Винтер 39. Нулевые

Игорь Олегович Белошевский

Чтобы вернуть свою возлюбленную Леру, деревенский юноша Егор Винтер вместе со своими друзьями решает отомстить новому парню девушки, совершая преступление за преступлением. Игры в бандитов прекращаются, после ограбления ломбарда, принадлежащего криминальному авторитету Габару. Теперь, чтобы остаться в живых, друзьям предстоит сыграть роль наживки, на которую правоохранительные органы хотят поймать Габара. Однако у Егора и его друзей есть свой план, как выйти из сложившейся ситуации.

5. ПОДВИГ

В полуподвальном помещении, своеобразно переоборудованном под учебный класс, стояли разноцветные парты, трехногие стулья с фанерными спинками, стенды, увешанные красными вымпелами с надписями «Будь Готов», «Лучшей бригаде ХТЗ от коллектива ВТЗ», и прочей геральдикой, делавшей кабинет «Трактороведения» самым уютным местом нашей поселковой школы. Домашняя атмосфера этого подземелья поддерживалась не только атрибутикой ушедших в историю времен, но и правящим здесь педагогом-трактористом, добродушным седым бородачом — Сергеем Сергеевичем, которого все мы сокращенно называли — СС, или на латинский манер — SS.

На своих занятиях СС официально разрешал нам делать все что угодно, кроме шума. Получив свободу от навязчивой системы образования, все мы, ученики 11 — «В» класса, на уроках трактороведения стали познавать другую стопроцентную истину. Она заключалась в том, что оказалось, что гораздо тяжелее просто сидеть на стуле и бездельничать в течение долгого периода времени, чем изучать любой из предложенных нам ранее школьных предметов. Это открытие каждый из нас рано или поздно сделал для себя, так или иначе нарушив договоренности о тишине в классе, и уже в последствии оказавшись перед Сергеем Сергеевичем, вынужденно беседуя с ним в течении двух учебных часов на любые отвлеченные от трактороведения темы. Как и любой русский, Сергей Сергеевич лучше всех разбирался в политике, футболе и кино. Кроме того, он был неплохо начитан газетами и журналами из нашей школьной библиотеки, что давало ему неисчерпаемый источник тем для задушевных разговоров с нами. Мой друг с прозвищем Медведь, был единственным из нашего класса, а возможно даже и всей школы, кто искренне любил уроки трактороведения в том виде, в котором их и подобает любить. В отличие от всех нас, он не стал искать себе постороннее занятие во время уроков Сергея Сергеевича, а вместо этого просто увлеченно пропитывал свою тетрадь-конспект любовью к тракторному делу, старательно вписывая в неё предложения из учебника, и дотошно врисовывая туда же черно-белые иллюстрации с разрезами двигателей, трансмиссий и коробок передач.

