Кладбище забытых талантов

Игорь Мельн, 2020

Случалось ли вам отвергнуть мечту всей жизни? Именно это сделал семнадцатилетний Юрий. В силу неизлечимой болезни юноша не может стать космонавтом. Разочаровавшись в мечте, он попадает на волшебное кладбище, населенное такими же, как он, горестными детьми. Среди кладбищенских обитателей ходят слухи о лабиринте подземных ходов, в центре которого находится предмет, исполняющий желания. Однако проход в подземелье открывается после захода солнца, когда на поверхность кладбища выходят чудовища… История о разочаровании, возможности, стремлении, силе духа, и обретении веры в мечту…

Талант №3. Умение слышать скрипку

Набережная пустовала. Серый цвет и прохлада наводили на людей тоску, отчего никто не решался сидеть на здешних скамьях вдоль аллеи и любоваться оголенными ветром деревьями. Золотистый ковер из листьев мог бы привнести теплых тонов, но был нещадно собран в пыльные кучи. Поднимавшаяся от воды влага прилипала к коже и заставляла всякий раз вздрагивать. Не слышалось живого крика, писка или рокота — только вой ветра, да скрип качавшихся стволов деревьев. Набережная пустовала.

Смесь гнетущей тишины и спокойствия разбавилась топотом кошачьих лап, а позже и человеческими стонами. Не в силах более стоять, Юрий прислонился спиной к стволу дерева и проскользил вниз, на грубо выстланную щебнем дорожку у края реки. Влажный воздух часто проникал в его ноздри и раскрытый рот, привносив болотистый вкус цветущей воды.

Городские птицы, точно стервятники, беззвучно кружили в небе, собирались в стаи над головой юноши. Он хотел парить в облачной выси вместе ними, подальше от ежедневной суеты, и завидовал созданиям, не знавшим о космосе, не понимавшим близости к нему.

В тот хмурый день Юрий навсегда отдалился от своей мечты, отчего бросать камни в воду доставляло удовольствие: на дне они становились еще дальше.

На другом берегу раскинулся ряд магазинов, за витринами которых различались силуэты. В булочной, как обычно, было много посетителей; хотя пекарь работал во внутреннем помещении, однажды удалось подглядеть за тучным мужчиной, что промок от пота и разминал усталые мышцы. В парикмахерской женщины целый день порхали между кресел с клиентами без возможности отдыха, отчего у многих к вечеру опухали ноги. Неподалеку разместился спортивный зал, где молодые люди поднимали массивные штанги и бегали по автоматическим дорожкам.

Зависть охватывала юношу в часы наблюдения за здоровыми людьми.

Ничто так не доставляло удовольствия, как рассказы о космосе, документальные фильмы о космонавтах, сотня научных энциклопедий и книг. Юрий изучал астрономию, летное дело и сам космос на протяжении многих лет. Мечта его прошла с ним трудное детство, с тех пор как он увидел по телевизору полет человека в космос, и в юности только окрепла. И все было зря? Нет, он не мог так просто забыть об этом…

Но разве с болезнью поспоришь? Разве прикажешь мышцам работать лучше?

Со стороны детской площадки послышалось явление, о каком юноша уже и забыл. Однако оно привлекло внимание и вмиг выбило из головы печальные мысли. Это был смех. Причиной неподходящего в тот час звука были девочка лет семи, что заходилась в радостных криках на скрипучей карусели, и женщина, раскручивавшая механизм. Пасмурность никак не повлияла на их настроение, напротив, они источали счастье, отчего небольшой участок набережной налился красками.

Сладкий запах, исходивший от незнакомцев, волной проносился по набережной, будто на карусели катались не люди, а карамельные сладости — верно, перед забавами они успели отобедать сдобными булками. Юрий с горечью вспомнил, что последний прием пищи был ранним утром, а по ощущениям несколько дней назад. Несмотря на пытку для желудка, он разместился на качелях неподалеку, оперев голову о холодные подвесы, и закрыл глаза.

Головокружение приятно сразило девочку, запутав ноги, и женщине пришлось подхватить ее и приземлить на скамью.

