Петербургский сыск. 1874 год, февраль

Игорь Москвин

Нет в истории времени, когда один человек не строил бы преступных планов, а второй пытался если не помешать, то хотя бы найти преступника, чтобы воздать последнему по заслугам. Так и Сыскная Полиция Российской Империи стояла на переднем крае борьбы.

Глава десятая. Гришка Шустов

Гришка Шустов — детина тридцати двух лет, высокий, под два аршина с десятью вершками, хотя и веселился в «Заведении», но теперь сидел за столом. Перед ним стояли миски с горячей варенной картошкой, соленными грибами, квашенной капустой, по левую руку лежала четвертинка ржаного хлеба. Напротив сидела Катерина, у которой Гришка останавливался в столице.

Катерина не блистала красотой. Рябое лицо пребывало всегда в смущённом виде, словно Господь и не дал красы, но румянец на щеки выскакивал даже при мимолётном взгляде на неё мужчин. Она с покорностью ждала приезда Гришки, а тот, как напьётся, так ему любую подавай на закусь. Хотя девица понимала такое поведение Шустова, но прикипела к нему сердцем, то готова, ради него и в огонь, и в воду.

Вот и сейчас выставила перед Гришкой припасённый полуштоф зелёного стекла. Шустов разлил в два стакана, себе половинку, а Катерине только плеснул на донышко. Она все равно зелья не потребляла, но ей нравился запах, когда Гришка её целовал слюнявыми губами.

Она снимала в митковском доме маленькую комнату, хотя и платила за неё половину заработанных денег, но всегда ждала Гришку. Не за занавеской с ним миловаться, а тут можно и на стол накрыть. Не опасаясь, что кто—то подсмотрит.

А глаз везде хватало.

— Что—то ты не весел?

Гришка поднял стакан и одним глотком выпил содержимое, не поморщился. А только щепотью прихватил немного капусты и без особого желания начал жевать.

Только после этого вытер руку о рубашку и почёсывая нос, сказал.

— А что, Катерина, не поедешь со мной в деревню законной женой. Купим дом и заживём с тобой.

— Да я с тобой на край света, — зарделась девица. — где же денег столько взять?

— Не горюй, — Гришка снова налил себе пол стакана, — вот дело верное выгорит, так и уедем мы отсюда подальше. Надоела мне столичная маета, каждый сам по себе, человека не видно, одни тени по улицам мелькают, а я покоя хочу, коровёнок, хозяйства. Эх, благодать…

Катерина не ожидала разговора. Не таков Гриша, чтобы сантименты разводить, а здесь и сердце затрепетало у девицы от внезапной радости, и на щеках предательские пятна высыпали, но виду не хотела показывать. А вдруг передумает? Ведь он такой видный.

А Гришка после очередного стакана решил или Тимошка отдаёт причитающуюся долю, или придётся залезть на квартиру и там в спокойствии поискать припрятанное. А если не найдёт, так есть иные возможности, правда, тогда кровью руки обагрить придётся. Ну, ничего. Ждать больше не хотелось и так вокруг слишком много подозрительных лиц шастает. Вот и сегодня. Тимошку помянули. А это не к добру. Надо скорее завершать и в деревню. А что? Катерина баба здоровая, фигурою статная. Детей выкормит. А что красотой Бог обидел? Так её на базар не понесёшь, а ночью все они на одно лицо. Верною до гроба будет и ни кто на неё не позарится.

Гришка заулыбался.

Путилин взял с собою трость и пистолет, привезённый шестизарядный револьвер из Австрии одним из благодарных участников расследования, где безвинно едва не пострадал от ложного обвинения, Вместо мехового надел старенькое пальто, приготовленное для таких случаев. Если порвёшь или залезешь куда, так жалеть не станешь.

Задолго до первого колокола выехали на указанную улицу, был четвёртый час пополуночи. Разгулялся на просторах города ветер, поднимая с тротуаров хлопья снега, выпавшего с вечера.

— Хорошо, что ветер, — подметил Путилин, — может из дому нос не покажет.

— Скоро и увидим, — Жуков поднял воротник.

До Дерптского переулка извозчик домчал быстро, норовил угодить начальнику сыскного отделения. Как просил Иван Дмитриевич, к самому дому подъехали без шума.

Агенты вышли из саней без разговоров. Городовой нес службу недалеко, Иван Дмитриевич попросил разбудить без шума дворника и помочь в задержании возможного преступника.

Разбуженный дворник хотел было возмутиться поздними гостями, но прикусил язык, испугавшись приехавших, от него разило не хуже, чем от винной бочки. Он же и указал, что к Катерине с первого этажа шастает тут один ночами. Дело — де молодое, хотя девица красотой не отличается, но характером вышла добрым, что жалко ее. Вот он глаза и закрывает на такое. А с пачпортом, ходок иль без, ему не ведомо да и без надобности у каждого гостя документ спрашивать.

Сквозь щель в неплотно задёрнутых занавесках был виден стол с горящей свечой, а за ним мужчина, опершийся головой о подставленную под щеку ладонь, и девица в белой исподней рубахе и накинутым на плечи платком. Казалось, мирная домашняя идиллия. Жена не перечит мужу и ждёт пока он не соизволит идти почивать.

— Миша, — тихо почти в самое ухо произнёс Путилин, — жди здесь, если Гришка в окно решит сигать.

«Понял», — ответил Жуков кивком головы, но Иван Дмитриевич взглянул строго и погрозил пальцем.

Миша обиженно засопел, но промолчал. Памятуя о том, что шуметь не следует.

Он в щель видел, как через некоторое время женщина повернула голову к двери, а Шустов даже не оторвал щеку от ладони, то ли не слышал, то ли был сильно пьян, что не в состоянии даже подняться со стула.

Девица подошла к двери и приоткрыла её. Что там у неё спрашивали. Жуков не слышал, но Катерина отступила в сторону, пропуская первым Ивана Дмитриевича, потом Соловьёва, а уж завершал процессию — дворник.

— Катерина Иванова? — то ли вопрос прозвучал в устах Путилина, то ли утверждение.

— Да я, — ответила девица, — вон Спиридон Матвеич подтвердит, — она кивнула в сторону дворника.

— А это стало быть Григорий Шустов?

— Он.

Григорий даже не открыл глаза, а только причмокнул губами.

— Пьян?

— Немножко, — а потом спохватилась и тихо с придыханием спросила, предчувствуя беду, — а вы кто будете?

— Мы, Катерина, из сыскного отделения.

Девица не вскрикнула, не забилась в истерике. А как стояла около кровати, так в бессилии на нее присела, закрыв руками лицо.

Конец ознакомительного фрагмента.