Среди неисчерпаемого количества человеческих достоинств нашего педагога — Сергея Сергеевича, был у него и один существенный недостаток, повредивший в молодые годы его карьере стахановца-тракториста. Сергей Сергеевич пил горькую, пил много, запойно и начинал он это делать весьма неожиданно для окружающих. Когда-то, еще во времена брежневской оттепели, этот недуг сыграл с ним весьма злую шутку. Тогда, по обыкновению, Сергей Сергеевич внезапно ушел в запой, напрочь пропустив тем самым посевную компанию, чем сильно опечалил директора местного колхоза. Вернувшись из своего алкокруиза, Сергей Сергеевич был отправлен на товарищеский суд, обязательное в те времена мероприятие для провинившихся работников полей. Собрание проходило в актовом зале местного Дома Культуры с незамысловатым названием «Хлебороб». Здесь присутствовало всё руководство колхоза, партийные, и комсомольские активисты, а также обычные полевые труженики. Все было как обычно. После выслушивания речей о важности посевной компании, успехов колхоза, и скорой победе пролетариата в мировой революции, провинившиеся работники должны были покаяться в содеянном, и поклясться, что исправятся. Вместе с остальными своими коллегами по злобному недугу Сергей Сергеевич, подобно нерадивому школьнику, стоял в строю на сцене и молча пытался визуализировать в своем сознании рассказ председателя колхоза, пытавшегося всеми красками обрисовать светлую картину коммунистического будущего, и не менее светлого социалистического настоящего. Слушал Сергей Сергеевич про страну, основа которой партия, про закрома Родины, в которые партия вкладывает все свои силы, про долг коммуниста, которому партия — мать родна, и пытался соотнести окружавшую его действительность с высокими целями и благородными задачами, стоявшими перед каждым советским человеком, и что-то как-то не складывалось. С одной стороны были слова про равенство, братство, и справедливость, а с другой, маленькая жизнь Сергей Сергеевича, в которой он уже много лет подряд стоял на очереди за автомобилем «Жигули», и эта очередь все никак почему-то к нему не приближалась, но зато, очень быстро она добралась до сына директора колхоза, который теперь лихо рассекал по району на новенькой вазовской «шестерке», пугая деревенских уток и гусей. Был у Сергея Сергеевича персидский ковер, купленный им втридорога по «блату» через кума сестры, был хрусталь, подаренный родителями на свадьбу, был местком, с доступными для избранных путевками в Адлер и Сочи, а жизни почему-то при этом всем не было. Вместо неё был некий муляж, за которым пряталась печаль, бескрайняя, как пшеничное поле, уходящее за утренний туманный горизонт. Сергей Сергеевич толком не понимал причину этой свой грусти, он просто жил, и чувствовал, что что-то не так, что нет никакого равенства, и нет справедливости, а есть только приспособленчество, и теплые места, за которые каждый день идет нескончаемая борьба. В юности Сергей Сергеевич искренне верил, что он живет в самом правильном государстве, где каждому по потребностям, и от каждого по способностям, но теперь эти ощущения куда-то исчезли, им на смену пришло что-то монолитное и серое, которое только и можно было, что заливать «горькой». И вот теперь, после длительного запоя, стоя в шеренге обвиняемых, Сергей Сергеевич вдруг «прозрел», весь тот долгий нарратив его жизни, что копился в душе годами, вдруг, наложился на пафосные слова председателя колхоза, и будущему педагогу-трактораведу всё стало так ясно, и понятно, что он даже сам удивился всей той простоте открывшейся для него картины.

— Не верю, не в такую партию я вступал! — громко сказал Сергей Сергеевич на весь актовый зал дома культуры «Хлебороб», достал из кармана партбилет, и звонко положил его на трибуну перед председателем.

Может быть тогда Сергей Сергеевич неудачно вышел из запоя, может и не вышел вовсе, или неумело вошел в колею своей трезвости, только, после совершенного подвига, для него это уже перестало иметь хоть какое-то значение. После случившегося инцидента, ни в своем, ни в соседних колхозах, достойной работы для Сергей Сергеича теперь не находилось. Никто не хотел трудоустраивать к себе опального тракториста, и СС продолжал пить горькую ровно до тех пор, пока, по чьей-то милости, не оказался в поселковой школе в качестве педагога так называемого «начального профессионального образования».

С момента «подвига» Сергея Сергеевича в Доме Культуры с названием «Хлебороб», прошло уже весьма немало времени, сменились и правительства в стране, и даже эпохи, но привычки педагога-трактороведа, несмотря ни на что, остались прежними.