— Кого же нарисуешь сегодня? Мне кажется, дракон — это хорошая идея, но тебе бы нужно потренироваться рисовать лошадей… Или придумаешь какое-нибудь новое животное?

Однако девочка не разделила восторга, неожиданно погасив улыбку, и отвела глаза в сторону. Не раз пухлые губы отрывались друг от друга в попытке о чем-то сообщить, но тотчас же смыкались. Нахмуренные брови дрожали от напряжения, как струны.

— Я красиво рисую? — наконец сказала она.

Женщина отстранилась и взволнованно поглядела на девочку.

— Конечно! А почему ты спрашиваешь?

— А мама говорит, что мне не нужно рисовать. Она вчера посмотрела мои рисунки, а я сболтнула, что хочу учиться рисовать и пойти в школу, где меня научат. Мне кажется, она огорчилась…

В детстве Юрий думал, что родители поощряют все его начинания, потому что он болен, из жалости. Как только он рассказал, что хочет узнать больше про летное дело, родители одолжили у знакомых такую книгу. Если же просил научно-популярный фильм про космос, то в день рождения дорогая кассета оказывалась у мальчика в руках. Конечно, мысли о профессии космонавта они считали детской забавой, но не высказывались на этот счет. Лишь со временем понялось, что родители делали это из любви.

— Она точно так и сказала? Мама, наверное, просто устала. Когда люди устают, им ничего не нравится, поэтому не слушай ее и не бросай рисовать, если тебе это правда нравится. Ты же мечтаешь поступить в художественную школу?

— Еще бы! — оживилась девочка. — Иногда я вижу чужие рисунки. На красивые так и хочется смотреть и смотреть. Я тоже так хочу. Иногда у меня даже получается рисовать что-то красивое, но редко. Зато это очень здорово!

В кроссовку на мгновение уперлось нечто острое. Это был грач, бесстрашная, как оказалось, птица, если посмела потревожить юношу, который от неожиданности чуть не ударил ее. В ответ он обратил взор осуждения, и в его крохотных глазах прочлось: «Эта девочка непр-ременно станет искусной художницей, а ты всю жизнь будешь мучиться на скучной р-работе».

Из укромного места вдруг выскочил Насмешник и замахнулся когтистой лапой, словно в месть за неслышные слова. Грач отозвался гневным карканьем и взмыл в небо, осев на ветви дальнего дерева. Довольный собой, кот грациозного прошел мимо качелей с листком в зубах, после чего ускорился и прыгнул к девочке на руки.

Спустя секунды, какие потребовались для осознания, Юрий встрепенулся:

— Извините, это мое!

— Позволишь закончить? — почти потребовала женщина, не скрывав волнение во взгляде и в голосе.

Так вышло, что она уже расправила упавший на колени слюнявый листок, и Юрий медленным кивком согласился. Бумага переминалась на ветру, шелестела, а между тем глаза метались от строчки к строчке, жадно поглощав текст. Пальто на груди не шевелилось — казалось, она не дышала. Зато постукивала туфлей по земле, словно на каждую точку.

На мгновение Юрий встретился взглядом с девочкой, которая только сильнее прижала черный пушистый ком к коленям, будто юноша потребовал не листок, а кота. Насмешник выглядел радостно, вернув понятное выражение на морду, и звучно замурлыкал, как лодочный мотор. Во рту виднелся еще клочок бумаги, отчего юноша всерьез подумал, что коты используют пасть как карманы.

Билет на концерт в филармонию, помятый, получивший два отверстия от клыков, говорил о том, что владельцу стоило поспешить на представление. Менее чем через час выпускники музыкальных школ покажут полученные навыки, а лучшие юноши и девушки, замеченные жюри, получат приглашение в академию. Только известнейшие классические произведения в аранжировке скрипки и фортепиано.

— Держи. — Вернув листок, женщина выхватила Насмешника из рук девочки, впилась острым носом в шерсть и прошептала: — Этого не может быть… Неужели это ты?

