Охотники на попаданцев

Игорь Осипов, 2019

Попаданцы. Потеряшки между мирами. Зачастую они тысячами гибнут от голода, холода, болезней, от клыков хищников, на кострах дикарей и в рабстве кровожадных пиратов, а вместе с ними теряются бесценные знания, артефакты и приборы. Но есть мир, отстающий от нашего на одно столетие. Он похож на наш, но чуточку другой, и в нём осознают всю пользу от таких пришлых, и там созданы отряды, цель которых – поимка невольных странников через кромку миров? Вот только не все попаданцы мирно настроены, и некоторые из них приносят с собой огромные-преогромные неприятности. Таким пришлым и придётся противостоять одному из уездных отрядов охотников на попаданцев. В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 9

Бронеледи и этикет

Как бы то ни было, ребёнку я был рад. После того несчастного на рынке мои барышни могли впасть в такое уныние, что привести их в чувство стало бы немыслимо тяжёлой задачей. Но маленький крепыш с серыми глазами, заливавшийся от голода криком и весь красный от натуги, стал спасательным кругом. Темноволосый мальчик, укутанный в серо-бурую звериную шкуру, при себе имел только дикарский амулет на шее да охотничий нож, спрятанный в складках шкуры вместе с кожаными ножнами грубой работы.

Вопреки ожиданиям опеку над малышом взял Никитин, отпихнув девушек в сторону. Через плечо ему постоянно лезла с советами Настя, тогда как Анна лишь испуганно пялилась на дитё. Девушка, всю жизнь проведшая в стенах института благородных девиц, не имела никакого представления о том, что делать с младенцем.

Ольга, молча поджав губы, глядела на мальчика. Не имея своих детей, она очень этим тяготилась, и в ее взгляде читались тоска и зависть.

— Да как ты его пеленаешь? — бурчала Настя. — Туже надо.

— Не надо, — ответил ей Сашка. — Шкура толстая и грубая, натереть может.

— Надо. И покормить его надо.

— Слышь. Отцепись. Я двух племянниц и дочку нянчил. Я и так знаю, что кормить надо.

Сашка легко приподнял мальчика, придирчиво покрутив в целях осмотра шкуры в руках.

— Не сломай его, — выдавила из себя Анна, охнув от такого обращения мальцом.

— Ещё одна, — буркнул Никитин. — Если бы дети были как фарфоровые куклы, человечий род давно вымер бы. Этот пацан попрочнее тебя будет.

— Хватит, — произнёс я, устав наблюдать за картиной о няньках. — Мне нужно донесение написать по двум случаям за сегодня. И посылку разобрать.

Никто возражать не стал, и мы дошли до авто, где расселись по своим местам. Никитин с младенцем рядом со мной впереди, барышни сзади.

— Куда его теперь? — тихо спросила Ольга, когда машина почти бесшумно начала двигаться по разбитой дороге.

Она тоскливо глядела то на дитя, то на меня.

— В приют. Мы не можем его у себя оставить, — ответил я. — Но обещаю, за ним там хорошо приглядят.

— А имя у него есть?

Я пожал плечами. Имя-то у него было, но мы его никогда не узнаем. Впрочем, какая разница.

— А давайте назовём его Конан, — громко произнёс Никитин, обернувшись к девушкам, ютившимся на заднем сидении.

Те даже немного растерялись.

— Как Артур Конан Дойль и его «Затерянный мир»? — спросил я, несколько раз нажав на клаксон, когда какие-то старушки даже не изволили обернуться при появлении авто, не то, чтоб с дороги уйти.

Старушки закудахтали и начали, бурча свои проклятия, ковылять к покосившемуся заботу старого дома.

— Почему Дойль? — удивился Сашка. — Конан-варвар. Вон какой здоровяк, и меч есть. То есть нож.

— Какой варвар? — опешил я в свою очередь.

Никитин смотрел на меня с открытым ртом, наверное, с минуту, прежде чем продолжить.

— Ну, герой такой есть. Его ещё этот играет, блин, здоровый такой. Блин, не помню фамилии. Или у вас его нет?