Наступила осень. Сергей Сергеевич получил от директора школы деньги на «солярку» для трактора, а точнее, финансовые средства для проведения практических занятий с учениками в «полях», и, неожиданно, исчез. Чтобы не подводить педагога мы усердно продолжали посещать его уроки, изо всех сил стараясь на них не шуметь, и по-прежнему, ничего не делать. Так бы и шла наша самоподготовка по трактораведению если бы ее вдруг не нарушила завуч школы — Зарецкая Раиса Васильевна. Когда её строгое выражение лица, одетое в очки с громадными линзами, обнаружилось сверху над кругом, составленным из наших короткостриженных голов. Завуч Зарецкая обладала одной суперспособностью, она всегда появлялась там, где её никогда не ждали, и путала все карты разом, в прямом, и переносном смыслах. Этот раз тоже не стал исключением, и совпал с тем моментом, когда ученик Киля покерными картами выложил на парте свой победный «флеш-рояль». При появлении завуча ученики расступились, а Раиса Васильевна молча протянула открытую ладонь своей длинной худощавой руки. Киля вздохнул, обреченно сгреб со стола игральные карты, и после чего отдал их завучу. Спорить с Раисой Васильевной не имело никакого смысла.

— Где Сергей Сергеевич? — спросила Зарецкая у класса, и указала колодой карт на пустующее кресло педагога.

Класс молчал.

— И давно у вас нет занятий? — продолжила расспрос завуч.

— Только сегодня, — произнес кто-то из толпы учеников.

— В общем так, — сказала Раиса Васильевна, — Разыщите, и передайте Сергей Сергеевичу, что если он не появится на следующей неделе в школе, то я отменяю ваш экзамен, будете выпускаться без удостоверения машиниста-тракториста, в конце концов у нас тут тоже, не ПТУ.

Сказать по правде, всем нам, ученикам 11-го «В» класса было глубоко плевать на это удостоверение машиниста-тракториста, ибо никто из нас особо не мечтал ни о работе в полях, ни о службе в танковых войсках, но был один среди нас человек, который по понятным только ему причинам грезил о заветной корочке.

— Как без удостоверения! — вдруг оживился Медведь, одиноко сидя за партой в углу кабинета.

Медведь не участвовал в нашем покерном состязании, а все это время по обыкновению увлеченно писал свой конспект.

— Очень просто Коля, очень просто, — ответила Медведю завуч Зарецкая, и вышла из класса.

Из всех нас троих на поиски Сергея Сергеевича, естественно, хотел отправиться только Медведь. Ни я, ни Киля, не имели объективных причин для этого мероприятия. Зная о пагубном пристрастии Сергея Сергеевича, свои предполагаемые часы тракторной практики мы с Килей давно уже проиграли в карты, но дружба есть дружба.

В конце тенистой улицы, по обоим сторонам которой росли, размашистые липы, высаженные ещё когда-то немцами, стоял дом Сергея Сергеевича. Обнаружить его не составило никакого труда, ибо наш школьный трактор, который был наполовину перекрашен из синего в темно-синий цвет, стоял тут же, припаркованный рядом с кирпичным жилищем педагога. Сам же учитель, пригреваемый осенним солнцем, расположился в глубине двора. Он царственно восседал в автомобильном кресле, когда-то снятом с «Жигулей», и теперь прислоненном к деревянной стене сарая, с покосившейся крышей.

Обнаружив отдыхающего педагога, мы с Килей переглянулись, и вопросительно посмотрели на Медведя.

— Что и требовалось доказать, — произнес я, резюмируя увиденное, — Идем парни обратно. Его нам точно теперь не раскачать.

— Может все-таки разбудим? — настойчиво предложил Медведь.

— Медведь, не думаю, что это хорошая идея, — предостерег я друга, — А если он с просонья буянить начнет?

— Может, не начнет, — не унимался Медведь, — Попробуем все-таки…?

Медведь умоляюще посмотрел на Килю.

— Иди пробуй, — предложил Киля, — Раз так хочется.

Медведь направился к педагогу, а Киля стал карабкаться по колесу трактора МТЗ-80. Забравшись в кузов, которого, он выпрямился в полный рост, сладко потянулся, и затем произнес:

— Как знать, может и прокатимся хоть разок на этом пылесосе, — произнес Киля.