Слов в долгожданном продолжении истории оказалось немного, что, помимо разочарования, вызвало недоумение: что женщина так долго и взволнованно читала? От томления строчки вмиг заняли внимание, заставив последние слова незнакомки остаться не услышанными.

«… но вообще не помню, почему закопал. И вот мне в голову пришла другая мысля. Может, где-то есть такое кладбище, где закопаны… нет, даже похоронены наши детские мечты. А происходит это, когда мы взрослеем и забываем, как и случилось с Серегой».

Следующая запись на листке датировалась уже другим днем и не была связана с мечтами.

— Это не ты написал, верно? — Женщина пристально посмотрела на Юрия, отчего он почувствовал себя преступником, жар его лица чувствовался на расстоянии. — На это указывает несколько вещей. Во-первых, ты позволил мне, чужому человеку, так просто прочитать твои мысли. Во-вторых, ты очень пристально читал страницу, как бывает только впервые. И в-третьих, я просто хорошо предчувствую.

Воздух пропитался стыдом: каждое слово оказалось правдой. Юрий испугался, что перед ним сидит сыщик, которому не составит труда по его болезненному виду определить, что он был в больнице, а там по следам и свидетелям найти владельца дневника и билета… И всем рассказать о воровских наклонностях юноши. Однако женщина лишь дотронулась его руки, подтянув ближе к скамье. Сладкий запах выпечки едва не заставил желудок истошно зарычать.

— Ух ты! Ты тоже идешь в филармонию? Ох точно! Мы ведь засиделись, скоро уже начнется. Пойдешь с нами?

Путь в филармонию лежал через аллею вдоль набережной, протягивался по мосту через реку, а дальше по нехитрому ходу между улочек… Ничего трудного, но это все нужно было преодолеть в скором времени, ведь опоздавших на представление не принимали, чтобы не сбивать музыкантов.

В тот момент, впрочем, как и в любой другой, хромота Юрия пришлась не к месту. Женщина — она представилась Кристиной — заметила недуг юноши, но расспрос опустила. Катерина, ее племянница, была не такой мрачной и закрытой, какой показалась на первый взгляд, и все время радостно скакала вокруг нового знакомого; порой она заговаривала о болезни, но всякий раз получала неодобрительный взгляд от тети. Их сопровождал Насмешник; он то появлялся, то исчезал, отвлекавшись на явления природы.

При первых словах истории Юрия пухлое лицо Катерины налилось мрачностью, она усмирила игривость и поравнялась с тетей, ухватив ее за руку. Юноша рассказал вкратце о своей болезни, мечте и больничном подвале, опустив жуткие подробности. Девочка, равно как и женщина, задумчиво глядели на водную гладь, заходившуюся рябью от ветра.

— И мне тоже нужно будет забыть о рисовании?

— Нет. Ты никогда не поступай, как я, или потом будешь жалеть. Не забывай мечту…

Невообразимая ирония! Часом ранее юноша сам отверг мечту, а ныне утешал маленькую девочку, говорив обратное. Верно, он это понял, отчего на лице прояснилось печальное выражение.

Кристина вновь взволновалась, вспомнив про кладбище, и заговорила:

— Ты же слышал эту историю раньше? Нет? Многие пугают своих детей, чтобы слушались, страшным чудовищем, что забирает шкодников на старое кладбище, к другим детям.

Родители редко ругались на сына и такие угрозы считали неприемлемыми, да и сам болезненный мальчик не отличался баловством по понятным причинам. Однако Юрий бегло перебрал воспоминания и уже не был уверен, что не слышал подобного в детстве от ровесников.

— Мало кто знает, что изначально легенда гласит о существе который забирает именно желания, стремления, в том числе и мечты. Если у многих эта история ходит на языке как шутка, то мои предки передают ее поколениями.

— Умудрился же грузчик придумать такое…

— А если он просто побоялся написать правду? Что, если он попал на кладбище, а потом вернулся? Или узнал от того, кто вернулся? — Женщина поймала скептический взгляд, к какому она привыкла за свою жизнь. — Я работаю в антикварной лавке, где есть много старинных вещей, но записей об этом кладбище нет нигде. Только моя семья знает, да и не все верят. — Она достала из кармана визитную карточку. — Вот, приходи, если захочешь.