Я вздохнул, но не ответил. Попаданцы часто всякие несуразицы несут. Никитин среди этой братии просто верх адекватности и благообразия.

Авто ехало долго, я старался не гнать его без нужды, да ещё с младенцем в качестве пассажира. Я ехал, а сам думал. Два попаданца сразу — весьма редкое событие. Редкое даже для столицы, притом, что там порой бывали весьма разные случаи. И вдвойне страннее, что пробои случаются только в черте города. В Петрограде, помнится, специальные конные разъезды были для ловли тех, кто далеко от людей возникал. Там-то провидцы особо и пригождались. Попробуй, найди без них иголку в стоге сена. То леса, то болота.

К приюту приехали через полчаса. Была в пути возможность позвонить, а раз есть возможность, грех не воспользоваться, я выкрутил на панели рукоятки, выставив номер коммутатора, а потом долго орал в трубку: «Ало, барышня! Мне детский приют. Начальника. Да! Да!»

С приютом я раньше не работал, но смог докричаться, чтоб господин начальник не убежал раньше нашего приезда. Помогли волшебная фраза — Тайная канцелярия, и сотрясание воздуха от имени барона Бодрикова, которого как раз знали все казённые учреждения.

Начальник, пожилой мужчина в стареньком, стиранном на сто раз сюртуке встретил нас холодно. Он постоянно ссылался на то, что мест нет, и лишь обещания, что окажем приюту посильную материальную помощь, возымели эффект. Благо что с тем, куда определять младенца, вопросов не было. Записали его как солдатского сироту. Мол, отец пал во время провокации врага. Имя так и оставили двойное, Артур Конан. С фамилией тоже вопросов не возникло. Я просто вспомнил одного из погибших при взрыве кирасиров.

До усадьбы доехали молча. Так же молча пополдничали бутербродами с сыром.

Лишь однажды Ольга Ивановна изволила нарушить безмолвие, спросив у Никитина один-единственный вопрос, от которого тот сник и стал совершенно хмурым с лица.

— Развёлся-то из-за чего? С детьми ведь ладишь.

— Да, из-за хрени, — уклончиво ответил парень, уставившись на некоторое время в пустоту.

Было видно, что это тяготило Сашку. Так, в общем, и доехали. Шум начался потом, когда я распорядился всем прибыть в гостевой зал, где половину места загораживали громадные ящики с клеймом армии Российской Империи. Моя группа по женскому обыкновению собралась далеко не сразу. Они сначала, к моему глубочайшему недовольству, долго переодевались в домашние платья, пудрили носики и занимались прочей, неведомой для мужчин ерундой, которую мы склонны считать верхом несуразицы. Даже деревенская девчонка долго ковырялась в своём сундуке, что-то проверяя.

— Александр! — позвал я своего гренадёра-связиста.

Тот сидел в кресле, обычно служившем сонным троном Старому, и листал какую-то газету. По моему зову он оторвался от своего занятия и ловко вскочил.

— Поднимись в мой кабинет и принеси оптифон. Он стоит на журнальном столике. Только не сломай. Дорогая вещь. Из Германии выписал.

Никитин потянулся, хрустнув суставами, и лёгким бегом умчался по лестнице. А я подошёл к ящикам и начал срывать пломбы.

Вскоре на лестнице снова загромыхало, и мой помощник притащил большую лакированную коробку с позолоченными защёлками.

— Куда?

— На стол дневального, — указал я рукой, а потом добавил, — открывай. Думаю, сообразишь, что к чему.

Сашка осторожно поставил оптифон. Было слышно, как он сначала клацнул защёлками, а потом восхищённо выругался.

— Это что, пластинки проигрывать? Охренеть! Он ламповый! Охренеть! Это не пластинки, это лазерный диск! Стеклянный!

— Ага, — не поворачиваясь, ответил я. — Немцам повезло получить оптическое устройство записи. Оно сильно оплавлено было. Я представляю, как они намучились с логическими лампами, но результат того стоит.

— А что за музыка?