— Ага, — ехидно ответил я другу, — Аж два раза прокатимся, держи карман шире…

Я сел на ступеньку трактора и стал наблюдать, как Медведь осторожно подходит к Сергею Сергеевичу. Приблизившись в плотную, он склонился к посапывающему педагогу, и тихонечко произнес:

— Сергей Сергеевич, — сквозь зубы напевно процедил Медведь.

Учитель никак не прореагировал на слова своего ученика, как будто того и вовсе здесь не было.

— Так у тебя ничего не получиться, — командовал Киля из кузова трактора, — Он ничего так не услышит, ты громче, громче спроси.

— Сергей Сергеевич!!! — вдруг, резко заорал Медведь, но в ответ получил лишь длинный протяжный храп, который безучастно к ситуации издал педагог, так и не открыв при этом ни единого глаза.

— Что ты там телишься с ним, — не унимался Киля, стоя в кузове трактора, — Рявкни на него как следует, и ближе подойди, а то так он ничего никогда в жизни не услышит.

Медведь вплотную приблизился к Сергей Сергеевичу, и только он успел произнести:

— Сергей Се…, — как гнилое яблоко, брошенное Килей из кузова трактора, издав громкий шлепок, врезалось в голову педагога, а затем, подобно осколочной гранате разлетелось в разные стороны на мелкие кусочки.

При виде всей этой картины, я вскочил со ступеньки трактора на ноги, и словно в замедленном кино прокричал:

— Киля, неееет…!!! — крикнул я.

От полученного от яблока удара, Сергей Сергеевич откинул свою голову на подголовник автомобильного кресла, затем издал протяжный храп, но так и не проснулся.

— Ты совсем спятил! — заорал я на Килю.

— Я в Медведя целил, — виновато произнес Киля.

— Вешайся Киля!!! — крикнул Медведь, и подобно молодой рыси стал карабкаться в кузов трактора МТЗ-80.

Киля хотел спастись бегством, и слезть по колесу трактора вниз, но был остановлен обстрелом яблоками, который я стал прицельно по нему вести с земли.

— Не дай ему спрыгнуть!!! — крикнул мне Медведь, и, как рестлер из восьмибитной компьютерной игры, обрушился прямо на Килю.

Продлившись какое-то время, наша потасовка была нарушена Сергей Сергеевичем, который, вдруг, что-то стал бормотать себе под нос, заерзав при этом в автомобильном кресле.

— Завязывайте, Сергеич проснулся! — крикнул я друзьям, первым заметив ожившего педагога.

Окружив Сергея Сергеевича со всех сторон, мы стали вслушиваться в смысл произносимых им слов.

— Подвиг… Где мой подвиг? — бормотал себе под нос Сергей Сергеевич, густо разбавляя свою речь непечатными выражениями.

— Сергей Сергеевич, здравствуйте! — прокричали мы дружно хором в один голос.

Сергей Сергеевич открыл глаза, и удивленно посмотрел на нас.

— Вы, вы кто такие?! — выдал он нам в ответ.

— Мы ваши ученики, пришли по поручению Зарецкой, — ответили мы.

— Садитесь, — сказал Сергей Сергеевич, и снова отключился, закрыв глаза.

Мы продолжали стоять, так как сесть можно было разве что на землю.

— Сергей Сергеевич, проснитесь, мы от завуча, от Зарецкой, — снова произнес я, теребя при этом педагога за плечо.

— Мой подвиг, — ответил мне Сергей Сергеевич, и сидя в кресле, перевернулся на другой бок.

Было видно, что педагог хочет абстрагироваться от нас, и продолжить спать дальше. Видя это обстоятельство, Медведь не стал дожидаться глубокой фазы сна Сергей Сергеевича и громко крикнул ему в ухо:

— Какой еще подвиг! — крикнул Медведь, — У нас экзамен в конце концов будет, или нет!