В пылу разговора, воспоминаний и раздумий Кристина не заметила, как рука племянницы выскользнула из ее ладони, а сама девочка с любопытством принялась рассматривать нечто в траве. Вдруг Насмешник замер, вздыбил шерстку и кратким рыком предупредил всех о беде.

Кот напряг лапы, чтобы преодолеть расстояние прыжком, а Кристина начала рыскать в сумке, но Юрий сдвинулся с места быстрее них. Внутренний голос подсказывал, что кошачий рык звучал по той же причине, что и в подвале, даже в одинаково злостном тоне. Он заковылял ближайшей скамье и, схватив с нее горлышко разбитой бутылки, рванулся к девочке.

Девочка не заметила щупальце, а между тем оно высунулось из некой подземной трубы на длину пяди^[1] и уже подкрадывалось к лодыжке. Острый край стекла легко разделил скользкую плоть надвое. В отдалении от тела отросток начал корчиться и иссох на солнце, став похожим на сухую ветку дерева. В темноте трубы невозможно было что-либо рассмотреть, и Юрий быстрым шагом вернулся вместе с Катериной.

— Показалось… Слышали… что люди жалуются на укусы насекомых?

Внешний вид Кристины нисколько не скрывал удивления — она все видела и поняла, но подавила любопытство, пообещав себе вернуться для изучения места. Душа антикварщика все-таки.

В пункт назначения они прибыли без происшествий. После долгого восхождения по многоступенчатой лестнице показались колонны центрального входа, ставшие усталому юноше опорой. Поток людей ломился в последние минуты до начала представления, отчего проверявший билеты мужчина работал в поте лица и не обращал внимания на внешний вид гостей. Однако неудачным выбором одежды Юрий настолько выдавал в себе недалекого человека, что контролер недовольно прочистил горло.

По случаю животной морды Насмешник оставил попытки пробраться в здание культуры и разместился на выступе подле перил, всем видом обозначив возмущение.

Первый этаж кишел людьми, одетыми в строгую почти сиявшую одежду. Одни женщины сжимали в руках дары фуршета и заговаривали зубы ухажерам, другие же толпились около закрытого входа в главный зал и постанывали от раздражения. Как только Юрий ступил на плиточный пол филармонии, двери распахнулись, начав поглощать людей.

Незадолго до начала представления юноша узнал, что его место оказалось в первых рядах, далеко от Кристины и Катерины, отчего они посмотрели на него с крайним чувством зависти. От одного вида на сцену представлялась стоимость билета, какая была вдвое дороже обычной — верно, грузчик имел сильный интерес к этому выступлению, раз не поскупился. Нахлынуло сожаление, впрочем, быстро испарившееся, когда первые номера открыли концерт.

Организаторы не были глупцами, о чем дали понять с первых минут. Сначала выступали неброские музыканты, игравшие чужие произведения более или менее ровно, а некоторые даже слишком механически. Каждый последующий участник был несколько интереснее, что заставляло томиться в ожидании последних номеров.

И вот вышла она.

Вначале слышался лишь медленный стук туфель. Тук, тук, тук, тук… Платье скрипачки едва касалось пола, блестело на свету, подол извивался при движениях. Рыжие волосы, казалось, горели в ярких лучах прожектора, освещав затемненных зрителей. Под руку девушку вел юноша во фраке, вскоре направившийся в сторону фортепиано.

Стук затих, платье успокоилось. И сердце замерло на мгновение.

Завороженный Юрий, отдавший всю власть над чувствами зрению, пропустил объявление имени музыкантов. Он очнулся уже после того, как скрипачка вежливо поклонилась, и смотрел за ее глазами, которые бегло проскакали по ожидавшей толпе. Только первые ряды, в числе коих, помним, был наш юноша, могли услышать тот выдох.

Ни больше, ни меньше — чтобы успокоиться.

Инструмент прыгнул ей на плечо, пальцы приняли напряженную извилистую стойку на струнах, и смычок резко взмыл ввысь, однако плавно напоролся на струны. Пианист пока молчал, позволив вступить спокойно мелодии.

