веки начнёшь закрывать, а они — раз, и распахнулись! Ещё бы, мрачно подумал я. Такое приснилось, что до сих пор сердце колотится…

Стараясь не шуметь, я выбрался из кресла, прошёл на кухню, зажёг газ и поставил на огонь чайник. Потом вернулся в комнату, полез во внутренний карман своей куртки и достал трубку и кисет с табаком.

Хорошая вещь — трубка! В какой бы редакции я ни работал, там всегда была напряжёнка с сигаретами. То у одного их нет, то у другого. Короче, по три пачки в день расстреливали. А когда я перешёл на трубку, тут уж хрен! Посмотрят жалобно так, и отойдут — в киоск, за сигаретами.

Да и весу трубка прибавляет. Внешность у меня, правда, не такая уж и солидная — не банкир, сразу понятно. Но с трубкой я кажусь более серьёзным человеком. Ленка говорит: не таким мерзким и наглым.

Правда, пришлось на какое-то время поднапрячься, чтобы купить хорошую трубку. Я решил в этом деле последовать совету Игоря — знакомого журналиста, занимавшегося политикой и курившего трубку уже третий десяток лет. Игорь же был категорически против «сторублёвых деревяшек» (как он сам называл дешёвые трубки), и порекомендовал хороший «bent» какой-то голландской фирмы. Я тогда ещё не знал, что так называются изящно изогнутые перевёрнутым вопросительным знаком трубки, но название это мне понравилось.

Совет Игоря обошёлся мне в три сотни баксов, плюс ещё пятьдесят на разные там «чистилки», «ёршики» и «лопаточки», делающие процесс курения трубки чем-то, чрезвычайно напоминающим искусство. Правда, от дорогих сортов табака я отказался категорически — доходы не позволяют мне выбрасывать на ветер по триста долларов в месяц. Я ограничиваюсь недорогим табаком, по запаху которого трудно было точно определить, сколько же он на самом деле стоит.

Трубка имела ещё одно положительное свойство: она позволяла мне успокоиться. Не только само курение, но и сопровождающие этот процесс набивка трубки, чистка. Это сигарету вставил в зубы, и побежал. А трубка такого обращения с собой не терпит, тут всё гораздо обстоятельнее и неторопливее. Поэтому, может быть, она и действует успокаивающе. А успокоиться мне сейчас, ох, как надо…

На кухне было темно, но я не стал зажигать свет. Голубоватые огоньки газовой плиты делали мрак не таким плотным, да и луна светила в окно. Я не спеша набил трубку, раскурил её и выдохнул клуб ароматного дыма. Облако его попало в луч лунного света и сделалось похожим на таинственное, лениво шевелящееся животное. Мне на миг даже показалось, что я это животное узнал — глаза, толстые короткие лапы…

Я торопливо помахал рукой, разгоняя дым. Нервы ни к чёрту, огорчённо подумал я. Не ребёнок давно, а от каждого шороха вздрагиваю.

Я докурил и вычистил трубку, выпил чаю. Потом откинулся назад, прислонился спиной к стене и попытался подумать о том, что же произошло сегодняшним вечером. Но думать не хотелось. Хотелось обо всём забыть, сделать вид, что ничего не случилось. Надеть на себя овечью маску покорности судьбе в расчёте на то, что завтра всё это закончится, само собой благополучно разрешится и не будет иметь никаких последствий.

Я встал, прошёл в переднюю, снял с вешалки сумку и вернулся с ней обратно на кухню. Из-под тупой покорности судьбе, поселившейся в моём сознании, на поверхность вылезло одно желание, порождённое профессией журналиста — не позволять информации бесследно исчезнуть.

По-прежнему не зажигая света я покопался в сумке и достал из неё фотоаппарат. Затем я сходил в комнату, к шкафу, и отыскал в ящике коробку с плёнкой и батарейки. Фотоаппарат у меня такой, над какими настоящие фотографы обычно смеются — «мыльница», одним словом. Хотя на морде у него, конечно же, написано «Кодак». Но он такой же «Кодак», как я китайский император. Я уважительно величаю его «камерой», подразумевая под этим, разумеется, «камеру-обскура». Ничего, снимать можно, рожа на полученной фотографии совпадает с оригиналом процентов на восемьдесят и почти всегда узнаваема близкими людьми, а большего мне от аппарата и не надо. Тем более что местные эстрадные звездульки микрорайонных масштабов, о которых мне постоянно приходилось писать, обязательно имеют в наличии свои фотографии вполне приемлемого для газеты качества…

Зарядив камеру, я прокрался обратно в комнату. Тейкан мирно спал, не подозревая о моих намерениях. Его странная «аптечка» свалилась с груди и лежала сейчас на полу. В темноте было не разглядеть, что там происходит с раной Тейкана. Но я так рассудил, что если он спит, значит, ничего страшного уже нет. Я присел на корточки и осторожно разложил на полу всё барахло, которое вытащил из карманов его пиджака. Яркий свет вспышки не потревожил спящего гостя, даже дыхание его не сбилось. Тогда я совсем осмелел и сфотографировал его самого. От вспышки Тейкан, как мне показалось, слегка вздрогнул, дыхание его сбилось и он слабо, на грани слышимости, прерывисто вздохнул. Неизвестно, получится ли фотография, но искушать судьбу второй попыткой я не рискнул и вернулся на кухню.

Здесь я выключил газ, сел, положил руки на стол и опустил на них голову, которая вдруг показалась мне необычайно тяжёлой и совершенно ненужной. Завтра проявлю плёнку, сонно подумал я. И посмотрим, что там у нас вышло. А вообще — интересная история! Хорошо бы написать про это всё. В «Новости», конечно же, не возьмут, но вот в «Приморский бульвар» — могут. Вполне в их духе. Они и не такой бред печатают. Правда, гонорары у них — без микроскопа не разглядишь. И выплаты задерживают…