— Это сейчас, какой хочешь тебе подвиг, — ответил Сергеевич, и затем, снова попытался перевернуться в кресле на другой бок, продолжив при этом бормотать себе под нос:

— На почте только деньги им подавай, а читать все равно нечего, а раньше… Где мой подвиг…

Когда Сергей Сергеевич снова удобно устроился в своем кресле, в игру вступил Киля, который начал теребить педагога за плечо, мешая тому спать:

— Какой еще подвиг?! — с добротой в голосе спросил я педагога, решив, что агрессией от него всё равно ничего не добиться.

— Как какой? — удивился Сергеевич, лениво отстраняясь плечом от Килиной руки, что мешала ему спать, — Мой подвиг? Мой? Где!?

— Понятно, — произнес Киля в тот самый момент, когда с канистрой в руках из сарая, вышел Медведь.

— Тут полканистры солярки и в баке тоже есть, — сообщил нам Медведь, и затем предложил, — Может сами заведем технику?

— А дальше что? — спросил я у Медведя, — Вот завели мы трактор, и что?

— Отгоним его к школе, спасем экзамен Медведя и все такое, — ответил Киля, — Хоть прокатимся.

Когда Медведь вынул на улицу всевозможный хлам из кабины трактора МТЗ-80, то стало ясно, что среди гаечных ключей, замасленных тряпок, и пластиковых бутылок с замысловатыми жидкостями не хватает чего-то важного.

— Пускача нет, — раздосадовано сообщил нам Медведь.

— Чего нет? — поинтересовался Киля.

— Трос такой, чтобы завести трактор, — пояснил Медведь.

— Спроси у Сергеича про пускач, — деловито предложил мне Киля, — На тебя он хоть как-то реагирует.

— Сергей Сергеевич, — сказал я педагогу, и стал теребить его за плечо в очередной раз лишая сна.

— Придешь за сельской молодежью, — тихо ответил мне Сергей Сергеевич, — А она тебе твою сельскую молодежь и дает… подвиг мне, подвиг!

— Какой ещё подвиг?! — неожиданно крикнул в ухо Сергеичу, подошедший к нам Киля, — Пускач где? Отвечай зараза!!!

— Мой подвиг! — продолжил свою тираду Сергей Сергеевич, — Где?! Я ее спрашиваю!!! Где!!! Ее….

— Кого ее? — снова крикнул Киля в ухо Сергеичу.

— Зинку!!! — ответил ему Сергеич, и схватив Килю обеими руками за грудки, произнес: — Где Зинка! Я тебя спрашиваю!

Я усадил на место Сергей Сергеевича, и тот снова продолжил бормотать себе под нос что-то бессвязное, но, если раньше, его бормотание было реакцией на резкие вопросы-выпады Кили, то теперь, речь педагога больше напоминала мантру, звучавшую без остановки, тихим сплошным гулом.

— Нет здесь «пускача» нигде, куда он только его засунул, — подытожил свое недовольство ситуацией Медведь, расхаживающий кругами вокруг трактора.

— Разговори его, ты же можешь, потяни за ниточку, — обратился ко мне Медведь, — Нам нужен пускач.

— Сам тяни, умник, — ответил я другу, но тут же пожалел обэтом, так как в дело опять вступил Киля.

— Где «пускач»?! — рявкнул Киля в ухо Сергеичу.

— Ладно, давай я лучше попробую, — предложил я Киле, — А ты воды лучше принеси воды из колодца, может пригодиться.

— Точно! — оживился Киля, — Нужно его с ведра окатить, тогда он точно проснется.

— Ты что спятил?! — сказал я Киле, а затем добавил, — Ты можешь просто принести ведро воды, и поставить его рядом со мной, остальное я всё сам сделаю. Хорошо?

— Как скажешь, — ответил Киля, — Но если у тебя не получиться, тогда я уже сам попробую.

Я ничего не ответил другу, а вместо этого стал более настойчиво разговаривать с педагогом:

— Сергей Сергеевич, вот вы приходите к Зинке, и, — начал я расспрашивать учителя.