У нее было тоже не свое произведение. Нечто классическое, верно. Признаюсь, и я, и Юрий разбирались в музыке еще хуже здешних богачей, чей выбор свидания случайно пал на престижное выступление. Такая же ровная игра по нотам заставила большую часть жюри заскучать, в очередной раз поставив крест в списке участников. Скрипачка оставила глаза открытыми и прекрасно видела сонные лица и зрителей, и жюри, и даже улыбнулась — она играла с ними, она потешалась.

В один момент девушка сомкнула веки так сильно, что верхние ресницы вплелись в нижние. Случился еще один резкий взмах, сила которого, будь у нее руках меч, могла разрубить человека, но безопасный смычок лишь заставил вздрогнуть сотню лениво вилявших взглядом людей. Пианист подхватил ритм, добавив скрипке мягких клавишных нот.

Эту мелодию, несомненно, знал всякий, кто хоть немного разбирался в музыке. На это указывали выражения лиц людей: удивление, волнение, задумчивость, негодование… Столько отличных друг от друга эмоций слиплись в единый комок в этом зале; они вспыхивали то на одном лице, то на другом, но не оставляли равнодушным никого.

И скрипачка была их дирижером.

Музыка поглотила ее, руки уже не чувствовались. В какой-то момент смычок летал взад-вперед, точно струны жутко чесались, в другой же успокаивался, отдыхал. Пианист проходил настоящую дорожку из раскаленных углей, и не всегда получалось не обжечься, не споткнуться. Однако девушка не замечала компаньона — он был всего лишь дополнением к ее игре.

За крохотное время выступления скрипачка старалась отразить в музыке все свои чувства, открыть их каждому. И она не стеснялась, поскольку знала, что люди будут заняты замешательством по поводу изменения знакомой композиции. Только один юноша в зале не заметил этого; он сосредоточился на девушке и глазами, и ушами, и мыслями.

Несколько раз Юрий переводил взгляд на пожилого мужчину из жюри. Одна суть этого номера невообразимо раздражала его, а, когда скрипка не попадала в такт с фортепиано, он напрягал каждую часть тела, щипал морщинистую ладонь, чтобы не прогнать девушку со сцены. Гневный шепот, петлявший на грани проклятий, доносился до нее, отчего та лишь улыбалась и продолжала рассказывать всем о себе.

Невозможно передать, что чувствовал юноша, что смог понять из этого рассказа. Он знал точно только одно: это была ее последняя игра. И даже не потому, что в академию не возьмут такого своенравного музыканта… Это чувствовалось в ее резких, но точных движениях, в игре бровей, капельках пота, падавших на дощатый пол — все, что умела и чувствовала, она выложила на слушателей, говорив, что последний ее раз будет самым памятным.

Закончила она вместе с пианистом, и громкое звучание скрипки еще несколько мгновений отражалось от стен филармонии. Если во время игры все притихли, то нынешняя тишина больно резала слух, сила ее была велика. Конечно, Юрий нашел силы встать и начать аплодисменты. Его поддержали и другие зрители, но большая часть зала осталась сидеть в смешении чувств.

Как и остальным участникам, что в конце номера рассказывали про свой творческий путь и планы на будущее, девушке выдали микрофон.

— Пожалуйста, не сдавайся, — сказала она голосом, немногим отличавшимся от чудесной скрипки. — Борись, даже если никто не понимает. Борись, даже если другие считают, что у тебя не получится. Борись, даже если ты и сам уже запутался. Борись так, как не смогла я…

Каждое слово вонзалось в сердце Юрия, подобно мелким иголкам — казалось, что девушка адресовала их именно ему и никому другому. И как жаль, что она не могла знать о новом поклоннике, который от ее речи вжался в спинку сидения.

Скрипачка и сама не знала, зачем произнесла это вслух. Верно, для самой себя.

Микрофон вернулся к конферансье. Девушка резко повернулась спиной к залу и обогнала пианиста, чтобы он не видел ее влажных глаз, а уже в гримерной комнате, всецело отдалась эмоциям.

