Любовь по Цикенбауму. рассказы

Игорь Павлович Соколов

Цикл рассказов о профессоре Арнольде Давыдовиче Цикенбауме представляет собою смесь легкого эротического фэнтези и черного юмора с элементами абсурда. Алкоголь, секс и диалоги героев о любви, о Боге, о его зашифрованной программе и о Бессмертии приводят их к любовным приключениям, а потом к неминуемой грусти от осознания, что все проходит, а их жизнь безысходна в их же незавершенности и несовершенстве как себя, так и всего мира. От комедии до трагедии один шаг, как и от фэнтези до реальности.

Красавица местного разлива

— Это красавица местного разлива, — шепнул мне Цикенбаум.

— Угу! — кивнул я головой. Мы опять сидели на берегу Оки и пили водку под еще дымящийся шашлычок.

Перед нами сидела необычайная красавица, которая была уже чересчур пьяна и сыпала исключительно ненормативными междометиями…

— У, водка, нах, шашлычок, зае, ваще! — при этом она еще умудрялась пить и закусывать почти одновременно…

— Слушай, — шепнул я Цикенбауму, — неужели у вас такие девы учатся?!

— И не говори, прям, не девы, королевы! — усмехнулся Цикенбаум…

— Вы, чё, там шепчетесь, нах?! — она даже кинула в нас пустой бутылкой, которая просвистела над головой профессора Цикенбаума.

— Ты чего с ума сошла?! — возмутился Арнольд Давыдыч…

— Неча была спаивать, ученый, бля-нах! Или сексу, нах, захотелось?! — с нахальной улыбкой она сорвала с себя платье и, закрыв глаза, целеустремленно растянулась на травке в одних изумрудных стрингах…

— Да уж! Последний курс! — вздохнул смущенно Цикенбаум…

— Неужели она уже на последнем курсе?! — удивился я…

— А, что ты хочешь, сейчас молодежь повсюду деградирует, они кроме общения в инете и в своих аськах ничего не знают! Давай, лучше выпьем! — Цикенбаум с огорчением поглядел на нашу спящую красавицу и разлил водку по стаканчикам, и мы молча чокнулись…

— Да уж! А вот раньше бывало, сидишь с какой-нибудь студенткой, а она тебе «Незнакомку» Блока по памяти читает или Марину Цветаеву! — неожиданно оживился Цикенбаум…

— Мне нравится, что вы больны не мной! — вдруг громко захохотала наша лежащая на травке красавица…

— Так ты все слышала, Элеонора?! — изумился Цикенбаум.

— А то, бля-нах, — икнула девчонка.

— А может, покупаемся?! — предложид я.

— С удовольствием, нах! — и девчонка со смехом нырнула с берега в Оку…

— Как бы не утонула?! — забеспокоился Цикенбаум…

— Так иди, спасай! — усмехнулся я…

— Да, куда мне, я же пьяный! — свернул губы трубочкой Арнольд Давыдыч…

А девчонка между тем не выныривала…

Я мигом сбросил с себя брюки и рубашку и нырнул в воду и почти сразу наткнулся на ее тело, я тут же вытащил ее на берег и стал делать искусственное дыхание, одновременно делая массаж грудной клетки…

— Твой мать! — закричал расстроено Цикенбаум…

Через мгновение она выдохнула из себя воздух с водой и я ее тут же приподнял, подложив под ее голову свое колено…

— Молодец! — обрадовано похлопал меня по плечу Цикенбаум…

Через некоторое время мы сидели у костра и слушали, как Арнольд Давыдыч рассказывает о раскопках древних курганов в Крыму, а Элеонора страстно целовала меня в губы и часто вздыхала как ребенок…

А Цикенбаум все говорил и говорил, и кажется, что таким образом он заговаривал свой стыд и свою одинокую неприкаянность, с какой многие великие ученые заканчивают свою удачную в науке и неудачную в жизни карьеру…

Еще через полчаса мы с Элеонорой чудно слились в одну пламенеющую бездну, в этой бездне исчезло все, — любовь, весна, красота, желания и мы сами, чтобы потом взамен нас пришли сливаться в эту же горящую бездну другие, но в этот миг в кустах цветущей сирени над нами волшебно пели соловьи, волны Оки шептались с берегом, окутанным вечернею дымкой, а одинокий профессор Цикенбаум сидел у костра и сам с собой беседовал о раскопках в Крыму…