— На почту, а не к Зинке… я прихожу… Нужна мне твоя Зинка…, — с затухающей амплитудой громкости выдал мне в ответ Сергей Сергеевич.

— На почту, приходите, отлично, а зачем? — настойчиво спрашивал я, у засыпающего учителя.

— За сельской молодежью я прихожу, а подвига то и нет! — громко крикнул мне в лицо Сергей Сергеевич, сделав яркий акцент на слове «нет», а затем, также не сбавляя громкости, спросил у меня, — Где мой подвиг?! Где!!!

— А Зинка что? — спросил я у Сергеича, пытаясь сложить все пазлы его рассказа воедино, но педагог отчаянно не хотел ничего рассказывать, и по-прежнему лишь твердил мне о каком-то подвиге:

— Где мой подвиг! — разошелся Сергей Сергеевич, — Он же бесплатный, подвиг!

— А Зинка? — спрашивал я у трактороведа, — Она то что? Что говорит?

— Молчит она, Зинка, — ответил мне Сергеич, — А сама глазками бегает по прилавку, ззагляните на неделе, загляните на неделе….

— Ииии…, — протяжно процедил я.

— И ничего, — ответил мне Сергеич, — Сама, наверное, уже мой подвиг кому-то отдала. А где его взять? Нигде же не купить!!!

Я взял у Кили ведро воды, и поднес его ко рту интервьюируемого педагога. Сергей Сергеевич стал жадно пить воду.

— Ну что? — спросил меня Киля, воспользовавшись паузой в допросе, — Узнал где он пускач прячет?

— Еще нет, он мне все про какой-то подвиг твердит, и Зинку, и ещё почту, — ответил я.

— Тетя Зина Петрова, с почты, на почте она работает, — вдруг неожиданно сообразил Киля.

— Точно, — восторженно ответил я, — Так и есть!

— Тетя Зина и сейчас там работает, — сказал Киля.

— А что он за подвиг какой-то всё переживает? — спросил я у друга.

— Какая разница, пускача все равно же нет, — произнес Медведь, подошедший к нам с Килей, — Я уже весь сарай перерыл.

Сергей Сергеевич допил из ведра воду и вместо того, чтобы хоть как-то взбодриться, наоборот, напрочь отключился, так, что разбудить его теперь уже не представляло никакой малейшей возможности. Предварительно проверив пульс педагога, и удостоверившись, что с ним все в порядке, мы отнесли его вместе с автомобильным креслом прямо в дом, двери которого, почему-то, оказались не заперты. Жилище Сергей Сергеевича состояло из двух пыльных комнат, замызганной кухни, и халтурно пристроенной деревянной веранды. После небольшого обхода владений Сергеича, и недолгих размышлений на тему — куда его отнести, мы оставили его на веранде, а сами вышли из дома на крыльцо.

— Ну, что, всё, дело сделано, — довольно произнес я, стоя на крыльце дома Сергей Сергеевича.

— Похоже, — согласился Киля, а затем добавил, — Жаль только, что трактор так и не завели.

— Можно с толкача попробовать его завести, — предложил Медведь.

— Каким образом? — возмутился я, — Трактор тонны четыре весит.

— Дом на горе стоит, вверху улицы, — ответил Медведь, — Нам трактор только с места чуть-чуть двинуть, а дальше он сам пойдет.

— Точно! — воодушевился Киля, — Сергеич под колеса специально кирпичи положил, чтобы он вниз не покатился.

А в гараже ещё лебёдка ручная есть, — добавил Медведь, — Можно её тоже задействовать.

— Какая ещё лебедка? Медведь, угомонись! — пытался я облагоразумить друга, но всё было тщетно.

В кабину МТЗ-80 было решено посадить меня. Водительским навыкам Кили, Медведь не доверял, а сам сесть за руль никак не мог, так как был самым крепким из нас троих, и должен был крутить рукоять механической лебедки, трос которой Киля обмотал вокруг небольшой осинки на противоположной стороне улицы.