Это было ее последнее выступление.

Перед тем как объявили антракт, выступило еще два музыканта, но Юрий не слышал их. Невзрачная игра мешала мыслям о скрипачке… Все вокруг померкло, затихло, картинки и звуки доносились издалека. Явно и четко ощущались только огненный след волос и переливы скрипки, что сохранились в памяти навсегда.

Каждая мысль была связана с девушкой: ее внешность, движения, голос и последние слова. «Борись так, как не смогла я». Юноша переворачивал фразу, повторял ее шепотом, словно сумасшедший, и горький смысл с каждой секундой проникал в голову. Но почему она перестала бороться и что это за борьба? Это была тайна, которую она так и не рассказала за мгновения своей игры. Или же просто никто не услышал.

Один член жюри пристально смотрел на скрипачку все выступление, и после того его место пустовало. Воображение понадеялось, что в свободную минуту он заглянул к ней в гримерную, чтобы предложить учебу высшего уровня.

Юрий надеялся на это, переживал, как за давнего друга.

Ступени остались позади. Юноша решительно преодолел их одну за другой. Он решил: сегодня пробежит малость, завтра посетит гастроном, спустя неделю осилит школьный кросс, а через месяцы или годы окрепнет насколько, что сможет стать космонавтом. Иначе его мечта никогда не исполнится.

«Борись так, как не смогла я»…

Ах если бы все так и случилось!

— Нужно пробовать, — сказал он тогда себе с твердостью гранитного камня. — Если я сдамся, стоит ли жизнь того?

После физических упражнений и пробежки в подвале в ногах болело от любого шага. Проникшись воодушевлением, Юрий массировал больные места, растирал их, чтобы уменьшить неприятные ощущения. И вот он встал в беговую стойку, и багряный лист, коснувшийся земли, послужил стартовым выстрелом.

С высоты постамента колонны за юношей пристально наблюдал Насмешник, с привычным выражением морды. Он видел всю длину улицы, что тянулась от филармонии по мосту через реку к школе, и хитрый взгляд его говорил: мы еще встретимся. А между тем маленькая точка потихоньку уменьшалась.

Здание местной школы изливалось обилием детских голосов. Десятки ребятишек разных возрастов перевели взгляды на сверстника, который быстро и в какой-то мере забавно перебирал ногами. Вряд ли кто-нибудь помнил того хилого мальчика, что проучился с ними пару лет, а потом бесследно исчез. Тогда Юрий чувствовал себя олимпийским бегуном, за которым наблюдает вся страна, и старался выглядеть спокойно.

Стоило больших усилий оставлять глаза приоткрытыми, поскольку тяжелые веки жаждали предательски сомкнуться. В голову вонзались тупые гвозди, отчего силуэты и школьников, и прохожих казались размытыми, затемненными. Радостные крики и возгласы стремительно стихли, словно некто невидимый убавил громкость. Сухое горло жадно заглатывало воздух; на каждом вдохе, помимо боли в легких, на язык выступал соленый привкус. И сердце билось о ребра с такой силой, словно понимало скорую погибель организма и желало покинуть тело.

Силы иссякали с неприличной скоростью.

— Еще немного… — шептал Юрий — Я справлюсь…

Как только юноша оказался в конце школьной ограды, недалеко от автобусной остановки, ноги его онемели и не смогли разогнуться. Он упал на асфальт, в последний момент выставив руки вперед. Ладони приняли тяжесть падения, из трещин засочилась кровь.

Перед лицом Юрий различил силуэт с темными волосами. Незнакомец что-то взволнованно кричал, спрашивал, но звуки меркли из-за звона в ушах, даже удары по щекам чувствовались слабо. Губы сомкнулись от боли, так что слова не прорвались сквозь них. И вдруг паника охватила разум: он понял, что не дышит уже несколько секунд и толчки в груди прекратились.

На мгновение юноша увидел образы родителей, извинился перед ними за все, о чем жалел. За всю свою жизнь. На слезы истратились последние силы организма, и он потерял сознание.

Примечания

1

Пядь — мера длины, равная приблизительно 17 сантиметрам.