— Там написано.

— Я не читаю по-немецки, — не унимался Никитин.

— Вагнер. Что же ещё немцы могли записать из музыки?

Щелкнули кнопки, и зал заполнила медленная красивая музыка. «Тристан и Изольда». Как мотыльки на свет, на мелодию известного композитора вышли наши девушки. Как раз в этот момент я открыл первый ящик и злорадно улыбнулся, доставая оттуда светло-серую одежду, похожую на толстое мужское нательное. Простёганные льняные рубахи и такие же подштанники. В комплект входили ещё носки и небольшая шапочка с завязками. Все прошито прямоугольным шитьём, как ватный матрас.

— Поспешили вы, барышни. Сейчас вам опять переодеваться придётся.

— В мужское? — брезгливо спросила Ольга, пришедшая в зал последней. — У меня уже есть белье под платьем. Зачем ещё одно. В доме тепло.

— Не-е-е, — протянул я, повернувшись и кинув Никитину один комплект.

Тот поймал его налету, и пощупав ткань с видом знатока, потрогал толстые ватные подкладки на плечах. Было видно, как у него загорелись глаза, и сразу после этого парень бросился наверх, в свою комнату.

— Барышни, это не под платья. Вы сейчас переодеваетесь и выходите в этом без платьев, — продолжил я.

— Оно же мужское. Да ещё и исподнее, — покраснев, высказалась Анна.

— А чё, — пробормотала Настя, — когда за дровами зимой ходила, братовы подштанники надевала. А то весь срам отморозить можно.

— Барышни, — зловеще произнёс я, достав из потаённой кобуры, спрятанной под сюртуком, револьвер. — Через два часа я буду в вас стрелять. По-настоящему.

— Зачем? — спросила Ольга, пристально глядя на оружие в моей руке.

— Развестись хочу, — буркнул я. — Слишком много вопросов. Идите, переодевайтесь!

Барышни только начали подниматься по лестнице, а вниз уже мчался Никитин. И если бы не мой своевременный нахмуренный взгляд, съехал бы по перилам, как подросток-гимназист.

— Я готов!

— Вижу. Другие не готовы.

Пришлось ждать ещё четверть часа, пока не появились девушки. Они стыдливо жались, прикрываясь руками, хотя стёганка закрывала все тело от головы до ног.

— Значит, так, — начал я первое в их жизни специальное военное занятие, убрав револьвер и вытащив из ближайшего ящика деталь. — Это механическая кираса. Она работает по принципу усиления движений членов человеческого тела. В ранце расположены силовые электрические катушки. Они приводят в движение тросики, а те, в свою очередь, крепятся к суставам. Само движение ощущается логическими лампами с помощью миниатюрных пружинно-электрических датчиков. Вся эта конструкция призвана сделать солдата сильнее, чтоб он мог нести больше брони, оружия и припасов к нему.

— Долго в неё одеваться? — спросила насупленная Ольга, сложив руки на груди.

— Долгие только первая сборка и подгонка. Потом достаточно пятнадцати минут.

— Шеф, — задал свой вопрос Никитин, — а нужду как справлять? Вон, водолазы тоже в свои скафандры по полчаса экипируются. А в бою помощников может не найтись.

— Это не водолазный костюм. Он не герметичен. Силовой каркас идёт по внешнему краю тела, броня просто навешана сверху. Так что, для нужды требуется только отщёлкнуть броневые сегменты спереди или сзади. Они висят на манер подола рубахи или короткой юбки. А там отстёгиваешь специальные пуговицы и справляешь нужду.

— Блин, — пробубнил Никитин, — перчатки так просто не снимешь. Так и хозяйство можно оторвать этим… как его… вспомнил — экзоскелетом.

— А в этом и заключается, дорогой мой Александр, мастерство кирасира. Солдаты именно так и проводят ритуал прописки в кирасиры. Пьют хмельное, а потом нетрезвые отливают на угол казармы. Так сказать, твёрдость руки проверяют. Чтоб не дрогнула.

Конец ознакомительного фрагмента.