После того, как осина изогнулась дугой, а натянутый трос лебедки стал похож на струну, трактор дернулся с места, и затем, медленно покатился вниз по улице.

— Пока не заводи! — командовал мне Медведь, толкая трактор, — Через пять метров склон круче будет, тогда только пробуй! Киля, отцепляй трос! Сейчас пойдет!

— Медведь, может хватит на сегодня экспериментов? — обратился я к другу из кабины МТЗ-80, наблюдая, как тот, крехтя, толкает трактор.

Когда к Медведю, с другой стороны трактора, присоединился и Киля, я понял, что обречен.

— Давай! — скомандовал Медведь, когда трактор МТЗ-80 преодолел рубеж в пять метров, и стал самостоятельно медленно катиться с горки вниз.

Я воткнул рычаг коробки переключения передач, МТЗ-80 дернулся, чихнул и опять затих.

— Киля, навались! — кричал Медведь, токая трактор.

Киля навалился, но это как-то особо не помогло. Трактор снова встал, как вкопанный, а его двигатель по-прежнему молчал.

— Короче, вы, как хотите, парни, а я домой, — сказал я, выглядывая из кабины трактора, — Мне уже все это надоело!

Медведь ничего не ответил на мои слова, а только молча подошел к двигателю трактора, откинул защитный кожух, скрывавший его силовой агретат, и принялся крутить под ним какие-то гайки.

— Давай еще раз попробуем, — предложил мне Киля, — А потом уже можно и домой. Нужно опять лебедкой дернуть. Медведь, а ты тогда толкай.

Медведь кивнул Киле в знак согласия, и затем захлопнул защитный кожух двигателя трактора.

Очередная осина на противоположной стороне дороги изогнулось дугой. Киля крутил ручку лебедки. Медведь сзади толкал трактор. В этот раз МТЗ-80 двигался по дороге гораздо легче, и совсем пошел легко, когда преодолел очередную критическую кочку на своем пути, после которой технику дальше резко понесло вниз по улице. Я воткнул восьмую передачу трактора, и его двигатель дернувшись несколько раз, наконец зарычал, а из выхлопной трубы повалил дым.

— Тормози! — скомандовал мне Медведь.

Я нажал на педаль тормоза, но трактор никак не прореагировал на мои манипуляции, а только медленно продолжил катиться дальше вниз по улице, начиная набирать при этом скорость.

Всё произошло будто в одно мгновение, и уже через несколько секунд, впившись двумя руками, в обмотанную синей изолентой баранку, я бил, и бил, ногой по одеревеневшей педали тормоза МТЗ-80, но ничего не происходило, техника отказывалась меня слушать. А ещё через несколько секунд, даже вырванная из земли осинка, к которой Киля примотал стальной трос ручной лебедки не смогла серьезно повлиять на уже несущийся с горы МТЗ-80. Ударившись спереди о трактор, дерево, словно щепка, проскользнуло под его колесами, и стало волочиться сзади на тросе, поднимая пыль на грунтовой дороге. Ещё через несколько секунд, я взял себя в руки, и принялся тормозить коробкой передач трактора, переключая её рычаг на более низкую скорость. Трактор начал поэтапно снижать свою скорость, и возможно бы и совсем остановился в конце улицы, но увы, на это ему не хватило ни времени, ни дороги. Сломав деревянный забор трактор полетел с обочины дальше вниз, пока не оказался в болоте, что находилось за ограждением.

Время не стояло на месте, и после окончания школы, из родного городка, все мы разъехались по разным местам нашей Калининградской области. Медведя и Килю забрали служить в армию, а я поступил учиться в областной университет, где стал грызть гранит науки, постигая всевозможные точные дисциплины. В отличии от многих других наших одноклассников, связь друг с другом мы не потеряли, и довольно часто переписывались, используя на полную катушку услуги Почты России. Как оказалось, солдатам нашей армии предоставлялась возможность отправлять бесплатно неограниченное количество писем в любую точку страны, и на моё удивление, и Киля, и Медведь, ранее не склонные к эпистолярщине, вдруг, почему-то решили воспользоваться этой своей воинской привилегией, так что конверты с красными треугольными штампами и пометкой «Воинская корреспонденция» теперь нередко оказывались в моих руках, а по приезду домой, я в обязательном порядке всегда заходил в местное отделение почты.

— Ну, и что делать теперь с его пенсией? — возмущалась одна сотрудница почты, в тот самый момент, когда я открыл входную дверь этого заведения.

— Что, прямо никого у него не осталось? — спрашивала другая работница.

— Никого, — отвечала ей третья женщина из подсобного помещения, что находилось позади касс.

— Зинаида Львовна, что, прямо так и никого? — снова переспросила первая кассирша.

— Никого, — ответила ей Зинаида Львовна, и вышла из подсобного помещения с посылкой в руках, которую она затем поставила на прилавок, перед ожидавшим её клиентом, — Ни жены, ни детей, ни внуков, всю жизнь проработал в школе.

— Здравствуйте тетя Зина! — задорно произнес я, — Мне писем никаких не приходило?

— Здравствуй, сейчас посмотрю, — ответила мне тетя Зина, голосом, не содержавшим в себе никаких эмоций.

— Так, что мне с его пенсией то делать, Зинаида Львовна? — спросила кассирша у тети Зины.

— Положи ее пока в конверт, на конверте напиши «Сергунов С. С.», — ответила ей тетя Зина, и снова удалилась в подсобное помещение.

Кассирша принялась жирным фломастером выводить фамилию Сергея Сергеевича на белом конверте, а я вспомнил об уроках трактороведения, которые он когда-то нам преподавал в школе. Рядом со мной, за прилавком, морщинистый пенсионер в сетчатой кепке с изображением орла и надписью «USA», заполнял какой-то бланк.

— Включишь телевизор, а там мужик в пиджаке, — кряхтя произнес пенсионер, — Интересно так рассказывает, а потом, вдруг, как запоет, думаешь, во певец, а это оказывается депутат государственной думы. Вона теперь как… Не то что раньше было, второй, третий секретарь КПСС, и….

Пенсионер подытожил свою мысль одним непечатным выражением в тот самый момент, когда тетя Зина вернулась из подсобного помещения, держа в своих руках конверт с письмом.

— Держи, — сказала мне тетя Зина, и протянула конверт.

— Теть Зин, а что с Сергеем Сергеевичем случилось? — спросил я.

— Умер твой Сергей Сергеевич, — ответила мне тетя Зина.

— Как умер? — произнес я.

— Обыкновенно, как все люди умирают, — ответила мне тетя Зина, и затем, после паузы почему-то добавила, — А какой красавец в молодости был, стройный, стахановец, все девки за ним бегали. Помню, придет он к нам на почту, журнал он выписывал такой «Сельская молодежь» назывался, а мы с девчонками второй журнал, который бесплатно прикладывался, с названием таким еще дурацким… ну этот… как его…

— Подвиг? — произнес я.

— Да, он самый, — удивленно ответила тетя Зина, внимательно посмотрев на меня, — Значит мы этот «Подвиг» спрячем, а сами говорим мол потеряли, и потом решаем, кто вечером его к мамке Сергея домой отнесет, Марие Федоровне, а вот оно теперь как всё в жизни обернулось…

— Страну развалили, колхоз развалили, рыбоконсервный комбинат сначала разворовали, а потом и тот развалили, родину продали, — сказал тете Зине пенсионер в кепке с надписью «USA».

— Шел бы ты уже домой, Иванович! — громко сказала тетя Зина глухому пенсионеру, но тот, снова не разобрав её слов, спросил:

— Зинка, где тут нужно расписываться теперь? — спросил пенсионер.

Зинаида Львовна пальцем указала пожилому мужчине на графу для подписи.